DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

ПРОКЛЯТИЕ

Феликс Кривенцов «Неспящие»

Семен Филиппович занял привычное место в своем старом кожаном кресле и наблюдал за тем, как его дочь укладывает детей в кровать.

За окном давно уже стемнело. Комнату освещал лишь мягкий свет настольной лампы, свесившей поникшую красную голову над тумбочкой. Но детям и Диане этого несильного сияния было достаточно: им — чтобы чувствовать себя в безопасности, пока они могут рассмотреть каждый уголок уютной детской, ей — чтобы различать потертые буквы в старой советской книжке сказок, которую она читала вслух. Время от времени Диана поднимала глаза, чтобы проверить, не успели ли еще десятилетняя Маша и шестилетний Артур крепко уснуть, но при этом ее мягкий, спокойный голос, рассказывающий о приключениях Ивана-царевича, ни на секунду не сбивался с ритма. Сам Семен Филиппович зачастую с удовольствием прикрывал глаза и слушал сказки, которые уже знал наизусть, и каждый раз для него казался первым. Иногда ему приходила в голову мысль, что Дианин голос он мог слушать вечно.

Но каждую ночь в определенный момент сказка прерывалась, и это означало, что больше ему дремать не положено.

Мягкий женский шепот становился все тише и тише, пока не замолк, прервав историю Ивана-царевича на самой кульминации. Диана тихо отложила книгу на стол, где компанию ей составили кусочки несобранного пазла, мягкая игрушка с брелоком и пластиковый стакан с водой (на случай, если Маша вдруг проснется среди ночи). Она по очереди подошла к каждому из детей, аккуратно прикрыв худенькие плечи одеялом и чмокнув каждого в щеку, после чего бросила мимолетный взгляд на кресло, в котором сидел Семен Филиппович, и выключила лампу.

Как только дверь за Дианой закрылась, комната погрузилась во мрак. Если бы не свет луны, периодически выглядывающей из-за облаков и поливающей детские кровати серебряным сиянием, можно было бы подумать, что Семен Филиппович полностью ослеп и теперь очутился посреди бесконечной темноты, поглотившей весь мир. Но Семен Филиппович был далеко не слеп. Теперь, когда у него появилась важная задача, которую он вновь и вновь выполнял каждую ночь, он был обязан видеть все вокруг себя до мельчайших подробностей. Его глаз должен был фокусировать каждую малейшую деталь, которая могла измениться — именно этого нельзя было допустить в первую очередь, иначе дальше будет только хуже.

Сегодня Семен Филиппович пристально наблюдал за плюшевым медведем, прислонившимся спиной к кровати Артура. Старик был уверен, что никто из детей не снимал этого медведя с полки и не бросал в том месте, где он сейчас находился. Именно такие вещи и необходимо было замечать.

Первые ночные часы проходили неспешно — вернее, они ползли, как улитки по коре старого дерева. Где-то на кухне чуть слышно тикали часы, отсчитывая долго тянущиеся секунды. Семен Филиппович все еще не покидал кресла и не отрывал пристального взгляда от медвежонка, свесившего набитую пухом голову чуть набок и глядящего куда-то сквозь пол огромными пуговичными глазами. Днем он мог быть простой игрушкой, на которую привыкшие к ярким, новеньким вещам дети вряд ли обратили бы особое внимание — разве что им срочно понадобилось бы выстроить вдоль стены игрушечную армию. Дети вряд ли обладали желанием уловить ход времени, который превратил некогда яркого мишку, принадлежавшего их маме, в еще одну брошенную игрушку. Точно так же несколько лет назад играм со своим дедом они предпочли компьютерные стрелялки или мультики, день и ночь раскрашивавшие экран телевизора. Семен Филиппович и не думал жаловаться — он знал и видел, что Машка и Артур любят его, но вряд ли он когда-нибудь смог бы стать достойным соперником в плане развлечений тому же телефону, позволяющему ребенку в любой момент отправиться в страну рыцарей и «покемонов». Поэтому в чем-то они со старым мишкой были похожи. Вот только тот сидел на полу без движения, а Семен Филиппович крепко сжимал свою деревянную трость, готовый в любой момент напасть на плюшевую игрушку и колотить ее, пока пух не разлетится по дальним углам.

