DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

ПРОКЛЯТИЕ

Николай Иванов «Splits of the dead»

Коллаж Александра Букина

Никто не помнит, как начался конец света. 

Все рассказывают ерунду.

Например, мой дед-покойник говорил, что видел, как однажды на обочине пятеро ослов пялили друг друга, и на полном серьезе считал, что из-за этого сатанинского соития и появился вирус мертвяков. Может, так оно и было, но верилось с трудом - дед много всякой брехни начесывал по ушам, это только потом замолчал: когда скопытился и вылез из могилы, чтобы всю нашу семью загрызть к херам – тогда от него ни слова нельзя было услышать - только мычал да пену изо рта пускал, пока я его лопатой по голове не огрел. Родители тоже толком ничего не помнили, да и уж если на то пошло, меня ими господь, мягко говоря, ни разу не наградил, тугодумы – они и есть тугодумы: хоть взять ситуацию с дедом-покойником, про которого я только-только заикнулся – после лопаты маманя с батяней одно по одному насвистывали, мол, нормальный помер, закопать надо по христианскому обычаю. На крайняк из-под креста не вылезет, божья сила не пустит. Да где уж там… Я скажу так – никакого толка от этого креста нет, разве что концы у него заострить да мертвяку промеж глаз зарядить – тогда божья сила и проявит себя, спору нет.

Я мертвяков с детства не боялся. Чего пугаться-то: ну шатаются, хрипят, тянут руки, ну и что? Главное-то особо не шуметь и в случае чего на примете перед глазами какое-нибудь убежище держать, чтобы там схорониться. Мертвяки погудят, помесят землю вокруг, да и разойдутся кто куда. Вирус-вирусом, а на солнце они тоже шибко-то не горят желанием гнить, уползают в тень. Грызут там кости.

Вот ведь натура у этих мертвяков: что собаки – найдут кость, обглодают, - и в землю зарывать, чтоб на лютый день достать и грызть от нечего делать.

Ох уж нравилось мне дразнить с соседскими детишками мертвяков! Бывало, наберем камешков в карманы, обойдем по кругу стадо покойников и кидаем те камешки по очереди каждый на своей стороне. А они - что мухи на говно: ковыляют к камешку-то: услышал звук, - уже надо идти туда - вдруг что шевелится, можно урвать и загрызть. И как только стадо чутка проберется на звук, камешек кидает другой, с другого угла. Ну и мертвяки следом: все до одного развернутся - и туда.

Кажется – ерунда-забава, а на деле веселье то еще: одни бегут, другие спотыкаются, третьи переваливаются с ноги на ногу, будто гусаки, а четвертые запнутся и в землю грохнутся – то рука оторвется, то зубы выпадут. Самая потеха – это оторванная нога, - мертвяк лежит в грязи, ничего понять не может: хочет встать, дак не получается. Всяко пробует. И рожа у него – едва смех сдерживаешь. В конце концов, плюет он на это гиблое дело и, от нечего придумать, просто туда-сюда ползает.

И морда у него невозмутимая – типа задумано у него так.

Мамка с папкой, понятное дело, игр наших не одобряют, грозятся, палкой бьют, как прознают, что мы мертвяков гоняли. Но что с них взять – сядут за стол, нальют самогонки по стаканам и давай вспоминать, как раньше машины ездили и самолеты летали. Нахлестаются, поймают меня за шкирку и отчего-то жалеть начинают: мол, детство у меня тяжелое.

А мне-то!

Выбрался я как-то из нашей землянки и решил погулять по улицам. Дед мне рассказывал, что сверху когда-то стоял поселок городского типа (так что ли), и куски бетона и асфальта, раскиданные по округе, давным-давно были многоэтажными домами и дорогами. Правда, большего мне от него услышать не удалось, - как я уже говорил, мой дед был тот еще выдумщик – начинает про поселок рассказывать, тычет пальцем в бетонку, и тут же переводит рассказ в другую тему, мол, в этом доме я Нинку драл, в этом Светку, а там жила полячка по имени Ева, я её отодрать хотел, но уж шибко она была неприступная.

