DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Михаил Ежов «Турбулентность»

— Аэрофобия — вот как это называется, — сказала Дмитриеву жена, кладя в чемодан очередную стопку одежды. — Просто надуманный страх, который сидит в подкорке твоего головного мозга и мешает радоваться жизни.

— Аэрофобия — это когда человек боится летать, — возразил Дмитриев. Он стоял возле открытого окна и наблюдал за перемещениями голубей на крыше дома напротив. — А я боюсь не за себя, а за вас.

— Ну, Крым теперь наш, так что бояться нечего! — усмехнулась Юля.

— Наш-то наш, да только диверсии на транспорте никто не отменял, террористы выходные не брали, и самолёты как падали, так и…

— Ну, хватит нагнетать! — с лёгким раздражением перебила Юля. — Не надо меня накручивать, пожалуйста!

Дмитриев считал, что «накручивание» здесь совершенно ни при чём. Есть объективные факторы. Некоторые самолёты больше напоминают маршрутки, дребезжащие и скрипящие на каждом повороте. Того и гляди, либо крыло, либо хвост отвалится.

А если даже довериться воздушному судну проверенной и надёжной вроде бы компании, всё равно где гарантия, что в нём не окажется бомба? Кто застрахован от вмешательства извне, так сказать?

Лететь жене с детьми предстояло туда и обратно, а значит, и седеть Дмитриеву дважды! И первое испытание уже во вторник, то бишь послезавтра. Послезавтра!

Три месяца Дмитриев отговаривал супругу от полёта, несмотря на то, что билеты были оплачены. Пугал падением с высоты в несколько километров, состоянием ЖКХ на полуострове. Жена отвечала, что посидеть за ужином при свечах не так уж и страшно, даже романтично. А помыться можно и раз в два дня — не смертельно. Её это, во всяком случае, не пугает. И вообще подруга, которая там живёт, пишет, что в Крыму всё путём. Жить можно.

— Ты, главное, не забывай пить таблетки, — говорила жена, когда речь заходила об их отсутствии. — Слышишь? Я поставила часть в холодильник на среднюю полку, а остальные — в сервант. От гастрита, от давления, от аллергии. И витамины ещё. Ты плохо ешь фрукты, тебе нужно хотя бы так восполнять недостаток полезных веществ.

Дмитриев понимал, что жена меняет тему, но это не помогало — с мысли не сбивало. Он долго загонялся, тщательно скрывая панику, которая охватывала его, стоило представить, как самолёт падает и разбивается, а он с тёщей горюет, не находя себе места. Даже сны начали сниться соответствующие.

Однако, в конце концов, мозг таких истязаний не выдержал и решил, что пора передохнуть. Иначе говоря, он позволил убедить себя в том, что всё будет нормально, и опасения высосаны из пальца. Дмитриева отпустило. На время.

Но вот лететь жене и дочкам уже завтра, и все фобии всплыли со дна подсознания разом — как стая пираний, жадных до коровьей туши!

Дмитриев не мог работать, потому что в голову лезло всё что угодно, только не планировка внутренних помещений пентхауса, которую заказал ему клиент из Москвы. Иногда он вскакивал и начинал расхаживать по комнате, стараясь отогнать картины жуткого крушения самолёта: вот он входит в штопор и начинает стремительно падать! Сначала, не выдержав перегрузок, отваливаются крылья, затем — хвост! То, что осталось, врезается с огромной скоростью в землю, разваливается на куски, и обломки охватывает пламя. Жена и дочки — все мертвы, и их даже нельзя опознать! Комки спёкшегося чёрного мяса…

Дмитриев со стоном валился на диван и хватался за голову, понимая, что накручивает себя, но ничего не мог с этим поделать.

К жене больше не приставал, понимая, что это бесполезно. Да и зачем нервировать её перед самым вылетом? Проводил семью до аэропорта, попрощался, сел в машину и поехал домой, сделав музыку погромче. Вытащил из кармана пузырёк и закинул в рот пару таблеток. Запил минералкой из пластиковой бутылки. Жена пять раз напомнила, что надо лечиться, не запускать и так далее.

