DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

ПРОКЛЯТИЕ

Грех Николая Калмакова

Я ждал в гостиной. На стене

Лежала женщина в огне

Дождя при солнце. Помню, эта

Картина, вся лучистый зов,

Какую создал Калмаков,

Меня тогда очаровала.

«Колокола собора чувств»  Игорь Северянин

 

Классик тёмной литературы, знаменитый английский писатель-мистик Артур Мейчен (1863-1947) в повести «Белые люди» много рассуждает о природе «греха» и «зла» и приходит к выводу, что «настоящий грех» не имеет ничего общего с нарушением общественных нравственных законов – «можно не совершить ни одного преступления и всё же быть грешником». «Истинный грех», по мнению Мейчена, – «попытка проникнуть в иную высшую сферу недозволенным способом», вызывающая у обычного человека неосознанный природный ужас. Невольно вспоминаешь об этих словах, глядя на странные, выразительные, вызывающие неясную тревогу картины Николая Калмакова: кажется, что создатель этих работ и в самом деле вторгся в запретные для человека сферы и оглянувшись посмотрел на наш мир с той стороны – с презрением, удивлением и тоской.

Считается, что о художнике должны говорить его картины.  В случае с Калмаковым эта фраза  особенно верна, ибо сведений о его жизни очень мало, а те, что есть, — щедро смешаны с легендами и слухами, и некоторые создал он сам. Даже фамилия художника писалась по-разному: чаще всего Калмаков, но иногда – Колмаков, Калмыков.

Николай Константинович Калмаков родился в 1873 году в курортном итальянском городке Нерви на побережье Лигурийского моря, который сегодня является частью района Генуи. Матерью будущего художника была итальянка, отцом – россиянин. Калмаков утверждал, что его родитель был генералом, хотя есть основания утверждать, что на самом деле Константин Николаевич Калмаков являлся всего лишь начальником уездной полиции из Петергофа. Детство Николай провёл в Италии. Сильное влияние на впечатлительного и мечтательного мальчика оказали страшные сказки Э. Т. А. Гофмана и братьев Гримм, которые рассказывала немка-гувернантка. Позднее Калмаков вспоминал, что в девятилетнем возрасте после этих сказок он не раз прятался в самой дальней комнате и, оставшись один в темноте, призывал появиться чёрта. Николай получил домашнее образование, затем приехал в Россию, поступил в престижное Императорское училище правоведения в Санкт-Петербурге и окончил его в 1895 году (в списке выпускников значится как Колмаков). После окончания училища он, вероятно, отправляется на несколько лет в Италию - учиться живописи, хотя известно, что профессионального художественного образования он не получил. Вернувшись в Россию, начинает выставлять свои картины. В 1908 году дебютирует как театральный художник. Именно театр приносит Калмакову известность. Он сотрудничал с ведущими российскими театральными постановщиками, режиссёр Н. Н. Евреинов назвал Калмакова «уникальным» и «единственным в своём роде». К сожалению, дебют Калмакова как художника-постановщика в театре Комиссаржевской, который должен был стать его триумфом, оказался омрачён грандиозным скандалом – спектакль по пьесе Оскара Уайльда «Саломея» запретили после генеральной репетиции 27 октября 1908 года. Комиссаржевская, вложившая в постановку огромные средства, была разорена. Возникла устойчивая легенда, что в запрете спектакля виноват Калмаков, оформивший сцену декорациями в виде огромных женских гениталий. В статье Елены Струтинской «Легенда о Саломее» убедительно доказана ложность этих слухов: никто из зрителей, присутствовавших на репетиции, не упоминает о непристойном оформлении, хотя все отмечают  удивительную фантазию художника, расцветшую в декорациях и костюмах. Постановка «Саломеи» в России была запрещена по причине «кощунственного трактования библейского сюжета». Изменение имён действующих персонажей и названия («Царевна») не помогло. Немалую роль в закрытии «Саломеи» сыграл  депутат Государственной думы, лидер черносотенного «Русского народного союза имени Михаила Архангела» Владимир Пуришкевич, пообещавший, что если пьеса пойдёт, то «Союз Михаила Архангела» скупит первые ряды кресел и всё равно заставит прекратить спектакль.

