Пляж.

Кожа сдружилась с плевками радиации — можно выбираться из-под навесов. Шлёпанцы вязли в обжигающей каше, глаза шарили по песочному ковру, устланному красными и смуглыми телами.

— Аль, давай там.

Почти у самого берега, кусаемого набегавшими волнами, зияла прореха: между смакующим арбуз семейством под зонтиком и гогочущей компанией «обгорелых плеч», с пивом и картами.

— Я воду потрогаю!

Марк вмиг остался в одних плавках и помчался к убаюканному бризом морю.

— По грудь, дальше не заходи! Понял? — крикнула вдогонку мальчугану сестра.

На выцветшее покрывало, придавленное по углам плетёной сумкой и сплюснутыми камнями, упали пачка «лаки страйк», зажигалка, две футболки и яркие шортики.

Аля и Инга, поправив купальники, устроились на покрывале, закурили и через затемнённые стёкла наблюдали за отдыхающими. Те барахтались в море, ныряли с маской, жевали чурчхелу, читали, сладко спали в тени, расхаживали, подвернув на ягодицах плавки, по берегу. Они это заслужили, они сбросят на курорте старую кожу, испещрённую за год трудовыми язвами, обновятся.

Алин дедушка, оставив её отцу швейное дело, перебрался по рекомендации врачей с бабушкой к морю, в один из похожих друг на друга домов из ракушечника, — проверять на себе полезность отрицательно ионизированного воздуха.

Сессия позади, можно навестить любимых старичков. Ехать самой — скукотища, поэтому Аля решила прихватить университетскую подругу. Отпускать Марка с дочерью мама побаивалась, но отец настоял: уже не девочка, взрослая, пусть ответственности учится, за братом следит. Сутки в плацкартном узилище, час парилки в автобусе — и они в Молочном.

К морю можно было добраться на «пазике», петлявшем по блёкло-жёлтым улицам, или пешком, минут за сорок. Подруги освоились быстро, животные взгляды местных донжуанов вскоре не так пугали. Однако наведаться в один из баров всё же не решались — ночная встреча с небритыми продавцами дынь, кидавшими в спину шуточки на непонятном языке, настораживала. Оставалось, попивая мускат или тамянку, слушать доносящуюся музыку в беседке у дома. Запах жареного на костре, расползающийся по селу, добавлял минора: где-то гудел полноценный праздник, со смехом и объятиями. Туча меланхолии росла с каждым днём. Если не курортный роман, то хотя бы ночь страсти входила в их список приключений.

Инга вдавила локтем в песок геснерию на покрывале и, подперев ладонью щёку, вытянулась. Солёный ветер небрежно раскидывал медно-русые волосы, солнце облизывало мечтающей стать шоколадной кожу.

— Сколько он, как думаешь?

— Что?

Аля оторвала взгляд от дурачившегося в воде брата.

— Радар этот. Сколько он в высоту? — поинтересовалась Инга, глядя на громадную чашу.

— Не знаю. Может, километр.

— Ско-о-олько?

Инга покосилась на подругу, та явно шутила.

— Да не знаю я, высокий.

При подъезде к Молочному складывалось впечатление, что приближаешься к военной базе. За протяжёнными бахчевыми полями, по обе стороны от дороги, в небо взирали бутоны радиолокационных антенн. Дюралевые параболические зеркала, словно растения-хищники, выжидали попадающие в поле их видимости сигналы. «Плутон» — комплекс приёмно-передающих антенн — до конца семидесятых вылавливал в дальнем космосе прежде неизвестные виды «насекомых», пополнивших советскую астрофизическую коллекцию. Вскоре мощности антенн стало не хватать, и для решения радиоастрономических задач на помощь пришёл РТ-70.

В шестиметровый котлован у морского побережья, где ночное полотно нависало, казалось, прямо над головами, вбили более тысячи свай — трон царя-наблюдателя за космосом не имел права пошатнуться. РТ-70 запускал в сторону исследуемых объектов мощные электромагнитные бумеранги. Последующий анализ сигналов, принятых ловушкой-зеркалом, срывал завесу таинства с далёких небесных тел, лишая сна астрономов по обе стороны железного занавеса.

Рухнувшая страна швырнула радиотелескоп на съедение коррозии. Тёмные углы конструкции приглянулись летучим мышам, устарелое оборудование треснуло морщинами регресса, а из работников остался лишь сторож.

Исследования уже долгое время не проводились. Изредка приедут из города, щёлкнут для отчёта пару тумблеров, послушают гул колосса, будто плач по былым временам, — и назад, в Евпаторию. Покрытый фекалиями чаек РТ-70 превратился в памятник забытому вождю, ушедшей эпохе, словно у мусорного бака выставили всё ещё красивую куклу с оторванной рукой, чтобы дети из бедной семьи могли поиграть с ней.

— Зажигалку не одолжите?

