По узким коридорам разносятся вопли. Сквозь прутья решеток просунуты десятки костлявых рук, и взгляды изможденных людей выражают скорбь. Они готовы поедать крыс и пить собственную мочу, лишь бы продержаться еще один день — только надежда поддерживает жизнь в тщедушных телах. Очередного бедолагу, уличенного в ереси, волокут за ноги по холодному полу. В застенках темницы его ждет незавидная участь. Смазанные жиром колья ждут содомитов, раскаленные докрасна металлические ложа — блудниц. Вокруг дубовых столов с колодками никогда не высыхают лужи крови. В углу стоят кузнечный молот и двуручная пила, громилы в красных колпаках точат лезвия топоров и мечей — скоро для них найдется работенка. Чьи-то кости будут раздроблены, кожа снята, точно старый костюм, а язык выдран с корнем. И лишь тогда, изувеченного и выведенного на чистую воду дьяволопоклонника отправят восвояси. Прямиком в очистительный огонь.

Для начала, давайте сразу определимся: что называть пыткой? Нет нужды обращаться к Википедии или бежать в ближайшую библиотеку — чаще всего, пытка ставит своей целью выведать что-то, причинить моральные и физические страдания, стать поучительным примером, а то и все сразу. Можно ли подогнать под это определение казни? Безусловно. Особенно это касается «поучительных примеров». Уильям Уоллес, четвертованный на глазах беснующейся толпы. Сожженная заживо Орлеанская дева. Ее близкий друг и соратник Жиль де Рэ, чьи муки затмили даже его собственные злодеяния. И таких историй — сотни, если не тысячи.

Может ли казнь причинить моральные страдания? Это риторический вопрос. Если приговорить человека к провозу по улице погруженным по макушку в нечистоты, пригрозив отрубить ему голову, коли тот посмеет высунуться наружу — можно ли сказать, что его ждет незавидная участь? Нет. В былые времена такой приговор мог считаться мягким.

А что насчет физических? Ну, вряд ли найдутся те, кто не проронит ни слова, когда палач начнет рубить им руки и ноги, или когда крысы под раскаленным металлическим колпаком, положенным на живот, решат выгрызть себе путь наружу прямо через плоть.

И, конечно же, с помощью казни можно выведать очень и очень многое…

— Отрекаешься ли ты от своего нечестивого идола, дитя мое? Признаешься в служении господину с сотней имен, всех до единого непроизносимых праведными устами?

— Нет. Будьте вы все прокляты.

— На костер ведьму!

В общем, некоторые казни затмят собой даже самую изощренную пытку. А некоторые пытки плавно перетекут в казнь. Так что постараемся не разграничивать два этих понятия, чтобы не вводить читателей в заблуждение. А их и без того хватает, когда дело касается былых времен.

Хлеба и зрелищ

Нет, император Гай Цезарь Август Германик не был богом во плоти. Но безумием он мог сравниться с любым ненасытным языческим идолом. Человек, который привел в сенат коня, наряжался Венерой на оргиях, возлегал с собственной сестрой и воздвиг в Риме культ собственной личности, обладал, наверное, самым невинным прозвищем из всех, данных жестоким древним правителям. Не Грозный и не Кровавый. Всего лишь Сапожок, что на латыни — Калигула. И под пятой этого «сапожка» была раздавлена не одна жизнь. Именно он убивал детей на глазах родителей, а потом приглашал последних за стол, пировать во славу процветания Рима. Отрезал женщинам груди и, по свидетельствам некоторых исторических документов, жарил и ел их. Любовался пытками и казнями, словно веселыми театральными постановками. А изобретенных им самим «способов наказания» хватит на отдельную статью не для слабонервных. Истоки «железных дев» текут из клеток, куда поочередно втыкали копья — прямиком в вопящую жертву. И это лишь один пример.

