DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Несчастливая семерка

Обычно, по умолчанию, считается, что в топ должны попасть десять единиц чего-то. Десять спортсменов, десять актеров, десять текстов, в конце концов. Но жанр хоррора идет наперекор устоявшимся правилам (и на нарушении их как раз и строятся многие сюжеты), поэтому в нашем топе будет семь текстов. Эдакая несчастливая семерка. Причем не только для главных героев этих рассказов, но и для всех тех, кому не повезет оказаться в подобной ситуации.

Ведь социальный хоррор тем и страшен, что это может произойти с каждым.

7 место

Стивен Кинг «Восставший Каин» (Cain Rose Up, 1968)

Рассказ-предшественник «Ярости». Сейчас подобным сюжетом никого не удивишь, да и писать на эту тему постепенно становится дурным тоном — мол, банально, предсказуемо, узнаваемо, оставьте это газетчикам желтых изданий и сценаристам сериала «След». В этом-то и заключается сама суть гнездящегося в рассказе ужаса: никто не знает, кого переклинит в следующий раз, никто не сможет предсказать, на какой почве взрастет новое желание убивать.

Но проблема еще глубже. Безупречная с точки зрения обывателя жизнь (стопроцентный американец с ирландскими корнями, то есть ведет свой род от первых переселенцев; отец — методистский священник, приучивший к идеальному порядку; спортивен, умен, перспективен) может на поверку оказаться механизмом, перемоловшим хрупкую психику. И неудача в учебе представится крахом будущего — и сподвигнет на уничтожение всех и вся вокруг.

Вы уверены, что подобные мысли не бродят в голове у студентика, который стоит рядом с вами каждое утро на остановке? Или у коллеги за соседним компьютером? Или у кассира в магазине, который улыбается автоматической заученной улыбкой?

 

6 место

Роберт Маккаммон «Чико» (Chico, 1989)

Может быть, у Роберта Маккаммона и хромает оригинальность сюжетов (на что ему любят пенять некоторые читатели), но вот в плане описания мельчайших деталей он великолепен. Наверное, даже текст, напечатанный на освежителе воздуха, он сможет превратить в неплохой хоррор.

Рассказ «Чико» не из тех, которые пугают монстрами из канализации или маньяками по соседству. Строго говоря, он балансирует между социальной фантастикой и социальным же хоррором. Фантастикой — благодаря своему финалу, хоррором — всему тому, что финалу предшествует. Маккаммон очень ярко, зримо (в любом другом случае можно было бы сказать «вкусно», но тут это слово не подходит), по-мясному плотно описывает омерзительный, грязный быт, в котором обитает маленький мальчик, выводит совершенно невероятного подонка — и при этом абсолютно, абсолютно же вероятного и возможного! достаточно вчитаться в криминальные сводки! — его отца. Без нескольких финальных строчек, которые превращают этот рассказ в фантастику, в мистическую грустную притчу с проблеском надежды, это был бы самый что ни на есть голый, неприглядный, классический реализм.

5 место

Грэм Мастертон «Анка» (Anka, 2011)

Уже само словосочетание «детский приют» (или, чтобы было еще страшнее — «детский дом») вызывает плеяду жутковатых образов (спасибо Бронте, Диккенсу и нашему телевидению). А уж приют в маленьком польском, с отравленной заводами и фабриками атмосферой городке вообще должен быть филиалом ада на земле.

И голодная Баба-яга — это не просто жуткая ненасытная славянская ведьма, это еще и персонификация детского отчаяния, которое поглощает маленькие души. Кого-то удается вырвать из ее цепких когтей, кто-то — уже потом, став взрослым, — умудряется сбежать сам, а кто-то так и гибнет, не сумев справиться с тем, что сильнее человека.

4 место

Ричард Матесон «Распространитель» (The Distributor, 1957)

Многие узнают в этом рассказе сюжет «Нужных вещей» Стивена Кинга. Кинг, конечно, знал о «Распространителе», потому что очень уважал и ценил Матесона — и именно поэтому вряд ли нарочно копировал его. Все-таки, не те весовые категории у обоих, чтобы заниматься плагиатом.

