Это было веселое время, время дешевой газировки и импортной жвачки; время игровых автоматов и киосков с видеокассетами; время перестрелок и переделов. Человеческая жизнь не стоила ничего, а такая мелочь, как авторские права, стоила меньше, чем ничего.

Это было время благородных разбойников, которые, подобно обычным бандитам, добывали свой хлеб сексом, увеселениями, кровью и смертью, но, в отличие от их беспринципных собратьев, подавали все это исключительно в целлулоиде и на бумаге. Это были веселые и отважные пираты, дарившие детям и взрослым, пусть и на время, настоящий билет в другой мир.

Это было время западных богатырей и западных чудовищ. А еще это было время, когда еще все умели читать, но уже не у всех водились деньги.

И если у вас не было возможности купить видеомагнитофон, или вам не по душе был приятный баритон Гаврилова либо неподражаемые гнусавые интонации Володарского, говоривших одним голосом за подкачанного героя и его сексапильную подружку, у вас всегда оставалась возможность пойти на книжный развал и поискать свое любимое кино на бумаге.

Новеллизация приносила неплохой барыш, и каждый новообразованный «пиратский фрегат» прежде всего старался собрать лихую команду «негров». Вооружившись видиком и пишущей машинкой, пираты смело кидались на абордаж американского кинематографа.

Смерть новеллизирующихся фильмов была разной. Одни попадали в лапы орде дикарей, которые разрывали их на куски, распределяли между собой, и каждый переводил свой кусок на бумагу, не утруждая свою драгоценную персону такой ерундой, как соответствие имен и названий; эти несчастные частенько появлялись на прилавках под именем Джона Томпсона — коллективным псевдонимом орды. Другие в муках гибли под разящим пером братьев Адамчиков, превративших Джейсона Вурхиса в Веселого Роджера. Третьи равнодушно и стерильно умерщвлялись схоластическим пересказом.

Лишь единичные новеллизации жизнеспособны, и так бывает только в тех случаях, когда пишет их человек искренне увлеченный и прочувствовавший оригинал. Именно таким человеком являлся Арч Стрэнтон, покойное альтер эго хорошего московского писателя Ивана Сербина, уже упоминавшегося на страницах DARKER. Стрэнтон/Сербин всегда погружался в мир «переписываемого» фильма с головой, пытаясь максимально раскрыть его очарование; он отлично понимал те механизмы, что превращали заурядного гражданина в участника созерцаемых событий. Можно уверенно сказать, что ценность «стрэнтоновских» новеллизаций не только и не столько в их выразительности, сколько именно в понимании материала: они действительно дают взглянуть на полюбившееся произведение под другим углом и открыть для себя в нем какие-то новые грани.

Одной из жемчужин его творчества вполне можно назвать «Попутчика», в котором фирменный стиль автора доведен до совершенства. Справедливости ради, стоит вспомнить, что у фильма Роберта Хармона есть и другая новеллизация — повесть некоего небесталанного отечественного ремесленника, скрывшегося за псевдонимом Говард Хайнц, выпущенная на заре жизни издательством АСТ. Творение Хайнса — неплохой, но ничем не примечательный образчик пальп-фикшна… а в общем — типичная новеллизация.

Иллюстрация из единственного издания

Сербин же придал своей версии дополнительной глубины, насытил множеством аллюзий. Его «Попутчик» одновременно изящен и груб, элегантен и вульгарен, прямолинеен и таинственен. Наконец, он фантастически образен. Некоторые из читателей обвиняли автора в подражании Кингу; и действительно, влияние «короля ужасов» на творческий почерк Сербина ощутимо. Но по стилистике своей и общему настрою «Попутчик» гораздо ближе к «темному» творчеству Рэя Брэдбери. Недаром эпиграфами к роману служат отрывок из его «Смерти и девы» и знаменитая фраза из «Макбета», давшая название другому произведению великого фантаста.