Когда луна в очередной раз спряталась за грозными дождевыми тучами, он моргнул. Всего мгновение — но, открыв глаза, старик увидел то, что и ожидал увидеть последние несколько часов. Голова медведя развернулась, как будто кто-то сломал его мягкую плюшевую шею. Глаза-пуговицы смотрели прямо на спящего Артура. Голова мальчика лежала на подушке, сам он тихо сопел во сне.

Не медля ни секунды, Семен Филиппович поднялся с кресла и тремя быстрыми, ловкими шагами подошел к медведю. Протянув трость, он резко оттолкнул игрушку от кровати — мишка прокатился по ковру, перекувыркнувшись через ушастую голову. Теперь он валялся на спине, вперив взгляд красных пуговиц в потолок. Семен Филиппович сделал еще шаг и крепко прижал игрушку к полу концом трости.

— Убирайся вон, — тихо прошипел он. Достаточно тихо, чтобы не разбудить чутко спящую Машку, но и достаточно четко, чтобы то, что притаилось внутри плюшевого медведя, могло его расслышать.

Медведь еще пару секунд лежал на месте без движения. Семен Филиппович бросил быстрый взгляд на обе детские кроватки, проверяя. Тут он почувствовал, как его рука, сжимающая трость, чуть опустилась вниз — а конец трости глубже вошел в мягкий живот медведя. Как будто игрушка, до этого набравшая в свои пуховые легкие воздуха, наконец выдохнула. Краем глаза Семен Филиппович заметил, как что-то маленькое и черное юркнуло под шкаф. Он отпустил не подающего признаков жизни медвежонка и медленно вернулся в кресло, не спуская глаз с кроватей. Других целей для наблюдения у него намечено не было — а значит, в ход мог пойти любой из предметов, находящихся в детской.

Через несколько минут этим предметом стала дверца шкафа, которая начала медленно приоткрываться рядом со спящей Машей.

Семен Филиппович вновь поднялся со своего наблюдательного пункта и уже сделал пару шагов, но тут остановился. Покрытая лаком дверца открылась, издав чуть слышный скрип смазанных механизмов — а внутри была темнота. Не та, которую видишь, если закрыть глаза или выключить свет в комнате. Эта темнота была более «черной», более глубокой — как будто она сама имела плоть, заполняя собой все пространство, в котором находилась. И она была живой, о да, Семену Филипповичу уже довелось несколько раз убедиться в этом. Эта темнота была не «отсутствием света» — она была «присутствием» чего-то другого, чего-то чужого для мира, который мы видим, пока светит солнце. Именно ее так боялись (и боятся до сих пор) все дети на земном шаре, и она определенно чувствовала этот страх. Питалась им. Высасывала его из их сонных тел, проникала туда, где они были под наименьшей защитой — в их сны.

Но Семен Филиппович уже не раз сражался с темнотой. Он знал, что это существо бывает достаточно умным, чтобы не попасть впросак, что у него есть свои хитрости и свои ходы. Поэтому, пока дверца шкафа продолжала медленно открываться, он притворился, что делает еще один шаг вперед, но в последний момент резко развернулся к кровати Артура.

И не напрасно — из-под одеяла как раз показалась черная рука с длинными когтистыми пальцами. Ее ладонь раскрылась, как дьявольский черный цветок, прямо над головой спящего мальчика, и размера она была достаточно большого, чтобы обхватить его голову полностью. А под кроватью загорелись маленькими угольками два красных глаза, пристально вкручиваясь острым взглядом в Семена Филипповича.

Старик сделал резкий выпад вперед, вытянув руку с тростью перед собой, как мушкетер в старом фильме. Кончик трости ткнул в самый центр черной руки (туда, где у обычного человека, по словам хиромантов, располагалась линия жизни), после чего резко дернулся назад, пока когтистые пальцы не успели сомкнуться вокруг деревянной трости. Красные угольки под кроватью на мгновение полыхнули, став еще ярче — темнота тоже чувствовала боль, — после чего когтистая рука втянулась обратно, чуть задев край свисающего одеяла.

