Я никогда не видел призраков. Даже срезая путь через старое кладбище. Хотя шансы встретить привидение среди крестов и надгробий возрастали — поговаривают, что душа умершего (у древних египтян их было пять: Ка, Ба, Рен, Ах, Шуит; но к ним вернемся, если темой журнала будут «Мумии») какое-то время обитает в эфирном теле, поблизости от места захоронения тела физического. Не видел и не слышал. Но все равно старался вести себя тихо.

Мало ли. Потому что призраки — они ведь повсюду. Можете поручиться в обратном? Фантомы всего и вся. Сгустки эфирной энергии, мыслеформы тонкого мира, повторяющие объекты мира материального. Не только людей, но и животных, камней, растений (помните восхитительный микрорассказ Джо Хилла «Деревья-призраки»?). Особым почтением пользуются корабли. Привидением фантом становится тогда, когда обретает определенную свободу и способность мыслить.

И большая ошибка считать их «нематериальными»: призраки вполне себе отражают свет, мелькают на фотопленке. Вопрос лишь в том, с какими из них сталкивались или столкнетесь вы — с видениями прошлого, «двойниками» живых людей или скитальцами, желающими передать миру свои послания? С добрыми, злыми или безразличными привидениями?

Не создаем ли мы сами фантомов, случайно или сознательно? Для магов и целителей ответ очевиден. Через сотворенного призрака можно влиять на других людей: считывать информацию, врачевать, вредить и охранять.

Привидения, если позволите, намного «реальней» зомби — и поэтому пользуются большой популярностью у деятелей искусства. Каспер всех побери, зачастую писателям и режиссерам даже выдумывать ничего не надо — лишь взять за основу рассказ «очевидцев», желательно вернувшихся из жуткого дома, а лучше из заброшенного замка.

В китайском и японском фольклоре призраки удостоились отдельного жанра. Английские готические романы и привидения — почти синонимы. Без них ущербно бы выглядела европейская новеллистика. Пушкин, Гете, Вальтер Скотт… Пришельцы с того света чувствуют себя вольготно не только в хорроре: к помощи призраков прибегал Одиссей, дух отца навещал Гамлета (театр шекспировской эпохи редко обходился актёров-«привидений»), на протяжении почти всей повести «Собака Баскервилей» верится в инфернальность создания с горящими глазами…

На одном из могильных камней того самого старого кладбища, через которое я иногда срезал путь, значилась непривычная глазу надпись: «Его убил паровоз». Я возвращаюсь к ней время от времени в мыслях. Думаю, что стоит за этими словами помимо человека, поезда и смерти. Простил ли погибший своего окутанного паром убийцу? Ушел ли в тонкий мир или остался на кладбище с тяжелым, терзаемым жаждой мести эфирным сердцем? И… не могло ли случиться так, что локомотив сам был фантомом — паровозом-призраком, спешащим по путям, опережая состав из стали и чугуна на несколько метров, чтобы засосать, скинуть на рельсы зазевавшегося на дебаркадере бедолагу?..