Пока Оззи пел свою «No More Tears», Дмитриев решил, что хватит переживать, иначе он попросту свихнётся.

И вдруг в голову пришла мысль: до сих пор он представлял, что его жена и дочки погибнут в результате катастрофы, но что станет с его жизнью, если самолёт действительно упадет?! Как он будет существовать «после крушения»? Ясно, что это будет конец одной эпохи и начало второй. Но что его ждёт, если, не дай Бог, его семья погибнет?

Дмитриев сделал музыку погромче и невесело усмехнулся: придёт же такое в голову! Как будто он мало переживал до сих пор, чтобы нужно было воображать ещё и это.

 

***

 

Похороны были скромные. Народу пришло мало, и церемония получилась немного скомканной. Все прощались молча, отходили от гробов быстро.

Тёщино сердце не выдержало потери, и она пережила дочку с внучками всего на двенадцать дней. После этого Дмитриев запил. Это произошло как-то неожиданно и резко — он просто пошёл в магазин, купил бутылку коньяка и выпил её, почти не закусывая. Сам не заметил, как уснул. Когда утром открыл глаза, во рту было сухо, а голова гудела. Тогда Дмитриев пошёл в магазин за второй бутылкой. Правда, её он допить не смог — стошнило. Пока обнимал унитаз, позвонили из офиса, посочувствовали горю и поторопили с очередным проектом. У них был дедлайн.

Дмитриев хотел сначала послать их куда подальше, но передумал: почувствовал, что ему нужно отвлечься, и затягивать с этим не стоит. Заткнул наполовину опорожнённую бутылку, поставил её в шкаф на верхнюю полку и открыл ноутбук.

Через неделю он, как ни странно, свыкся с тишиной, царившей в квартире: с отсутствием смеха, криков, визга, звуков работающего телевизора. По ночам тоже засыпал почти сразу. Ложился, закрывал глаза и отключался. А раньше не мог: всё прислушивался, не раздастся ли тёщин храп, детский плач, ласковый шёпот жены, успокаивающей младшенькую.

Не было больше родительских собраний, взносов в родительский комитет, очередей в детскую поликлинику, сборов анализов по утрам. В магазине Дмитриев проходил мимо отделов с йогуртами, на упаковке которых были нарисованы мультяшки, шоколадных яиц, жвачки и тому подобного. Продуктов брал мало — только для себя. Катил почти пустую тележку к кассе, думая, почему опять не взял корзину.

В перерывах между работой, когда спина начинала болеть так, что сидеть дольше становилось невозможно, пытался смотреть телевизор (но он раздражал), спал, тупо смотрел в стену или в потолок, иногда сидел на балконе, прихлёбывая чай. Жизнь была тоскливой, не имеющей цели. Но Дмитриев ещё не задавался вопросом: зачем продолжать это бессмысленное существование? Он вообще не задавался больше вопросами. Единственный, который его волновал — ПОЧЕМУ?! — не имел ответа.

 

***

 

— Начни жизнь с чистого листа, ты ещё молодой, — это мать говорила раз десять с тех пор, как произошла авиакатастрофа, но Дмитриев пропускал её слова мимо ушей. Избитая истина, разве она может помочь облегчить боль и ужас утраты?! Пустой звук, не больше.

Но в это утро что-то изменилось. Дмитриев встал, сделал вдруг зарядку, умылся, позавтракал и сел за ноутбук, чтобы поработать. И обнаружил, что не хочет. Прямо сейчас — нет!

Наверное, правильно говорится, что время лечит. Притупляет и сводит боль на нет. Дмитриев подумал о жене и детях — в основном, о детях — и ощутил пустоту. Душа его оказалась словно выскоблена теми страданиями, что он перенёс. Наверное, это похоже на турбулентность — Дмитриев вспомнил, как жена объясняла младшей значение этого слова. «Когда то ровно летишь, то трясти начинает, — сказала она. — Её ещё называют болтанкой».

