Edgar Wallace “Circumstantial Evidence”, 1928 ©

 

Полковник Чартр Дэйн нерешительно остановился в просторном фойе. Пациенты имели обыкновение задерживаться в этом приятном месте. Зимой здесь бывало уютно; на гладкой поверхности стен отражались всполохи огня, разожженного в камине.

Здесь стояли отполированные деревянные стулья, располагающие к долгой беседе, старинные гравюры и голубые китайские цветочные вазы, очаровывающие взгляд.

Летом здесь было прохладно, сумрачно и спокойно. Размеренное тиканье старых часов, аромат роз и легкий ветерок, проникающий сквозь открытые окна и лиловые занавески. Сочетание этого умиротворения и порядка положительно влияло на обеспокоенный разум.

Полковник Чартр Дэйн теребил пуговицу на своем светлом пальто. Он выглядел задумчивым. Ему было пятьдесят пять, он был одинок. Его глаза казались уставшими, движения — нервными.

Доктор Мэрриджет удивленно смотрел на него сквозь толстые стекла очков.

— Вы получили серьезную травму, мистер Джексон, — сказал он, меняя тему и прерывая тем самым затянувшееся молчание. Подобный подход мог заставить военного, пострадавшего когда-то в бою, вспомнить о моментах, когда человек встречается со смертью. А такие воспоминания могли бы помочь.

Полковник Дэйн провел пальцем по длинному шраму на своей щеке.

— Да, — сказал он рассеянно, — это ребенок ... моя племянница. Это моя вина.

— Ребенок? — доктор Мэрриджет выглядел удивленным. Хотя, на самом деле, ему было любопытно.

— Да... ей было одиннадцать... это все моя вина. Я говорил о ее отце неуважительно. Это было непозволительно, ведь он умер не так давно. Он был братом моей жены. Мы сидели за завтраком, и она бросила нож...

Он вспоминал эту историю, и уголки его губ подрагивали в улыбке.

— Она ненавидела меня. И она все еще меня ненавидит...

Он ждал.

Доктор был несколько смущен и решил вернуться к цели визита.

— Я буду настаивать, что вы должны увидеться со специалистом, мистер... Джексон. Вы понимаете, как сложно мне изложить свое мнение. Я могу ошибаться. Я ничего не знаю о вашей истории — я имею в виду, вашей медицинской истории. В городе множество людей, кто даст вам лучшую и более исчерпывающую оценку, чем я. Местный практик, такой же, как и я — всего лишь мелкая рыбешка. В небольшом провинциальном городке все случаи однотипны: беременность, самые обычные и распространенные заболевания... Трудно идти в ногу с передовыми открытиями в современной науке...

— Вы что-нибудь знаете о колледже Маконисиз? — неожиданно спросил полковник.

— Да, конечно. — Доктор был удивлен. — Это одна из лучших школ. Многие из наших врачей и фармацевтов проходили там обучение. Почему вы спрашиваете?

— Просто так. А что касается ваших специалистов... я вряд ли буду их беспокоить.

Доктор Мэрриджет проследил взглядом за высоким человеком, прошедшим вниз по улице, по красной брусчатке между цветочных клумб, и еще долго стоял на пороге, пока рокот машины его посетителя не перестал доноситься до ушей.

— Да уж, — сказал доктор Мэрриджет, возвращаясь к своим делам.

Он просидел некоторое время, задумавшись.

— Мистер Джексон? — произнес он вслух. — Хотел бы я знать, почему полковник называл себя Мистер Джексон.

Он встречал полковника за два года до этого на вечеринке в саду, а лица он никогда не забывал. Тот не вызывал никаких подозрений.

Этот странный визит состоялся как раз накануне отъезда доктора в Константинополь, перед путешествием, которое он планировал долгие годы.

***

Следующим утром лекция в колледже Маконисиз была в самом разгаре.

— ... при сгорании получаем настоящее соединение, которое мы теперь протестируем и сравним с лабораторными результатами... поглощающий влагу бесцветный кристалл легкорастворим...

Профессор, чей монотонный голос гудел, как старый граммофон, был мужчиной средних лет, понятие жизни для которого было сродни химической реакции, а любовь была абсолютно бесполезна для его наблюдений и знаний. Он предполагал, что это подлежит изучению на какой-нибудь другой кафедре колледжа... скажем, кафедре метафизики... или философии? Или все-таки это касалось сферы знаний профессора по биологии?