Но не успел Семен Филиппович опустить трость, как из-под ковра у него под ногами во все стороны расползлись десятки, сотни маленьких темных точек. Старик присел на корточки (даже в преклонном возрасте он поддерживал себя в хорошей физической форме — дисциплина прививалась ему с юных лет и осталась в его голове до конца жизни) и присмотрелся. Маленькие точки оказались насекомыми — похожими одновременно и на пауков, и на сороконожек. Черные шарики разных форм, со множеством крошечных ножек, размерами не превышали рублевые монеты. Они продолжали хаотично выбегать из-под ковра, словно жители тонущего острова, спасающиеся бегством, но потом их бег упорядочился — одна колонна побежала в сторону батареи под окном, а вторая направилась к ящику с игрушками. Семен Филиппович несколько раз наудачу ударил тростью в это полчище отвратительных ночных созданий, но каждый раз насекомые обегали кончик трости и продолжали свой путь. Тогда Семен Филиппович, стараясь особенно твердо наступать всей подошвой, пошел прямо по одной из бегущих колонн, приговаривая под нос: «Получайте, проклятые». Колонна стала заметно редеть — уже после пары шагов она превратилась в тонкую струйку насекомых, в растерянности мечущихся вдоль потерянного маршрута. Семен Филиппович не смог сдержаться и довольно усмехнулся — а потом вдруг замер на месте. Он понял, что его, круглого дурака, только что обманули эффектным представлением — как фокусник обманывает ребенка в цирке, показывая ему пустую шляпу, в которой только что исчез белый кролик.

Повернув голову к кровати Маши, старик увидел, как несколько насекомых собрались в кучку прямо на покрывале, рядом с плечом девочки. Кучка эта вдруг «склеилась», как будто создания были пластилиновыми, и тут же превратилась в огромную сороконожку, размером со школьную линейку. Черная сороконожка, двигаясь быстро, как змея, проползла по кровати, на долю секунды остановившись возле головы девочки — прямо напротив уха. Глаза Семена Филипповича распахнулись, рот раскрылся в беззвучном «ох!»; он кинулся к кровати внучки, когда сороконожка нырнула в Машино ухо. Мелькнул черный, с двумя маленькими отростками хвост — извилистое черное тельце пробралось в голову девочки.

Семен Филиппович подбежал к Машиной кровати и присел рядом с ее головой. Он выбрал такую позицию, чтобы видно было и Артура, пока что спокойно спящего. Маша продолжала лежать смирно — старик сомневался, что кто-то может почувствовать момент проникновения темноты в голову. Но он все же сидел рядом, как будто извиняясь за пропущенный кусочек темноты — что ж, не всякая ночь проходила спокойно. Сейчас должна начаться самая неприятная часть — когда существо обживется в голове у спящего ребенка и проникнет в его сны. А там начнет питаться. И этот процесс уж точно нельзя было назвать приятным: как будто мысли — это поле, на которое вдруг совершает набег саранча, пожирающая все хорошее, до чего доберутся ее тонкие сухие лапки.

В ящике с игрушками у кровати Артура что-то пошевелилось. Семен Филиппович немедленно встал, приготовив трость. Ящик медленно выдвинулся из шкафа. Внутри была целая гора маленьких фигурок — пластиковые роботы, динозавры, рыцари, однорукий Человек-паук и баночка с высохшей гуашью. Вся эта груда вдруг пришла в движение — будто что-то выкапывало себе проход наверх, как погребенный заживо быстрыми движениями роет дорогу к свету. Семен Филиппович, не медля ни секунды, подошел к ящику и резким толчком задвинул его обратно в шкаф. С внутренней стороны что-то начало скрести дерево — пальцы Семена Филипповича сквозь тонкую перегородку чувствовали напор существа, извивающегося в темноте, пытающегося выбраться на волю. Но старик продолжал держать ящик закрытым, при этом обернувшись и не спуская глаз с Маши.

Насекомые снова появились в комнате — теперь их стройные ряды бегали не только по полу, но и по потолку, образуя своеобразные основания большого цилиндра. Темнота, из которой они были сотканы, как будто пульсировала, вдыхая — а центром этой животной «церемонии» была Маша.

