...и жить нам приходится снова, себе не найдя двойников...

Э. Шклярский

Выдающийся русский экономист-аграрник Александр Васильевич Чаянов (1888‒1937) отличался невероятно широким кругом интересов — серьёзно изучал искусство и историю, считался отличным специалистом по антиквариату и завзятым коллекционером. Кстати, одна из его коллекций в прямом смысле слова спасла жизнь семье учёного в голодную зиму 1918‒19 гг. — это была коллекция фигурных пряников. Её просто съели.

Ещё одним увлечением Чаянова были книги, он собрал великолепную библиотеку: на книжных полках ученого стояли антикварные издания, настоящие библиографические редкости, но собрание книг предназначалось не для вложения средств, Александр Васильевич очень много читал. Он дружил со многими известными писателями и сам, конечно, пробовал свои силы в художественной литературе. В 1912 году двадцатичетырёхлетний Чаянов выпустил — тиражом в 20 экземпляров — свой первый и последний сборник стихов, а через шесть лет под псевдонимом Ботаник Х. (Икс) опубликовал отдельным изданием повесть «История парикмахерской куклы, или Последняя любовь московского архитектора М.» с подзаголовком «романтическая повесть, написанная Ботаником Х. и иллюстрированная антропологом А.». Повесть была посвящена «памяти великого мастера Эрнста Теодора Амадея Гофмана». Вместо года издания на титульном листе было напечатано: «Москва. I-й год Республики», и эта надпись несколько диссонировала с «буржуазным» внутренним содержанием. В то время, когда в революционном азарте началось уже повальное отрицание старой культуры и создание новой, подобное произведение, стилизованное под романтические повести XIX века, в котором автор, по-видимому, хотел указать на преемственность культурных традиций, могла показаться вызовом новым порядкам.

Алексей Ильич Кравченко. Иллюстрация к повести «Венецианское зеркало, или Диковинные похождения стеклянного человека» для книги «Фантастические повести ботаника Х». 1926. Ксилография.

В течение последующих десяти лет Чаянов под тем же псевдонимом опубликовал еще четыре романтические повести. Не связанные между собой общими персонажами, они всё же составляют условный цикл, который сейчас принято называть «московской гофманианой» — действие в этих повестях по большей части происходит в Москве, а приметы московской старины играют немаловажную роль в сюжете. Сам Чаянов с иронией называл свои повести «ботанической гофманианой», намекая на профессию фиктивного автора.

Особого внимания заслуживает третье произведение цикла. Повесть появилась на свет во время длительной зарубежной командировки Чаянова, написана она была в Лондоне, а напечатана в Берлине под длинным названием: «Венецианское зеркало, или диковинные похождения стеклянного человека. Романтическая повесть, написанная ботаником Х и на этот раз никем не иллюстрированная». Главный герой повести Алексей, молодой, но очень обеспеченный человек, ищет по всему миру предмет искусства, который стал бы главенствующим элементом интерьера в роскошном оформлении его нового московского особняка, завершающим штрихом, делающим дом совершенным. Искомое ему удаётся отыскать лишь в антикварном магазине Венеции — старинное венецианское зеркало. Но когда зеркало привозят в Москву, Алексей и его злое отражение меняются местами, человек оказывается пленником в зеркального мире, а отражение занимает место хозяина в мире людей. Тема злого двойника, доппельгангера, характерна для литературы романтизма, но сюжет рассказа кажется что-то уж слишком знакомым. И точно — в рассказе мэтра русской литературы Валерия Яковлевича Брюсова «В зеркале» 1902 года героиня переживает такие же приключения, покупает новое большое зеркало и оказывается в зеркальном плену взамен своего отражения.