Благородным патрициям не требовались особые причины, чтобы заставить рядового плебея тысячу раз пожалеть о том, что появился на свет. Оставим гладиаторские бои — там хотя бы оставалась крохотная надежда на спасение. Надо было лишь гнать колесницу вперед или крепче стиснуть рукоять меча и в решающий момент увернуться от брошенной сети, нацеленного в сердце трезубца или копья, чтобы нанести собственный удар. Но куда бить разъяренного тигра или быка, вошедшего в раж? Особенно если из оружия у тебя — только молитва на устах. Но та вряд ли остановит голодного льва…

Сенаторам и консулам иной раз тоже приходилось несладко. Уличенного в казнокрадстве могли хлестать плетью по пяткам, пока тот не отдавал все до единого денария. Предателю, прежде чем перерезать горло или накинуть на шею удавку, плевали в лицо. Того, кто посмел зариться на императорскую фаворитку или фаворита, кастрировали в назидание другим. Представитель знатного семейства, пленный варвар или свинопас — все вопили одинаково, когда специально обученный легионер или угрюмый ликтор изощрялся с кнутом и кинжалом под радостные аплодисменты императора. Отцеубийц наказывали не менее жестоко — их зашивали в мешке вместе с собакой, петухом, обезьяной или змеей, а после бросали в воду. Прежде, чем уйти на дно, человек узнавал, что собака не всегда может быть ему другом, петух не только кудахчет, обезьяна сходит с ума в припадке паники, а от змеиного яда нельзя умереть сразу, к сожалению…

Единственной привилегией римской знати была возможность самому выбрать наказание, будь то пытка или казнь. А вот беднякам и рабам выбирать не приходилось. Той же участи «удостоились» многие бунтовщики, дезертиры и особо рьяные смутьяны. Их путь к позорному кресту сопровождался целым ритуалом — на обвиняемого надевали специальные колодки, называемые «патибулум», и в составе целой процессии вели на казнь под палящим солнцем. Но и смерть на кресте наступала не сразу: забитые в ладони гвозди и перебитые голени не особенно ускоряли ее, а лишь удваивали мучения. Истинными палачами были нестерпимые голод и жажда.

Впрочем, учитывая, какие личности держали бразды правления в Риме, удивляться тамошней вакханалии не приходится — чего стоят Нерон, Тиберий и Гелиогабал. Во времена этих «деятелей культуры» (Нерон так вообще стремился на сцену театра при первом удобном случае) Рим, пожалуй, мог бы считаться филиалом Ада на земле. Греховная страсть и бесчеловечная жестокость шли тут рука об руку.

Злой-презлой инквизитор с черным мешком

История пыток и казней богата на кровавые сюжеты, достойные пера маркиза де Сада. Достаточно вспомнить мрачное Средневековье и печально известные ведовские процессы: церковная власть в то время едва ли не превосходила по жестокости своего главного противника — Сатану. Не было более изощренных мастеров своего дела, чем палачи на службе инквизиции — с такой фантазией в Аду им нашлось бы занятие по вкусу. Куда там бесам из «Божественной комедии» с их крюками и вилами — сцены расправ над беззащитными «ведьмами» даже их заставили бы истово креститься от ужаса. И если в Древнем Риме на костре сжигали в основном жриц богини Весты, уличенных в лишении невинности, то священное пламя было лояльно ко всем.

Конечно, многое приукрашено. Но в наше время, когда принято развенчивать стереотипы, мол, и монголо-татарского ига не было, и войну выиграли одни штрафбаты, расстрельные команды да комиссары, затянутые в черное, инквизицию выдают уже не за безумных фанатиков, а за невинных овечек!