Вот тебе и вся история.

Но не о том сейчас речь. Иду я тем днем по знакомым развалинам и слышу, как где-то недалече, среди поваленных друг на друга бетонных блоков, слышатся негромкие перестуки – как будто железка какая о камни.

Эта местность мне хорошо знакома: здесь давным-давно всех мертвяков перебили, а если какие и остались, то давно сгнили в щелях, куда нормальному человеку ну никак не залезть. Все мертвецкие угодья находятся километрах в пяти севернее, даже пьяный дядя Витя из соседней землянки порой раздумывал лезть наружу с любимой дубиной, чтобы в очередной раз отомстить мертвякам за прошлые обиды: пока доберешься к ним - протрезвеешь, а так – какой интерес?

Ну, я на всякий случай подобрал с земли погнутый прут арматуры и осторожно стал красться через развалины на звук. Пробираться пришлось недолго – за несколькими поворотами я увидел причину стука.

Это была мертвячка.

Она сидела на бетонке и стучала о её край старой жестяной тарелкой. В тарелку кто-то когда-то справил нужду по-большому, и оттого вокруг валялось дерьмо, а мертвячка билась в ярости, поняв, что осталась без мяса.

Они частенько путают дерьмо и человечину. Уж не знаю почему: вроде пахнет по-разному, но, видимо, есть у них что-то общее.

Я хотел было подбежать и стукнуть ее по голове арматурой – это их вмиг смиряет, - только лежат и ногами подрыгивают; но вдруг, к своему немалому удивлению, застыл на месте как вкопанный.

Случилось что-то необычное, никогда доселе не происходившее со мной.

Как будто среди запахов справленной нужды и разложения вдруг потянуло цветами, и в воздухе затанцевали солнечные зайчики, весело перепрыгивая по стенам и по разбросанным вокруг какашкам.

И я оторвался от земли и полетел в небо, словно на моей спине выросли птичьи крылья.

На мертвячке не было нормальной одежды, только рванье, но под этим рваньем я увидел цветущее молодое тело, красивое, как фотографии в старых журналах. Её кожа, хоть и была синей и холодной, сохранила человеческие очертания, а некоторые места – например, грудь и ягодицы – даже не тронуло гниение. Да и личико что надо: все на месте, и нос, и оба глаза, и даже волосы. Губы, чуть полноватые, так и манили к себе, и единственное, что их омрачало – следы дерьма, которое мертвячка спутала с мясом.

Оторвавшись от своего занятия, она посмотрела на меня и замерла.

Тарелка остановилась в воздухе.

Я хотел, чтобы мое лицо оставалось суровым и бесстрастным, как у взрослого человека (в конце концов, я здесь главный, а она забрела сюда, даже не спросив у меня разрешения), но вместо этого выдавил идиотскую лыбу от уха до уха, и какого-то хрена выпрямил спину, чтобы грудь вылезла вперед.

Мертвячка выпустила из рук тарелку, поднялась с колен и заковыляла ко мне, вытянув руки и мыча.

А мне совсем не хотелось её убивать, хотя по всем правилам - требовалось.

Я сорвался с места, забежал ей за спину и аккуратно поддел арматурой лодыжки – так, чтобы она упала, но не переломала костей. Мертвячка хрюкнула и хлюпнулась на землю, словно мешок с картошкой. Я перевернул её лицом вниз и придавил ногой. Она дергалась, болтала руками, пробовала освободиться, но ничего не получалось: мертвяки ведь не только медленные, но и неуклюжие.

Оторвав кусок от своей футболки (все равно старая), я связал ей за спиной руки так, чтобы она не смогла добраться до меня. Потом поднял ее на ноги и, осторожно поддерживая за талию, повел вглубь бетонных развалин.