Может, и правда, пора попытаться начать жизнь заново? Сколько ему? Тридцать два. Некоторые только в этом возрасте семью заводят. Дмитриев пересел на диван и задумался.

Легко сказать: начать с чистого листа. А с чего начать-то? Он давно уже не жил для себя. Постоянно решал чужие проблемы или общие, семейные. А теперь вот… непривычно.

Взгляд упал на коробки и пузырьки с лекарствами. С тех пор, как жена улетела, он постоянно забывал их принимать. Некому было напомнить. А в последнее время и вовсе забросил. А ведь запускать нельзя… Он вдохнул и потянулся к лекарствам. Кажется, вот это от гастрита. Надо бы выпить. Ему ведь предстоит начать жить заново, а кому он нужен больной? Тут здоровым-то личное счастье иногда не устроить…

 

***

 

День был солнечный, жаркий. Небо голубое, воздух сухой, прозрачный. Словом, на редкость хороший день.

Дмитриев вёл машину, глядя на шоссе. Аудиоплеер молчал — жена устала после перелёта и хотела тишины. Тишины, правда, не было, потому что дети постоянно болтали, крутились и вообще устраивали бардак. Дмитриев натянуто улыбался, когда они обращались к нему, и думал о том, что, похоже, слишком отвык от их присутствия за эти прошедшие три недели. На светофоре он достал пузырёк с таблетками и выпил одну.

— Ты не забывал принимать их, пока нас не было? — тут же спросила жена.

— Нет, конечно, — соврал Дмитриев.

Он подумал, что Наташу придётся бросить. Одно дело, развлекаться с любовницей, пока жены нет в городе, и совсем другое, водить шашни при ней. А жаль… Наташка сто очков дала бы супруге в постели, да и вообще… Их страсть была свежей, ещё не насытившейся, не ставшей… привычной. Дмитриеву хотелось бы продлить их отношения, но он понимал, что не сможет совмещать семейную жизнь с амурами на стороне.

— Мама дома? — спросила жена. — Что делает?

— Пироги печёт, — ответил Дмитриев, вспомнив кухню, заставленную противнями. — Как обещала.

Дочки восторженно завопили и принялись расспрашивать, с чем пироги. Капуста? Яблоки? Творог? Варенье?

Господи, да откуда ему знать?!

Тёщу он привёз с дачи накануне, и та сразу ударилась в кулинарию и уборку — готовилась к встрече дорогих «девочек». Дмитриев смотрел на это с каким-то тупым отчуждением, словно нечто ворвалось в его устаканившуюся жизнь и перевернуло её. Потом он ушёл и поехал покататься по городу. Слушал Оззи.

Вот и теперь рука потянулась к плееру, но жена остановила его:

— Нет, Олег, пожалуйста! Я же просила.

Дмитриев отдёрнул руку. Внутри росло раздражение…

 

***

 

Дмитриев окунулся в семейные хлопоты сразу и по полной программе. Оказалось, что за три недели накопилась целая куча дел, о которых он даже не подозревал. Пришлось радикально поменять ритм, в котором он существовал до сих пор. Действительно, жизнь похожа на турбулентность: то трясёт, то всё спокойно, то опять трясёт.

Работать приходилось урывками: не одно так другое постоянно отвлекало. Дмитриеву начинало порой казаться, что он не успеет сдать вовремя проект, и его это напрягало.

Он отвык от того, что его постоянно дёргают, отвлекают. Раньше он спокойно относился к тому, что дети подбегали, что-то спрашивали, чего-то требовали. Его это даже умиляло. Теперь же раздражало.

Пару раз он уже накричал на девчонок, хотя раньше этого не случалось: если и рыкал на них, то в шутку, и они это понимали. Младшая даже едва не расплакалась от неожиданности, когда папа велел ей «отвязаться».