Например, способ проверки на наличие «дьявольской метки». Раздетую донага женщину внимательно осматривали несколько ученых мужей, выискивая небольшую родинку — если проткнуть ее иголкой, то кровь не должна пролиться. А это — верный признак заключения договора с нечистым. Или другой, не менее «эффективный» способ — бросить обвиняемую в воду, иногда связанной или с привязанным к шее грузом. Ни один результат не будет в пользу несчастной: раз выплыла — значит, виновна, все ведьмы живучие, как черные кошки. А коли утонула — пусть упокоится с миром на небесах…

Все это меркло перед кострами, которые пылали по всей Европе даже во времена Возрождения. Поразительно, но и этот факт некоторые «благоразумные» церковные деятели стремятся отрицать! Поэтому не спешите причислять себя к еретикам и хулителям морали, если считаете «святую» инквизицию сродни Гестапо — эти люди бросили первое полено в огонь, разведенный под невиновной, но доведенной до отчаяния женщиной, под пыткой готовой сознаться хоть в соитии со всем демоническим легионом. И они прикармливали невежество и страх простолюдинов перед загробной жизнью еще очень и очень долго — вплоть до XIX века, когда в 1826 году сожгли еще одного «еретика». В год, когда Пушкин писал «Евгения Онегина», а на людей сыпалось одно изобретение за другим, чью-то плоть пожирало пламя, поддерживаемое не верой в святость, но служением собственному узколобию.

Так что, сколько бы ни находилось документов, подтверждающих частичную невиновность церкви в кошмарах ведовских процессов, найдется и сотнях других, в красках описывающих, кому, куда и что вонзали. Руки, запачканные кровью по локоть, не отмыть рассказами о справедливых судьях, которые выносили более мягкие приговоры, если не было достаточных доказательств одержимости или служения Сатане — человек в любом случае становился изгоем, ему запрещалось посещать торжественные мероприятия и праздники, а бдительный взгляд инквизиции пристально следил за ним на протяжении всей жизни. Но куда больше преследовали кошмары — о безумных глазах тех, кто требовал сознаться в посещениях шабаша и целовании черного козла под хвост, грозя затянуть тиски потуже или еще раз коснуться раскаленным железом груди…

Забавы Восточной Европы

Царь Иоанн IV в народе слыл Грозным. Даже обычный безумец опасен, но наделенный безграничной властью — опасен во сто крат. Подножие трона этого человека утопало в крови простолюдинов, бояр и всех, кто дерзнул перечить его воле или просто попался под горячую руку — например, его сын. Опричники, эдакий карательный отряд на службе царя, загубили на его потеху не одну душу. Крестьян отдавали на растерзание медведям, травили собаками, обезглавливали, забивали кнутами до смерти… А уж испытать на себе «худой кувшин» было хуже любой казни: обритому наголо человеку на голову одевали глиняный сосуд без дна и в течение нескольких часов, а то и дней, на макушку бедолаги капала вода. Не лишиться рассудка было невозможно.

Не менее жестоко обходились и с «петрушечниками» — паяцами и шутами. Их легко можно было определить по рукам, на которых не досчитывалось пальцев. Законом, утвержденным лично Иваном Грозным, предписывалось зажимать их в тисках настолько сильно, чтобы «кость выходила из кожи, как косточка из вишни». Естественно, потом превращенный в месиво палец отрезали «за ненадобностью». Пьяницы могли поплатиться за свою пагубную привычку долгим купанием в бочке, наполненной спиртом. Рано или поздно, мягкие ткани начинали отслаиваться от кости — нередко из «воспитательной бани» доставали изуродованный труп. Или еще хуже — полуживое подобие трупа. На фоне этих кошмаров избиение пылающим веником выглядит блекло — но страшные ожоги по всему телу делали из человека изгоя, от которого шарахались, как от прокаженного. В общем, народ при Иване Грозном не скучал. Правда, по меркам тогдашней Европы он был сущим лапочкой — за одну Варфоломеевскую ночь погибло больше людей, чем за все годы правления бесноватого царя. По крайней мере, официально.

Но Влад Цепеш, более известный как Дракула, пошел куда дальше. Страшные леса вырастали возле городов, которые попали в немилость: турецкие войска предпочли отступить, нежели войти на проклятую землю города Тырговишны, чей гарнизон состоял из насаженных на колья мертвецов.

