Многое изменилось за десять лет, и изменилось к лучшему.

Ровно десять лет назад, так уж сложилось, я проводил зиму в одиночестве в дачном поселке... Ночь, во все домах ни огонечка, за рекой воют не то волки, не то бродячие собаки, пустой дом издает самые загадочные звуки, — а я сижу и читаю, как член жюри, рассказы конкурса «Возрождение традиций», организованного М. Парфеновым и ЛО «Тьма»... Обстановка для чтения рассказов-ужастиков была подходящая, а вот сами рассказы подкачали, — в основном слабенькие, графоманские. Тем ценнее стали жемчужины, отысканные в той куче — именно тогда я узнал имена Андрея Сенникова и Владислава Женевского (долгих тебе лет, Андрей, и вечная память Владу).

Прошло десять лет.... Очередной конкурс, очередные рассказы. Если сравнить с прошлогодней «Чертовой дюжиной», изменения менее заметны, но в сравнении с «Возрождением традиций» — небо и земля. Лютую графомань читать уже не приходится... Придраться, разумеется, всегда есть к чему — но сами придирки теперь другого уровня, профессионального.

Факт налицо: из графоманской «песочницы» постепенно, исподволь, сложилась, не побоюсь этого термина, литературная школа российского хоррора... Достаточно самобытная, влияние нашей фантастики/фэнтези есть, но минимальное, глаз не режет.

Факт отрадный, но есть в нем и ложка дегтя... Чувствуется, что большая часть текстов написана лучшими представителями одной школы. В стилистике чувствуется, например. А еще в выборе тем для рассказов... Восемь финалистов из тринадцати пишут о возвращении/оживлении мертвецов (даже девять, если сосчитать рассказ «Мертвец», где некромантский опыт планировался, но был отложен). Перебор... Даже если намечается тематическая антология и финалисты писали с прицелом на нее, — все равно перебор.

Бесы Бережного

Не впечатлило... Десять лет жизни персонажа втиснуты в небольшой рассказ — и поневоле он стал напоминать развернутый синопсис: скороговорка, почти нет диалогов, оживляющих текст... Впрочем, когда диалоги все же появляются, становится только хуже. Это не живые люди говорят. Это автор устами персонажей вбрасывает информацию. Индивидуальные речевые характеристики у них отсутствуют: и директор, и ГГ, и его мамаша, и мент Лёня, — все говорят одинаково.

Автор, на свете есть мильён способов индивидуализировать речь персонажей. Некоторые чрезвычайно просты. Можно изменить обычный порядок слов в предложении (магистр Йода), можно придумать персонажу характерное словечко-паразит, можно поиграться со словарным запасом и длиной фраз... Короче, автор, скачайте любой опус, обучающий писательскому ремеслу, прочтите и не пишите так больше.

Дальше хуже. Ладно разговоры, но и действия персонажей не айс... Действуют, исходя из воли автора, своих интересов не имеют... Ну с какой радости приходящий отчим повесил на себя убийство с отягчающими? Он же мент, должен знать, что пасынку в такой ситуации вообще ничего не грозит: был избит и ограблен, затем произошел несчастный случай, даже не о колонии для малолеток речь не идет, на учет в ИДН и то не поставят... Плохо. Автор и сам понимает, что плохо, и пытается отмазаться — девяностые, мол, на дворе были, что вы хотите... Незачетная отмазка. Для тех, кто девяностые не застал, может и сгодится, да и то едва ли.

Возвращение

Самый сильный момент в рассказе — когда монолог живой по впечатлению девочки сменяется монологом девочки-мертвеца. Пробирает. Самый слабый момент — здесь же.

Вот почему:

а) Такой переход, по идее, должен выносить читателю мозг. Но раньше в тексте должны быть к нему какие-то предпосылки... Намеки, не бьющие в лоб, а умело замаскированные автором. Но так, чтоб имелась возможность вернуться назад и увидеть: ну да, можно ведь было и сообразить, что семейка мертва, а я, читатель, не понял, — автор, как ловкий фокусник, отвлек внимание чем-то другим... Здесь этого нет. Клавдия, ее дочь и внучки однозначно поданы как живые. Без двоетолкований. Бах! — и стали мертвые. Все разом.

