Антология «13 маньяков» станет первой в серии «Самая страшная книга», не относящейся к одноименному ежегоднику. Здесь и составитель не формальный, а самый что ни на есть настоящий; как следствие, и таргет-группы никакой не было... Как к этому отнесутся читатели, полюбившие ежегодную антологию? Будут ли те, кто купит книгу только из-за брендового названия на обложке? Всё это мы скоро узнаем, а пока...

А пока DARKER пригласил на беседу всю чёртову дюжину авторов, среди которых и составитель. На вопросы отвечают: Максим Кабир, Андрей Сенников, Александр Щеголев, Александр Подольский, Игорь Кременцов, Александр Матюхин, Владислав Женевский, Виктория Колыхалова, Мария Артемьева, Дмитрий Тихонов, Алексей Шолохов, Владимир Кузнецов, Парфенов М. С.

Как вы относитесь к теме маньяков в литературе и кино? Что вас в ней привлекает, что — отталкивает? Можете ли вы назвать эту тему любимой?

Кабир: Определённо, одна из любимых, если речь идёт о слэшерах и джалло. Хрустальные озёра, эстетские перчатки, мухи и бархат — это моё. Но вот тема реальных маньяков меня как-то не привлекает. Согласитесь, есть огромная разница между Вурхисом и, скажем, Сливко. Хотя мне интересен Чарли Мэнсон. Но он не совсем маньяк, верно? У меня есть татуировка с его изображением, и в пятнадцать лет я научился копировать его взгляд. Я был странным подростком.

Сенников: К теме маньяков в литературе и кино отношусь с интересом. Человек, по сути, остаётся большой загадкой для самого себя. Подозреваю, что таковое положение вещей сохранится достаточно долго оттого, что инструмент познания столь же загадочен, сколь и объект. Тайна привлекает. Ну, и пугает, разумеется, как всякая неизвестность. Это о том, что в теме притягивает. Отталкивает же периодически возникающее ощущение, что никаких объяснений патологий разума и души просто не существует, а те, что существуют, так же далеки от истины, как Земля от Альфы Центавра. Если не дальше... Нет, назвать тему «любимой» не могу.

Щеголев: Такие фильмы и книги выполняют две важные функции — просветительскую и санитарно-гигиеническую. Они показывают потенциальным жертвам повадки монстров, их типичные приёмы и уловки, а главное, делают людей недоверчивее и пугливее. Во-вторых, разнообразные ублюдки, которые сами не прочь выйти на охоту, да кишка тонка, раз за разом погружаются в мир виртуального злодейства и проживают там свои никчёмные жизни, оставаясь закомплексованными неудачниками. Потребитель, к счастью, безопасен. Так что я хорошо отношусь к придуманным маньякам. Особенно меня привлекает их целеустремлённость... А любимых тем, увы, у меня нет. Тема ведь только инструмент, который всегда под рукой, и не больше.

Подольский: Отношусь с благоговением. Самой любимой, возможно, и не назову, но одной из — совершенно точно. В основном составе команды хоррор-персонажей маньяки стоят особняком, потому как реальнее всех этих вампиров, зомби, демонов и оборотней. Их не пришлось выдумывать, за нас это сделала сама жизнь. Они реальны, а потому страшны. Сложно поверить в то, что под видом сантехника в твой дом проник злобный инопланетянин (если только вас ранее уже не похищали пришельцы, и следы от зондирования все никак не заживут), гораздо проще представить психа с голосами в голове, который подобрал где-то униформу и разводной ключ, а потом решил пройтись по квартирам случайно выбранного подъезда. Личина маньяка, мотивы, методы, его внутренние правила и законы — привлекательны с одной стороны медали. Расследование и то, как оно способно сломать героев, — привлекает со стороны противоположной. А отталкивает излишний натурализм, мясо ради мяса, кишки ради кишок. Гипертрофированный пыточный хоррор.