Владу не нужно было слыть вампиром, чтобы внушать ужас даже в самые храбрые сердца. О вспыльчивости этого жестокого человека ходили легенды — так, неучтивым послам, которые отказались снять перед Владом тюрбаны, по его приказу забили гвозди в череп. А изнеженных дворян по макушку погружали в нечистоты, чтобы отучить от брезгливости.

«Секретам мастерства» Влада Цепеша и его верных палачей могли позавидовать даже опричники. Конечно, самый знаменитый способ наказания, придуманный лично Дракулой — это сажание на кол таким образом, чтобы острие не задевало жизненно важных органов. Человек умирал очень долго, и каждое мгновение жизни причиняло ему неимоверные страдания — а день пытки уподоблялся вечности.

Воров Дракула особенно презирал. Так, одного цыганенка, который посмел выкрасть у правителя Валахии то ли золотой перстень, то ли инкрустированный драгоценными камнями кинжал, ждала ужасная участь. Обозленный Влад заставил других цыган сварить соплеменника заживо и сожрать всем табором.

Не любил Влад и тунеядцев, особенно из числа бедняков. Запереть с десяток человек в сарае и поджечь было вполне в духе Дракулы. Как и лично отрубить головы дюжине голодранцев и выставить их на обозрение — в назидание другим. Попасть в руки Влада-палача было куда хуже, чем быть оговоренным на ведовском процессе — потому что Цепеша не сдерживал никакой закон. Говоря о жертвах кровавого правления Дракулы, историки называют невероятные цифры в миллион человек — но иной раз вспоминая огромные поля, засеянные урожаем из кольев, не согласиться с ними бывает трудновато…

Остров невезения в океане есть

Если даже светское общество позволяло себе такие ужасы, то чего ждать от дикарей?

Еще до того, как нога первого конкистадора ступила на плодородную землю американского континента, ацтеки возносили хвалу своим многочисленным богам — и делали это возле каменных алтарей для жертвоприношений. Вряд ли кто-то незнаком с практиками тамошних жрецов — размалеванных с ног до головы пленников кастрировали обсидиановым ножом, заставляли участвовать в рискованных играх на выживание и рано или поздно «дарили» богу Солнца. Вырезали им сердца ритуальным кинжалом и обезглавливали на глазах всего народа.

Не менее изобретательными были многочисленные африканские племена — и дело не ограничивалось каннибализмом. Пленнику могли завязать глаза и погнать в джунгли, предварительно вымазав кровью — ну какой хищник откажется от такого угощения? Злейших врагов пытали с особой изощренностью: на глазах у полуживого бедолаги поедали его руки и ноги, при этом гнусно смеясь и осыпая калеку проклятьями. Средневековые палачи использовали крючья, щипцы зубодера, тиски, пилы для костей и другие орудия — африканцам хватало ножа и камня. Первым вспарывали брюхо, вторым отнимали детородные органы. Но куда хуже была пытка, которую при всем желании не получится назвать «сладкой смертью».

Ее удостаивались в основном предатели племени или те, кто поднял руку на вождя. Жертву раздевали догола, обильно мазали медом и привязывали к дереву возле пчелиного улья или муравейника. Африканские муравьи, как показано в фильме «Марабунта», — не чета их европейским собратьям. Полчища огненно-красных насекомых, наводящих ужас на целые деревни, облепляли тело несчастного и пожирали его, как самое изысканное яство.

Новозеландские маори тоже не церемонились с врагами. Пленнику, который отведал плоть кого-то из воинов племени, наносили множество резаных ран тупым ножом, отвозили подальше от берега и сбрасывали в воду, на радость акулам. Неудачливого вора могли посадить в котел и варить под насмешки всего племени, ожидающего, когда мясо станет нежным и вкусным. А практика «смертельной татуировки» бытовала у них с древнейших времен — специальной иглой, обмакнутой в нечистоты или трупный яд, на теле предателя выкалывали орнамент, означающий нечто очень унизительное. Куда бы ни подался такой человек — везде он будет отвергнут. А занесенная инфекция рано или поздно превратит его в ходячий мешок с гноем.

