Нет нужды отдельно представлять Роберта Шекли. Обладатель множества премий, этот писатель был одним из немногих западных фантастов, кем зачитывались в СССР. Свою роль, конечно, сыграло и то, что в его текстах было легко найти «обличение загнивающего Запада», так что на переводы давали добро. Но его фирменный легкий стиль, особый юмор — где-то добрый, где-то, наоборот, ядовитый — и неожиданные сюжеты заставляли забыть обо всей этой идеологической «подходимости» и просто наслаждаться прекрасными текстами. Недаром Шекли переводят и переиздают даже сегодня, в то время как многие авторы того времени уже давно — а некоторые и заслуженно — забыты.

Но библиографии и биографии Шекли можно посвятить не то что отдельную статью, а целый журнал. Да и «Даркер» все-таки не по фантастике в целом специализируется. Но, однако, Шекли, который, как и многие фантасты того времени, экспериментировал с поджанрами, вполне вписывается в тематику нынешнего выпуска.

Дело в том, что от его проб пера не ускользнула и антиутопия. В отличие от коллег по этому направлению, Шекли не стал вдаваться в скрупулезные описания социального строя, философствовать и морализировать — все это он оставил на откуп читателям, набросав лишь скупые очертания предполагаемых миров и причин, почему все стало так, как стало. И в некоторых его мирах существовали как раз игры на выживание.

Рассказ «Седьмая жертва» (Seventh Victim, 1953) можно назвать первой ласточкой интереса Шекли к смертельной охоте. Герой рассказа участвует в игре, где он является Охотником. Для него это уже седьмой опыт, но в этот раз его Жертва — девушка, и он чувствует себя несколько неуютно...

Но что же в этом мире привело людей к мысли о возможности подобных кровавых забав? А все дело в том, что ученые (возможно, даже британские) выяснили причины войн — людям просто... нравится воевать. Следовательно, вместо того, чтобы безуспешно подавлять жажду насилия, ей нужно дать отдушину. Тем более, что «соревновательность, тяга к борьбе и мужество перед лицом непреодолимой опасности» (с) — присущи человеческому роду и удерживают его от деградации.

Сначала легализовали гладиаторские игры, где участвовали профессиональные спортсмены, но оказалось, что люди хотели сами испытывать ощущение опасности, а не быть сторонними наблюдателями. Поэтому вскоре узаконили и убийства. Не для всех, конечно, только для тех, кому это было необходимо по причинам психологическим — было даже основано Министерство эмоционального катарсиса (и тут чуть-чуть пахнуло Оруэллом).

В итоге были выработаны определенные правила. Желающие убивать регистрировались в Министерстве и получали лицензию на определенную Жертву. Жертв выбирали наугад из списка зарегистрированных, и той давалась фора — человек узнавал о своем статусе Жертвы за неделю до Охотника. Имя Охотника Жертве не говорили (да здравствует паранойя!). Охотник же получал имя, адрес и описание внешности — правда, был ограничен в оружии, дозволялся только пистолет. Жертва же имела право использовать все, что попадется под руку. Охотник должен был самостоятельно выслеживать Жертву — а к услугам Жертвы по вычислению Охотника были возникшие, как грибы после дождя, разнообразные детективные конторы. Ранение или убийство постороннего человека в ходе Охоты карались смертной казнью.

На все про все Охотнику давалось две недели, и если он не укладывался в этот срок, то считался проигравшим. Если же он побеждал, то обязан был участвовать в следующей Охоте, но уже как Жертва. Пережив и этот этап, он мог или сойти с дистанции (ничего не теряя), либо записаться на новый тур. Заветная мечта каждого Охотника — вступить в легендарный Клуб Десяти. То есть пережить десять охот и совершить в итоге двадцать убийств.

Дополнительное очарование этим правилам придает то, что сама Охота происходит в рамках обыденной жизни, никто не выделяет особой территории, отдельного острова или полигона. Пожалуйста, после работы, на улице, в магазине — где душе угодно, в любой момент вас могут подстрелить, или же вы удачно закончите очередной этап игры. А для серьезно относящихся к делу товарищей существует даже специальная литература, такая как «Не думай, как Жертва», «Последние достижения в области организации засад», «Психология Жертвы» и другие.

Малая форма рассказа позволила просто упомянуть эти правила, смоделировать мир, не вдаваясь в социально-экономические последствия, законодательные нюансы, да и вообще, психологические изменения общества в целом. Это была красивая — по-своему — идея, обладавшая некоторой долей привлекательности.

Неудивительно, что в том числе и поэтому рассказ «Седьмая жертва» получил восторженные отзывы и премию «Хьюго» в 1954 году.

И Шекли вскоре вернулся к этой теме.

Это произошло в рассказе «Премия за риск» (The Prize of Peril, 1958), герой которого принимает участие в популярном телешоу «Премия за риск» и пытается ускользнуть от опытных охотников. Чтобы стать победителем, ему нужно продержаться неделю.

