Еще при жизни он стал мифом. Недостоверным, противоречивым, загадочным, как и подобает любому настоящему мифу, но абсолютно органичным в контексте всей русской истории конца прошлого века. Еще при жизни он стал культурным явлением, архетипом, не требующим объяснений и трактовок, но неизбежно погрязшим в них. В феврале 2008 года миф освободился от неприспособленной к вечности плоти и начал собственное путешествие по вселенной. В феврале 2008 года Егор Летов умер.

 

А этой осенью, шесть с половиной лет спустя, мы, оставшиеся «терпеть и наблюдать», отмечаем юбилеи: тридцать лет группе «Гражданская Оборона», возникшей в ноябре 1984 года, и полвека ее создателю.

О нем и его феномене уже написано немало, и неизбежно будет написано еще больше. Статьи, воспоминания, исследования – люди пытаются осознать, чему им пришлось быть свидетелями, и уложить поистине сибирский, безудержный размах творчества Летова в рамки каких-то систем, жанров, объяснений. Это невозможно, а потому мы здесь даже не станем пытаться объять необъятное и коснемся лишь некоторых аспектов его творческого наследия, близких по духу тематике нашего журнала.

Что касается жизненного пути, биографии Егора Летова, то ее, реальной и мифической, хватило бы сразу на несколько остросюжетных блокбастеров. Вторая половина 80-х – все ускоряющаяся агония СССР, кризис идолов, идеалов и идеологии – не оставляла шансов на спокойное и счастливое творчество тем, кто не мог врать себе и окружающим. Глухая стена непонимания вокруг, преследования со стороны местных властей, несколько месяцев принудительного содержания в психиатрической лечебнице, Новосибирский рок-фестиваль и почти случайное, но ставшее легендарным выступление, окончившееся отключением звука, бегство из родного Омска и скитания по городам России, квартирники, неизменно растущая – вопреки всему – слава.

Его голос звучал во всех уголках огромной страны, разносимый на магнитоальбомах, каждый из которых был одновременно и вызовом, и пощечиной, и ниспровержением: подчеркнуто «грязное», небрежное звучание, бесхитростные, по-детски простые и оттого еще более пробивные мелодии, надрывный вокал и совершенно ошеломительные стихи, сочетавшие в себе остро-социальную направленность с виртуозным владением словом и образом, абсолютно нехарактерным для панк-рока. Ни продюсеров, ни издателей, ни студии звукозаписи, ни концертов, ни музыкантов. Как минимум восемь альбомов того периода Летов записал в одиночку, в своей квартире в Омске. Вот как он сам впоследствии описывал процесс их создания, отвечая на вопросы посетителей официального сайта группы (www.gr-oborona.ru):

 

«Сначала писались барабаны на все песни вообще, потом ритм гитара также на все песни, потом бас — именно после всего, потому что подвержен более всего деформации при накладке. А в последние пару дней я, вооружась гитарой Eterna, все напел и одновременно играл соло. Еще пара дней ушло на наложение ревера и собственно разбитие песен на альбомы так, чтобы везде получалось примерно по полчаса. Как видите, все очень просто, странно, что никому до этого не приходило в голову нечто подобное. В следующий раз — во время сессии «Все идет по плану», «Так закалялась сталь» и «Боевой стимул» все уместилось примерно в три дня. Помню, последней вещью была «Иуда будет в раю», был январь 88го, 10 часов вечера, я вздохнул свободно, вышел из дома и пошел куда глаза глядят. Был очень спокоен и счастлив».

 

Вскоре стало легче, преследования прекратились, «Гражданская оборона», знаменитая уже на весь Союз, принялась давать уже вполне официальные концерты и выступать на рок-фестивалях. Однако с другой стороны подкралась новая опасность – коммерциализация. Очевидно, что популярный коллектив привлекал не только поклонников, но и различных дельцов, коих в те годы развелось как нерезаных собак. На «Гражданской обороне» можно было делать очень хорошие деньги, и чтобы избежать подобной участи, не превратиться в бизнес-проект, в апреле 1990 года, отыграв потрясающий концерт в Таллинне, Летов распускает группу – и почти сразу же возрождает ее практически в прежнем составе, но с новым, абсолютно «антикоммерческим» названием: «Егор и Оп**деневшие».