Кременцов: К маньякам везде, кроме жизни, отношусь положительно. Хороший маньяк украсит любую историю, даже про Винни-Пуха. Любовь к этой теме время от времени вспыхивает, когда натыкаюсь на интересный фильм или книгу, где орудует злобный маньячина. Думаю, безумие способно породить монстров куда хуже вампиров и вурдалаков, так что больные на голову люди — благодатная почва для ужастиков.

Матюхин: Одна из любимых моих книг — это «Остров» Ричарда Лаймона, а один из любимых фильмов — «Кровавая жатва». То есть, к теме маньяков отношусь более чем трепетно. Люблю и уважаю. Причем, мне именно по душе «реалистичные» маньяки. Грубо говоря, не Фред Крюгер (хотя и он чертовски обаятелен), а Ганнибал Лектор. Цепляет за живое тот факт, что подобные психи могут находиться среди нас (а зачастую и находятся!), что у каждого из них в их темных душах есть некие обоснования их действиям, какие-то причины, побудившие заняться убийствами. Люблю изучать вместе с автором или режиссером мотивацию поступков маньяка. Это зачастую более интересно и страшно, чем описание или сцена убийств.

Женевский: Может, это и странно прозвучит из уст человека, у которого в любимых фильмах значится «Хэллоуин» Карпентера, а на аватарке лет пять красовался людоед Кевин из «Города грехов», но я маньячную тему никогда особо не любил. Серийные убийцы (пускай на время ответа это будут полные синонимы) в искусстве мне интересны тогда, когда в их образах заложено нечто большее, чем тяга убивать и мучить людей — например, намек на связь с неким сверхъестественным, абсолютным злом, когда маньяк — часть первородного мрака, и его действия не объяснить одними психиатрическими причинами. Кстати, именно поэтому меня так впечатлил «Свиноголовый» Димы Тихонова — купил бы нашу антологию ради одной этой вещи. Другой случай — маньяк как воплощенная мечта о сверхчеловеке. Тут за примерами далеко ходить не надо — доктор Лектер многих из нас как раз тем и завораживает, что «право имеет» и видит всех людей насквозь, он для нас практически божество или демон.

А вообще, если фильм или книга сделаны хорошо, то тема принципиального значения не имеет — скажем, «Маньяк» с тем же Элайджей Вудом мне очень понравился (хотя и не чтобы в кайф смотреть, как с красивой девушки сдирают скальп).

Колыхалова: Тема маньяков — вечная тема. Думаю, мне она и правда наиболее интересна. Маньяки — это не выдуманное невиданное зло, они — среди нас. Лучше всего эту мысль иллюстрирует повесть Стивена Кинга «Счастливый брак». Мы можем жить с человеком бок о бок и не ведать о том, что происходит в самых темных глубинах его души. От этого веет настоящей жутью.

Маньяки (не путать с серийными убийцами) интересны прежде всего замысловатыми искривлениями психики. Они умны, расчетливы, изобретательны. И при этом — абсолютно безумны. Они внушают ужас и отвращение, но и привлекают своим причудливым безумием.

Не удивительно, что маньяки становятся героями фильмов и книг. К таким произведениям всегда будет интерес, потому что заглядывать в бездну — едва ли не любимая забава людей.

Артемьева: Тема маньяков привлекает, безусловно, и в литературе, и в кино. Да, можно сказать, что тема одна из любимых. Но мне не всякие фильмы и книги на эту тему нравятся. Тут мне нравится, как и в любой страшной теме — тайна. То есть «Техасская резня бензопилой» или «Поворот не туда», на мой взгляд, сильно проигрывают «Семи», «Пленете Ка-Пэкс» или «Зодиаку».

