Рассказ из цикла «Тёмный Петербург»

Больше всего Оксана Павловна боялась умереть на занятии, перед детьми. По субботам в Клубе кроме неё – никого; вот так окочуришься, а ученики останутся брошенными, сами по себе. Чудовищная ответственность.

Поэтому, очнувшись, она подумала с кислым юмором: «Ну, дождалась». Сидела Оксана Павловна в кресле, до которого доползла, когда заболела голова. Такая боль была, терпеть невозможно. А ведь она совсем молодая ещё: двадцать один год, только-только после училища. Обмороки уже бывали раньше, как и головные боли...

Возле кресла стоял Кириллов. В руках – зажигалка, тиснутая с учительского стола. Ангельского вида мальчик, тоненький, беленький, с огромными и совершенно круглыми глазами. Выражение лица, словно он вечно чему-то изумлён. Сын хозяйки, у которой Оксана Павловна снимала комнату. По договорённости с матерью, она приводила после занятий мальчика домой, – это здесь, на Лермонтовском, Египетский мост перейти.

«Положи на место», – хотела сказать она и не успела. Кириллов спрятал зажигалку за спину и убежал. По натуре он был подстрекателем: чего только не совершалось с его подачи.

– Да подожди ты! – вскочила Оксана Павловна.

Из класса доносился гомон и топот. Группа была – семи-восьмилетки, ни на секунду отвлекаться нельзя, а тут...

Филиал Дома школьника, именуемый «Клубом полезного досуга», располагался в полуподвале на набережной Фонтанки. Тесное и тёмное пространство: два класса, две подсобки, холл с вешалкой, санузел, учительская. Низкие окна забраны решетками, за окнами – ноги редких прохожих. Три педагога сменяли друг друга, ведя разные кружки. Оксана Павловна давала начальное техническое моделирование. Это поделки из бумаги, картона, коробочек, проволоки; это ножницы, клей и фантазия. В субботу – она одна на весь подвал.

К детям относилась спокойно, а родителей временами ненавидела. Приводили своих чад в разгар занятия, забирали, когда уже работала другая группа. Не предупреждая, посылали за детьми знакомых или, хуже того, прибегали за ребёнком, а того уже забрал кто-то другой. В такие моменты у Оксаны подкашивались ноги. За детей отвечала она. Это тяжкая ноша.

Из класса донёсся вопль.

Кавунский крутился волчком и орал, закрыв лицо руками. Прибор для выжигания по дереву, включённый в сеть, валялся на полу, раскалённое жало упиралось в пол. Плавился линолеум, наполняя комнату вонью. Иванов плакал:

– Это не я, он сам!

Понятно – не поделили игрушку. Запретную, кстати. Только бы не в глаз, взмолилась Оксана Павловна, бросаясь к пострадавшему:

– Дай, посмотрю!

Попробовала оторвать его руки от лица и не смогла. Будто стальные скобы из бетонной стены вытаскивать. Наверное, страх придал малышу такую силу? Или у неё слабость после приступа?

С этим предательским обмороком ситуация определённо вышла из-под контроля. Рассолкин включил в розетку клеящий пистолет и жал на спуск, наблюдая, как горячий клей вытекает на стол. Красавица Снежко на пару с Молодцовой открыли кладовку. Молодцова, поднявшись по стремянке, доставала коробки с эталонами, оставшиеся от упразднённого химического кружка, – запрятанные и пролежавшие здесь много лет. Эталоны – это запаянные с двух концов пробирки, в которых хранились разные химреактивы, в том числе кислоты и щёлочи. Кириллов, голубоглазый ангелочек, уже передал Оксанину зажигалку Бочкину и что-то ему втолковывал, – тот внимал с просветлённым лицом.

– Все по местам! – скомандовала Оксана Павловна.

Никакого эффекта.

С ума дети посходили, подумала она. Обычно – что? Мальчики задирают девочек. Те хихикают между собой, цепляют друг друга или выбирают одну из учениц и издеваются над ней. Границу никто не переходит, включая Бочкина с Кирилловым. Сейчас было что-то невиданное. Даже три девочки, прилежные и правильные ученицы, хаотически мотались по классу. И никто, никто больше не мастерил Петрушку – не вырезал по шаблону руки, ноги и лицо, не вставлял всё это в разрезы цилиндра из-под туалетной бумаги, не скреплял внутри проволокой. Не готовил для игрушки волосы и шапочку...

Что-то грохнуло. И сразу – визг. Рассолкин, скотина, кинул в Молодцову автомобиль, сделанный из нескольких сигаретных пачек (колёса из пуговиц), обклеенный картоном и цветной бумагой, и та от неожиданности опрокинула коробку. На пол посыпались эталоны. Стекло – вдребезги. Концентрированная химия брызнула Снежко на беленькие колготки.

