Девчонка была чуть помладше меня, с косами, пластмассовым ведёрком, в резиновых сапогах и жёлтой куртке не по размеру. Сидела и вычёрпывала лужу. Дурёха какая-то. Всю дорогу покрывали эти лужи, потому что дождь лил уже несколько дней. Тучи летели в сторону железной дороги, ветер шебуршил листьями. Кругом всё стало сырым и холодным. Осень в нашей глухомани была грустная.

Я не знал, знакомая это девочка или нет, потому что всё забывал. Иногда вспоминал, но в основном забывал. Тем более такую ерунду. Я пронёсся мимо, перепрыгивая лужу, а девчонка вдруг что-то крикнула.

— А? — отозвался я и остановился.

— Чего делаешь?

— Играю. — Я улыбнулся и поправил свитер с оленем. Мою гордость. Не помню, кто его подарил, но очень хотелось им похвастаться. Потому что олень там был как настоящий. И совсем не страшный.

— А во что играешь? — Девчонка бросила ведёрко и поднялась. Из него выбралась маленькая лягушка, квакнула и попрыгала к траве у забора. Наверное, там жили другие лягушки — её папа и мама.

— Помогаю волшебнику делать разные дела.

Залаяла собака. Сквозь дырку в досках показался плешивый нос, втянул холодный воздух и исчез. Звери тоже не любили осень.

— Какому ещё волшебнику?

— Какому-какому… Самому настоящему! Если бы не волшебник, тут давно бы все со скуки померли! Никто не гуляет, ничего не делает, все дряхлые и ленивые. А я вот сейчас бегу к старой водокачке. С секретным заданием. Могу и тебя с собой взять.

Девочка обернулась к калитке, подняла голову на скособоченный дом. На почтовом ящике еле-еле виднелась цифра 23.

— Понятно, — усмехнулся я, — ты ещё малявка. Ну, как хочешь!

Машка догнала меня у магазина с заколоченными окнами. Вернее, я не знал, что это Машка — она сама сказала. А меня назвала Мишкой. И ещё дураком. Наверное, мы всё-таки были знакомы, деревня же маленькая.

У колонки толкались два мужика, а вода лилась прямо им на ноги. Вот-вот подерутся. Один смешно дёргал головой, как будто пчелу отгонял. Скорее всего, пьяницы, они постоянно кричат и ругаются. Каждый день. Мы незаметно проскочили за кустами, перелезли через заваленный фонарный столб и очутились у тропинки к пруду. Она вся раскисла и хлюпала под ногами, но нам нравилось размазывать слякоть резиновыми подошвами. Деревья вокруг шумели и трясли сырыми макушками. Листья тут ещё держались, но попадались и костлявые ветки. Потемнело.

— Волшебник всё про всех знает, поэтому придумывает весёлые игры, — рассказывал я. — Даже взрослые любят с ним играть!

— А какая у нас сейчас игра?

— Нам надо помочь водяному спрятаться, потому что у него кончились силы, а без воды ему плохо. Поняла? Бежим скорее!

Пруд был здоровенный. Мы вышли из-под берёзок прямо к каменному туннелю, который вёл к водокачке. На стенках красовались всякие слова и картинки, под потолком висели жирные трубы, а пол затопило. Машка встала у рисунка с птичками и посмотрела на мутную воду. Дёрнулась, отступила на шаг.

— Там кто-то плавает.

— Да ты чего! Здесь же мелкота, на полсапога. Только мусор и плавает. Боишься, что ли?

— Сам ты боишься. Просто… А как водяной выглядит?

— Ну, водяной как водяной, — пробормотал я, потому что забыл, как выглядят водяные. — Наверное, как человек, только… немного водяной.

— Понятно, — кивнула Машка, хотя наверняка ничего не поняла.

Мы шли по туннелю, рассекая воду, как корабли. Навстречу плыли ветки, трава и листья, на дне мелькали красивые камушки. Туннель напоминал маленькую пещеру. Раньше тут катались на велосипедах, а потом пруд расплылся и залил всё водой. Я засмотрелся на рисунок осьминога, и Машка меня обогнала. Она плеснула водой в оленя на свитере и сказала поторапливаться. Совсем обнаглела. Но главное — Машка улыбалась. Значит, игра ей понравилась. Хотя в этом я и не сомневался.