Местные ловцы приезжих цыпочек знали, как эффектно подойти. Подкачанные на школьном стадионе торсы и загар, прилипший на стройке ещё весной, ускоряли работу механизмов женской фантазии, увлекая куда-то в мачо-романтичную параллель.

— Да, конечно.

Аля протянула «крикет».

Чернявый подкурил и, прикрыв рукой, поднёс язык пламени мелированному другу.

В чернявого шмякнулось нечто желеобразное и, оставив на животе слизкий отпечаток, рухнуло на песок, тут же покрывшись жёлтой коркой.

— Ты нормальный?!

Аля вскочила.

— Я хотел в тебя, — неудачно оправдался Марк.

— Всё родителям расскажу, как ты себя вёл! — вскипела сестра.

— Не кирпич же, в порядке я, — улыбнулся чернявый. Лишнее внимание к прессу не повредит.

— Марк, сходи за водой. — Инге стало неловко из-за направленных на них взглядов.

Мальчик взял купюру и, наградив сестру тем обидчивым взором, какие бывают у детей, когда на них накричали, направился к ларьку.

— Сейчас медузы не жалят. В августе — это да, — со знанием дела сказал мелированный.

— Извини за брата. Подожди, полотенце дам.

— Не надо, брось. Мы всё равно купаться пойдём. Можем вместе.

Аля вопрошающе глянула на подругу, сама она была не против. Отрицания не последовало.

Прыжки в воду с крепких плеч благоприятно сказались на установлении контакта.

— А вы надолго? — осведомился, тяжело дыша после заплыва, мелированный Вадим.

— Ещё недельку побудем, — втянув дым, ответила Аля. Как бы невзначай она убрала назад мокрые волосы, выставив напоказ второй размер. Парни вроде бы ничего, интересные, лёгкий флирт не помешает.

— Что по вечерам делаете? — подперев бока и поставив ноги циркулем, точно позировал на обложку журнала, спросил Ильдар.

— По-разному… — пожала плечами Инга.

— Если хотите, вместе прогуляемся, ночную сельскую жизнь вам покажем, — предложил Вадим, прищурив глаз от выбравшегося из-за облака крымского прожектора. Он словно приглашал в вагонетку у комнаты страха, одинокой, расположившейся на отчуждённом пустыре. Неизвестность пугала, но пересиливающее любопытство подталкивало во враждебную глубину тоннеля.

— Мы согласны, — ответила за двоих Аля.

 

***

 

Каблуки ещё дальше уносили от запертых в чулане прозаичности забот. Втянутые в облегающие платья юные тела, покрытые бронзой, в любой момент готовы были рвануть гейзерами любви, постыдной, безудержной.

Аля крутилась перед зеркалом, осматривая причёску.

— Красавица, — бабуля поправила внучке светлые локоны. — Вы только долго не гуляйте. Пусть вас ребята домой приведут, не бросают.

— А то не ясно, что этим ребятам надо… — послышалось из комнаты дедушкино бурчание.

— Как брякнешь чего. Ильдарка с Вадиком ребята порядочные.

Залаяла собака, пришли.

Инга напрягала зрение, всматривалась, чтобы на ямистой дороге не угодить в гусиный помёт. Фонари давно позабыли об электричестве — как рука со сшитыми на запястье пьяным хирургом сухожилиями позабыла о кулаке.

Вадим и Ильдар фонтанировали шутками, не за один год проверенными на соискательницах южной романтики.

Пара бутылок коктейля на лавочке у пансионатской дискотеки развязали узел подозрений, раскрепостили. Одор одеколона парней уже не казался таким приторно-кислым, а в резавший слух акцент вплелись лианы благозвучия.

— Пойдёмте в бар, — сделав глоток пива, предложил Вадим, — здесь одни малолетки.

Островок веселья находился у моря, за селом, до него шныряли такси. Ди-джей, местный, судя по вальяжному поведению, грустно курил и крутил диск «Летний расслабон — 2003». Компания заняла дальний от входа столик, откуда можно было видеть всё помещение, — и к тому же там не так сильно гремела музыка. На столе спустя две песни появились фрукты и бутылка коньяка. Вскоре Инга и Аля, освоившись, вовсю отплясывали на танцполе. Поглядывавшие на них мужчины уже не волновали, пускай любуются: они — королевы этого приморского бала.

— Куда мы? — шутливо спросила Аля, когда Ильдар повёл её за руку из бара.

— На пляж, он близко.

— Давай Ингу заберём, одна не пойду, — настояла нетрезвая, но контролировавшая уровень сумасбродства девушка.

Холодный песок был кстати — ступни пылали от танцев в неразношенной обуви.

— Аль, смотри, он горит.

На фоне ночного неба, слабо освещённого осколком уходящей луны, пульсировали рубиновые огоньки.

— Это чтобы самолёт не врезался. Или если какой-нибудь псих решит на дельтаплане ночью полетать, — пояснил Вадим.