б) Вынос мозга случается слишком рано, такой козырной туз надо приберегать для конца партии... Дальше все в рассказе идет по нисходящей, интерес постепенно угасает, кое-как его поддерживает желание узнать, что же за кладбище такое особенное в той деревеньке, что его обитатели все никак не успокоятся — могут не только по телефону звонить, но и посылки отправлять... Однако автор кладбище не показал.

Высота

Скучноватая история получилась... Предсказуемая. Если руфер лезет на крышу «в последний раз», шансов вернуться целым и невредимым на грешную землю у него маловато...

Экшн отсутствует. Конфликт как двигатель сюжета отсутствует. Что-то новое отсутствует (технические детали руфинга не в счет, это антураж, рассказ не о том). Идея, что можно вернуть/воскресить любимого с помощью нечеловеческих сущностей стара как мир, едва ли даже авторы мифа об Орфее стали первопроходцами этой темы... Глубже и психологичнее, чем Лем/Тарковский в «Солярисе» трудно что-то выдать. И страшнее, чем Кинг в «Кладбище домашних животных» — тоже трудно.

Можно, конечно, и в столь избитой теме придумать свой оригинальный поворот... Но автор не придумал.

Еще один, последний

Автор использовал годный прием. Его мало кто использует...

Суть вот в чем: в произведениях хоррора приветствуется реализм, достоверность, узнаваемость рутинной жизни героя — как фон, лучше оттеняющий назревающий кошмар. Проблема в том, что слишком долго прорисовывать этот фон нельзя, иначе читатель заскучает к тому времени, когда чудище выпрыгнет из чулана... Приходится искать золотую середину.

А можно, как автор, — подать рутину главного персонажа саму по себе весьма интересной... Сделать его, персонажа, киллером, или палачом в расстрельном подвале, или утилизатором трупов... Тогда даже затянутая и подробная экспозиция не позволит читателям зевать.

Прием этот не так прост в исполнении. Здесь, к примеру, выполнен на «троечку». Вот почему:

а) Не верю, что такое агентство могло просуществовать полтора десятка лет. Появиться в лихие девяностые могло. Но долгожительство у конторы запредельное... У двоих утилизаторов куча убойного компромата, идеального материала для шантажа, — причем на людей, убийств не чурающихся... Рано или поздно (скорее рано) кто-то бы утилизаторов самих утилизировал. Во избежание. Так же, как зачастую ликвидируют киллеров, сделавших свое дело...

б) Персонаж, глазами которого все показано, тоже не вызывает доверия. Не мог он с такой склонностью к рефлексии столько лет заниматься таким делом. Или свихнулся бы, или наложил бы на себя руки, или огрубел бы до полной бесчувственности...

Импи

Детские страхи, оборачивающиеся реальным кошмаром, — эта фишка в нашем казино никогда не проигрывает. При надлежащем исполнении, разумеется, а здесь исполнение на вполне достойном уровне.

Рассказ хорош.

Один балл скинул из-за надоедливого рефрена «Фантазии надо держать в руках» — фраза дурна, с тем же успехом можно удержать в руках смех, или нервный тик, или спонтанное мочеиспускание... _За какое место, пардон, их держать? Можно попытаться их контролировать, не давать им волю, и только. Ладно бы так сказал один раз врач, и всё на этом. Но автор стучит дурной фразой по читателю с регулярностью метронома...

Костяной

Страсти-мордасти в фэнтезийном мире... Лучше бы в нашем — контраст заурядного и обыденного с непонятным и пугающим работает всегда, а там, в описанном мире, все эти страсти — обычное дело...

Антураж выделяет рассказ из других. Антураж — лучшее, что тут есть. Потому что если сформулировать суть рассказа одной фразой, получится: «Некромантия — смертельно опасное занятие с непредсказуемым исходом». Слишком банальная идея... Нет?

Но рассказ неплох, даже с такой хилой идейной базой. О сочувствии, сопереживании персонажам речь не идет: трудновато примерить на себя их роли... Но за экшном следить не скучно, и на вопрос «чем все закончится?» однозначного ответа нет до конца.

Крапива

Крапивные джунгли — сильный образ, впечатляет. Хотя, конечно, первопроходец тут Кинг с зарослями кукурузы из известного рассказа... Но все равно впечатляет. Однако любопытно: что делают живые и мертвые обитатели госпиталя зимой — когда земля смерзлась, копать нельзя, а крапива завяла и покрыта снегом... Непроходимой границы между двумя мирами нет, обыденный мир совсем рядом — почему никто не добрался до развалин госпиталя? Вездесущие мальчишки, например?