Девочка сидела на кровати. Она не открыла глаза, не проснулась — но существу, которое временно поселилось в ее голове, этого и не требовалось. Маша резко начала дрожать, сильно, всем телом. Одеяло упало с ее плеч, светлая пижама как будто мелко вибрировала, посылая электрические импульсы телу. Маша крепко сжала губы — они превратились в маленькую белую полоску, — а потом вдруг открыла глаза. Правда, Семен Филиппович уже прекрасно понимал, что подняла веки, обнажив угольно-черные зрачки, как раз не его внучка — а то, что сейчас находилось у нее в голове. Тело Маши перестало дрожать, полностью расслабившись — голова медленно повернулась в сторону старика. Каждый раз, когда частичка темноты все же пробиралась в одного из детей, Семену Филипповичу приходилось встречать этот взгляд — и каждый раз он сам на секунду вздрагивал, видя эти изучающие, нечеловеческие, темнее самого черного цвета глаза. Он встал в полный рост (существо, пытающееся вырваться из ящика с игрушками, уже утихомирилось) и ответил противнику не менее пристальным взглядом.

Его задача здесь была единственной — защищать спящих внуков от темноты и того, что в ней обитает. Порой темноте удавалось пробраться, и такие мелкие «вторжения» вызывали у детей кошмары, а иногда и то, что сейчас наблюдал перед собой Семен Филиппович — доктора всего мира предпочитали называть подобные явления «приступами лунатизма». Но Семен Филиппович знал, что если пропустить слишком большую часть темноты в сознание, то это добром это не кончится. После такого можно и не проснуться — никогда. И он не мог допустить, чтобы это произошло с его внуками. Именно такой посыл он вкладывал в суровый взгляд, которым смотрел прямо в глаза воплощению темноты.

— Убирайся прочь, дрянь, — тихо, но твердо сказал Семен Филиппович. — Тебе здесь не место.

Угольно-черные глаза еще несколько секунд буравили старика взглядом, словно сдаваясь его решимости, и наконец скрылись за тонкой ширмой век. Маша глубоко вдохнула во сне и медленно опустилась обратно на подушку. Выждав минуту, Семен Филиппович подошел ближе. Девочка спокойно спала. То, что было в ее голове, покинуло свое убежище.

Семен Филиппович еще раз внимательно осмотрел комнату. Все было на своем месте — игрушки, книги, старые детские рисунки на стенах, корявые подписи под которыми гласили: «Я, Артур, мама и деда», «Я, мама и Маша». Дети на рисунках широко улыбались, и ни на одной из картинок не было ни мазка черной краски. Наверняка именно она валялась в ящике, засохшая и никому не нужная.

На сегодня все кончено.

До рассвета оставались считанные часы. Семен Филиппович прошел по комнате, аккуратно расправил сдвинутый уголок ковра, под которым больше не было ни одного насекомого, и вернул на место плюшевого мишку — его мягкая голова снова склонилась набок, как будто и он решил отдохнуть в последние предрассветные часы. Семен Филиппович снова сел в свое любимое кресло и, глядя на то, как сладко спят его внуки, задремал и сам. Ночью опять предстоит много работы.

 

Резкий звонок будильника разбудил Диану в семь утра. За окном уже поднялось солнце, а вскоре должен был запоздало заголосить соседский петух. Диана потянулась, широко открыв рот в приятном зевке, и встала с кровати.

Перед тем, как пройти в кухню и приготовить что-нибудь на завтрак, она вошла в детскую. Солнечный свет уже проник сквозь раздвинутые шторы и падал на кровати спящих малышей. На цыпочках, чтобы не нарушить их чуткий сон (в субботу их совсем не нужно было будить пораньше), Диана по очереди подошла сначала к Артуру, а потом и к Маше, на пару секунд приложив руку к мягкой щеке каждого из них. Выходя из комнаты, она по привычке бросила взгляд на старое кресло, в котором любил сидеть ее отец, Семен Филиппович — пока не умер два года назад. В голову снова пришла мысль о том, что кресло давно можно было бы и выбросить, но дети любили валяться на нем — как когда-то любила и она. Поэтому, отбросив ненужные мысли, Диана направилась на кухню, уже предвкушая бодрящий кофейный запах.

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)