Локатор находился с восточной стороны, в месте, где берег загибался горбатой косой. Ещё километр-два от пляжа встречались поселения «дикарей» — с домами на колёсах, палатками и тентами. К локатору, он был примерно в пяти километрах от центрального пляжа, змеилась объездная дорога, за селом, поэтому людей там практически не было. Тому способствовал и песок, который грубел и терял свою привлекательную желтизну. Местные обычно ездили «на локатор» за мидиями, налипшими на покоящиеся метрах в ста от берега ржавые конструкции, непонятно как попавшие на дно, или чтобы пострелять гарпуном бычков и пеленгасов.

— Пошлите туда, — пошатываясь, предложила Аля.

— Куда, на локатор? — приобнял её за талию Ильдар. Аля не возражала. — Далеко, и поздно. Завтра давайте, на шашлыки. Я у отца машину возьму.

— А зачем он вообще?

— С его помощью, читал в газете, сделали первые цветные фото Венеры. Марс, Меркурий исследовали, управляли орбитальными станциями, следили за движениями астероидов. Нужная вещица, между прочим. Была когда-то, — кисло добавил Ильдар.

— Всё это, конечно, интересно, но я хочу купаться.

Инга стянула платье и побежала к вскрытой лунным отражением морской бездне.

— Я тоже. Подожди!

На песок упало ещё одно платье.

— Давайте к нам! Вода — супер!

— Пойдём?

— Погнали.

Уже на берегу Аля нашла губы Ильдара. Вадим глянул на выжимающую волосы Ингу. Та, улыбнувшись, отвела глаза: хочу, но не сегодня.

Тимура-таксиста пришлось долго уговаривать, чтобы он позволил отпечатать на велюровых сиденьях мокрые круги.

— Ладно, поехали, — согласился он наконец, — всё равно в баре никого почти.

Инга вкушала прохладу ночного ветра, врывавшегося через открытое окно. Вот бы здесь остаться, думала она, навсегда, в этой «шестёрке», укрытой шалью южной беспечности. Время затерялось где-то меж дышащих покоем звёзд. Сладкий миг патокой растекался по телу. Стало как никогда ясным, что болтавший с таксистом Вадим, клацавший по кнопкам магнитолы Ильдар, дымившая в окно Аля — это то, что Инга, казалось, так давно искала. Она не сомневалась, что это и было счастье. Как же мало нужно для погружения в источник блаженства. Такого тёплого, как это море, чёрное, чёрное море…

— Видели? — Инга перекрикнула хрипевшего солиста «Scooter».

«Что видели?» — вопрошали лица, в том числе ужалившие из зеркала глаза таксиста, глаз: второй затянула мутная плёнка.

— Там, у локатора, засветилось что-то и… мне показалось, что оно в море…

— Звезда упала, — захоронил тут же её беспокойство Ильдар.

— Это не звезда, — глядя в красные глаза притаившегося в темноте локатора, неуверенно отрицала Инга, — ярко так, может, самолёт… — еле слышно закончила она фразу.

— Я знаю, что это, — заинтриговал Тимур-таксист. Упившись моментом ожидания таинственных знаний, брызнул ледяным южным юмором: — Это Вселенная на нашу власть харкнула.

Хмельной смех затряс «шестёрку».

Можно добивать:

— Но промазала, хрен в них попадёшь.

В коридоре горел свет — бабушка оставила.

«Спасибо за вечер», и девушки побрели в дом, уставшие — и счастливые.

Да и разве могло быть иначе?

 

***

 

За забором дважды крякнул клаксон.

— Мы готовы, — зажав подмышкой надувной матрац, бодро сказала Аля. — Не против, если с нами братишка поедет?

— Нет, конечно. Пусть залезает, — протирая фары, ответил Ильдар. Изначальный план рушился.

После двадцатиминутной тряски по просёлочным колдобинам, раскиданным между кукурузных полей, «москвич» подступил к обители циклопического смотрителя за небом. Вблизи локатор, чаша которого меняла направление при помощи подковообразной качели, вызывал восхищение и одновременно угнетал, давил величием. Сплетённый из множества перекладин каркас «тарелки» походил на свинцовую паутину.

— Вот это да! — высунув в окно голову, восторгался Марк. — Здоровенный!

— Его у нас из-за малого количества осадков построили, космос лучше просматривается. По мощности таких два в мире: этот, когда работал, и в Америке, в Калифорнии, — сообщил Вадим. Захватив воображение мальчика, добавил: — А РТ-70 назвали, потому что у него зеркало семьдесят метров в диаметре, это примерно как футбольное поле по площади.

— Он всегда вверх направлен? — спросила поддавшаяся гипнотической силе локатора Аля.

— Почти. Иногда включают, проверяют, наверное, не загнулся ли вконец. А раньше часто поворачивался и гудел на всё село. Голова тогда болеть начинала, — объехав глубокую яму, сказал Ильдар. — Когда передатчик работает, напряжённость электромагнитного поля опасна для людей, ближе ста метров лучше не подходить. Хотя здания защищены от излучений, — он кивнул на прикрывшиеся сталагмитами кипариса сооружения у локатора, в которых прежде, видимо, трудилось немало энтузиастов советской астрономии.