Элла Грант обиженно посмотрела на лежащие перед ней кристаллы и перекрыла горелку. Дэнман всегда задерживал на занятиях. Уже пятнадцать минут шестого! Часы, висящие над кафедрой профессора Дэнмана, казалось, издевались над ней.

Она устало вздохнула и продолжила возиться с прибором на своем месте. Еще двадцать девушек, одетых в белые халаты, воевали с пробирками, бутылками и пропорциями, двадцать пар глаз сердито смотрели на лысого и сутулого человека, который, казалось, не замечал течения времени, обращая все свое внимание на свойства калия.

— Итак, мы получили металл, чьи странные свойства сродни кислороду... эх, мисс Бенсон? Пять? Чтоб меня! Все свободны! И, дамы, дамы! Прошу вас, прошу, позвольте мне сказать. Лаборант примет у вас все реактивы, с которыми вы работали в этом эксперименте.

Все столпились у двери в раздевалку. Лаборант Смит стоял на выходе и принимал зеленые и голубые реактивы, используя мнемоническую систему для запоминания.

— Мисс Фэрли сдает бутылку самой первой, мисс Джонс сует бутылку прям под нос, мисс Уолтер...

Если вдруг какое-то из имен оставалось неназванным, это могло означать лишь одно — кто-то что-то не вернул.

— Мисс Грант?

Аудитория была пуста. Он пересчитал: на полке стояло девятнадцать бутылок.

— Мисс Грант?

Нет, он точно не произносил ничего, рифмующегося с «грант».

Он зашел в раздевалку, открыл шкафчик и ощупал карманы белого халата. Они были пусты. Юноша вернулся в лабораторию и отметил это в журнале:

«Мисс Грант не вернула реактивы после эксперимента».

Он написал «эксперимент» с двумя «м» и двумя «р».

Элла нашла пузырек с реактивами в кармане пиджака, когда вешала его в свой шкафчик. Она задумалась на минуту, сколько времени понадобится, чтобы вернуться в класс, разыскать лаборанта и восполнить пропажу. В итоге она бросила пузырек в сумку и поспешила к выходу.

Ничего страшного не случится, если она вернет это на место завтра с утра.

«Удалось ли Джеку?» — это занимало все ее мысли. Чудо, о котором мечтает каждый ребенок, наконец произошло. Ведущий адвокат в конторе заболел, и дело Флакмана, которое они вели, перешло к Джеку. Он должен был выступать против двух блестящих адвокатов, да и судья был весьма снисходительным.

Она не задержалась ни на секунду, даже чтобы купить газету; она понимала, что Джек Фридер, возможно, не ждал ее, но вздохнула с облегчением, когда прошла в старенький сад за зданием суда и увидела его, расхаживающего по дорожке.

— Мне так жаль...

Она подошла к нему сзади, и он обернулся. Его лицо сияло от восторга и говорило само за себя. Она взяла его за руку с чувством гордости и легким волнением.

— ... судья вызвал меня к себе после заседания и сказал, что никто не смог бы вести это дело лучше, чем я.

— Он виновен? — спросила она нерешительно.

— Кто, Флакман?.. Думаю, да, — ответил он небрежно. — Его пистолет был найден в квартире Синнита, и нам было известно, что они ссорились из-за денег — при этом присутствовала еще одна девушка — так что у нас было достаточно доказательств, чтобы вести дело. Редко выпадает случай, когда на руках есть прямые доказательства, Элла, в большинстве случаев ведется опасная игра с косвенными уликами.

Если свидетель пришел в суд и сказал: «Я видел, как Флакман стрелял в Синнита, и тот умер», — все дело будет стоять на этом утверждении. Докажи, что свидетель лжет, и вот у тебя уже ни единого шанса для обвинения. С другой стороны, если шесть или семь свидетелей подписались под показаниями о приметах и действиях обвиняемого... что ж, тут оснований достаточно.

Она кивнула.

Ее знакомство с Джеком Фридером началось весьма романтично и неординарно, когда на летних каникулах лодка, на которой они плыли, перевернулась, и пассажиры запутались в парусине. Элла была отличным пловцом, поэтому тут же нырнула в воду, чтобы спасти тонувшего мужчину.