На этот раз Шекли пофантазировал сразу о нескольких «смертельных шоу»: «Аварии», основанной на классических гонках; «Критическом положении», где игрока усыпляют и ставят в действительно критическое положение — например, посадить в одиночку самолет или всплыть на подводной лодке; «Тореадоре», где нужно встретиться один на один с быком; «Подводном риске» — квесте по поиску подводных сокровищ наперегонки с другими участниками и под чутким присмотром акул, спрутов и мурен; и, наконец, «Премии за риск» — о последнем дне игры героя в котором и идет речь.

Шекли, как мастер рассказа, умудрился очень ярко, едко и зло проехаться по рекламным контрактам, расчету авторов телешоу на аудиторию, рейтинги и популярность — и не забыть про моральную дилемму. Например, студии, оказывается, очень важен хэппи-энд — ведь зрителю когда-нибудь надоест смотреть на то, как игроки помирают до того, как к ним успели привязаться; необходима драматургия, накал, кое-где даже чудесные спасения... но эти чудесные спасения не могут исходить от студии, ведь должна быть правдоподобность. Да и сами зрители далеко не всегда на стороне жертвы — многие болеют за убийц и охотно помогают как раз им.

Кстати, причины возникновения смертельных игрищ в этом мире уже несколько иные, чем в «Седьмой жертве». Публике просто... надоел профессиональный спорт, где все по правилам и гуманно. Да и кровавые телешоу с теми же профессиональными игроками набили оскомину — зрителю сложно ассоциировать себя с этой накачанной элитой. Людям хотелось переживать за простых парней, таких же, как и они сами. А вскоре конгресс принял закон о добровольном самоубийстве, и все заверте...

Этот рассказ тоже был принят очень хорошо, и Шекли решил опробовать эту тему уже в крупной форме.

Итогом стал вышедший в 1965 году роман «Десятая жертва» (The Tenth Victim). По большому счету, это было не столько самостоятельное произведение, сколько новеллизация одноименного фильма, вышедшего по мотивам... рассказа Шекли «Седьмая жертва». Излагать здесь его сюжет полностью смысла нет, поскольку крупная форма Шекли всегда изобиловала водянистостью и размноженными сущностями. Но суть такова: героине (да, на этот раз это героиня) осталось лишь одно убийство до победы в играх. Ее начальник, глава кинокомпании, решает, что это неплохая возможность снять кассовый документальный фильм — а для этого убийство должно быть максимально зрелищным. И съемочная группа вслед за Охотницей направляется в Рим...

Итак, в этом мире Охота тоже легализована. Со дня официального разрешения подобных игрищ прошло уже достаточно времени и кое-что в первоначальных правилах поменялось. Если изначально Жертвами становились преступники, уведомление Жертве вообще не высылалось, а Охотник тешил себя в том числе и славой народного мстителя, то теперь это полноценная игра, в которой могут принять участие все.

Пары Охотник/Жертва подбирает компьютер, а для полной победы достаточно совершить десять убийств (то есть пройти всего пять туров, в то время как в «Седьмой жертве» нужно было десять раз убить в ранге Охотника). Кроме того, Игрок не имеет права выйти из игры до десятого убийства, а Охотник может использовать помощников — их количество ограничено только финансовым вопросом.

Ничего значительно нового к уже существующим элементам «охотничьих» миров здесь Шекли не добавил, какие-то отличия были даже неуместны и в нехорошем смысле слова комичны, да и сам роман, как уже было сказано, оказался перепевкой перепевки — так что на этот раз публика приняла произведение прохладно.

И Шекли взял более чем десятилетний тайм-аут для этой темы.

«Размочил» он его в 1976 году рассказом «Бесконечный вестерн» (The Never-Ending Western Movie). Этот текст стоит некоторым особняком в череде «охотничьих» произведений Шекли, не входя в цикл «Жертва», но, тем не менее, заслуживает нашего внимания.

Герой рассказа участвует в реалити-шоу «Бесконечный вестерн» на протяжении уже нескольких лет, «проживая» жизнь ковбоя. В шоу скрупулезно воссоздается самый главный миф вестерна — пальба по поводу и без. Герой хочет уйти на пенсию, насладиться заслуженным отдыхом и решает напоследок еще раз появиться на экране в эпизоде «без стрельбы». Но его друг и менеджер, помня о том, как тот когда-то мечтал покинуть сцену с большим размахом, договаривается о контракте «со стрельбой».

Неудивительно, что «Бесконечный вестерн» не относится к циклу «Жертва», по сути дела, это всего лишь история о реалити-шоу, где погибают не персонажи, а актеры. Его можно назвать сатирой на пресыщенность современного зрителя, на шоу, которые работают на потребу публике — но выцепить из него что-то о мире, в котором возникло подобное шоу, практически невозможно. Так, какие-то общие намеки. Поэтому и воспринимают его скорее не как рассказ об играх на выживание, а как историю о будущем киновестерна.