Вокруг нас стояла тишина, нарушаемая лишь щелканьем зубов – очень уж хотелось этой мертвячке кусануть меня.

+++

За несколько недель я полностью обустроил для неё жилище.

Перво-наперво принес цепь с ошейником и прицепил покойницу к одному из торчащих среди хлама металлических прутьев. Я выбрал в развалинах более-менее сохранившуюся комнату, хорошо затемненную, чтобы моя новая подруга сильно не гнила.

Покопавшись в своих тайниках, раздобыл бирюзовое женское платье и кружевное нижнее белье синего цвета. Когда-то давно маманя нашла обломки женского магазина и вытащила оттуда много различного тряпья. Я ей помогал и самое красивое припрятал для себя. Конечно, мне, парню, оно не особо-то нужно (хоть я пару раз и примерил женскую одежду – ради интереса), но, согласитесь, подходящий момент, если его подождать, рано или поздно обязательно наступит.

Вот как сейчас.

Вместе с платьем я прихватил ведро воды и маманин платок для волос, а также мыло и губку.

Я повязал мертвячке на лицо платок и затянул его покрепче – чтобы та не кусалась. Меня напрягало это клацанье зубов, перемешанное со стонами - я затягивал узел под челюстью насколько хватало сил. Единственный звук, который теперь из нее можно было бы услышать – мычание, порою переходившее в сопение.

Затем я стал разрезать тряпье.

Мертвячка под одеждой была холодная и синяя и, конечно же, ей были глубоко побоку все мои старания, но вот что касается меня… Стоило только бросить взгляд ей на грудь или между ног – как внутри вспыхивали костры с гигантскими столбами искр, светящимися через мои глаза. Правда, ее кожа собиралась в складки, когда я протирал её губкой, и кое-где, прихлюпывая, отходила от мяса, но видит бог – я никогда не забуду этих прикосновений. В отличие от разгоряченных, пахнущих солью человеческих тел, тело мертвячки приятно холодило руки и было мягким и нежным на ощупь.

О, с каким удовольствием я мыл ей грудь и намыливал волосы между ног! Я краснел и отворачивался в сторону, но меня возбуждала мысль о том, что после всех этих действий я смогу спрятаться где-нибудь среди камней и от души подрочить, вспоминая приятные мгновения и представляя их маловероятное развитие – вот мертвячка целует меня, я снимаю штаны и ложусь на землю, а она усаживается сверху.

Ничего такого, увы, не случилось.

Она просто мычала.

После того, как я вымыл её и вытер полотенцем, настал черед новой одежды. Я, не торопясь, надел на нее трусики, застегнул за спиной лифчик и натянул сверху платье. Последнее, кстати, далось труднее всего – пришлось развязать ей руки и следить за тем, чтобы она не зацарапала меня. Но я был осторожен и внимателен и наконец-то смог увидеть конечный результат своей работы.

Передо мной лежала невероятной красоты девушка, дергалась и томно мычала из-под платка.

Я убрался в разрушенной комнате: вымыл полы, стены, - короче, как мог создал вокруг домашнюю атмосферу, - принес из тайников старые треснувшие вазы, погрызенные молью половички, фотографии в поломанных рамках и даже телевизор, предварительно разбив ему кинескоп и вытащив осколки, чтобы мертвячка не поранилась. Мало ли что ей в голову взбредет – вдруг захочет залезть внутрь. Мой батяня говорит, что с женщинами надо держать ухо востро. Думаю, если женщина умерла – смысл не поменяется.

Теперь каждый день я стал ходить к своей новой подруге. Я рассказывал ей о родителях, о дяде Вите, обо всех людях нашего поселка; о том, как зимой холодно спать, и как пьяный батяня ночами бегает к тете Свете, что живет в трех землянках справа от нас, а мать про это не знает. Я научился заплетать мертвячке волосы, делал ей различные прически с помощью лака «Стиль» из погнутого алюминиевого баллончика и даже подводил ресницы тушью.