Пожалуй, больше всех на поприще других дикарей отличились австралийские аборигены. Сущей пыткой был у них обряд инициации, когда юноша становился воином. Самые близкие для мальчика женщины, включая его мать, сестер и бабушек, избивают его пылающими дубинками, а после изгоняют в лес. Почти год он вынужден питаться подножным кормом, избегать встреч с хищниками и выдерживать жару и холод, пока наконец не удостоится чести вернуться в племя, где без всякого обезболивающего ему сделают обрезание и отправят под именем «вангарапа» путешествовать со стариками, набираться знаний и мудрости. За малейшую провинность его могут вновь отправить в лес — и все начнется сначала. Теперь отправка в армию уже не кажется таким кошмаром, не так ли?

«Железная дева» и все-все-все

А как насчет самых распространенных заблуждений насчет пыток и казней?

Первым делом стоит развенчать парочку мифов — например, о «железной деве». Это металлический саркофаг, изнутри усеянный кольями — причем расположенными так, чтобы запертый в нем человек умер не сразу, а медленно истек кровью. Быть проткнутым, как подушечка для иголок — не самая заманчивая смерть, верно? Фантазия писателей эпохи Ренессанса поместила это страшное орудие аж в Средние века — якобы, несчастных женщин сажали туда по обвинению в ведовстве. На деле — старейший экземпляр подобного агрегата появился в Нюрнберге, где-то в XVI веке. К сожалению, до наших дней этот мазохистский аттракцион не дожил — был разрушен во время бомбардировки в 1944 году.

Еще одно заблуждение касается «Дьявольского ветра». Нет, вопящих сарацинов не привязывали к дулам бомбард, и наполеоновские войска тоже не орошали русские поля ошметками крестьянских тел. А вот мятежники времен Восстания Сипаев прочувствовали порывы «Дьявольского ветра» на себе. Надменные британцы, охочие до показательных казней, загубили не одну карму, рассеяв по индийской земле тела ее верных сынов. Религиозное учение индусов отвергало подобные варварские методы, и смерть от пушечного выстрела в упор там была сродни погружению души в нечистоты. Впрочем, и сами мятежники в долгу не оставались. В казармы британцев подбрасывали ядовитых змей, а офицеров умерщвляли с особой жестокостью: душили, пока глаза несчастного не выпучивались, как у рыбы, а лицо не становилось чернее кожи богини Кали.

«Кровавый орел» — очередная тайна, покрытая мраком, как и рогатые шлемы викингов. Согласно инструкции, которую явно писал предок Джона Крамера, этот способ глумления над поверженным врагом заключается в следующем: сквозь рассеченную спину необходимо было вынуть легкие и развести ребра в стороны наподобие крыльев. Летать после этого вряд ли получилось бы, но вот умереть от болевого шока или скончаться в процессе столь экстремальной боди-модификации вполне реально. Историки до сих пор сомневаются, была ли распространена подобная практика, или же это единичные случаи, «проба пера», но факт остается фактом: в скандинавских сагах порой упоминаются мстительные сыновья Рагнара Лодброка, которые наказали короля Эллу Второго «кровавым орлом».

К слову, раз уж мы заговорили о «Пиле». Медный бык, внутри которого заживо поджаривается жертва — это не изобретение Конструктора, хотя таланта в создании пыточных устройств ему не занимать. Еще в VII веке до нашей эры слегка безумный мастер Перилл создал для своего повелителя, тирана Фаларида подобную статую — полую внутри, чтобы вместить человека. Особая ирония заключается в том, что создатель страшного быка первым оценил свое творение. А спустя некоторое время внутри медного зверя оказался и сам Фаларид. В исторических документах пишется, что его вопли преобразовывались внутри быка в зловещий рев — а из ноздрей вырывался пар, как у настоящего животного…

В том, что в арсенале древних палачей было немало таких неотъемлемых элементов БДСМ-культуры, как дыба, крючья и плети, никто не сомневается. Растянуть человека так, что его тело станет похожим на тряпичную куклу, подвесить к потолку на пару часов, исхлестать так, что на спине появится постмодернистское полотно — вот парочка примеров того, как правильно применять эти штуковины в домашних условиях.