Проехав вдоль лиманного озера, искрившегося по краям солёной обледью, машина остановилась. Пляж, измазанный пучками сухих водорослей, был пуст. Только они — и молчаливый великан.

Ильдар и Вадим возились с костром, Аля и Инга, вдоволь нанежившись под солнцем, пошли купаться. Марк бегал по пляжу, собирал камушки.

Аля заметила на лице подруги растерянность, тревогу.

— Ты чего?

— Не знаю. Как-то мне…

— Что, Вадим не нравится? — Аля ударила ладонью по воде, обрызгав подругу. Та не улыбнулась.

— Дело не в этом. Место это… не по себе мне как-то.

— Да ты чего? Здесь круто! Пофотаемся рядом с этой громадиной. Где ещё такое увидишь? Расслабься. М-м-м, запахло шашлыками. Марк, Ма-а-арк, надуй матрац!

Под быстрые ритмы «Bomfunk MC’s» Вадим и Ильдар раскладывали по тарелкам на покрывалах дымившие куски свинины, охлаждённое в морозильнике вино ещё не успело нагреться — пикник намечался знатный. А дальше — по ситуации, парнишка малость подпортил.

— Они уплывают! — запищал с берега Марк.

Вадим поднял голову.

— Ильдар, смотри.

Матрац был где-то на грани: между рисковой прогулкой ступившего на противоположный край обрыва канатоходца и трюком с засовыванием головы в пасть крокодила циркача, с уха которого скатилась капля пота.

Что-то не так, явно.

Парни подбежали к берегу, стали кричать.

— А-аля! Наза-а-ад!

— И-инга!

Девушки не отзывались. Прижавшись друг к другу, они неподвижно лежали на матраце. Его стремительно снесло вбок, точно бы ветер решил подшутить.

Ильдар рванул в море, Вадим — за ним.

«Аля! Аля!» — прорывался звонкий клич через забивавшую уши солёную вату.

Вадиму на мгновение показалось, что матрац исчез, ушёл под воду. Парень остановился: тот всё также колыхался на волнах — однако уже в другом месте, дальше, так, что пришлось грести усиленней.

Ильдар доплыл первый, Вадим вцепился в матрац рядом.

— Аля, Инга… — выплёвывая заползавшую, как червь-паразит, в рот воду, тщился разбудить девушек Ильдар. Осознав, что это лишь отнимает силы, интенсивней заработал ногами.

Уже у самого берега Инга открыла глаза.

— Аля! — Ильдар принялся хлопать её по щекам.

Девушка пошевелилась. Не издав ни звука, она сползла с матраца, выбралась на берег и отрешённо зашагала по песку.

— Аля, вы зачем так далеко уплыли? Я испугался, — взял сестру за руку Марк.

Девушка отцепилась от клешни-ручонки, упала на колени и жадно запихала в рот кусок мяса. Не успев толком пережевать, схватила другой. Присевшая рядом Инга не отставала. Измазанные жиром лица лоснились голодом, будто, вторую неделю блуждая по тайге, на тарелку с ароматным шашлыком наткнулся дровосек, отбившийся от группы.

Вадим, обессиленный, рухнул на песок. Ильдар, поставив руки на пояс, усмирял готовую разорваться грудную клетку.

Назад ехали молча.

Аля и Инга сверлили локатор глазами, пока тот не скрылся за домами. Они извинились, сухо, сказав только, что не заметили, как задремали.

 

***

 

Марк проснулся ночью.

— Аля, Аля, я писять хочу, — вполголоса сказал он, нащупав в темноте плечо сестры.

В доме туалет не работал: забился, ходили на улицу. Бабушка с дедушкой храпели в другой части дома — за страшным коридором. Марку он и днём не нравился, узкий, тёмный. Сначала мальчик ходил по нему, поглядывая искоса на фотографии, где дедушка позировал с мёртвыми животными, а после пробегал, точно антилопа, за которой через оптическое стекло следило око смерти.

Сестра молчала, спала, хотя — мальчик приложил ладошку — плед от дыхания, как показалось, не вздымался.

За окном наперебой трещали сверчки.

Марк вытянул вперёд руки и, распахнув глаза, словно это помогало видеть в густом мраке, по памяти зашагал к выходу.

Обойти сервант — повернуть налево — нащупать в тамбуре включатель — открыть дверь — кусты справа.

Простоте плана, однако, противились налившиеся свинцом ноги. Каждый шаг давался с трудом. Шелест и шорохи — мыши, призраки? — пихали к двери в склеп внутреннего страха, за которой таился готовый вырваться, перебудив весь дом, крик.

Нога зацепила сервант, оживив тоскливо запевший фарфор. Скрипели половицы. Мальчик ощупал стену: дверной проём. Повернул налево. Мгла вот-вот прыснет светом — включатель рядом, в трёх шагах. Двигая, как миноискателем, по шершавой стене рукой, Марк сделал два шага.