Эх, как же красива была эта чертяка! Разве что не дышала. Но, если задуматься, девушки со страниц журналов тоже не дышали, а попередергивал я на них столько, что они мне стали уже как самые настоящие жены.

Я сгорал от желания показать мертвячку родителям и друзьям, но понимал бессмысленность этой затеи - они люди старой закваски, не поймут. А между тем я чувствовал, что мне уже надоели детские игры, и что на самом деле мне больше всего хочется вот так просто сидеть рядом с нею, вытаскивать у неё из волос жучков и кормить ее стащенным с маманиной кухни мясом.

Вот оно - настоящее счастье.

Я задумывался о семье, о детях. Было бы неплохо, если бы у меня под ногами бегали маленькие разлагающиеся карапузики, а я трепал бы их по выпадающим волосикам и скармливал им бродячих собак.

Эх, семейный уют. Правильно говорит маманя – с любовью рай и в шалаше.

- Знаешь, - говорю я. – Мне кажется, что мы в последнее время стали очень близки. Как ты думаешь?

Мертвячка сопит носом.

Да, тяжел, тернист путь к сердцу совершенной женщины. Но каждый раз, когда я вижу её прекрасное, хоть и немного подгнившее личико, я знаю – однажды она будет моей.

+++

Дядя Витя всё никак не хотел уходить. Он на пару с батяней выжал на кухне трехлитровую банку самогонки, и теперь у них колом стоял спор о смысле жизни. Маманя неподалеку мыла посуду в старом эмалированном тазу.

- Да-а-а, - протянул дядя Витя. – Времена нынче не те. Согласись: поезда, самолёты – это всё-таки хорошо. Вот кто бы что ни говорил! Вот пускай молодежь думает как хочет! Хотя, конечно, они в те времена не жили, им трудно судить… Твой пострел, например, только так приноровился к здешним-то порядкам. Ходит везде, как будто так и задумано, и хоть бы что ему. Да и мои тоже. Может, им, конечно, все это и не надо уже… не знаю.

- Так-то ты, Витюнь, конечно, прав, - отвечал батяня. – В плане социальной защищенности. Вот родился ты – и вся жизнь у тебя расписана, что маршрут у автобуса: школа, университет, работа, деньги. Заводы стояли! Производство было! А сейчас: ни образования, ни армии, ни рабочего стажа. Куда идти, что делать – непонятно. Бегает мой по развалинам, как ты говоришь, – и так и будет бегать всю жизнь.

По щеке батяни прокатилась слеза. Он сделал мне рукой знак. Я тяжело вздохнул и достал с полки ещё одну банку с самогоном. Похоже, ближайшие пару часов отцы по койкам не разойдутся. А я так хотел сквозануть к своей мертвячке на ночь…

Я приготовил ей подарок: прибил арматурой кошака на окраине города.

Я налил батяне и дяде Вите по стакашке и устало присел рядом.

- Но, опять же, свои плюсы есть, Витюнь. Вот взять хоть их поколение, - батяня махнул рукой в мою сторону. – Они же живучие, что те кошки. Любые сложности им нипочем: жрут все подряд и растут. Во, здоровый организм перед тобой! Никаких тебе компьютеров и ожирений всяких там. Природные ценности, они, знаешь, важнее ценностей цивилизации. Я ж помню, как до конца света было - вот хоть нас с тобой взять: то в клуб, то в кабак! Всё, что думаешь себе в голове, – это денег побольше и машину с квартирой. И чем это обычно заканчивалось? Ловит тебя за жабры какая-нибудь длинноногая сука, и крутишься ты всю жизнь вокруг нее, что тот спутник в космосе. Считай, как в тюрьме. А сейчас суки никому не нужны, да и не выживают они. Правда, и нормальных девок-то немного осталось… с кем вот ему строить семью?