— Это так много для меня значит, Элла, — сказал он, когда они вышли на оживленную улицу. — Это новая ступень в жизни.

Их взгляды пересеклись на мгновение. Она была безумно счастлива.

— Ты видела Стефани вчера вечером? — спросил он неожиданно.

Она почувствовала себя виноватой.

— Нет, — призналась она, — но я не думаю, что нам следует беспокоиться об этом, Джек. Стефани ожидает денег со дня на день.

— Она ждала весь прошлый месяц, — сухо сказал он. — И это безумное ожидание слишком затянулось. Вот чего я не могу понять, так...

Она прервала его, рассмеявшись.

— Ты не можешь понять, почему моей подписи оказалось достаточно, чтобы поручиться за Стефани, — смеялась она. — Ты такой недоверчивый.

Стефани Бостон, ее соседка, доставляла немало беспокойства Джеку Фридеру, хотя он видел ее лишь однажды. Привлекательная, беспечная девушка, обладающая безукоризненным стилем в одежде и любовью к шикарному образу жизни, который был ей не по карману, попала в неприятности. Это было ясно как божий день, но Элла не желала в это верить. И в один прекрасный день молодой человек подошел к ней с листком бумаги и невероятной историей о том, что Стефани готовы одолжить денег, только если Элла поручится за нее. И Элла Грант, для которой финансы были сродни эзотерической премудрости, с радостью согласилась.

— Если бы ты была богатой наследницей или же ожидала кучу денег после смерти родственника… — настаивал Джек. — Я не могу понять, почему Айзеку было достаточно твоего подтверждения!

Элла тихонько рассмеялась и покачала головой.

— Единственный родственник, который у меня остался — это мой бедный дядя Чартр, который меня ненавидит! Когда-то и я не любила его, но переросла это. После смерти отца я жила у него несколько месяцев, и мы постоянно спорили с ним, не буду говорить о чем, но я уверена, он сожалеет о своих словах. Я была жестоким и своенравным ребенком. Я бросила в него ножом...

— Господи боже, — пробормотал Джек, глядя на нее.

Она хмуро кивнула.

— Да, я сделала это. Теперь ты знаешь, единственное, что достанется мне от дяди Чартра — это тот самый нож, которым я пыталась его убить!

Джек молчал. Айзек был матерым ростовщиком... и уж точно не занимался благотворительностью.

Когда Элла вернулась домой в тот вечер, ей предстояло выполнить одну неприятную обязанность. Она не забыла о настойчивости Джека Фридера по поводу ее встречи со Стефани Бостон — она просто хотела избежать неприятностей.

Комната Стефани располагалась на втором этаже, ее собственная — этажом выше. Она долго медлила, прежде чем нажать на звонок.

Грейс, пожилая экономка Стефани, открыла дверь, и глаза ее были красными из-за слез.

— Что случилось? — в панике спросила Элла.

— Входите, мисс, — она пригласила внутрь. — Мисс Бостон оставила вам письмо.

— Оставила? — удивленно повторила Элла. — Она уехала?

— Она уехала сегодня утром, перед тем, как я пришла. Приставы уже были здесь...

Сердце Эллы сжалось.

Письмо было коротким, но содержательным.

«Я уезжаю, Элла. Надеюсь, ты простишь меня. Этот несчастный чек стал причиной, по которой мы больше не сможем увидеться. Я буду работать не покладая рук, чтобы отплатить тебе, Элла».

Девушка смотрела на письмо, не понимая, что оно означает. Стефани уехала!

— Она взяла свои вещи, мисс. Уехала этим утром, сказала носильщику, что собирается в пригород. Она должна мне оплату за три недели!

 

Элла отправилась к себе наверх, опустошённая и потрясенная. У нее не было экономки — одна дама приходила каждое утро прибраться в квартире, а еду она покупала в соседнем ресторанчике.

Когда она поднималась на последний лестничный пролет, то осознала, что перед дверью ее квартиры стоит человек.

И хотя его лицо было ей незнакомо, он, должно быть, узнал ее и приподнял шляпу.

Ей показалось, что она могла где-то видеть его, но не смогла вспомнить при каких обстоятельствах.

— Добрый вечер, мисс Грант, — произнес он дружелюбно. — Я думаю, мы уже виделись с вами раньше. Мисс Бостон знакомила нас — мое имя Хиггинс.