Но в возникновении легенды о непристойных декорациях нет ничего удивительного, ведь картины Калмакова поражали своим эротизмом даже раскрепощённых «серебряным веком» современников. Это странная чувственность полотен... героев картин словно тяготит, мучает и порабощает их похоть; впечатление усиливают страшные взгляды и порочные ухмылки, необычная пластика тел. «Финальная точка» весьма красноречива: картины свои Калмаков подписывал монограммой, напоминающей стилизованное изображение фаллоса.

Вот что пишет в своих мемуарах друг Калмакова, известный русский актёр грузинского происхождения Александр Мгебров:

Его картины поражали своей чудовищностью. Они всегда изображали не то какие-то увеличенные в миллионы раз протоплазмы, не то первородные клеточки стихийного вселенского зачатия или, во всяком случае — зачатия во вселенском масштабе. Трудно вообще сказать, что это были за картины, но они глубоко приковывали внимание стремлением вплотную подойти к чему-то поистине чертовскому, капризному и дьявольски-изощренному… Лейтмотивом его произведения зачастую был эротизм совершенно чудовищных размеров, такой эротизм, какой мог бы быть только у самого дьявола, если представить себе, что и над дьяволом есть нечто еще более страшное и величественное, чем он сам… Может быть, это первобытный хаос, может быть, — хаос над хаосом…

Возможно, болезненный эротизм Калмакова объясняется тем, что в Петербурге он сблизился с членами влиятельной христианской секты скопцов, которые практиковали аскетизм, воздержание, а наиболее богоугодным делом считали добровольную кастрацию. Религиозные воззрения Калмакова совершенно испортили его отношения с женой: если верить книге француза Жоржа Мартина дю Нора, то Калмаков наказывал супругу, закрывая её на целый день в доме.

Обратимся снова к книге воспоминаний А. Мгеброва «Жизнь в театре» — здесь можно найти уникальные сведения о характере и привычках художника:

Калмаков был вообще преоригинальным человеком и совершенно особенным художником. Правда, он был с большим мистическим уклоном, но вместе с тем он всегда стремился и пытался самим собой, своей собственной личностью воплотить художественную проблему эпохи возрождения. Так, например, он, как старинные художники, никогда не покупал красок, но приготовлял их сам из трав и растений, чтобы познать древнюю тайну их — не умирать и не исчезать. И жил он своеобразно, уединенно и одиноко, именно так, как жили старинные художники. В Петергофе, у большого Петергофского парка, он имел маленький собственный домик, в котором были высокие узкие окна, старинная мебель, какие-то старинные балюстрады, лесенки и переходы.

Помню однажды, когда я посетил его, он мне таинственным шепотом рассказывал, что давно пишет черта. «У меня наверху собраны все его эскизы»… Глаза его сверкали в этот момент странным блеском… «Вы понимаете… — говорил Калмаков, — вот уже столько времени я ловлю его (т. е. черта) и никак не могу поймать… Иногда мелькнет передо мною его глаз… иногда хвост… иногда копыто его ноги… но целиком я еще не увидел его, как ни стерегу и ни ловлю. Но я сделал сотню эскизов… хотите покажу?» И действительно, на пыльном чердаке своего странного дома он показывал мне тогда бесконечно разнообразные, жуткие и фантастические эскизы глаз, хвоста, множество ног черта и был убежден глубоко, что все это действительно видел…