Такое имя полностью исключало появление коллектива на радио и телевидении, но истинной, народной популярности не помешало никак. Тем более, что в творческом плане Егор шагнул далеко вперед – альбомы «Прыг-Скок. Детские песенки» и «Сто лет одиночества», вышедшие в 1992 и 1993 годах соответственно, и по сей день для многих поклонников остаются лучшими в дискографии Летова. Они тоже окутаны легендами. Якобы летом 90-го года, после объявления о роспуске «Гражданской Обороны», Егор отправился на Урал, чтобы изучать магические и оккультные практики местного населения, и в районе Лысой Горы был укушен энцефалитным клещом. Целый месяц держалась у него критическая температура, целый месяц балансировал он на грани жизни и смерти. Врачи разводили руками, пророчили паралич или сумасшествие, но внезапно и необъяснимо Егор выздоровел. И начал творить.

Эта история ведь тоже не случайна – даже если она и не произошла в действительности, в ней есть вполне определенный смысл, важный для дальнейшего развития мифологии «ГрОба». Пребывание «на краю», в пограничном состоянии между двумя мирами, необходимо, чтобы за этот самый «край» заглянуть. Это – основа шаманизма, и не зря именно в тот период Летов взялся за изучение уральских и сибирских мистерий.

Альбом «Прыг-скок» начинается с песни «Про дурачка» - пожалуй, самого знаменитого произведения Летова, если не считать парадоксально популярную «Все идет по плану». Первая версия песни (впоследствии будет создано еще несколько студийных вариантов) записана а капелла – в качестве аккомпанемента используются несколько наложенных друг на друга вокальных партий без слов. А текст, если верить Егору, состоял из «обрывочных образов, словосочетаний и строк», являвшихся ему в бреду во время той самой «энцефалитной горячки». Воедино их связать удалось с помощью припева – переиначенного и переосмысленного народного заговора на смерть «ходит покойничек по кругу, ищет покойничек мертвей себя» - тем самым окончательно превратив песню в заклинание:

 

Идёт Смерть по улице, несёт блины на блюдце,

Кому вынется — тому сбудется.

Тронет за плечо, поцелует горячо -

Полетят копейки из-за пазухи долой!

 

Летов – шаман, но шаман современный, его аудитория – не примитивные охотники и пастухи, но жители больших городов, дети и жертвы века высоких технологий. В нашем с вами мире шаман тоже должен отвечать на важнейшие вопросы, но эти вопросы давно поменялись. Все, кроме одного – того самого, извечного. И Летов отвечал, обращаясь, как и подобает, к духам предков и стихий – но ведь и предки наши, и стихии, и боги, и демоны – совсем не те, к которым взывал сотни лет назад бьющий в бубен якут посреди тайги. Гораздо сложнее они, гораздо страшнее и могущественнее. А потому и ответы получаются иные, потому столько цитат и заимствований в летовских текстах, органично сплетенных в самобытные полотна песен, из которых не выкинуть ни строчки. Спросите украшенного перьями монгольского шамана, будет ли дождь – и он ответит вам словами духов природы. Спросите у Летова, в чем смысл жизни, и услышите в ответ:

 

…добежит слепой, победит ничтожный –

Такое вам и не снилось!

 

В этом суть. А все остальное – гитары и барабаны вместо бубна, бритые виски и знак анархии вместо разноцветных ленточек – лишь требования времени. И финальная, она же заглавная, композиция альбома, «Прыг-скок» представляет собой самое настоящее камлание, поток сознания вроде жутких пророчеств сектантов-экстатиков, подробное описание путешествия из мира живых в мир мертвых и обратно. Летов здесь ужасен и великолепен одновременно. Он нанизывает образ за образом на грубую нить гитарного перегруза:

 

Во мраке зеркало, вода и свеча,

Кто-то внутри умирает, хохоча...

Губами пенясь...

        губами пенясь,

        зубами стуча!

        Жди затмение,

        жди знамение

        тех, кто ждёт тебя ночью в поле!

 

И эти слова, скованные рваным, жестким ритмом, наполняют сознание слушателя образами, не верить которым невозможно. Шаман отправляется в дорогу – но для того, чтобы попасть туда, куда нет пути живым, ему приходится умереть. И начинается дикая пляска между мирами, «над деревьями, под могилами, ниже кладбища, выше солнышка».