Настоящее же продолжение цикла увидело свет лишь еще через одиннадцать лет, в 1987 году. Это был роман «Первая жертва» (Victim Prime).

Здесь мир уже находится в состоянии апокалиптического распада. Между Южной Африкой и Латинской Америкой произошла ядерная война, да и во всех остальных государствах было неспокойно, так что общество, фактически, скатывается в средневековье v2.0: бесчинствующие банды грабителей, вершение правосудия без суда и следствия. Охота запрещена повсюду, кроме небольшого острова Эсмеральда. Туда и направляются все, жаждущие принять участие в Охоте, в том числе и главный герой, для которого это будет первый опыт.

Правила Охоты этого мира сильно отличаются от тех вариантов, что мы видели в предыдущих произведениях Шекли. Во-первых, никто не допустит новичка до игры, ему нужно будет пройти курс обучения и испытания на полигоне роботов. Только тогда он получит билет Охотника и первый денежный приз. Охота, с одной стороны, более систематизирована (убийства фиксируют специальные Учетчики), а с другой стороны, там царит некоторый хаос (например, за случайное убийство прохожих наказание чисто символическое). И самое главное — в убийстве теперь прежде всего ценится эстетика, ведь люди же смотрят! Для дополнительной интриги участникам Охоты рассылаются особые карты (например, предательства), которые нужно отыграть.

Само пребывание на Эсмеральде — уже часть большого действа. Например, за сбитых на дороге пешеходов можно получить дополнительные очки. А если едешь слишком медленно и по правилам, наоборот, влепят штраф. А сами игры, великие Сатурналии? На арене Колизея зрители могут увидеть бои пешеходов и водителей серпоциклов, дуэль вооруженного гранатами пешехода и автомобиля, инсценировка клоунами-самоубийцами ограбления банка... И, конечно же, финальная дуэль Охотника и Жертвы, которая, например, может проводиться с топорами и на коньках!

Публика отнеслась к роману холодно. В этом же году на экраны вышел фильм «Бегущий человек», одноименный роман Р. Бахмана/С. Кинга активно читался, да и сама тема смертельных игрищ уже была не нова. От Шекли ждали парадоксов, юмора, неожиданного поворота сюжета — но получили смакование убийств, описание способов ликвидировать человека как можно более кроваво и самоповторы.

И кроме того, если рассказу было простительно не отвечать на вопрос: «А как они дошли до жизни такой?» — роману подобная забывчивость была противопоказана.

И Шекли решает объяснить. В романе «Охотник-Жертва» (Hunter/Victim, 1988), который стал приквелом рассказа «Седьмая жертва», он как раз и описывает становление концепции Охоты.

Герой в результате атаки террористов теряет жену и соглашается принять участие в Охоте. После необходимого курса обучения он получает свою Жертву — военного преступника. Однако у ЦРУ и некоей Багамской корпорации на это свой взгляд...

В этом мире игра — пока еще не просто развлечение, выгодное вложение денег и рейтинги телешоу. Это вариант вершения правосудия своими руками — Жертвами не оказываются скучные обыватели, это весьма и весьма непростые люди. Кроме того, структура общества Охотников сложилась, по сути дела, на основе простой самоорганизации, и правительство якобы мало что о нем знает — но при этом у них есть свой бункер, миллиардный счет в банках и сотни Охот каждый год. Да, и еще некий таинственный Мастер Охоты, который пребывает в тени и не высовывается лишний раз.

По сути дела, это обычный такой популярный в конце 80-х шпионский боевик о революциях в латиноамериканских странах. С точки зрения элемента общей картины мира Охотников и Жертв он любопытен, но как самостоятельное произведение получил уже более чем холодные отзывы. В нем не увидели ничего нового, интересного или сколько-нибудь стоящего. Ну что ж, и на мастеров жанра бывает проруха...

Больше к теме Охоты Шекли не возвращался.

А жаль. Цикл рассказов, подобных «Седьмой жертве» или «Премии за риск», смотрелся бы куда лучше романа.

Хотя никто не гарантирует, что рано или поздно какое-нибудь издательство, решив, что сталкериада или метротема исчерпаны, не решит «замутить» серию про мир Охоты. И вот тогда-то мы и поймем, что романы мэтра на эту тему были не так уж и плохи!

P. S.

Нужно отметить, что идея смертельных игр всплывает у Шекли и в некоторых других произведениях (как, например, «Цивилизация статуса», The Status Civilization, 1960 год), но это или проходные эпизоды, или незначительные упоминания, или же главы, которые работают на совершенно иную идею, нежели описанные здесь истории. Скорее всего, это отработка когда-то отвергнутых задумок или просто моделирование на тему — но в рамках контекста они смотрятся уместно и даже, возможно, лучше, как если бы изъятые в отдельное произведение.