«Шидзуока» в переводе с японского – Сайлент-Хилл. Мило, но не особенно смешно. По крайней мере, мне. По крайней мере, сегодня, когда я застрял в этом городишке, не доехав до Токио каких-то тридцать минут – все поезда в Японии утрачивают признаки жизни в полночь с копейками, любезно высаживая пассажиров на первой попавшейся станции. В столице меня ждал номер в отеле, ужин, выпивка и компания соотечественников, которые дружно послали меня утром куда подальше, когда я предложил им поехать со мной в Киото на концерт популярной рок-группы…

И вот теперь, ругаясь сквозь зубы, я покидаю вагон вместе с немногочисленными припозднившимися пассажирами. Местные счастливчики спешат по домам. Бедолаги, работающие в соседних с Токио префектурах, безропотно устраиваются на ночлег прямо на жестких скамьях станции.

Из-за  разницы во времени совсем не хочется спать – в Москве сейчас всего восемь вечера. Тепло. Я бреду наугад в поисках какого-нибудь круглосуточного бара. Тусклые фонари и разноцветные рекламные короба не столько освещают путь, сколько наполняют улицы причудливыми тенями. Сонный городишко понемногу освобождает мою кровь от адреналина после грохота рок-концерта. Легкий ночной ветерок заигрывает с луной в зарослях молодого бамбука между домами. Полоумные цикады ткут призрачное, тревожно звучащее полотно. Воздух втекает в легкие концентрическими кругами, щекоча ребра непонятным предчувствием…

Гирлянда красных бумажных фонариков указывает, наконец, моему пересохшему горлу путь к отпущению грехов. Идзакая. И, кажется, открыт! Так и есть – из-за двери доносятся громкие голоса.

Прежде чем войти, мне приходится отступить, пропуская вывалившуюся на порог компанию. Двое мужчин и девушка. Пьяные, шумные. Одного товарища уже жестко тошнит. Другой, пытаясь, видимо, развлечь подругу, делает страшные глаза и быстро-быстро что-то лопочет. Моих знаний японского хватает, чтобы понять лишь пару повторяющихся слов:

- Inu no tsuki!.. Inu no tsuki!.. Akuma kodomo!¹

- Ba-a-ka!² - громко смеется девушка и шутливо бьет его по плечу.

Вдруг ее лицо бледнеет, вытягивается, а взгляд, устремленный в сторону темной бамбуковой рощи, стекленеет. Ее спутник подпрыгивает на месте, как кузнечик, и, указывая туда же дрожащим пальцем, истерично кричит:

- Bakemono! Bakemono! Ike! Ike! Hayaku!³

Он хватает оцепеневшую подругу за руку, толкает в спину перебравшего товарища, и все трое скрываются за углом.

«Поймали белочку», - усмехаюсь я про себя и толкаю входную дверь. Люблю такие места – маленькое, грязное, традиционное питейное заведение, пропахшее раменом и соевым соусом, как вьетнамское общежитие у меня на родине… Не так уж много посетителей в этот час. За стойкой дремлет старик перед ополовиненной кружкой пива. В углу за столиком уткнулся в айпэд служащий в черном офисном костюме.

Заказанный мной атсукан дымится и слегка воняет сивухой, стружка бонито на горячем такояки дрожит и извивается, как грешные мысли старшеклассницы в бессонную ночь. Блаженство. Я улыбаюсь и пью. Оранжевый свет мажет все вокруг жидкой известкой. Слышно, как лопаются пузырьки на нежных телах креветок, превращающихся в темпуру. Занавес из запахов и звуков колышется и заставляет меня ощущать телесный мятеж. Я выхожу за дверь в надежде освежить пылающий мозг и прогнать стрекочущих под кожей саламандр, из-за которых я невежливо ухмыляюсь плывущей в небе луне.

- Inu no tsuki, - говорю я ей и ловлю в ответ зеркальный взгляд, закручивающийся серебряной спиралью.

Дрожащие пальцы бамбуковых ветвей стряхивают с покатых крыш обрывки снов. Тихий шепот зовет, и я подчиняюсь, преодолевая несколько шагов, что отделяют меня от сумрачных зарослей. Я лишен всякого смысла и готов к чудесам.

Она стоит среди зеленых стволов – мерцающий мотылек. Цветастый шелк кимоно скользит по моим глазам, погружая в транс, в мечты о прелюбодеянии с призраком. Я тут же канонизирую ее прекрасное лицо в своем сердце и начинаю молиться этой манящей эктоплазме.