Она покачала головой.

— Боюсь, что не помню вас, — сказала она, задумавшись, не пришел ли он по поводу Стефани?

— Я принес бумагу, которую вы подписали несколько месяцев назад.

И тут она вспомнила его и похолодела.

— Мистер Айзек не хотел создавать какие-либо проблемы, — сказал он. — Счет должен был быть погашен неделю назад, и мы пытались заставить мисс Бостон заплатить. Похоже, что теперь дела обстоят таким образом, что платить придется вам.

— Когда? — встревожилась она.

— Мистер Айзек дал вам время до завтрашнего вечера. Я жду вас здесь с пяти часов, чтобы сообщить это. Надеюсь, это удобно?

Вряд ли кто-то лучше мистера Айзека знал, что это не только неудобно, но также и невозможно для Эллы — найти четыреста фунтов.

— Я напишу мистеру Айзеку, — произнесла она, когда к ней наконец-то вернулся голос.

Она сидела в тишине и сумраке своей квартиры и раздумывала о том, что произошло. Она была ошеломлена и не находила слов.

Это приводило ее в ужас — быть должной сумму денег, которую она не в состоянии вернуть.

В ее почтовом ящике было письмо. Она вытащила его машинально, когда входила, и, развернув, достала сложенный лист бумаги. Содержанию письма она практически не уделила внимания.

Что скажет Джек! Какой бестолковой дурочкой она была! Она сталкивалась с трудностями и раньше и всегда преодолевала их. Когда в возрасте четырнадцати лет она покинула дом дяди и перебралась в дом больной тетушки, пользуясь деньгами, доставшимися ей от отца и отвергая любую попытку Чартра Дэйна заставить ее покинуть свое убежище, то думала, что это и есть самое сложное, с чем она столкнется в жизни.

Но это было совсем другое.

Чартр Дэйн! Она тут же отмела эту мысль, но затем снова вернулась к ней. Возможно, он в силах помочь. Она уже давно преодолела неприязнь к нему, и все ее чувства сменились стыдом и раскаянием. Она часто ловила себя на мысли, что хочет просить у него прощения, но останавливала себя, думая, что он мог заподозрить какие-то скрытые мотивы в ее решении вернуть его расположение. Он был ее родственником. Был ответственным за нее... наконец, мысли обрели четкую форму, и она решилась.

Дом Чартра Дэйна находился в двенадцати милях от города, на склоне лесистого холма, что так подчеркивало его любовь к уединению.

В этих местах бывало трудно найти таксиста, который согласился бы совершить такую поездку. Когда она вылезла из машины и прошла в ворота Эвел Хаус, на улице уже стемнело, хотя тусклый свет еще маячил на небе. Недалеко от ворот стоял сторожевой домик, но в нем уже давно никто не жил. Она направилась к крыльцу дома. Вокруг было темно, и ее окутывал страх. Возможно, его давно уже здесь нет. «А даже если он здесь, то не сможет помочь ей» — уверяла она сама себя. И все же маленькая вероятность его присутствия придавала ей мужества.

Она уже было занесла руку над звонком, как ей вспомнилось: в такой поздний час он всегда сидел в кресле перед окном с видом на лужайку. Она частенько видела его там летними вечерами, со стаканом портвейна на подоконнике и сигарой во рту, пока он задумчиво вглядывался в темноту за окном.

Она спустилась по ступенькам и, крадучись, стала обходить дом по газону. Створки окна в библиотеку были распахнуты настежь, и она застыла на месте; ее сердце застучало как сумасшедшее, когда она увидела стакан на подоконнике.

Его привычки ничуть не изменились, она была уверена: дядя должен был сидеть неподалеку от того места, где стояла она. Собрав всю свою храбрость, Элла пошла дальше. Его не было на привычном месте, и она придвинулась еще ближе к окну.

Полковник Чартр Дэйн сидел за большим письменным столом в центре комнаты, спиной к окну, и что-то писал в свете двух высоких свечей.

Даже при виде его спины все ее мужество мгновенно испарилось, и, когда он поднялся из-за стола, она вновь отошла в тень. Ей было видно только его руку, берущую бокал с портвейном, а в тот момент, когда Элла вновь выглянула из своего укрытия, дядя уже сидел за столом спиной к ней, а бокал стоял рядом.