- Как с кем? – подала голос маманя. - У Гришки вон Зойка растет. Вот с ней и будет жить!

Меня аж передернуло. Да, конечно, с Зойкой, ага! Здоровенная, что бетонная стена, руки огромные – напополам переломит, и ладони – как две чашки.

Уж лучше журналами перебиваться по щелям.

Батяня поморщился, разделяя мои мысли:

- Страшная она…

- А ну и что! – взвилась маманя. – Ну и что. Зато хозяйственная. Дети крепкими будут.

- Мама, - подал я голос. – Харэ, а!

- А ты молчи! Мне внуков надо!

- Тебе надо, ты и живи с ней.

- Ну, хочешь, поищи лучше. Мертвяков вон, полно.

Что-то подскочило внутри меня.

Обиженное и избитое.

Я отвернулся в сторону.

- Ну ты как что выдашь, мать, - строго сказал батяня. – Не волнуйся, парень, найдем мы тебе невесту, не переживай. Витюнь, к нашему разговору – вот, опять же, плюс нового времени: с родственниками видимся чаще. Пару дней назад дед приходил, ну, которого сынуля мой лопатой по голове огрел ещё прошлой весной. Ничего так, живенький пока что, правда, правый глаз уже где-то потерял. Я ему мяска кинул, он погрыз маленько. Приятно все равно, что ни говори. Вот раньше умер бы – и в землю с концами, а сейчас – ходит себе, глаз радует. Один черт своя кровь – она и по смерти своя кровь…

+++

Мертвячка уплетала кошака, а я смотрел на неё, и сердце обливалось кровью. Неужели для нас все потеряно? Маманя по-своему, конечно, права: от покойниц по хозяйству никакого толка не будет. Только и умеют, что мясо трепать да мычать. Все безнадежно, как ни поверни.

Я пододвинулся поближе, утер ей губы тряпкой и затянул платок.

А потом вдруг обнял ее и заплакал.

И мои руки сами собой залезли к ней под платье, ощупывая там местность.

Она не сопротивлялась. Я стал действовать смелее: стянул с себя шорты и посадил её к себе на колени. Кожа накалилась, как будто я лежал под солнцем, член встал, и я, аккуратно приподняв мертвячку, вошел в нее.

Это оказалось прекрасно. Внутри было прохладно и вязко. Наверное, там все сгнило, поэтому я и не встретил никакого сопротивления. Это возбудило меня ещё больше: я обхватил мертвое тело крепче и стал двигаться вверх-вниз, уткнувшись лицом в холодную синюю грудь.

О чудо! Она начала помогать мне, приподнимаясь и опускаясь в такт моим движениям. Не знаю, почему это происходило: может, было взаимное чувство, а может, она помнила, как и что надо делать также, как помнила о том, что мясо нужно грызть зубами.

Я чувствовал вспыхивающие внутри звезды - они заполняли мое утомленное тело.

«Любимая», - шептал я в хлюпающую грудь.

Звезды вспыхивали все ярче и быстрее, я ускорялся и, наконец, не выдержав, впился зубами ей в плечо и кончил.

Даже новый журнал с обнаженными женщинами не доставлял мне столько удовольствия. Совершенно другие ощущения – я разделил свою радость с дорогим мне… кхм… человеком, и это было прекрасно.

Я вылез из мертвячки и упал на спину, подергиваясь от наслаждения.

На моих губах остался самый лучший в мире вкус – вкус разлагающейся плоти.

Из ранок на плече возлюбленной проступили капли желтоватой гнили.

+++

- Вставай, сынок, - маманя трепала меня по плечу, а я сквозь сон отбивался.

- Мамань, дай поспать чуток… потом встану…

- Потом будет неинтересно. Дядя Витя тут кое-что нашел в развалинах… даже не знаю как сказать…

Весь мой сон как ветром сдуло.