Это был человек, несомненно.

Мягкий, тёплый.

Живой.

— Ба-а-абушка… — пропищал Марк, умоляюще, не то спрашивал, не то звал на помощь.

Заскулил пол, кто-то напротив грузно переступал с ноги на ногу, поворачивался.

Марк непроизвольно вскинул голову, точно бы ему, едва касаясь пальцем, подняли подбородок. Внутри, выжигая отвагу, воспылали детские фобии: что ударят, похитят, обидят родных, убьют.

Глаза — это глаза? — сияли пурпуром, такие бывают у героев в комиксах, добрых героев. Но от этих веяло стужей, разило злом. Огоньки приблизились: кто-то нагнулся или — Марк представил это по неторопливости движения — выгнул невероятно длинную шею. Но свет исходил не только от глаз. По лицу изнутри, казалось, водили фонариком, из самой глубины, словно на дне колодца брезжило фосфорное свечение костей. Тусклое пятно двигалось от шеи ко лбу, по спирали. Под кожей, как за ширмой театра теней, что-то ворошилось, ползало. Чёрные искривлённые чёрточки, будто окукливающиеся опарыши, подёргиваясь, опускались сверху вниз — как в игре, где нужно сбивать заполнявшие экран вражеские корабли.

Марк ощутил неприятный запах, запах тухлой морской воды, прокисшей тины. Ледяная рука легла на живот, ниже пупка. Страх навесил на голос мальчика кандалы, сдавил горло. Хотелось зажмуриться, плакать, звать сестру, маму.

Тиски жути, наконец, ослабли. Рука убралась, отпустила мальчика, вернув способность дышать. Глаза перетекли в бледно-розовый, потускнели, а запертый в зеркале кожи светляк погас, затерялся в прелых катакомбах кошмара. Чужак напротив выпрямился и неспешно последовал в комнату.

Марк услышал, как кровать, где спала Инга, издала пружинный стон. Мальчик дрожал — замёрз, боялся. Но больше он испугался за Алю: тварь доберётся и до неё.

Распахнув двери страха, он что было мочи закричал.

— Маркуша, ты чего? Тихо, тихо, внучек, успокойся, — утешала его сонная бабушка.

«На солнце, должно быть, перегрелся», — решила она и пошла за тряпкой.

 

***

 

Ранним утром Аля и Инга отправились в город за продуктами. Марк помогал бабушке по хозяйству. Ночная ревизия подтвердила, что «зомби», как окрестил непрошенного гостя мальчик, в доме не оказалось, а в комнате — только девушки, которые крепко спали на своих местах.

Вернувшись вечером, сестра с подругой сообщили, что сильно устали, и повалились на кровати ещё до того, как стемнело. Марк обратил внимание, что вели они себя непривычно, странно: стремительно оборачивались на звуки, долго и неотрывно друг на друга смотрели, изучали деревья с видом, будто на тех, под корой, что-то сокрыто.

Аля, у сарая, обнюхала и попыталась укусить большой грязный камень, а затем долго скребла по нему ногтями.

— Утомились. Завтра, ребята, приходите, — развернула Ильдара и Вадима бабушка.

Марк спал плохо.

Снился локатор.

Когда мальчик подъехал к нему на пикапе, устройство двинулось с места и, завертев железяками, приняло вид робота. Чаша на груди стала чем-то вроде орудия. Пикап тем временем также трансформировался и встал на ноги. Марк, возвысившись в кабине над землёй, забегал глазами по приборной панели: искал рычаг пушки. Передатчик локатора, торчащий из центра чаши, загудел и принялся накапливать энергию. «Сейчас выстрелит, — испугавшись, осознал Марк. — Где, где же? Вот он!» Прежде чем мальчик схватился за рычаг, из груди робота вырвался синий луч и, насквозь пронзив стекло кабины, накатил горячей волной. Кожа на руках стала пузыриться и лопаться. Из гнойных кратеров вырывались чёрные чёрточки и, закручиваясь вихрем, взвивались вверх. Марк пригляделся: чёрточки были живые, в них виднелись лица, крохотные лица людей. Марк услышал голос локатора, мелодичный, как диктора из детской передачи. «Успех прокреации недостаточно высок. Требуется повторный контакт», — сказал тот, кто был по ту сторону синего облака.

Марк проснулся.

Он отыскал под подушкой припасённый фонарик и посветил в дальний угол. Кровать сестры пустовала. Перевёл лилейный круг вправо: Инги тоже нет.

«Наверное, на улицу вышли, подожду».

Утренний луч разбудил. Фонарик светил в плечо.

Мальчик подкрался к сестре. Ковёр у кровати был усыпан песчинками, словно она стёрла их с ног, прежде чем лечь. На стуле висела футболка — мокрая. Песок лежал и около спавшей Инги.

На море не пошли.