Водокачка выглядела как кусок подводной лодки. Большущий бачок рос у берега, в него втыкались трубы, тянувшиеся из зарослей пожухлой травы. Огромные валуны подпирали эту штуковину прямо из воды. Вокруг бачка сделали деревянный настил, смастерили даже перила. И сейчас по доскам взад-вперёд ходил человек с седой бородой.

— Это водяной? — спросила Машка.

— Не знаю.

Я и вправду не знал. Казалось, что водяной не может ходить по суше.

Из-за деревьев показались трое. Один тащил топор, другой что-то бормотал, придерживая на плече ружьё. Третий шёл медленно, смотрел в траву и проводил по ней вилами, словно что-то искал. Я схватил Машку и утянул за трубу. Мы затаились и стали слушать, чувствуя себя в настоящей засаде. Приключение удавалось на все сто.

— Я не знаю, как это вышло, — говорил не-водяной. — Ребята, правда… я даже не помню этого!

Двое схватили его за руки, те были измазаны красным. Третий отошёл за бачок водокачки, потом вернулся.

— Ах ты сука! — сказал он и врезал не-водяному по лицу.

Машка посмеялась ругательному слову, но было видно: ей страшно. Теперь я понял, что это колдуны. Про них волшебник тоже рассказывал. На глаза им лучше не попадаться. Могут заколдовать.

— Я не хотел… не мог… не хотел я… — плакал не-водяной, падая на колени.

— Что за хрень тут творится, вашу мать?! — злился дядька с ружьём. — Сколько же их… Расползаются, гниды. Глядите по сторонам внимательнее.

Я не знал, знакомая это девочка или нет, потому что всё забывал. Иногда вспоминал, но в основном забывал. Тем более такую ерунду.

— Мишка, ты совсем дурак, что ли?! — ругалась она.

Мы сидели в кустах у трубы и смотрели на водокачку, которую заливал дождь. Машка рассказала про колдунов, про мужика с седой бородой и про слово «хрень». А ещё про то, что мы должны были спрятать водяного у водокачки. Это было странней всего, ведь я точно помнил, что волшебник говорил про мостик, а не про водокачку. Наверное, Машка всё перепутала. Дурёха, что с неё взять.

— Может, поглядим, что там? — спросила Машка, указывая на ржавый бачок.

— Нам не до всяких глупостей, нужно скорей помочь водяному! Вообще зря я тебя взял, от тебя одни проблемы.

Машка нахмурилась, губы задрожали. Под глазами появились слёзы.

— Ну не реви ты, я же пошутил! Я один и не справлюсь. А потом мы сами можем стать волшебниками!

— Что, правда? — Машка утёрла нос и улыбнулась.

— Ещё бы! Побежали, а то вон как темно.

Небо стало чёрно-фиолетовым, тучи почти прогнали солнце. Берега пруда были оранжевого цвета, а серые деревья на другой стороне растеряли почти всю листву. На холмике в рыжей траве виднелись размазанные чьей-то подошвой поганки. Водяного мы заметили сразу, он лежал на самом краю мостика и свешивался к воде. Рядом болталась перевёрнутая лодка.

— Ну что, кто первый до водяного? — предложил я.

Машка недоверчиво поглядела на мостик, который шагов на двадцать уходил в пруд, а потом побежала.

— Ах ты! — завопил я и бросился вдогонку. Доски скрипели под ногами, мостик точно на волнах качался. Проигрывать не хотелось, и я уже стал переходить на прыжки, но зацепился носком за торчащую деревяшку и грохнулся вниз. Растянувшись на досках и почёсывая ободранный нос, я слышал, как радовалась Машка:

— Проиграл девчонке, проиграл девчонке! Бе-бе-бе!

— Так нечестно, — ляпнул я, поднимаясь и оглядываясь по сторонам. Не хотелось, чтобы этот позор кто-то видел. — Так что не считается!

Но Машку было не остановить, она смеялась и кривлялась, прыгала на месте и строила рожицы. Я кое-как сдержал злобу, подобрал плавающее на воде весло и тыкнул пальцем на край мостика. Машка наконец угомонилась. Водяной не шевелился. Его голова свешивалась с досок, а туловище растянулось в форме звезды. Он почти добрался до дома, но силы кончились над самой водой. Мы взяли его за шкуру, которая напоминала обычный плащ, и стали тянуть. Водяной оказался очень тяжёлым, от Машки толку было мало, но чуть-чуть мы его сдвинули. Поверхность пруда лупили дождевые капли, и было похоже, что тут везде бегают водомерки. Мы поднажали ещё немного, и водяной, брызгами распугивая рыбок, грохнулся вниз. Потом я ещё долго загонял его веслом под мостик, чтоб точно никто не нашёл. И наконец справился.