Да нет же… не может быть…

Неужели?

- Э-э-э… что нашел дядя Витя?

- В общем, поднялся он сегодня с утра с похмелья, злой в дугу. Кто виноват, что у него голова болит? Как всегда – мертвяки. Взял дядя Витя дубину и пошел искать, где можно согнать зло-то. И, понимаешь, заходит он в развалины, что по дороге из поселка, а там…

Я прекрасно знал, что там нашел дядя Витя.

Впопыхах натянув первые попавшиеся вещи, я выскочил из дома и выбежал на улицу, краем уха уловив маманины возражения: «Да что же ты несешься? Пойди-покушай, никто никуда не денется».

Я бежал, спотыкался, мое сердце колотилось в груди, словно бешеное. В горле пересохло. На улице стояла невыносимая жара, и перед глазами вставали страшные картины: тело моей возлюбленной корчится в агонии на пыльном бетоне, воняя и распадаясь, а дядя Витя напару с батяней топчут его ногами. Пыль въедается в раны и набивается комками ей между ног…

Стиснув зубы, я застонал от боли, словно все эти ужасы произошли прямо сейчас, со мной.

Спустя десять минут я ворвался в знакомую комнату.

Мертвячка, по-прежнему пристегнутая цепью и связанная платком, лежала на полу. Ее кожа была синее обычного из-за побоев, которые задал дядя Витя. Сам дядя Витя прохаживался рядом, положив на плечо дубину, перепачканную в мертвецкой гнили.

Около входа стоял батяня, задумчиво сворачивая в пожелтевший газетный лист самосад.

Моя тщательно обустроенная комната была разгромлена. Вазы, телевизор, картины – все превратилось в обломки, и даже половики были изорваны.

- А, пришел? – спросил дядя Витя. – Полюбуйся, парень! Это ж надо было такую срань удумать! Тьфу! Прям царские хоромы отгроханы! Да-а-а… куда катится этот мир…

Я посмотрел на батяню, но ему было все равно, он сосредоточился на своей папиросе. Наверное, стоило заранее придумать какой-то план действий, но вот не дошло сразу.

«Дурак! - пронеслось в голове. – Надо было на бегу все сообразить! Вовремя метаться начал, ничего не скажешь!»

Дядя Витя резко перехватил дубину и коротким сильным ударом рубанул мертвячку по левому плечу.

Ее рука хрустнула, словно сломанная ветка, ткань разошлась – и на бетонный пол шмякнулась оторванная конечность. Наручники продолжали скреплять запястье оторванной руки с пока еще не оторванной.

Мертвячка замычала громче обычного.

Я не выдержал: разрыдался и кинулся к ней. Прикрыл её своим телом и, задыхаясь от набившихся в горло слез, захрипел:

- Не надо, дядь Вить… я люблю ее… люблю…

Отцы переглянулись.

- Ну ни хера ж себе расклад, - проговорил батяня, подкуривая самосад.

Дядя Витя неуверенно опустил на пол дубину и отошел в сторону. Лицо его исказил желудочный спазм, и через две секунды соседа вырвало на останки раскуроченного телевизора.

- Ну, что скажешь? – спросил батяня.

- Скажу, что парень твой свихнулся! Чикатило! Ты посмотри, какой роман закрутил, а!

- Сынок, у вас с ней это… было?

Я кивнул.

Дядя Витя, грязно ругаясь, еще раз проблевался.

Батяня похлопал его по спине:

- Ну-ну, Витюнь… не такая уж она и страшная… я даже понимаю в чем-то его… все-таки времена поменялись, надо подстраиваться. Нам вот с тобой – в дикость такие отношения. А им – ничего. Если задуматься: женщин нет же, надо как-то выкручиваться. Конец света все-таки на дворе. Уж точно лучше Зойки, согласись.

Дядя Витя поморщился и подобрал дубину.