Тихонов: Маньяк — это не тема, это персонаж. Темой маньяки могут быть только в профильной медицинской и криминологической литературе. Что касается хоррора, то здесь маньяк — всего лишь один из вариантов антуража для архетипов «Оборотень» и «Безымянная тварь», если вспомнить знаменитую классификацию Кинга. Вариант, в силу многочисленности аналогов в реальном мире, довольно яркий и легко задевающий читателя за живое. По этой же причине чрезвычайно распространен, исследован и препарирован. Как и любой другой антураж, сам по себе особой ценности не имеет, привлекать и отталкивать не может. Маньяк в литературе и кино — инструмент, с помощью которого уже и создается то, что в состоянии привлекать и отталкивать. Лично мне, как автору, этот инструмент безразличен, я все больше по нечистой силе, колдунам да кикиморам.

Шолохов: Отношусь нормально. Я не поклонник фильмов «Пила», «Крик» и «Хэллоуин», но с удовольствием смотрел «Пятницу, 13-е» и «Кошмар на улице Вязов». Мне больше по душе что-то подобное «Психопату» Роберта Блоха. Мне нравятся произведения о свихнувшихся людях, а что они делают — убивают людей или коллекционируют трупики мышей у себя под кроватью, не так важно. И да, эта тема любимая, если, конечно, акцент сделан на внутреннем мире маньяка, а не его кровавых деяниях.

Кузнецов: Вообще, есть серьезная разница между маньяком и серийным убийцей. Для кого-то она очевидна, но большинство под термином «маньяк» понимает именно серийного убийцу. Вокруг этого, можно сказать, и строится мое отношение к теме. Серийный убийца как персонаж-антагонист эксплуатируем массово и повсеместно. Именно это и отталкивает меня в данной теме — риск волей-неволей скатиться в банальности, возможно, даже не осознав этого. С другой же стороны, мания, губительная для самого себя и для окружающих — прекрасный стержень характера персонажа. Легко сделать его ярким, выпуклым, «живым». Что само по себе уже повод таких персонажей использовать. Но вопрос мании и маниакального синдрома — вопрос сложный. Для автора это всегда дилемма. Нужно сделать мотивы одновременно лежащими вне здоровой логики, и в то же время — прозрачными и понятными читателю. У меня вот жена — психолог. Может многое рассказать о расстройствах, маниакальных в частности. Но реальность такова, что в нее бывает очень сложно поверить. Оттого приходится упрощать и рационализировать. Короче, тема сложная и благодатная. И все же для себя я не выделяю маньяков как принципиально отдельную тему. Они у меня на общей полке в графе «Безумие».

Парфенов: Если искусство в каком-то роде отражает жизнь, то «темный жанр» отражает темную сторону жизни, где, среди прочего дерьма, обретаются и все эти безумцы, садисты, насильники, психопаты. Тема маньяков и серийных убийц мне интересна. Можно сказать — близка. По крайней мере, я касался ее не раз, изучил немало материалов на сей счет. Было интересно сделать антологию на эту тему, спасибо редактору Ирине Епифановой за подброшенную идею.

Максим, практически во всех последних сборниках есть рассказы Кабира? Можно ли в ближайшем будущем ждать крупную форму?

Кабир: Всё возможно. Несколько тем, локаций и персонажей я уже отложил для будущего романа.

Может ли человек, увидевший НЛО лет этак в тринадцать, стать после этого маньяком?

Кабир: Откуда вы знаете про НЛО? Из какого вы издания, говорите? Давайте последний вопрос, мне нужно возвращаться в палату.

Андрей, ваши рассказы в последних сборниках были написаны уже давно, а вот новых мы не видели. С чем связано отсутствие новых произведений? Пишете ли вы сейчас? Есть желание вернуться к активной литературной деятельности?

Сенников: Да, это так. Самый «свежий» из опубликованных — рассказ «Пока мир не рассыплется в прах», — написан около двух лет назад. Новые тексты есть, надеюсь, и до них дойдёт очередь. Вот, собираюсь в отбор в ССК-2016. Планирую написать рассказ в очередной том серии «Тёмная сторона». Редактирую готовый роман. Собираю материалы ещё на две полнокровных (хе-хе) книги. Словом, я пишу и сейчас. Другое дело, что делаю это понемногу, а поскольку литературный труд — в моём случае, — не грозит стать сколько-нибудь заметным источником дохода, то и понятие «активная литературная деятельность» очень для меня размыто, а то и вовсе несущественно.