Тёща жарила и варила, гремела кастрюлями. Вся квартира пропахла снедью. Дмитриев вспоминал время, когда он обходился бутербродами или заходил в суши-шоп за роллами. Жена постоянно задавала какие-то дурацкие вопросы, ответы на которые казались Дмитриеву совершенно очевидными.

Вот надо отвлекать его по пустякам?! Сидит дома на всём готовом, да ещё мешает ему зарабатывать на семью. Шла бы сама в офис и сидела там по восемь часов вместо того, чтобы болтаться по квартире. Тоже ещё тяжкий труд — быть матерью. Тёща готовит, стирает, гладит, муж приносит домой деньги, а что делает она? Гуляет с детьми раз в день и кормит младшую грудью. А сейчас отучать начала, так теперь ор ещё и по ночам стоит. Дмитриев перебрался на пол, спал на матрасе, но вставал утром совершенно разбитый, потому что к воплям дочки прибавлялся ещё бубнёж жены, зажигание ночника и всё прочее, от чего он готов был на стенку лезть!

 

***

 

Проект пентхауса надо было заканчивать срочно: сроки поджимали, и встреча с заказчиком была назначена через два дня. Работы оставалось ещё много, Дмитриев понимал, что придётся сидеть по ночам.

Бесконечные «Папа то, да папа сё!» выводили из себя безумно, потому что дизайнер отлично представлял, как он не успевает закончить проект и пытается объяснить заказчику на пальцах, где что должно быть, а тот смотрит и думает, что зря связался с этой шарашкой. И то же самое думают наниматели Дмитриева, только называют его мысленно ещё похлеще. И вот он после завершения проекта уволен и ищет другую работу. А три голодных рта просят кушать.

— Ты принял таблетки? — донёсся из соседней комнаты голос жены.

— Да заткнись ты! — процедил себе под нос Дмитриев, сосредоточенно водя мышкой по экрану. — Достала!

Примчалась младшая и с разбегу едва не врезалась в стол. С хохотом схватила отца за рукав, притянула к себе. За ней следом появилась старшая. Она изображала чудовище.

— Да уйдите вы отсюда! — взорвался Дмитриев, отталкивая дочку. — Обе! Не видите, что ли, что я работаю?

Девчонки умчались. Было слышно, как жена спрашивает их, что случилось и почему папа ругается.

— Потому что ты не можешь подержать их при себе, чёрт возьми! — пробубнил Дмитриев, пытаясь собраться с мыслями. Вот ведь, сбили!

Как было хорошо, пока их не было. Можно было спокойно всё делать, а теперь одна нервотрёпка.

Ещё лекарство надо принять… Но попозже. А то, если постоянно отвлекаться, пентхаус никогда не будет готов!

 

***

 

— Отвезёшь нас в гипермаркет? — жена стояла перед Дмитриевым, уже одетая.

Конечно, он ведь ничем не занят — всего лишь зарабатывает им на жизнь! Он может всё бросить в любой момент!

Дизайнер поднял глаза и заставил себя улыбнуться.

— Милая, сгоняй сама, ладно? Мне срочно надо доделать эту работу. Завтра встреча с заказчиком.

— Что, даже двух часов не выкроить? Съездили бы все вместе. Детям тоже чего-то там надо. И мама собирается.

— Да, ты говорила вчера вечером. Но я не могу, честно. У тебя же есть права, поезжайте без меня.

— Но мне больше нравится, когда ты водишь.

— Тогда жди до завтра, — теряя терпение, ответил Дмитриев, опустив глаза к монитору.

Жена развернулась и вышла. До дизайнера донёсся её недовольный голос. Она велела детям надевать обувь.

— Поедем без него! — сказала она в ответ на вопрос матери. — Занят.