— Ура! — вскрикнула довольная Машка. — Теперь мы тоже волшебники?

— Да погоди ты! Это уже сам волшебник решит. Он живёт в домике на дереве за рощей, ну, там, у железной дороги. Надо к нему идти. Если помогаешь делать дело, он дает тебе хранителя. Это и есть игра.

— А что за хранитель?

— Я точно не помню, но это такая штука для волшебства. Скоро сама всё увидишь!

Погода совсем испортилась, небо громыхало, гудело, опускало на землю черноту. Мы решили продолжить игру завтра, тем более что волшебник мог уже спать. Наверняка он устал, придумывая целый день разные задания. Я взял Машку за руку, и мы пошли домой.

— Было здорово, — лыбилась Машка.

— А то! Волшебник и не такое выдумать может.

Мы шагали по дороге между чёрных домов. Свет мало где зажигали, видимо, все уже разлеглись по тёплым постелькам. Вдалеке лаяли собаки, в ушах завывал ветер. Дождь кончился.

— Колдуны? — прошептала Машка, дёргая меня за рукав.

На дороге показались тени. Разглядеть их я не мог, поэтому решил не проверять. Путь к Машкиному дому был закрыт. Мы свернули в узкий проход между заборами, пробежали несколько заброшенных избушек и вышли к старой части деревни. Хотелось отвести Машку к себе, всё-таки мы устали и промокли, только вот я никак не мог вспомнить нужного дома. Окна не горели, не вился дым над трубами, не было слышно даже разговоров. Как будто все отсюда давно уехали. Я подходил к заборам и таращился на незнакомые номера, разбитые почтовые ящики, пока на крылечке одного из домов не заметил старика.

— Внучёк, ты? — Старик поднялся и выплюнул папиросу. — Тебя где носит-то? Ты на улицу-то посмотри!

Я подошёл к калитке и просунул голову между прутьев. Дом не вспоминался, но я часто всё забывал.

— Деда, а можно Машка у нас останется. Ну пожа-а-алуйста, — протянул я.

Дед наклонил голову набок — смешно, как собака. Потом молча смотрел на нас с Машкой, но вроде как и не на нас. Думал, наверное.

— Об чём речь-то, заходите, забегайте. Замёрзли все, небось. Кто вас чаем напоит, как не дед-то.

Я отворил калитку и потянул Машку за собой. Старик скрылся в доме. От чая я бы не отказался, а то у меня хлюпало уже не только в сапогах, но и в носу. Олень на свитере замёрз не меньше моего.

— У тебя что, здесь дедушка есть? — выпучила глаза Машка.

— А что тут такого? Будто у тебя нет.

Мы прошли в большую комнату, где долго грелись в пледах и пили вкусный чай. Дед рассказывал байки, а мы смеялись, слушали треск поленьев в печи и переглядывались друг с дружкой. Про волшебника мы с Машкой ничего не рассказали. Это была наша тайна.

Меня разбудил какой-то старик. Его лицо съёжилось от морщин, волосы были встрёпаны, на седую бороду как будто пролили тарелку борща. Дед выглядел добрым, только очень грустным. В окно светило солнце.

— Внучёк, поди, погуляй. Утро уже, пора тебе.

Я спал прямо в одежде, поэтому собрался быстро. Никак не вспоминалось, куда мне надо идти, а просто так гулять неинтересно. Наверное, я ещё не проснулся.

— Только куртку надень, не бегай в одном свитере-то.

Хотелось что-то спросить у деда, но он уже занимался делами. В деревне всегда полно дел. Каждый день. Дед, кажется, что-то готовил, потому что плакал. А мама моя часто плакала, когда готовила. Это всё из-за лука.

Я накинул куртку — жёлтую, просторную — и нашёл сапоги, но они оказались слишком мелкими. Хорошо хоть другие стояли на крыльце и пришлись по размеру.

— Дед, я это, ну, пойду тогда!