Аля сказала, что они с подругой нехорошо себя чувствуют. Весь день девушки пролежали в комнате. Через дверную щель Марк наблюдал, как они молча водили глазами по потолку, будто смотрели сквозь него, следили за птицами или чем-то сверху — над домом.

Порой девушки выбирались к колонке. Не отрываясь, они жадно вливали в себя воду, литрами, взахлёб.

Ближе к вечеру приехали парни.

— Смотри, что у меня, — шепнул мальчику Вадим. — Сестре и Инге не говори, сюрприз сделаем. Им хотелось внутри ведь прогуляться.

Сторож был родственником Вадима. «Аккуратно только», — напутствовал он, вверив ключи.

Ильдар не хотел брать Марка — снова ничего не перепадёт. «Отвезём его, а с ними дальше поедем, обещали же, пацану ведь интересно», — парировал Вадим.

— На локатор? — серьёзно спросила Аля.

— Вообще-то, мы не туда собирались, — затянул удавку интриги Ильдар.

— На локатор. Или никуда не едем, — сложила на груди руки Инга, опустив шлагбаум перед глупыми играми.

— Хорошо, на локатор. — Ильдар пихнул незаметно Вадима локтем. Удивятся, размякнут.

— Я бабушке скажу, — Марк бросил на сестру недоверчивый взор — в ней верно что-то поменялось — и побежал отпрашиваться.

— До темноты вернитесь! — крикнула в спину кашлявшему «москвичу» бабуля.

 

***

 

Дедушка проснулся от выстрела. Пуля не остановила: через секунду носорог откинул бы его метров на десять, а после втоптал в землю.

— Етит твою, — чертыхнулся он.

— Ты, может, съездий за ними. Первый час пошёл.

Бабушка тревожно сдавила рукой пульт, в телевизоре бубнел холёный ведущий.

Дедушка тяжело поднялся, нащупал углубление в шкафу и отодвинул перегородку. Пять патронов плотно выстроились в магазине ТОЗ-78, малокалиберного охотничьего карабина. Стрелять он не собирался, незачем. Хотелось, скорее, окунуться в молодость, снова ощутить вес оружия.

Дедушка взял с полки ключи и посеменил в гараж.

— Гриша?

Бабушка испуганно глянула на оружие.

— Спать ложись.

А себе сказал: «Говнюки. Раньше вас надо было на место ставить. Припугну разок, хуже не будет. Старших, может, слушать научитесь».

«Нива», довольно рыча двигателем — в отличие от водителя, который щурился и матерился на ночную дорогу, — доскакала до погрузившегося в серебряный атлас железного голиафа.

Свистнул тормоз. «Нива», сжав мышцы четырёх колёс, вкопалась.

Фары осветили то, из-за чего морщинистая рука укрыла приклад на соседнем сидении. Это было не животное, глаз в прошлом опытного охотника не мог ошибиться. И не человек — разве что из прошлого. Так мог издали выглядеть чумной доктор, с носом-клювом, в чёрном одеянии.

Водитель переключил свет на «ближний» и, отыскав в бардачке фонарь, открыл дверь. Клюв исчез, опустился смоляной рукой, которой «врачеватель», по-видимому, прикрывал глаза.

— Дедушка, это ты? — прокричала детским голосом тёплая ночь.

— Марк!

— Дедушка! Аля, она меня…

Дедушка не слышал, бежал, оглушённый мыслями, злобой, бежал к внуку.

— Ты почему весь?..

Мальчика, хлопавшего глазами от желания скорей всё рассказать, с ног до головы покрывала дурнопахнущая грязь.

— Я убегал, дедушка! Они хотели меня скинуть! Они там, наверху! — Марк указал на локатор.

— Пошли, Маркуша, пошли. — Дедушка повёл мальчика к машине.

— …а потом я в озеро упал. Меня засосало, дедушка. Видишь, как я вымазался.

— Ничего, ничего, — дедушка усадил внука на заднее сидение, которое тут же испачкалось лиманной грязью. Не страшно, сейчас были дела поважнее. — Маркуша, сиди здесь. Хорошо? Скоро вернусь.

Уверенная хватка сжала карабин.

Дедушка уже не слышал, как внук кричал, впечатав в стекло чёрные ладошки: «Это они! Это Аля и Инга, дедушка!»

 

***

 

Дверь-шов, за которой старели болезненные органы локатора, со скрипом отъехала. Горел свет — выходит, внутри кто-то был. Дедушке приходилось раньше подниматься на самый верх: за пару бутылок коньяка проверял оптический прицел, сбивал над водой чаек.

Путь наверх пролегал по ненадёжным с виду лестницам и корабельным трапам. Километры проводов пучками плелись по стенам. Заржавелые ступеньки откликались жалобным стоном. Дедушка в какой-то момент заблудился: оказался в помещении, в котором бездействовал волновод. Развитая ориентация в пространстве вывела охотника. Дедушка выбрался к поддерживающим тарелку фермам. Проносившийся ветер, будто дирижёр, руководил оркестром железных решёток и перекладин: локатор пел, выл. Дыхание сбилось, закололо в груди. Последний рывок.