Будет ли маньяк, чтобы не привлекать внимания и выглядеть интеллигентно, носить очки?

Сенников: Ох, не знаю. Вопрос так построен, что тянет позубоскалить в духе: «Умный, шляпу надел!» А серьёзно... Мне кажется, способность маниакальных личностей к мимикрии много глубже стереотипных примет-вешек. И у каждой свой набор средств для достижения цели, маскировка, не говоря уж о собственно мании. Если очки и... х-м-м... интеллигентный (что бы это ни значило) вид станут работать, то почему бы и нет?

Александр, над чем как писатель сейчас работаете? Когда и где мы сможем почитать что-нибудь новое от вас?

Щеголев: Про так называемые творческие планы я давно зарёкся рассказывать, это слишком разрушительно для планов. Читайте мой роман-сталкериаду «Избиение младенцев», вышедший в январе, в нём достаточно остренькой фактуры, способной удовлетворить любителя жути и гадости.

Мужчина лет пятидесяти-пятидесяти пяти. Пишет более двадцати лет и часто с уклоном в «темные жанры». Он — маньяк?

Щеголев: Настоящий маньяк действует, а не мечтает. Если человек (любых лет) осознанно и целенаправленно погружает свой мозг, а заодно и мозг читателя, в сладострастные тёмные фантазии, то он скорее провокатор. С другой стороны, кто знает, чем бы такой человек развлекал себя в жизни, не догадайся он однажды заменить реальные ужасы вымышленными... Собственно, это я про себя. Словесный кетчуп в разумной дозировке, уверяю вас, возбуждает не хуже живой человеческой крови.

Александр, последние годы вы часто говорили, что писать получается совсем мало. Сейчас, когда стали достаточно часто появляться хоррор-проекты, должен случиться какой-то перелом?

Подольский: Не сказал бы. Творческое моджо не зависит от каких-либо внешних факторов. Если пишется, то пишется. Если нет — увы. Даже когда на тебя вдруг свалилась прорва свободного времени. Однако наличие хоррор-проектов не может не радовать, они мотивируют, пинают лень. Хотя, если разобраться, не так их и много, чтобы безостановочно писать весь год напролет. Отбор в «Самую страшную книгу», «Чертова дюжина», один сборник из серии «Темная сторона» — это, так сказать, обязательная программа, требующая новинок. Поэтому теоретически можно ограничиться тремя свежими рассказами в год. В этом плане свою норму за 2014 год я сильно перевыполнил. Но вообще говоря, нужно уже как-то отходить от порочной практики творить только под конкурсы и отборы. Хотя синдром конкурсного дедлайнщика так просто из организма не вытравить.

Будет ли маньяк, убивший десятки людей, скрываться где-то под Москвой под выдуманной фамилией?

Подольский: Если маньяк этот особо хитер, псевдонимом он выберет название местности, в которой затаился. Для пущей скрытности он выберет себе какое-нибудь незаметное занятие. Например, станет редактором интернет-журнала о хорроре и будет целыми днями сидеть в соцсетях, переписываясь с авторами. А уж если он и сам начнет сочинять о маньяках, это можно будет признать высшим пилотажем и включать такой метод в программу защиты свидетелей. Но так как подобных психов не существует, то вряд ли маньяк, убивший десятки людей, станет скрываться где-то под Москвой под выдуманной фамилией. А вот подозрительные вопросы подозрительного интервьюера он определенно запомнит.

Игорь, после попадания в антологию «Самая страшная книга 2014», вы говорили, что имеете желание быть профессиональным писателем. В данный момент вы двигаетесь к этой цели или пока просто пишете и публикуетесь, не задумываясь о возможной карьере?