Непостижимая красотка-кокэси. Она смотрит на меня змеиным взглядом несколько мгновений и равнодушно отворачивается, собираясь уйти.

- Ano… Chotto matte kuda-sai!⁴ – мой громкий крик раскатывается по пустынной улочке дерзким, неуместным бисером.

В ответ снова сверкают черные глаза, соблазнительная улыбка трогает пухлые губы. И когда я улыбаюсь в ответ, ее рот изгибается в чувственном оскале, а взгляд жжет, как пламя преисподней. Шаровая молния похоти взрывает мои чресла. Мне больно и очень сладко.

Мелькают бамбуковые стволы, грохочут цикады, когда она уводит меня в глубину, во влажную горячую тень. Теперь это шлюха, жаждущая бойни. Ночь превращается в кровавый медовый месяц. Опрокинув ее алтарь на мягкий мох, я терзаю свой трофей, как дикий зверь. Подо мной извивается жаднокожая тварь, сладострастный суккуб, венерина мухоловка. Темные соски царапают мне ребра. Я вижу лунный свет изнутри, когда ее лицо превращается в освобожденный лик Проклятья, широкая острозубая пасть раскрывается, полная болотной слизи, глаза разъезжаются к вискам и зарастают живой мертвечиной. Ее стоны полны крови. Пряди черных волос взвиваются атласными хлыстами с крючьями на концах и рвут мой позвоночник на сегменты, оплетенные пучками нервов, обматываются вокруг лодыжек, перерезая сухожилия. Ее кожа впивается мне в пах алебастровой чешуей, пока я выдалбливаю млечный путь меж ее бедер. Мои пальцы погружаются в плоть, касаясь тазовых костей, в то время как она с мяуканьем слизывает со щек мои вытекшие глаза. Я с восторгом позволяю ей сдирать с меня эпидермис слой за слоем, чувствуя нарастающий взрыв.

Сочные спазмы сотрясают наши скачущие тела.

Сердце выламывает грудную клетку.

Артерии наполняются звоном.

В мозге – алмазная пыль.

В подмышках – ртуть.

Под ребрами – боль.

Во рту – медь.

Стон.

Пот.

Яд.

Кровь.

Смерть.

Да-а!

А-ах!

…Я лечу сквозь мертвые измеренья, жаждущие населить себя моим ужасом, моим экстазом. Огненные океаны врываются в вены, похищая память поколений, оставляя взамен канцерогенное дыханье химер. Ночной ветер втыкает лезвия в окровавленные мышцы спины и шевелит лоскутья содранной кожи.

Тело моей хищной блудницы, вспаханное и гостеприимное, как свежая могила, заполнено мной. Преступное зачатие увенчало нашу оргию. Беспощадная беременность обретает форму и звук – вспухшая утроба воет, готовясь выблевать скороспелое потомство. Лоно бугрится в мультиоргазменных родах, с плеском выталкивая теплые блестящие мешочки с обреченными существами. Печальные, дурные, ублюдочные скорлупки, проросшие семена каннибализма.

Я набрасываюсь на этот влажный выводок с первобытным воем, вонзая клыки в хрустящую незрячую плоть. Демоница борется со мной, торопясь выхватить свою долю. Ее безгубый чудовищный рот смердит, нанизывая зубы на жилы, набухшие на моем горле. Я уступаю, когда она начинает грызть мой затылок. Мы вместе упиваемся бешеной трапезой, с хлюпаньем высасывая из плаценты мягкие, как мед, кости...

Багровый след из недожеванных потрохов пятнает изумрудный мох. Мой палач, моя возлюбленная нежится, как драная кошка, донельзя довольная собой. Она поправляет залитое кровью кимоно и горделиво встает. Сыто рыгнув и кокетливо прикрыв рот ладошкой, она лукаво улыбается мне и исчезает среди бамбуковых стволов. Непостижимая красотка-кокэси.

Ко мне слетаются мухи. Ночь Пёсьей Луны закончилась, и с первыми лучами солнца в мое растерзанное тело приходит Боль.

______________________________

¹ Пёсья луна!.. Пёсья луна!.. Дьявольское отродье!..

² Идиот!

³ Чудовище! Чудовище! Ходу! Ходу! Быстрей!

⁴ Пожалуйста, подождите!