— Иди уж, иди с богом, — дед начинал сердиться. Он что-то мастерил на терраске, но у него не получалось. Из-под старых одеял виднелась протёкшая краска помидорового цвета. Дед набросал туда ещё тряпок, почесал глаза и достал из ящика моток верёвки. Посмотрел на меня.

— А ну, пулей на улицу!

Я скакал по лужам и веселился, потому что вспомнил самое главное: меня ждал волшебник! На улице было тихо, даже собаки не гавкали. Люди куда-то подевались, хотя солнышко над головой так и звало прогуляться.

— Эй! Ку-ку! Хватит дрыхнуть! — кричал я и смеялся, потому что настроение было отличным. Но из пустынных дворов не отзывались, только у избушки почтальона кто-то высунулся в окно. А потом оттуда высунулось что-то вроде трубы, я точно не разглядел. Туч на небе не было, но гром бахнул ого-го какой! Лужа передо мной булькнула и окатила брызгами. Я вспомнил, что забыл умыться. Кажется, волшебство теперь окутывало всю деревню. Когда я припустил к железной дороге, за спиной ещё пару раз проворчал гром. Да такой, что аж из земли крошки выбил. Хоть бы это не к дождю. Так не хотелось опять мокнуть!

Домик на дереве был похож на улей — круглый и без окон. Летом, когда на ветках растут зелёные листья, он, наверное, намного красивее. Зато он большой! Потому что и сам волшебник большой.

— Вол-шеб-ник! — позвал я.

Застучали колёса по рельсам, и я обернулся. Здоровенная зелёная гусеница ползла по железной дороге, её было видно даже сквозь деревья. С насыпи на неё прыгнуло несколько человек — парочка сорвалась, но остальные зацепились. Наверное, не захотели покупать билеты. У них была своя игра. Поезд ехал в очень большой город, в Москву… Мама говорила, что в той стороне Москва. А я в Москве никогда не был.

Волшебник уже спустился и стоял рядом. Высоченный, в три меня. Чёрный, как ночь, и косматый, как медведь. Такой косматый, что глаз не разглядишь. Он протянул мохнатую руку и положил что-то мне на голову.

— Хранитель, — сказал он, и от скрипучего голоса закололо ухо. В волосах шевелилось и щекоталось. Я ждал новых заданий для игры. — Поезд-призрак. Ненастоящий. Приведи детей. Рельсы. Возьмитесь за руки. Рельсы. Прогоните его. Ненастоящий.

Я шёл аккуратно, чтобы не уронить хранителя. Сначала он показался маленьким, но теперь уже шуршал в волосах по всей голове. Я забрался на бугорок и встал на пути к Москве. Сквозь шпалы росла трава, деревяшки почти развалились. Железяки около рельсов стали подпрыгивать, и я увидел поезд-призрак. Он ничем не отличался от обычного, бежал ко мне и плевался дымом. И гудел. Я присел на рельсы и стал ждать. Волшебник же сказал, что он ненастоящий. Вдруг я и один смогу его прогнать.

В ухе закололо, больно-пребольно. Я ойкнул и тряхнул головой. Боль прошла, но теперь в волосах не чувствовалось возни. Ни в земле, ни в траве, ни на рельсах, ни в щебёнке рядом хранителя не было. Я искал его у другого пути, когда поезд-призрак промчался мимо, всё время гудя. У меня даже голова заболела. Хранитель потерялся. Хотелось плакать от обиды, ведь волшебник мне его только подарил! Я не стал ждать следующего поезда, а сразу побежал в деревню. Нужно было заслужить нового хранителя и сделать дело, как просил волшебник. Тем более другим детям тоже хочется сыграть. Кто ж от такого приключения откажется!

Детей я не встречал, как и других людей. Шёл себе по дороге и шёл, пока не услышал голоса. Вдруг стало страшно. Я залез на первый же участок и спрятался в будке. От собаки не осталось даже миски, не то что поводка. Наверное, она давно умерла, а новую хозяева заводить не стали. Собаку же надо кормить, поить, расчёсывать. Любить ещё надо, а то будет кусать и самих хозяев.

— Видел, точно тебе говорю. — Голоса были рядом. Я представил, как с лаем выскочу из будки и перепугаю всех, и еле-еле сдержал хохот. — Жёлтая курточка, как на девчонке пропавшей. Не померещилось же?!