Кременцов: Пишу пока лишь рассказы. Их бы еще доводить до ума и пристраивать куда-нибудь.... Эх. Давно вынашиваю идею романа (кстати, там тоже маньяк присутствует, куда ж без него). В общем, двигаюсь помаленечку.

Должен ли маньяк знать хотя бы один отличный способ скрыть убийство?

Кременцов: Конечно, должен! Даёшь для каждого психа свой оригинальный способ уничтожить тушку жертвы! Как в мире интересно станет-то...

Александр, как идет работа над романом? Расскажите о нем все, что можете рассказать на данном этапе.

Матюхин: Роман медленно, но пишется, и скоро уже будет почти готов в черновом варианте. Это как раз «маньячный» триллер, без жести, чернухи и моря трупов, но с саспенсом в лучших (я надеюсь) традициях. Решил забраться в голову к одному из персонажей и с его точки зрения разобраться в том, что такое человеческий страх. В романе появятся персонажи их рассказов «Таймер» и «Восхищение», то есть, тем, кто их читал, станет приблизительно понятно, в каком ключе написана книга. В общем, я поставил перед собой задачу написать такую вещь, где читателям будет страшно не от сцены расчленения трупа, а от возникающих ситуаций. Пока не знаю, хорошо ли получилось. Вот допишу, и посмотрим.

Может ли маньяк начать убивать из-за чувства стыда? Например, за свои ранние работы?

Матюхин: Маньяк-писатель, ставший популярным и убивающий своих давних критиков за негативные отзывы на Самиздате? Хорошая тема для рассказа. Надо бы разбавить неожиданными твистами, и выйдет вполне правдоподобно.

Вообще, маньяк — он на то и маньяк, чтобы за что-нибудь убивать. Мотив есть всегда. А чувство стыда за свои ранние работы — это вообще ужасная вещь. У меня есть старые книги, за которые мне ужасно стыдно. Надо бы подумать, кого из-за них убить...

Владислав, что делать интереснее: писать, переводить или критиковать?

Женевский: Интересно все — но переводами и статьями я в последние годы занимался постоянно, а писательские мышцы изрядно подувяли. Теперь, по сути, учусь ходить заново — и опыт, полученный от вдумчивой работы с чужими текстами, бывает очень полезен. Но все-таки писать самому, создавать историю с пустого (как бы) места — это особое, ни с чем не сравнимое занятие. Тут и отчаяние, когда вещь буксует, и эйфория (порой доходящая до экстаза), когда все кусочки наконец встают на положенные места и оживают, и усталость от монотонной работы, которая заполняет почти все время между этими полюсами. Как ни пафосно это звучит, для меня каждый новый текст — вызов, а вызов — это интересно по умолчанию.

Будет ли маньяк убивать конкурентов, чтобы несколько лет подряд удерживать какой-нибудь титул или какое-нибудь звание?

Женевский: Зависит от типа маньяка. Не все же из них тщеславны, а некоторым и убивать-то не всегда в радость. Пристукни конкурента, чтобы порадовать маму новой грамотой, — это, знаете ли, особый подвид.

Виктория, как вам в нашем уютном хоррор-сообществе, в которое вы так уверенно вливаетесь последнее время?

Колыхалова: Сообщество и правда уютное. Кроме шуток, я удивляюсь, насколько здесь адекватны люди. Безусловно, играют роль и образованность, и эрудиция... Но именно увлечение, приверженность «темному» искусству позволяет не забывать об истинных ценностях и быть свободными от сиюминутного, поверхностного — тщеславия, самолюбования, подхалимажа и склочности. Если и возникают конфликты, то исключительно на почве ревностного отношения к жанру, желания сделать русскоязычный хоррор лучше, ярче, разнообразнее.

Словом, к хоррор-сообществу я испытываю глубокое уважение и искреннюю симпатию.

Правда ли, что самые жестокие маньяки — брюнетки?

Колыхалова: Жестокие — да. Злые потому что. А как не злиться, если джентльмены, ети иху мать, предпочитают блондинок?!