У автора этих строк нет сомнений, что Чаянов читал рассказ Брюсова: во-первых, слишком заметны сюжетные параллели, во-вторых, свой единственный сборник стихов, пробу пера, начинающий писатель отправил на рецензию именно Брюсову, а из сопроводительной записки понятно, что творчество знаменитого поэта его молодому собрату по перу хорошо знакомо. Наверняка Чаянов интересовался и прозой Брюсова. И всё же при общей схожести сюжетных линий повесть Чаянова — это ни в коем случае не плагиат. По сути два произведения — разные подходы к одной теме. Чаянов вступает в определенный диалог с Брюсовым и даже подчеркивает это, — например, временем действия в произведении он скорее всего умышленно делает самое начало XX века, как и в рассказе Брюсова. Даты в повести не упоминаются, но по некоторым приметам время действия можно определить с погрешностью в несколько лет. Маленький шедевр Брюсова — порождение прекрасного и греховного Серебряного века со всеми его слабостями — холодным, болезненным эротизмом, индивидуализмом и эскапизмом, и Брюсов не забывает выделять эти черты: «...через мгновение я лицом коснулась лица моей соперницы, видела ее глаза перед самыми моими глазами, слилась с ней в чудовищном поцелуе, ... [она] приводила в мой будуар людей мне ненавистных и перед моим лицом отдавала им целовать свое тело...». Жизнь в стеклянном плену кажется героине не только мучительной, но и «тайносладостной». «Мужская версия» Чаянова отличается большей эмоциональностью, вероятно, так автор пытается усилить эффект стилизации «под романтизм»; порой, щедро разбрасывая эпитеты, он балансирует на грани плохого вкуса, но, к счастью, эту грань не переступает. В то же время Чаянов наполнил «зеркальную историю» многочисленными скрытыми смыслами.

Неспроста главный герой находит роковое зеркало именно в Венеции. Венеция — не только знак уникального, высочайшего качества стекольной и зеркальной продукции, Венеция — прекрасный символ, это город-тайна, город-обман, где истинные лица, истинные мысли и желания скрыты за карнавальными масками, а двойник города отражается в зеркальной глади каналов. Венеция — не только город мастеров и негоциантов, но и город колдунов, алхимиков. Город великого обманщика Казановы.

Как и в рассказе Брюсова, зеркальный мир населен призрачными существами; вынужденные повторять все за двойниками из физического мира, они ненавидят людей и завидуют им. Но в повести Чаянова контраст между обитателями зеркального мира и мира людей значительно усилен, если у Брюсова героиня испытывает симпатию к некоторым своим отражениям и обитателям зазеркалья, то в «Венецианском зеркале» «стеклянные люди» — существа бездушные, эгоистичные и жалкие. Отражение Алексея, получив свободу, осквернило и опошлило всё, что было дорого двойнику. Стеклянный человек предаётся порокам и проявляет полное отсутствие вкуса («Черепахи, кактусы и немецкие эротические эстампы, которыми двойник засыпал его комнаты...»). Брюсовское соперничество двух женщин превращается у Чаянова в противостояние двух миров — нашего мира и зеркального мира фальшивых чувств и бессмысленных поступков. Нельзя сказать точно, вкладывал ли Чаянов в своё произведение какой-либо политический смысл, но представлять освободившихся рабов (пусть даже они — всего лишь отражения) мстительными, злобными и недалекими существами было в те времена довольно рискованно.

Главные герои произведений тоже оказываются рабами зеркал не просто так. Брюсовскую героиню мир зеркал привлекал с детства и она давно уже была готова сбежать из физического мира. Алексей тоже «наказан» за желание укрыться от мира в своём совершенном особняке, подготовлен к пустоте зеркального существования беззаботной, бессмысленной жизнью.

Алексей Ильич Кравченко. Фронтиспис к повести «Венецианское зеркало, или Диковинные похождения стеклянного человека» для книги «Фантастические повести ботаника Х». 1926. Ксилография.

Очень украшает чаяновскую повесть прекрасное знание старой Москвы, интересных мелких деталей, события происходят в реальных исторических местах города — в районе Таганки, Водоотводного канала (Канавы), у стен Симонова монастыря, на берегу Лизина пруда. Лизин пруд, на берег которого Алексея заманил стеклянный человек, тоже выступает в повести символом обмана — это естественное зеркало, к тому же именно здесь утопилась Бедная Лиза из повести Карамзина. Вообще, неоднозначность зеркала как символа интересно раскрывается в обоих произведениях, зеркало — это возможность взглянуть на себя со стороны, узнать свои потаённые желания, познать истинного себя. Но вместе с тем зеркальная правда оборачивается фальшью, здесь всё наоборот, зеркальная правда — высшая форма лжи.

Повести Чаянова оказали сильное влияние на Булгакова, и следы этого влияния можно заметить в романе «Мастер и Маргарита». К сожалению, судьба автора «Венецианского зеркала» оказалась трагической — он был репрессирован и расстрелян в 1937 году. Долгое время его имя было предано забвению, книги не издавались. Лишь с перестройкой страна вновь узнала о Чаянове-учёном и Чаянове-писателе. Начиная с конца 80-х повести «Ботаника Х» неоднократно выходили отдельными изданиями и в составе антологий, переводились на английский, французский, итальянский. Сейчас романтические повести Чаянова признаны бесспорной классикой позднего периода «русской готики».