Может быть, после того, что я рассказал о картинах Калмакова, невольно возникнет представление о нем, как о человеке в высшей степени ненормальном… Ничего подобного. Калмаков в жизни был корректнейшим человеком, всегда неизменно выдержанным, спокойным и элегантным. Он был небольшого роста; выпуклый и довольно значительный лоб обрамляли слегка вьющиеся и вместе редкие волосы; очень спокойные черты лица, маленькие усики и эспаньолка, — в одно и то же время делали его лицо похожим в миниатюре на Петра I и переносили воображением в эпоху испанских художников возрождения или ренессанса… В театре я помню его всегда с неизменным беретом, очень идущим к его действительно средневековому лицу. Калмаков любил блузу, трубку, спокойно изысканные светские разговоры и ту особенную выдержанность, которая всегда отличает людей, словно случайно забредших к нам из каких-то других времен и других эпох и стран. Он говорил только репликами, быстрыми и краткими, но неизменно значительными, образными и яркими. Он редко выходил из себя, за исключением тех случаев, когда это касалось деталей его эскизов или работ, если они не выполнялись точно… Тогда он начинал слегка нервничать и нервность эта выражалась только в маленьком отрывистом заикании.

Калмаков был близок к художникам знаменитого объединения «Мир искусства», участвовал в выставках мирискусников. Их работы, несомненно, сказались и на его творчестве.

Заметно влияние западноевропейского символизма и модерна, особенно работ Обри Бёрдслея. В то же время Калмаков создал свой узнаваемый и неповторимый стиль. Для его работ  характерны  сложные орнаменты, использование серебряной и бронзовой краски, контраст ярких красок на грани аляповатости. Основные темы произведений — античная и восточная мифология, монстрография, эротические мотивы, необычные автопортреты.  Калмаков занимался экслибрисом, проявил себя в книжной графике. Так, он проиллюстрировал сказку Н. Кронидова «Принцесса Лера». Современные исследователи считают, что автором сказки также является Калмаков, а Кронидов — всего лишь псевдоним.

В 1913 году в Петербурге прошла первая персональная выставка Калмакова , которая вызвала противоречивые отклики — от восторженных до разгромных. 

В 1920 году художник покинул Советскую Россию, бросив жену и сына,  и перебрался сначала в Эстонию, где организовал в 1922 году выставку своих театральных работ, а потом, в 1924 г. — в Париж. В эмиграции он продолжал заниматься живописью. В 1928 году в парижской галерее  состоялась его большая выставка. Однако со временем заказов становилось всё меньше. Уединённая жизнь и принципиальный отказ от общения с русской диаспорой привели к тому, что вскоре имя Калмакова было полностью забыто. Он провёл последние годы жизни в доме престарелых в пригороде Парижа и умер в 1955 году в бедности и забвении.

В 1960-х гг. французские коллекционеры живописи Бертран Коллен дю Бокаж и Жорж Мартин дю Нор обнаружили сорок холстов Калмакова на барахолке на севере Парижа и организовали серию выставок художника в Париже и Лондоне, вновь открыв его творчество широкой публике.

Дозволеным или запретным способом Калмаков проник в высшую сферу, на Олимп Искусства, – не важно. Это его место по праву – место человека, увидавшего черта.

Комментариев: 9 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Eucalypt 03-12-2021 12:41

    Какая же неувядающая красота!

    Учитываю...
  • 2 Roman 23-08-2013 14:27

    Спасибо! Было интересно узнать новое имя.

    Учитываю...
  • 3 Мельник 30-04-2013 19:54

    Интересная получилась статья. Очень необычные картины, а для того времени, наверное, вызывали даже шок у неискушенных людей.

    Учитываю...
  • 4 saga23 29-04-2013 11:13

    Интересная публикация. Особенно ценно, что автор представил художника, можно сказать, забытого. При том что сам "Мир искусства" весьма популярен среди ценителей изобразительного и театрального искусства. Некоторые художники из этого объединения "засмотрены" до дыр. Тот же Леон Бакст.

    Учитываю...
  • 6 Satampra 20-04-2013 15:28

    а вот за это спасибо

    действительно не то что увидешь или прочитаешь повсюду

    Учитываю...