А если серьезно, я твердо убеждена — независимо от цвета волос, кожи, независимо от пола, религии и уровня образования любой человек способен абсолютно на все. На любое зверство. Это изначально сидит в нас и уравновешивается, блокируется только одной способностью — к состраданию. Если в человеке нет сострадания, получается маньяк. Эгоистичное, жестокое чудовище. А если оно при этом еще и брюнетка — то ваще агонь!

Мария, панируются ли новые сборники в серии «Темная сторона»? И как скоро мы увидим «Темную сторону интернета»?

Артемьева: Новые сборники планируются. Скорее всего, следующей темой могут стать метро и подземелья. Выход «Темной стороны сети» планируется ближе к осени — в августе-сентябре. Будет шикарно в этот раз — к каждому рассказу иллюстрация, хорошее оформление и больше разнообразия в стилистике. И страшное, и мистика, и юмор — мне кажется, сборник этот лучше предыдущего.

Если человек стал маньяком с детства, то будет ли он в 16 лет менять фамилию?

Артемьева: Ну, может быть. Маньяки — они хитрые. У них всегда есть план. У меня он тоже был. Я хотела, чтоб на будущих книгах стояла именно эта моя фамилия. Наверное, это тоже такая своеобразная одержимость. Мания.

Дмитрий, как вы считаете, есть ли перспектива у отечественного хоррора в игровой индустрии? Приняли бы вы участие в разработке игры, посвященной хоррору?

Тихонов: В игровой индустрии перспектива есть у чего угодно. В том числе и у хоррора. Даже у отечественного. Нравится нам это или нет, но будущее за интерактивными развлечениями. Можно сколько угодно восхвалять человеческое воображение, простимулированное книжной страницей, но аудитория не любит напрягаться. Кстати говоря, именно поэтому Стивен Кинг так популярен — он настолько хорошо описывает страх, отчаяние и боль своих героев, что читателям практически не нужно прилагать усилий, чтобы все это представить. И — да, конечно, я с удовольствием принял бы. Посвятил бы игру хоррору. Прямо так и написал бы в посвящении: «Милый Хоррор, все это для тебя...»

Будет ли маньяк убивать из-за того, что ему дали какое-нибудь нелепое прозвище, например, «казахский Стивен Кинг» или «русский Рэмси Кэмпбелл»?

Тихонов: Не знаю насчет прозвищ, но вполне готов поверить, что где-то есть маньяки, вышедшие на тропу войны из-за нелепых вопросов в интервью.

Алексей, русскому хоррору нужны романы. Вы, пожалуй, самый опытный романист, как минимум — один из самых опытных. Будете ли на фоне такой ситуации пытаться опубликовать роман вне Варго-серии?

Шолохов: Не теряю надежд на подобный исход. Возможно, уже в этом году что-то прояснится. Тьфу-тьфу-тьфу, боюсь сглазить.

Будет ли маньяк убивать от лица своего альтер-эго, так сказать, «под псевдонимом»?

Шолохов: В литературе есть такое понятие: Точка зрения. Когда пишешь с точки зрения того или иного персонажа, волей-неволей начинаешь думать как персонаж. Конечно же, в рассказе убивал персонаж, но смотрел на мир в тот момент я его глазами. Это не второе Я, но что-то близкое.

Владимир, ваш рассказ «Навек исчезнув в бездне под Мессиной...» называют лучшим в «Самой страшной книге 2014». Некоторые читатели вообще заявляют, что рассказ не затеряется среди работ мировых мастеров хоррора. Как вы сами реагируете на такой успех? Можете сказать, что такая оценка рассказа читателями была для вас ожидаема?