Сказано было таким тоном, словно работа Дмитриева не стоила и выеденного яйца, да и вообще работой её можно было назвать с натяжкой.

Дизайнер улыбнулся. Дождавшись, пока хлопнет дверь, он встал и подошёл к окну. Приоткрыл штору с большими пурпурными цветами. Надо будет, кстати, поменять её на что-нибудь более стильное. Может быть, ромбики…?

Жена, тёща и дочки направлялись к автомобилю. Дмитриев вспомнил статистику: только в этом году произошло больше ста восьмидесяти тысяч дорожно-транспортных происшествий; двадцать три тысячи человек погибло. Двадцать три… это много. Достаточно много.

Он подошёл к музыкальному центру и поставил диск Оззи Озборна. Исследования показали, что водители, слушающие во время езды музыку, склонны к превышению скорости и становятся невнимательны. Жена, как и он сам, любила включить плеер в те редкие моменты, когда садилась за руль.

Так что, никто не удивится.

Дмитриев покачал головой, отвечая на собственный невысказанный вопрос. Он вспомнил то время, когда ему казалось, что падение самолёта унесло жизни дорогих ему людей. Сначала было ужасно, а потом он привык. Слишком привык.

Странно, конечно, что все эти фантазии были такими яркими, реалистичными. Похороны и всё прочее… Он действительно поверил, что остался один! Как причудливы порой бывают игры разума… Словно сон наяву, когда ты совершенно уверен, что бодрствуешь.

Но всего этого не было на самом деле. Жена и дочки вернулись из Крыма, тёща — с дачи. И его мир, новый мир, был разрушен в одночасье!

Вот если бы катастрофа не была плодом воображения, если б она произошла на самом деле… Об этом он задумывался в последнее время всё чаще и чаще, а вчера вечером, когда жена сказала, что они все должны поехать в гипермаркет, у него созрел план.

Если катастрофа не приходит в твой дом сама, её можно привести.

Всего-то и надо было кое-что подправить ночью в машине. Его вылазка осталась незамеченной для семьи. Дмитриев не был специалистом-автомехаником, но почитал кое-что в Интернете, разобрался. Оказалось, ничего сложного, да и он всегда был сообразительным. В общем, справился.

Дмитриев вернулся к ноутбуку. Можно спокойно заканчивать проект. И вообще, теперь жизнь войдёт в привычное русло. Тряска кончится — никакой турбулентности, так сказать.

Взгляд дизайнера упал на пузырёк с таблетками, стоявший на углу журнального столика. Он так и забыл их принять. В который раз… А иногда нарочно не принимал, из духа противоречия, потому что его раздражали постоянные напоминания жены.

Что он, в конце концов, инвалид, что ли?!

Дмитриев взял пузырёк в руки, повертел. На нём не было наклеек. Дизайнер задумался, почему. На этой упаковке никогда не было наклеек. Жена приносила ему наполненную пластиковую баночку и говорила что-нибудь вроде «Ну вот, теперь должно хватить ещё на месяц», а он принимал их, не спрашивая, долго ли ему ещё лечить гастрит. На самом деле, желудок особенно его не беспокоил, но жена утверждала, что лучше позаботиться о нём прежде, чем болезнь разовьётся во что-нибудь серьёзное. «Ты же не хочешь язву?» — неизменно спрашивала она, заканчивая дискуссию.

Дмитриев поставил пузырёк на место. Теперь некому будет доставать его с этими таблетками. Он примет их, если у него начнётся изжога, но глотать их постоянно — хватит с него! Тем более, он вообще не помнил, чтобы обследовался насчёт гастрита. И с чего жена взяла, что ему надо их принимать?

Дмитриев взял мобильник и выключил. Скоро ему станут названивать, а у него очень мало времени, и отвлекаться некогда: проект пентхауса ещё не закончен!

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 31-10-2023 12:00

    Вот забавно, вроде понятно, что мужик крышей едет, а в то же время по факту вопросы к жене))

    Учитываю...