Она не могла этого сделать, не была к этому готова — так Элла уверяла себя, отступая назад. Она должна написать ему.

Она сошла с газона на тропинку, как вдруг кто-то выскочил из зарослей и схватил ее за руку.

— Кто вы и что вы здесь делаете?

— Отпустите меня, — испуганно воскликнула она. — Я... я...

— Что вы делали под окном полковника?

— Я его племянница, — ответила она с достоинством.

— Вы можете хоть теткой его прикинуться, — иронично усмехнулся сторож. — А теперь, милочка, я отведу вас к полковнику.

Приложив неимоверное усилие, она оттолкнула его от себя, и мужчина упал навзничь. Она услышала звук удара и стон, ужас буквально приковал ее к месту.

— Вам больно? — прошептала она. Ответа не последовало.

Она скорее ощутила, чем увидела, что сторож, падая, ударился головой о дерево. Повернувшись, Элла бросилась бежать к машине, едва дыша от страха. Водитель увидел, как она распахнула дверь и запрыгнула внутрь.

— Что-то не так? — спросил он.

— Я... мне кажется, я убила человека... — бессвязно пробормотала она, но тут водитель смог разобрать сквозь ее плач:

— Задержите эту девушку!

Это был голос сторожа, и способность мыслить, наконец, вернулась к ней.

— Увезите меня отсюда. Быстрее! — воскликнула она.

Водитель колебался.

— Что вы натворили? — спросил он.

— Увезите... увезите меня отсюда! — умоляюще произнесла она.

Он вновь колебался.

— Погнали, — прохрипел он.

***

Три недели спустя Джон Пэндэрбери, один из известнейших правозащитников, вошел в комнату Джека Фридера.

Молодой человек сидел за столом, схватившись за голову, и Пэндэрбери потрепал его за плечо.

— Давай-ка, соберись, — подбодрил его Пэндербери. — Так делу не поможешь.

Джек посмотрел на адвоката, его лицо было бледным и болезненным.

— Это ужасно, просто ужасно! — воскликнул он. — Она же невинна как ребенок. Какие у них есть доказательства?

— Мой дорогой друг, — сказал Пэндербери, — все, что сейчас известно — это лишь косвенные улики. Если бы были неопровержимые доказательства, мы бы могли допросить свидетеля. Но в нашем случае каждая деталь переплетается с другой, и каждое свидетельство порождает новое.

— Это ужасно... не может быть... уму непостижимо, что Элла могла...

Пэндербери покачал головой. Взял стул и поставил его по другую сторону стола, сел, сложив руки на груди, в упор смотря на юношу.

— Посмотри на это с точки зрения закона, Фридер, — сказал он мягко. — Элла Грант очень нуждалась в деньгах. Она поручилась за свою подругу, и вот с нее потребовали деньги. Пять минут спустя после встречи с помощником Айзека она нашла письмо в своей квартире, которое она, очевидно, прочла — конверт был вскрыт. В письме адвокаты полковника Дэйна сообщили ей, что тот объявил ее своей единственной наследницей. Она осознала: как только полковника не будет в живых, она станет богатой. Она спрятала в сумку пузырек цианистого калия, под покровом ночи приехала к дому полковника и подкралась к окну библиотеки со стороны сторожевого домика. Когда следователь допрашивал ее, она призналась, что была в курсе его привычек и знала, что обычно он ставил свой стакан с портвейном на подоконник. Так ли сложно подсыпать цианид в стакан? Вспомни, ведь она говорила, что ненавидела дядю, даже покушалась на его жизнь — бросила в него нож и ранила — у него остался шрам. Она сама призналась, что он всегда ставил стакан там, куда у нее был доступ.

Он вынул сложенные листы бумаги из кармана, развернул и положил перед ним.

— Вот оно.

Он стал читать.

«Да, я видела бокал на подоконнике. Полковник имел привычку сидеть у открытого окна летними вечерами.

Я часто видела его там, и когда он отдыхал, бокал всегда был поблизости».

Он отодвинул бумаги и взглянул на несчастного молодого человека перед ним.

— Как я говорил, ее заметил сторож. Но она сопротивлялась изо всех сил, и, вырвавшись из его хватки, добежала до машины.