Дождь. Черный дождь. Дождь и молния, освещающая редкими вспышками дорогу, равнину и гордые, осанистые горы за ней. Чудесная парочка. Дождь и молния. Дождь, убаюкивающий, усыпляющий, зовущий и готовый принять тебя в свои ласковые объятия, приподнять над миром и укачать в уютной колыбели. Укачать, чтобы твои усталые веки сомкнулись, и ты провалился в сон, который закончится где-нибудь на обочине горящей ярким белым огнем машиной и корчащимся обгорелым человеком в ней.

Веки, веки слипаются. Спи, СПИ.

Молния. Она ухмыляется в окно своей кривой беззубой ухмылкой, словно говоря:

— Привет, парень. Как дела? Куда ты едешь? Зачем? Разве ты не устал?

— Устал.

— Так в чем же дело? Спи, парень. Что может быть лучше хорошего глубокого сна? Спи, парень. Расслабься, а уж мы позаботимся о тебе. Спи, парень…

Она пропадает. Веки наливаются тяжестью. Руки обвисают, не в силах больше держать руль.

Сон. Пришел. Навалился. Придавил грудь. Вжал в удобную спинку сиденья. Набросил петлю на руки.

СПИ.

Резкий сигнал вывел Джеймса Холзи из небытия. Черт, он и правда уснул. Подав машину вправо, он разглядел в свете фар за пеленой дождя мать его так горбатенький белый «фольксваген». Мигнув своими красными глазенками, «жучок» обошел его и, набрав скорость, ушел вперед. Несколько секунд Холзи еще видел его огоньки за тягучим вязким дождем, но вскоре и они пропали, дружески подмигнув последний раз.

Не будем детально пересказывать историю о молодом и наивном Джиме Холзи, подобравшем на залитом ливнем шоссе Джона Райдера — безжалостного убийцу с по-детски чистыми голубыми глазами и острым выкидным ножом в кармане; ее знают, наверное, все. Да и чисто сюжетно Сербин добавил в нее не так уж и много — пролил свет на то, что на самом деле произошло в полицейском участке, пока безвинно оговоренный Джим Холзи почивал у себя в камере; и добавил эпилог — эпилог безжалостный, страшный, полностью противоречащий вышедшему в 2003 году сиквелу «Попутчика», но кажущийся при этом значительно более логичным, нежели это ненужное продолжение. Тот самый финал, который читался в усталых глазах Джона Райдера, и в затравленном взгляде его жертвы — Джима.

Джон Райдер предстает у Сербина одновременно чудовищем и жертвой — подобно символу Смерти Анку [образ из бретонского фольклора — Ред.], призраку последнего умершего в году человека, который мотается по дорогам, собирая людские души и ожидая, когда кто-нибудь сможет взять его груз на себя. Двусмысленность сюжета — нельзя с уверенностью сказать, было ли у всего происшедшего рациональное объяснение, или Попутчик являл собою некую зловещую силу — Сербин трактует в пользу второго варианта. Самые обычные события и эпизоды приобретают у него потустороннее звучание, и реальность кажется обрывочной в калейдоскопе пугающих образов. Там, где-то между явью и сном, вас уже ждет вскинувшая вверх большой палец фигура в длинном плаще.

От него пахнет кровью и кофе.

Он устал бродить по дорогам.

Он устал от своей работы.

Он хочет, чтобы вы подвезли его на тот свет.

Если вы не можете, он с радостью подвезет туда вас.

И да, Джон Райдер не может умереть. Голубоглазый мужчина в длинном плаще рухнет на пыльное шоссе, изрешеченный пулями, но Джон Райдер — вечный наездник — поедет дальше.

— Джон. — Представился попутчик, улыбаясь каким-то жутким, мертвым оскалом. — Джон Райдер.

И, вытащив из кармана белый платок, тщательно промокнул губы…

Лицевая сторона обложки