Главный герой — омерзительная тварь, которая развлекается тем, что ссорит между собой соседей, хороших друзей, внося хаос и социальный апокалипсис на небольшую тихую улочку. Отточенные провокации плетут великолепную паутину, которая опутывает всех, не давая поднять голову, вдохнуть, сообразить, что же происходит.

Социальный аспект рассказа убийственно прост: почему мы с такой легкостью верим клевете? Почему так легко подставить соседа, очернить приятеля, уничтожить годами выпестованную дружбу? Может быть, потому то люди подсознательно ожидают подвоха? Потому что им проще поверить в злой умысел, чем в искренние добросердечные отношения?

3 место

Глен Хиршберг «Янки-простаки» (American Morons, 2005)

Любой другой более экономный на идеях автор превратил бы этот рассказ в завязку романа из серии «Поворот не туда» со всеми сопутствующими штампами: маньяками, каннибалами, мумиями предыдущих жертв и так далее. Правда, перенеся место действия в восточную Европу — ну вот любят авторы засылать туда туристиков в бюджетные туры. Хиршберг идет наперекор штампам и, избрав местом действия солнечную любвеобильную Италию, заканчивает рассказ относительным (для главных героев) хэппи-эндом.

Здесь густо намешено все — ксенофобия, этнические и социальные стереотипы, разница культур и проблема межкультурной коммуникации… И когда опасения героев наконец-то трагически сбываются, читатель вздыхает с некоторым облегчением: ну да, к тому же все и шло! И вот эта-то подспудная радость, что автор нас не обманул, что эти мерзкие итальяшки действительно оказались теми, за кого их и принимали — наиболее страшна.

2 место

Харлан Эллисон «Визг побитой собаки» (The Whimper of Whipped Dogs, 1973)

Есть рассказы ужасов, в которых мистическая составляющая присутствует, наверное, лишь как дань жанру. Все действительно ужасное и сюжетообразующее происходит без ее активного участия.

В истории Китти Дженовезе, явно легшей в основу этого рассказа, нет никакой мистики — только банальная, тупая человеческая лень и трусость, все то, что потом красиво обозвали «эффектом свидетеля». Эллисон пытается объяснить подобное поведение людей потусторонней силой, городом, как живым существом, которому требуются человеческие жертвы — и он избирает этих жертв. И те, кому посчастливилось не стать избранными, принимают эти трагедии как само собой разумеющееся, как условие своего спокойного существования.

Но мы-то понимаем, что никакой души города не существует. Мы-то знаем, что мистики нет. А вот «эффект свидетеля» — абсолютное, тотальное равнодушие — существует.

 

1 место

Бентли Литтл «Жизнь с отцом» (Life with Father, 1998)

Бентли Литтл вообще автор, к которому у поклонников хоррора неоднозначное отношение. Кто-то считает его примитивным ремесленником, эксплуатирующим собственные штампы, а кто-то, наоборот, называет мастером жанра, не плодящим ненужных сущностей.

Рассказ «Жизнь с отцом» — самое спорное (в смысле вызывающее споры) произведение Литтла даже среди его поклонников. Кто-то с омерзением откидывает книгу прочь, как только понимает, что речь идет о педофилии (точнее, в том числе о педофилии), а кто-то — восхищается смелостью прогноза.

«Жизнь с отцом» рассматривает вариант, когда в рамках отдельно взятой семьи экологическая идея «чтобы ничто не пропало зря» извращается до совершенно немыслимых пределов. И если утилизация экскрементов в виде удобрений (правда, с точки зрения агрономии, весьма сомнительная штука) относительно привычна и даже кое-где существует в реальности, то утилизация спермы за неимением жены в дочерей уже дика. А порождения этой утилизации вообще придают истории оттенок сюрреалистичности.

Текст очень прост, бесхитростен и по-детски — так как речь ведется от лица девочки-подростка — примитивен. Именно так, пожалуй, и стоило рассказать эту историю. Потому что сколько их — таких детей, которые живут в аду, не понимая, что это ад?

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)