Какова же цель этого путешествия? Что именно обрел шаман в «неведомых далях»? Ответы надо искать в следующем альбоме «Егора и Оп**деневших», развивающем и завершающем странствие. Но только если «Прыг-скок» - это яростный, полный опасностей и ужасов прорыв «туда», то «Сто лет одиночества» - возвращение «обратно», с багажом увиденного и понятого по дороге. Сам Летов называл его альбомом о любви.

Разумеется, речь идет не о романтике или сексе, да и вообще не об отношениях между конкретными людьми. Здесь имеется в виду иная, «вселенская большая любовь», которая (как поется в более поздней одноименной песне) только и способна стать «секретной калиткой в пустоте». Одни именуют ее Богом, другие – счастьем, третьи – бессмыслицей, но все жалуются на ее непостижимость и недостижимость. Но того, кто постигнет и достанет, ждут иные муки. Осознание сути человеческой души не принесет облегчения:

 

Сотни лет сугробов, лазаретов, питекантропов,

стихов, медикаментов, хлеба, зрелищ обязательных

лечебных подземельных процедур для всех кривых-горбатых

 

Вечная весна в одиночной камере.

 

Воробьиная

   Кромешная

            Пронзительная         

               Хищная

                       Отчаянная стая голосит во мне.

 

***

Времена менялись, отгремела осень 93 года, страна поползла в объятия щедрого на белозубые улыбки капитализма. Егор видел, что за улыбками прячутся голодные пасти, и не мог молчать — как, впрочем, и всегда. Он занялся политикой, встал на крайне радикальные позиции, одним из первых оказался в рядах печально известной НБП. Именно в тот период, в эпоху движения «Русский прорыв», во времена глобального мародерства и раздрая, «Гражданская оборона» - именно с этим названием, ведь оно опять идеально соответствовало сути группы — возвращается.

Летов создает новый двойной — он всегда мыслил масштабно, и лучшие вещи получались именно в дилогиях - альбом: «Солнцеворот» и «Невыносимую легкость бытия». Да, несомненно это политические, часто даже агитационные вещи, во многом продиктованные конкретной исторической ситуацией, но в то же время вечные, абсолютно искренние и полные той страшной, жестокой, самоубийственной жаждой правды, что всегда губила и возвеличивала русского человека. В этих песнях явственно звучат эсхатологические мотивы: Летов не скрывает ни от себя, ни от слушателя, что настали «последние времена». Страна, создававшаяся как Царствие Божие на земле, разрушена, человечество не оправдало себя, а потому обречено. Тема наступающего Конца Света, преодолеть который способны лишь те, кто перешагнет в себе человеческое, насквозь пронизывает оба альбома. «Солнцеворот» открывается одноименной песней:

 

Hаше дело последнее, словно патpон

Словно вечно последний подвиг

Словно всякий последний pаз

Словно пеpвый вдох

Словно пеpвый шаг

В миpе без гpеха

 

Ливнем косым постучатся в нашу двеpь

Гневные вёсны, весёлые войска

Однажды -

Только ты повеpь -

Маятник качнётся в пpавильную стоpону

И вpемени больше не будет.

 

Последняя строчка — прямая отсылка к Апокалипсису Иоанна Богослова: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет» (Откровение Иоанна Богослова, глава X, стихи 5-6). Завершается же альбом песней «Дембельская»:

 

Память моя память, pасскажи о том,

Как мы помиpали в небе голубом

Как мы дожидались, как не дождались

Как мы не сдавались, как мы не сдались.

Гоpе моё гоpе - дождик по утpу

Pадуга над полем, знамя на ветpу

Холода, тpевоги - пpаздники войны

Потеpпи немного - отдохнём и мы

 

Это тоже Апокалипсис, но уже локальный, для отдельно взятого солдата, смертельно уставшего, но продолжающего сражаться с давным-давно победившим врагом. «В проигранной войне сопротивляйся до конца» - еще один афоризм Летова, как нельзя лучше описывающий и все его творчество в целом, и этот конкретный период в частности. Сдаваться нельзя. Сдаваться — это человеческое, а те, кто может опрокинуть надвигающуюся тьму — сверхлюди, не живые и не мертвые бойцы всеобщей, глобальной революции:

В поле дождик бродил живой

Ковылял по щекам ледяным

Поднимал в последний неравный бой

Тех, кто погиб молодым.