Неплохо зарекомендовали себя тиски: сжать стенки черепа, чтобы мозг сплющился, раскрошить кости в порошок, отомстить соседу-пианисту, сдавив его пальцы как следует — вариантов вагон и маленькая тележка.

«Испанский сапог» поможет исправить плоскостопие наиболее радикальным способом — чем туже он затянут, тем больше шансов у человека стать участником Паралимпийских игр для одноногих бегунов.

«Испанский осел» — перекладина на ножках, куда сверху усаживали человека с привязанными к лодыжкам гирями. Надо ли говорить, куда именно приходилось основное давление?

«Вертел» представлял собой оригинальный способ дознания, когда человека привязывали к штырю с рукояткой, и начинали вращать над костром или дощечкой, усеянной гвоздями. Рано или поздно, пропеченный до корочки или изуродованный кровавыми бороздами человек сознавался в чем угодно.

Столь любимый в неформальной среде ошейник с шипами в древности применяли для запертых в темнице «крепких орешков», которых было трудно расколоть на допросе. Только шипы были направлены внутрь — они впивались в шею настолько глубоко, что человек боялся дышать.

«Маску позора», распиаренную в фильмах о мушкетерах, чаще всего надевали на знаменитых преступников, после чего позволяли охочим до зрелища простолюдинам бросать в них камни. Иногда металлическую маску нагревали — и даже если человек переживал болевой шок, то на всю жизнь оставался изуродован. К слову, клеймение каленым железом — это не только превращение домашнего скота в частную собственность, но и нанесение метки на куртизанку или язычницу. Иной раз маску делали в виде глухого шлема, свиного рыла или носатой физиономии — «Лика Похоти».

А как же самое дорогое? Нет, речь не о драгоценностях. Половые органы не остались без внимания — от бдительных взоров палачей не ускользнули ни мужчины, ни женщины. И если с первыми все понятно — достаточно «ножниц-крокодила», чтобы доставить несчастному непередаваемые ощущения, то для вторых предусмотрены куда более изуверские приспособления.

Например, «груша» — изобретение французского головореза Гошеру. Она вставляется во влагалище, после чего мучитель начинает крутить специальный винт, постепенно расширяя металлические стенки орудия, выполненные в виде лепестков. Разорванная промежность, обширное кровотечение и сорванный от визгов голос обеспечены. Существовали также варианты поменьше — для рта и ноздрей. Лепестки могли быть изогнутыми, как когти, зазубренными или раскаленными. В исключительных случаях — все сразу.

Еще одним инструментом, направленным не только на причинение боли, но и на унижение, было «Иудейское кресло». В этом случае обнаженного человека насаживали на металлическую пирамиду, усеянную шипами — такое наказание обычно ожидало мужеложцев. Сейчас это приспособление скрещено с электрическим стулом и вовсю используется в Латинской Америке боевиками наркокартелей и правительственными дознавателями. И неизвестно, кто из них хуже.

«Ороситель» применялся, когда требовалось либо выбить у обвиняемого в ереси признание, либо наказать клеветника. Из специального металлического устройства, похожего на решето с рукояткой, капает расплавленный свинец, крутой кипяток или нагретая смола — прямиком на лоб или язык того, на кого пали подозрения.