Дедушка взобрался по лестнице на зеркало; на небе зависла ясная луна.

Луч фонаря забегал по тарелке.

— Аля, внучка, ты здесь?!

Справа послышался знакомый голос:

— Ты вовремя, старик. Не помешаешь — материал получен.

В тридцати метрах, на дне чаши, покрытом отражателем сигнала, лежал человек. Был кто-то ещё, сидел на нём — Аля? Дедушка пригляделся: Инга. Она поднялась, поправив юбку.

Вадим натянул спущенные трусы и уселся на пол.

— Головааа… — Он прижал ко лбу ладони, застонал.

— Зря ты пришёл, — услышал дедушка позади голос внучки. — Возрастут потери.

До того как встретить мощный удар в переносицу, он увидел излучающие пурпурный свет глаза и ползущее по щеке тусклое пятно.

Дедушка упал, карабин вывалился из рук. Аля, неродная, озлобленная, откинула его в сторону.

— Мальчик проворный оказался, сбежал. Не то, что те двое, в лиманной жиже, — ледяным голосом сказала внучка — или не она, а кто-то с её внешностью? Глаза слезились, дедушка вытер краем рубахи бежавшую из носа кровь.

Приблизилась Инга. Теперь на него смотрели четыре сиявших плохой, мерзкой шуткой, глаза. Скользящие по лицам световые шары походили на мечущихся животных, угодивших в ловушку.

Дедушка огляделся.

Вадим припадочно тряс головой. Ильдар недвижимо лежал около возвышавшегося мачтой приёмника. Из-под него, будто к ритуальному сосуду, к центру зеркала тянулся багровый ручеёк.

— Он отработал своё, — сказала Аля, проследив за взглядом. — Он сам этого хотел. Им двигало семя. Нам только проще.

— Вы… Аля… з-зачем… Инга?.. — растерялся дедушка. Разум отвергал вопрос «кто вы?». Однако же то, что перед ним кто-то незнакомый, не внучка, дедушка понимал, верил тому, что видел. Он немало встречал в жизни зла — и сейчас оно нависало над ним в худшем обличии.

Стало страшно — не за себя.

— Его. Отпустите, — негромко произнёс дедушка, осознав участь. Вадима. Ильдара. Свою.

Девушки нагнулись и приблизились к самому лицу. Под кожей что-то мельтешило.

Вычисляло.

— Он не навредит, — заключила Инга. — Ты знаешь, как спасти мальчика.

Дедушка знал, наверняка знал, что должен делать. Увидел это позади разросшихся на всё лицо световых пятен. В выстроившихся, словно кривая на кардиограмме, чёрточках.

Дедушка бросил взгляд на карабин.

Ильдар был без сознания, поэтому боли он не почувствовал. По крайней мере, в это хотелось верить.

Вадим вздрогнул от эхом раскатившегося по тарелке хлопка, но продолжал раскачиваться, что-то бормоча и прижимая к голове руки.

— Прости, Вадик, — натужно сказал дедушка. От выстрела мелированная чёлка спала на лицо, руки ударились о пол. Парень завалился набок.

Под пристальный взор пурпурных глаз дедушка повесил карабин на плечо, подошёл к лестнице и стал спускаться.

Шестерню угломестного механизма, вращавшего тарелку вверх-вниз, окаймляла платформа с решётчатым по пояс забором. Дедушка долго смотрел на квадратик «Нивы». В памяти отчего-то всплывали лишь охотничьи посиделки. А ещё, что не успел заменить лампочку заднего хода. Он подумал, чтобы Маркуша вырос хорошим человеком. Последнее, брошенное в море желание.

Дедушка обвёл взглядом ночное небо, втянул ноздрями солёный воздух и перекинулся через забор.

Полетел навстречу спасению внука.

 

***

 

Аля подошла к воде. Инга обернулась, взглянула на подругу. Безмолвие, опутанное колючей проволокой, подменило им разговоры, мысли, смех. Порой они допускали Алю до некогда собственного сознания, разрешали ей что-нибудь сделать или ответить, а ещё — соблазнить. Ингу, должно быть, тоже допускали.

Что она в этот момент думала? Испытывала ли она жуткий голод и нестерпимую жажду? Рыдала ли она, заливая слезами собственную беспомощность? Кричала ли «бегите, слышите, бегите!» через звуконепроницаемое стекло порабощённого разума? Пыталась ли пошевелить не принадлежавшими ей пальцами? В чужих, пурпурных глазах невозможно было прочесть: «Аля, мне страшно…» — но Аля всё равно им отвечала, улыбалась: «Не бойся, красотка, я с тобой. Навсегда».