Вырывал из несбыточных снов

Вырывал из некошеных трав

Поднимал горемычных своих сынов

Весел, печален и прав.

 

Это уже - «Пой, революция», первая песня второй части дилогии, и здесь, под апокалиптической звездой Полынью мертвые воины встают на последнюю битву — пробил час Рагнарек, заведомо обреченный закончится торжеством мрака. Никто не надеется на победу, она невозможна, но сражаться необходимо, потому что иначе свет просто потеряет смысл. В чем этот смысл состоит, Егор объясняет ближе к концу альбома:

Бережёт зима своих мертвецов

Стережёт своих гостей теремок

Лишь одно для нас с тобою ремесло, ремесло--

Радуга над миром

Радуга над прахом

Радуга над кладбищем...

                  Негасимый апрель

 

«Мир» здесь — синоним «праху» и «кладбищу», но над ним есть радуга, где-то в нем год за годом наступает негасимый, безнадежный, бесконечный апрель. И это самое важное. Это важнее всего остального вообще. Это не победа, но причина для того, чтобы не сдаваться. Пусть даже и заканчивается альбом честно и безжалостно:

Hа покинyтой планете

Стынет колокольчик,

А в обyгленном небе зpеет

Невыносимая легкость бытия...

 

***

Потом Летов замолчал. Замолчал надолго. Только в 2004 году увидела свет «Долгая счастливая жизнь», первая часть двойного альбома (опять!), второй половиной которого стала «Реанимация», выпущенная годом позже. Это были уже совсем другие песни, написанные и исполненные человеком, повидавшем на своем веку все: от клинической смерти до шаманской вечности, от психбольницы до концертных залов, до отказа наполненных поклонниками. Это были песни опытного воина, бросающего вызов всем возможным законам мироздания, но загнанного в угол стылым ужасом перед приближающейся старостью. «Долгая счастливая жизнь» - не жизнь вовсе, а

Безрыбье в золотой полынье,

Вездесущность мышиной возни,

Злые сумерки бессмертного дня...

 

И страх старости здесь — вовсе не страх смерти, но страх слабости, неспособности созидать, сражаться и брать новые вершины.

Впрочем, своим следующим творением, «Зачем снятся сны», вышедшим менее, чем за год до его смерти, Летов опроверг все опасения. Последний альбом оказался удивительно отстраненным и спокойным. Все те же по-детски бесхитростные мелодии, все та же удивительная и парадоксальная манера стихосложения, но никакой озлобленности, никакой войны, ни слова мата. Песни здесь доносятся уже с «другой стороны», с «другого берега», и автор их — прекрасно это понимает:

 

Я иду по весенней воде

Звёзды, звёзды в моей бороде

Но в речной весне

Но в зеркальном сне

Отражается что-то другое

Но в земном бреду

По речному льду

Катит саночки кто-то другой

 

Больше ни страха, ни сожаления, ни тоски. Он мудр и вечен — а с какой стороны смерти находиться, не имеет значения... Пожалуй, Егор Летов — единственный из рок-музыкантов, кто оказался настолько искренен в своем творчестве, что прошел в нем все те стадии, что проходит человек за время жизни. Он был бунтарем, ниспровергавшим авторитеты, был шаманом, жаждущим заглянуть за край, был отчаянным воином, защищающим гибнущую страну, был зрелым мужем, сомневающимся в себе и своих деяниях, и, наконец, стал мудрецом, познавшим истинную цену всех вещей.

О Летове нередко говорят, как о юродивом — в том смысле, что, полностью презрев любые материальные блага и выгоды, он единственной своей целью ставил донести до людей правду. Так оно и было. Подобно юродивым, он говорил от имени высшей силы — но жил в конце XX и в начале XXI века, а потому высшей силой этой были не сверхъестественные существа, описанные в священных книгах, а сверхъестественные существа, ждущие своего часа в каждом из нас. Он защищал Христа — но не библейского, а того, о котором пел в своем «Евангелии»: непослушного, безнадежного, зазеркального. Сверхчеловека, путь к которому и есть цель нашего существования.