- Балбес ты, - бросил он в мою сторону. Потом укоризненно посмотрел на батяню и побрел домой.

Батяня выждал немного, подымил папиросой и, наконец, обратился ко мне:

- Я, конечно, сынок, далеко не в восторге. Даже не знаю, как это объяснить маме… Заварил ты кашу, скажу тебе, не один год расхлебывать будем. Но, - он вздохнул, – что сделано – то сделано, ничего не попишешь. Только об одном спрошу – у вас все серьезно? Ты ее на самом деле любишь?

Я закивал.

- Хм… раз уж такое дело… Ну, тогда совет вам да любовь. Берегите друг друга. В особенности ты ее. Она, знаешь, кое в каких местах уже порядочно попортилась… да и руки нет одной, спасибо дяде Вите… нестрашно с однорукой-то?

Я замотал головой.

- Ладно, пойду я… Гуляй, молодежь… слушай, может, ей и вторую оттяпать? Для симметрии? Чтоб как Венера, а?

И опять у меня не нашлось слов, только слезы счастья.

Батяня затушил об стену бычок и вышел из комнаты.

Лежа на мертвячке, я шептал слова, наполненные нежностью, и утешал ее.

«Все у нас будет хорошо, любимая, мы с тобой заживем так, что все будут нам завидовать, они будут приходить к нам и радоваться за нас. Солнышко мое, кошечка».

Наконец, мои нервы пришли в порядок, а мертвячка замычала по-старому: мерно, со знакомыми интервалами.

Жизнь потихоньку налаживалась.

Я поднялся на ноги и хлопнул в ладоши – впереди меня ждала долгая и кропотливая уборка.

26-е июля, 8-ое августа 2012.

(С) Николай Иванов (aka Ким-Де-Форм).

Иллюстрация Евгения Кузьминчука

Комментариев: 6 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Элис 14-08-2023 14:05

    Мерзость, но! Мерзость, отлично написанная- это раз, и о подлинных чувствах- это два. Тема ни разу не моя, но что-то в нем об'ективно есть(в рассказе), однозначно- плюс. Только я есть не смогла. А хотела. Ну ничего, поголодаю, буду стройная и звонкая.

    Учитываю...
  • 2 Аноним 13-08-2023 20:26

    Позабавило))) Смело))

    "времена поменялись, надо подстраиваться"

    Учитываю...
  • 3 z.krylov90 10-07-2022 01:13

    Ну и Дурь Некрофильская! Фильм Мертвячка еще вспомнил! Там Правда Немного другое!

    Учитываю...
  • 4 Мельник 10-01-2013 13:16

    Не ожидал прочитать такой рассказ про зомби )

    Необычно, с юмором, с эротикой, с хорошим слогом. В общем, увлекательно.

    Учитываю...
  • 5 SAR 27-12-2012 11:09

    У автора приятный хороший слог, читается легко. Но конкретно в выбранной теме рассказа, эта воздушность играет скорее отрицательную роль. То есть воспринимается он практически как стандартный эротический рассказ, коим в сети нет конца. Добавь туда анатомических подробностей - получился бы порно рассказ. Нет атмосферы, нет ощущения отвратительного и противоестественного, не докручено отчаяние нового мира. Да, начни я сам для себя нагнетать фантазию и описанное выглядит вполне тошнотворно. Но собственно писательский инструментарий, имхо, задействован поверхностно.

    Учитываю...
  • 6 delfin-mart 26-12-2012 23:32

    Сначала понравился стиль авторский. Потом символизм - "дерьмо путают с человечиной" и вообще эта соглашательский образ жизни на развалинах прежнего мира - что-то в этом такое...

    Но в итоге отвращение перебило все впечатления. Мрачно. Очень мрачно. Хлюпающая от гнили полуразложенная вагина и подросток-некрофил - вот образы (далеко не эротические) которые застряли в голове после чтения этого рассказа. Надеюсь, не надолго. ;)

    Учитываю...