Ильдар не мог знать, что насилует её. Они не допустили. Не позволили ей насладиться романтикой. Они ждали, пока наполнится пробирка. А после они, обхватив голову, три раза ударили его затылком о пол. Её, Алиными руками. Хотелось закрыть глаза, не видеть — но они не позволили. Она и не подозревала, что в ней столько сил. Всегда хотела считать себя слабой, девочкой. Она не могла представить, что способна утопить кого-то. Не верила в это, конечно, и Инга. Это сделали они. Они захоронили в лиманной грязи Марата и Лёшу, парней, которые согласились прогуляться с ними к локатору. Они заставили совокупиться повторно с Вадимом и Ильдаром, потому что — как они позволили понять — есть риск бесплодия.

Они объяснили, показали, что будет дальше. Следователи отработают версию мести. Разгневанный дедушка в пылу ярости застрелил двух насильников или убийц. Но это выяснить не смогут, так как тела внучки и её подруги, не найдут. Сам дедушка споткнулся и, упав с платформы, разбился. Марк будет утверждать, что его хотела убить сестра, однако ему не поверят.

Ощущения, которые они порой через неё пропускали, были похожи на ностальгию, на печаль по забытому в дальнем ящике прошлому. Аля будто была здесь раньше, жила на Земле, давным-давно, в засыпанные космической пылью времена. Она словно была ей когда-то… планетой. Она была и ползавшими по ночам тараканами, и деревьями, и птицами, и даже камнями, которые хотелось раскусить, разорвать, найти в них себя, ту, из почти утерянного прошлого. Связь с этой Землёй растекалась, становилась аморфной. Она смотрела их глазами. Они не заставляли — подготавливали… или всего лишь оправдывались?

Аля видит склеенные эпохами кадры, слайды, сцепленные драмой.

Они посылают во Вселенную радиосигнал. Программа «Космический зов» — послание другим мирам, энциклопедия знаний. Кто они? Лица, много лиц, люди. Спустя время планета окутана паникой, а затем — накрыта огненным валом. Они выживают, заключают себя в программу, код, чёрные чёрточки. Корабль дрейфует над дымящим домом. Время несётся кометами, дым рассеивается, прорастает новая жизнь. По зелёной траве опять бегут животные, а в океане снова плывут рыбы. Вернувшаяся планета обитаема, как и прежде, но… «Переходного звена, — Аля слышит писклявый голос университетского профессора, — НЕТ!» Планета живёт — без людей. Они, чёрными чёрточками, плывут на корабле-призраке над запершим дверь домом. Но однажды они находят ключ, отыскивают способ попасть домой, вернуться на некогда родную планету. Получают радиосигнал. Космический зов. Архивы утеряны, иначе они бы проследили, что такой же сигнал, давно, до гибели, был послан с их планеты — с локатора РТ-70. Затерянное переходное звено протягивает им руку помощи. Теперь они вернутся домой. Станут людьми. Как и раньше. Как всегда. Нужно лететь на зов. Бежать к рупору, возвещавшему о спасении. К ковчегу, к локатору.

«Цикл, цикл, цикл…» — нарастает рёв чёрных чёрточек.

Але хочется закричать — и она кричит.

Внутри себя.

 

***

 

Марк спрятался за пригорком, поросшим щетиной колючек, не дождался, выбрался из «Нивы». В нём звенело желание подбежать к сестре, расспросить, почему они хотели сбросить его с локатора, почему не вернулся дедушка. Страха не было, внутри тлело недоумение, обида. Почему Аля его не узнала, изменилась, стала чужой? Мальчик смотрел в спину другим, новым сестре и Инге.

К лиманному озеру брели ещё семеро, с пурпурными глазами и бегающими по лицам тусклыми пятнами света. Каждый волочил что-то по песку, вкушавшему кровавые полосы. Лишь по волосам и фигурам можно было понять, что двигались люди, девушки.

Упрятав в грязи бездыханные тела, они приблизились к Але и Инге, другим контейнерам, возвращавшим на родную планету жизнь, людей, их. Необходимый для перерождения процент достигнут: четыре мальчика, пять девочек. Свидетелей их присутствия не осталось. Нельзя, чтобы следующий радиосигнал выдал, сделал дыру в космической сети, внёс дисбаланс. Планета одна, различно время.

Девушки ступили в море и, освещая воду пурпурным сиянием, поплыли. Марк покинул укрытие и подбежал к берегу.

— Аля, подожди! Не уплывай! — кричал брат, заходя дальше и дальше в море.

Там, куда на матраце ранее унесло Алю и Ингу, девушки нырнули. Корабль ждал. Чёрные чёрточки возвращались, они, наконец, обретут тела.

Пальцы ног оторвались от дна. Марк плыл, плохо, но плыл.

— По… жди… А… ля…

Как она могла его бросить?

Он доплывёт, вернёт сестру.

Забивавшая рот вода поднесла к губам палец, море зашептало «тс-с-с-с» крикливому мальчишке.

Не выйдет.

Нужно плыть назад.

Мальчик поднял взгляд, над водой оставались только глаза и кончик носа. Из центра чаши в небо вырвался синий луч — а звёзды начали падать в море.