Четвертование — один из самых брутальных способов расправы. Иногда палач останавливался, отрубив лишь руки и ноги, если человек сознавался в грехах и начинал каяться, как заведенный. Но чаще всего оставался лишь торс с кровоточащими обрубками. Использовались не только топоры и мечи. Пойманного дезертира, изменника или вражеского лазутчика привязывали веревками к лошадям и разрывали на части. «Табун Брута» дожил до наших времен, только лошади сменились на автомобили, а веревки на цепи.

Не менее популярным во времена разгула жестокости было колесование — распластанного на специальном жернове человека превращали в кусок мяса, поочередно дробя молотом или дубиной его кости. Иногда колесо вращалось, и каждый оборот доставлял человеку дополнительные страдания — ведь зеваки никогда не упускали возможности бросить в лицо жертвы гнилой помидор или даже камень.

Сдирание кожи заживо — способ, которым наказывали убийц, обвиненных в оборотничестве и вампиризме. В ту же копилку — распиливание надвое и расчленение. Пытки Жана Гренье и Жиля Гарнье, готовых сознаться не только в умении становиться волком, но и в пожирании младенцев, окончились весьма плачевно для обвиняемых.

Насаживание на заостренные бамбуковые стволы — давний способ пытки, распространенный у китайцев. Так, покушающихся на жизнь императора Цинь Ши Хуанди предварительно продержали связанными в причиняющей боль позе несколько дней, а позже насадили на эти подобия кольев. Последний способ неплохо зарекомендовал себя во время Вьетнамской войны — бедные американские морпехи, которые бродили по джунглям, как по одному из кругов Ада, то и дело напарывались на устроенные партизанами ловушки: яма с кольями, вымазанными в дерьме для пущей убойности, была самой распространенной западней.

Времена меняются — нравы остаются прежними

Раз уж мы заговорили о современности, то имена Адольфа Гитлера, Пола Пота, «Папы Дока» Дюваля, Иди Амина, Саддама Хуссейна и других диктаторов неразрывно связаны с пытками. Те же «красные кхмеры» предпочитали забивать невинных жителей мотыгами до смерти, чтобы не тратить патроны, а «тонтон-макуты» для этих же целей использовали тяжелые дубинки. А уж о зверствах, которые творились в концлагерях, пожалуй, наслышаны все?

Электрические провода, подсоединенные к соскам и детородному органу, невольно вызывают усмешку — только если самому не оказаться в застенках иракской тюрьмы, раздетым донага и вопящим от страха.

Смирительная рубашка и наручники, если дать умельцам немного «поколдовать» над ними, причиняют нестерпимую боль суставам.

Рассечение циркулярной пилой от паха до макушки головы — не еще один творческий способ убийства из «Manhunt», а реальная казнь, использовавшаяся в некоторых странах третьего мира как устрашение. Чего уж там, одна из жен Иди Амина лишилась на подобном устройстве рук и ног — их пришили заново, но поменяли местами…

Конечно, повешение, расстрел, смертельная инъекция, газовая камера и электрический стул — это далеко не самый цивилизованный способ наказания. Но некоторые жизни обрывались и более худшим способом — и не всегда это были жизни преступников. Так, уличенную в «адюльтере» женщину в фанатичных мусульманских странах побивают камнями. Вору отрубают руку — и прижигают пылающей головней, чтобы продлить мучения и заставить усвоить урок как следует. Нечего и рассказывать про обезглавливание военнопленных, заснятое на камеру и выложенное в сеть.

Пыткой может считаться и яркий свет лампы, бьющий в лицо в кабинете следователя, и получение по физиономии пудовыми кулаками громилы мафиозного босса, и психологическое давление с использованием угроз и фотографий любимой семьи... А вы знаете, что можно сделать с обычной бутылкой?

***

Конечно, никогда не будет однозначно неопровержимых доказательств, что такие-то и такие-то орудия пыток действительно применялись, а не были созданы для специальных музеев талантливыми мистификаторами. Лишь одно неоспоримо: сколько будет существовать человечество — столько и будут пытки шагать с ним нога в ногу, потому что нельзя изжить из людской натуры ни жажду познания, ни жестокость.