— Чертовщина гребаная. Ты как хочешь, а в дом я заходить не буду. Хватит с меня. Не дай бог эта дрянь заберётся.

— Типун тебе…

Голоса уходили, и дальше я ничего не слышал. Всё стихло. Чуточку переждав, я прокрался к дому деда. Скрипнув половицами, вбежал на терраску, но старика не было. Только краска всё растекалась и растекалась.

— Де-е-ед! — звал я. — Ну дед же!

Я собирался предупредить о колдунах. Мало ли что. И тогда его увидел. Он сам стал волшебником, а мне ничего не сказал.

— Эй, дед, ты чего молчал? — Я тряс его за ногу. — Научи! Ну, научи-научи-научи!

Он висел под потолком и даже не размахивал руками, чтобы держаться в воздухе. Лучше птицы!

— Де-е-ед, ну не вредничай, дед!

С него сполз чёрный червяк. Толщиной с обычного, зато в сто раз длиннее. Ну, может, и не в сто, но полметра точно. Почти целая змея!

— Хранитель? — удивился я.

Он обвился вокруг ноги и стал забираться по мне вверх. По спине побежали мурашки. Я попытался его стряхнуть, но он сжал ногу, сделалось больно.

— Хранитель, ты чего? — всхлипнул я.

С трудом отбросив его в сторону, я почувствовал, как зашевелились мозги. В голове что-то ворочалось. Червяк снова полз ко мне, так что пришлось его перепрыгивать. Это оказался какой-то неправильный хранитель. Злой. Опять заболело ухо, на секунду стало совсем темно. На улице я добрался до бочки с дождевой водой и посмотрел на отражение. Опять потемнело, подкосились ноги. Меня зашатало, как вчерашних пьяниц. В воде был чумазый и страшный я. Такой чумазый, что никто бы на улицу не выпустил. Но меня выпускали. Я промыл больное ухо, и там что-то шевельнулось. В отражении показался чёрный хвостик. Он извивался и делал больно, как будто грыз. Я заплакал.

Ухватив червяка, я дёрнул со всей силы. Ухо точно огнём прожарило. Этот гад крутился и обвивал пальцы, но я выкинул его за ограду. Умывшись, оттерев грязь, отражение наконец-то улыбнулось. Теперь это был я, только… глаза почему-то покрасились чёрным.

— Ма-а-а, — хныкал я. У меня точно была мама. И папа. Теперь я их вспомнил. И бабушек с дедушками, которые жили далеко отсюда.

Очень болела голова. Там всё время шевелилось, дёргало; жгло теперь в обоих ушах. По спине что-то ползало, но когда я совал руку под свитер, никого поймать не мог. Как будто ползало под кожей. И чесалось так сильно, что хотелось всё разодрать ногтями. Я больше не плакал. Терпел, потому что слёзы стали красными, и я их испугался.

— Внучёк, — позвал лысый старик с тонкой козлиной бородой. — Ты где лазишь, а? Пойдём домой. А?

Он смотрел на меня, странно вывернув голову. Пришлось убежать.

Я забыл, где живёт волшебник. Хотелось реветь, но приходилось держаться, хлюпая носом. С дальних дворов слышались крики и слабые выстрелы грома. Где-то звенели стёкла. Но это волшебство меня больше не радовало. Волшебник что-то перепутал. Он испортил хранителей, он испортил волшебство. Они всё испортили.

На почтовом ящике еле-еле виднелась цифра 23. Собака на меня даже не гавкнула, только вильнула хвостом и забилась назад в свой домик. Отворив дверь, я снял сапоги в прихожей и взял тапки. Я откуда-то знал, что это мои тапки. Наверное, из-за нарисованных оленей, прям как на свитере. Печь давно погасла, и в доме было холодно, но родители спали на полу. Я боялся к ним подойти. Вдруг они меня тоже забыли. В другой комнате я нашёл фотографии в красивых рамках. Сгрёб их в охапку и завалился на кровать. Под окном заворчал гром. То ли обычный, то ли волшебный. С картинки смотрели мама и папа, а в стекле отражались мои чёрные глаза. И в них что-то шевелилось. На следующей фотографии мы трое были на улице, а с нами какая-то девочка. С дурацким ведёрком. Я не знал, знакомая это девочка или нет, потому что всё забывал. Иногда вспоминал, но в основном забывал. Тем более такую ерунду.