Рассолкин гаденько заржал:

– Вибратор Волжского автозавода! Триппер входит в базовую комплектацию!

В своём репертуаре мальчик. Зациклен на вопросах секса, несмотря на малый возраст. Везде пририсовывает гениталии, выдаёт при девочках всякую похабень.

– По местам сию секунду! – гаркнула Оксана Павловна во всю глотку.

Класс её игнорировал. Кавунский и Снежко выли на два голоса, прилежные девочки дружно визжали. Децибелы зашкаливали. Дурдом. Учительница заметалась в отчаянии, разрываясь между детьми: химический ожог – не шутки, пострадавшую надо было тащить в учительскую, снимать колготки, промывать кожу...

Бочкин – ребёнок гиперактивный, постоянно взвинчен. Не может усидеть и пары минут, даже во время подвижных игр совершает множество лишних движений. Коротко стриженый с хвостиком сзади – по моде. С роскошными театральными бровями – кустиком вверх. Прирождённый шкодник, находка для таких, как Кириллов. Взяв наизготовку баллончик с краской, он выщелкнул из зажигалки огонёк – и... («Пли!» – пискнул Кириллов)... пустил из баллончика струю аэрозоля.

Самопальный огнемёт – это круто! Не просто круто – фантастически красиво.

Пылающее облако долетело до шторы; синтетика вспыхнула, пламя стремительно поползло вверх, перекидываясь на вторую штору. Ученики остолбенели, завороженные.

Оксана Павловна рванула к окну, сметая столы. Сдёрнула горящие тряпки на пол, чтоб накрыть их брезентом; брезента в кладовке было полно. Слегка не рассчитала. Одна из штор рухнула на стеллаж с классными журналами и кипами бумаг, стоявший вдоль стены. Огонь получил новую пищу. Загорелись шторы на втором окне, потом – подвесные потолки...

Детей вымело прочь, за спинами остались недоделанные Петрушки, сброшенные на пол и раздавленные. Все столпились в предбаннике – у выхода на улицу. Стальная дверь была заперта. На время занятий Оксана Павловна закрывала Клуб, чтоб никто не шастал в самоволку. Где же ключ, панически вспоминала она, шаря по карманам. Оставила на рабочем столе?

Она уже бежала в учительскую, когда её настигла истеричная реплика, брошенная кем-то из девчонок:

– Надо разбудить Палковну!

– Палковна, по-моему, умерла, – буднично произнёс Кириллов. – Я будил. Она не встаёт с кресла.

И Оксана вдруг зависла...

«Я – не встаю? С кресла? А где же я сейчас?»

Схватилась за пульс – на запястье, на шее. Не нашла. Посмотрела на себя в зеркало... и закричала.

...Дети бились в дверь на улицу. Бились в окна, прилипая лицами к стёклам. Снаружи не обращали внимания, не слышали вопли. Молодцова, скорчившись под столом в холле, кашляла в мобильник:

– Мама, мне нечем дышать, забери меня скорей!

Потом оконные стёкла были разбиты, но решётки преградили путь к спасению. Свежий воздух ворвался в подвал, и огонь встал стеной... Всё это кончилось быстро. Через несколько часов из подвала вынесли девять чёрных трупиков, застывших в характерной «позе боксёра».

...Тело учительницы лежало в кресле, неловко обвиснув на подлокотнике. Сама ещё девчонка, приехавшая из Новгорода и сумевшая в Питере зацепиться. Она отвечала за детей – никто, кроме неё. Такая ответственность мёртвого поднимет.

Значит, надо подниматься.

Это тяжело, невозможно... чувство невыполненного долга пылало, как пламя в домне. Что сказать им всем – которые прибегут вскорости к этим окнам?

И что, что сказать матери Кириллова, сына которой она обязана вернуть домой?!

Я отведу ребёнка, чего бы это ни стоило...

Она вспомнила наконец, где оставила ключи – в кармане куртки. Оставалось только встать и шагнуть в пламя.

...Дым выползал из окон, сочился через ограждение, стелился по грязно-тёмной воде. Пожарные ещё не приехали. Стальная дверь «Клуба полезного досуга» открылась, из дыма явились двое: женщина держала за руку мальчика. Никто их почему-то не видел, хоть набережная Фонтанки и была полна зевак. Может, потому что они были по ту сторону этого мира? И хорошо, что не видели, ведь парочка своим обликом шокировала бы даже гримёра из фильма ужасов. Никем не замеченные, они побрели через Египетский мост на другую сторону реки, – мимо сфинксов, окаменевших в своём безразличии.

Домой.