Кузнецов: Нет, оценка была неожиданной. Я подавал на суд таргет-групы ССК-14 три рассказа, из которых «Мессина» была, можно сказать, посередине. Сам я считал более примечательным другой рассказ — «Взгляд в бездну». Его можно отыскать в сети сейчас. Что же касается «Навек исчезнув...», то его я считаю вполне типичной для себя работой. Просто благодаря ССК именно он добрался до, так сказать, целевой аудитории. Получается, что я вроде как себя сейчас расхваливаю, мол, что ни вещь — то шедевр. Это не так, конечно. Но все же мне кажется, что этому конкретному рассказу просто повезло. И хочу верить, что другим может повезти так же. Например, повесть для «13 маньяков» во многом использует ту же формулу, что и «Мессина».

Правда ли, что из музыкальных инструментов маньяки чаще всего выбирают бас-гитару?

Кузнецов: Хм. Если честно, никогда не слышал о маньяках-басистах. И где-то подозреваю, что вопрос с подвохом. Бас, в общем и целом, не менее маниакальный инструмент, чем большая часть других. Может, тут играет анекдотический образ басиста как замкнутого интроверта... Если бы меня попросили назвать музыканта наиболее маниакального, я бы, пожалуй, выбрал электронщика-нойзера. Только идейного, замороченного, не просто саунд-крафтера. Эти ребята сами по себе уже видят мир совсем иначе. Такие себе современные шаманы, творящие нечто тонкоматериальное из звуковых отходов нашего, нижнего мира.

Михаил, если серия «хоррор 13» будет продолжена, как будете выбирать последующие темы антологий? Будут ли проводиться опросы среди читателей, чтобы тему выбирали они?

Парфенов: Сейчас мы уже знаем, что «13 маньяков» были выпущены в серии «Самая страшная книга». Так что «хоррор 13» — это такой потенциальный цикл, который существует пока только у меня в голове. Понятия не имею, удастся ли выпустить, как хочется, 13 книг такого типа, или же все остановится на первом, «маньячном» томе. Но какие-то тематические антологии все равно будут. Примерный список тем я для себя уже составлял, где-то идеи подсказывали сами произведения, но где-то я, конечно, ориентируюсь и на пожелания читателей. Недавно провели небольшой опрос на сей счет в нашей группе Вконтакте. В чем-то результаты этого опроса меня удивили. Скажем, я не ожидал, что одним из наиболее популярных вариантов ответа окажется «космические монстры, инопланетяне». Видимо, людям не хватает чего-то а-ля «Чужой» Ридли Скотта. И ведь правда, эту тему писатели затрагивают довольно редко. Будем думать...

Будет ли маньяк, чтобы его ни с кем не перепутали, как-то по-особенному отмечать свои деяния? Ну, например, подписываться не именем, а инициалами?

Парфенов: Вполне вероятно, если таков его модус операнди. Не исключаю также, что таковой маньяк будет давать интервью, а потом убивать интервьюеров за не слишком удобные вопросы.

 

Назовите три слова, которые очень емко охарактеризуют ваше произведение в антологии.

Кабир: Опасайтесь. Странных. Женщин.

Сенников: Этими словами я и назвал рассказ.

Щеголев: Приходит на ум 2 одинаково ёмких варианта, не могу выбрать:

— Блюдо подано, суки!

— Отвратительно. Тошнотворно. Весело.

Подольский: Дэвид Блейн одобряет.

Кременцов: Даже не знаю. Пусть каждый читатель сам их для себя отыщет. Главное, чтоб три слова, а не буквы...

Матюхин: Безнадега. Безысходность. Червоточины.

Женевский: Взгляд из зазеркалья. Вообще, у меня в рассказе есть своего рода сталкер (конечно, не из тех, что рыскают с автоматами по захламленным Зонам, а в более пугающем смысле), еще есть образец не совсем благополучной психики, а вот маньяка я сам так и не отыскал.

Колыхалова: Безумие. Страсть. Безнаказанность.

Артемьева: У меня только одно слово... Не, правда, не знаю, что сказать. Я просто боюсь темноты. Отсюда такие образы.

Тихонов: Пусть победит сильнейший!

Шолохов: Дети, дети, дети.

Кузнецов: Бог без лица.

Парфенов: Было страшно писать.