Водитель говорил, что она была взволнована, и, когда он спросил ее, в чем дело, она ответила, что убила человека...

— Она имела в виду сторожа! — воскликнул Джек.

— Может, да, а может — нет, но ведь она призналась. Это факты, Джек, ты не можешь просто наплевать на них. Письмо от адвокатов — которое, как она утверждала, никогда не читала — было найдено вскрытым и развернутым. Похоже, что она не читала его?

— В ее вещах нашли цианистый калий, — он продолжил, — полковник был найден мертвым за своим столом, и причиной смерти указали воздействие цианида. Свеча, стоявшая на столе, была опрокинута им в предсмертных судорогах — и это было первое, о чем сообщил сторож, после чего он вышел из дома, чтобы посмотреть, что там происходило. Нет никаких сомнений в том, какой вердикт вынесет судья...

***

Это был долгий и широко освещаемый процесс. Зал заседаний был переполнен, и многие боролись друг с другом за право занять место.

Сэр Джонсон Грей был главным обвинителем и должен был огласить решение суда, а Джек — помощником Пэндербэри, адвоката.

Заседание было назначено на десять утра, но была уже половина одиннадцатого, когда прокурор и Пэндербери вышли ко всем. Последний светился гордостью и улыбался своему помощнику во все тридцать два зуба.

Джек лишь раз взглянул на побледневшую заключенную. Он старался не смотреть на нее.

— Что вас задержало? — спросил он раздраженно. — Этот чертов судья вечно опаздывает.

В зале стало шумно, так как прокурор занял свое место и обратился ко всем.

— Боже, — сказал он. — Я не преследую цели предоставить доказательства со стороны защиты. Вчера под присягой я получил показания от практикующего доктора из Таунвилля, Мэрриджета, и предлагаю с ними ознакомиться.

— Доктор Мэрриджет, — продолжал прокурор, — путешествовал по Ближнему Востоку, потому письмо, отправленное покойным полковником Дэйном, получил лишь неделю назад. Доктор сразу же связался с правоохранительными органами, в результате чего, ваша светлость, я не имею возможности предоставить улики против Эллы Грант.

Очевидно, что полковник Дэйн страдал от неизлечимой болезни и, чтобы убедиться, он отправился на прием к доктору Мэрриджету для осмотра.

Причиной, по которой полковник обратился именно к нему, являлось то, что он не хотел, чтобы кто-нибудь в городе знал о его болезни. Врач подтвердил его худшие опасения, и полковник Дэйн вернулся домой.

Будучи на отдыхе, врач получил письмо от полковника Дэйна, которое я намереваюсь зачитать.

Он взял письмо со стола, поправил очки и начал:

— Уважаемый доктор Мэрриджет, эта идея пришла мне в голову после того, как я вчера покинул вас. Вы, должно быть, узнали меня, вспомнив о вечеринке в саду. Я не обратился, как вы советовали мне, к другому специалисту. Я понимаю, что мои дела совсем плохи, потому решил сегодня принять смертельную дозу цианида. Я думаю, что должен предупредить вас о своем решении перед тем, как встречусь со смертью. Искренне ваш, Чартр Дэйн.

— Я думаю, справедливость восторжествует, — продолжил прокурор, — если я позвоню доктору.

***

Прошло не так много времени, прежде чем другой случай коснулся Джека Фридера. Неделю спустя после возвращения с медового месяца, он был вызван в офис прокурора, где ему сделали предложение.

— Вы так мастерски провели дело Флакмана, Фридер, что я хотел бы предложить выступить на стороне обвинения Вайза. Несомненно, для вас это прекрасный случай, да и дело Вайза привлекло столько внимания.

— Какие есть доказательства? — прямо спросил Джек.

— Косвенные, конечно, но... — начал прокурор.

Джек покачал головой.

— Не думаю, сэр, — решительно, но с уважением, отказал он. — Я более не буду пытаться доказать факт убийства, если оно не совершено в моем присутствии.

— Звучит так, будто вы отказываетесь быть обвинителем убийцы — и вовсе от работы по уголовному праву, мистер Фридер.

— Именно, сэр, — серьезно ответил Джек. — Моей жене это не по душе.

***

Сегодня Джек Фридер в юридических кругах является примером того, как семейная жизнь может поставить крест на впечатляющей карьере.