С реалиями войны автор маленько того... Кто и где красит бронетехнику в черный цвет? «Расколотое пулеметом лицо» — это как? Такая отдача у своего пулемета, что аж лицо расколола? Или все же не пулемет расколол, а пуля вражеская? И артиллерия из траншей не стреляет, у нее свои позиции, отодвинутые подальше в тыл, и без траншей, траншеи для пехоты...

Главный агроном района на войне служит сержантом... Такая должность предполагает высшее образование — и звание мл. лейтенанта, самое малое. Почему он вообще агроном?! Мы ждем, что сказано о том неспроста, как-то сыграет: например, гражданская специальность ГГ поможет крапиву одолеть, борьба с сорняком — задачка вполне агрономическая... А выстрел получился холостой.

Всё это предыстория, на сюжет влияющая мало. Но стоит ее продумывать получше.

Мертвец

Еще одна попытка поместить историю жизни в рассказ...

Написано гладко, ровно, с точки зрения литературных умений придраться особо не к чему (хотя формы глагола «быть» лучше бы употреблять пореже)... Но читать было безумно скучно. Не зацепила история прокачки выгнанной из дому девчонки до уровня ведьмы. Не вызвала доверия любовь с первого взгляда к трупу. Сочувствия, сопереживания героине нет. И отрицательных эмоций она не вызывает, и положительных, никаких. Не мое, наверное... Допускаю, что некоторым девицам старшего школьного возраста может понравиться. Тем, кто в школе числится в лузерах: все просто, достаточно стать ведьмой-феминисткой — и жизнь удалась!

Осторожно, папа, там мертвец!

Редко придираюсь к названием, но это уж слишком напоминает название малобюджетной голливудской комедии, из тех, что зачастую крутят по ТНТ. Ждешь черного юмора, а его нет — название просто спойлер, совсем не нужный...

Сюжет не нов вообще и для финальной подборки в частности. Опять вариации на тему «Иногда они возвращаются» и снова семейный подряд на убийства-расчленения... Испортил Голливуд со своими семейками маньяков авторам фантазию... Смущает мгновенное, при виде мертвой кошки, расчехление папы. Все-таки между убитыми кошками и убитыми людьми дистанция немалая, чтоб так сразу все вываливать сыну. Тем более мужик жизнью битый, зоны понюхал — не должен бы так с лету откровенничать, доверяться мальчишке...

Сега МегаДрайв

Рассказ понравился. Автор сумел заинтриговать и поддерживал интригу до конца. И сумел обойтись без ходячих мертвецов (звонящих по телефону, выскакивающих из матрасов, утаскивающих в озеро и т.д). Перебор все-таки ожившей мертвечины в финальной подборке этого года...

Совет автору: не бойтесь пользоваться местоимением «он». Текст пестрит словом «толстяк». Так можно называть мимолетного персонажа, о котором мы ничего не знаем, кроме комплекции. Здесь же речь о ГГ, наиболее полно раскрытом, и телосложению его уделено отдельное внимание, читатели не позабудут, что дистрофией он не страдает... Достаточно чередовать имя и местоимение «он».

Некоторые боятся, что перебор местоимений он-она-они сделает текст хуже. Это не так. Пример: широко известный триллер Айры Левина «Поцелуй перед смертью» — в первой части имя главного персонажа вообще неизвестно, Левин пользуется исключительно местоимением, не греша словами мужчина, юноша, студент, толстяк и т.д. Читается на ура.

Сказка черного бычка

Попытка скрестить «День сурка» с кровавым триллером удалась плохо. Когда история пошла по кругу, все кровавые действия персонажей тут же девальвировались — все равно завтра все оживут...

ГГ не понимает, кто же вбросил в массы дурной принцип: «Убей всех, кого увидишь, — тогда выберешься». И почему ему, вбросившему, все (или не все, но многие) так сразу поверили, с лету превратившись из нормальных людей в убийц, не попытавшись найти менее экстремальный путь... И читатели не могут понять то же самое. Автор сам-то знает ответ? Если знает, но не поделился, — плохо. Если не знает — еще хуже.

В финале зияет большая логическая яма. Отчего, едва круг разорвался, менты сразу же прикатили к ГГ и стали ломать дверь? Там вся округа должна быть кровью залита и трупами завалена, — что же, сразу все запертые двери ломать, у которых они лежат? Людей и ломов не напасешься...

К тому же у ментов в то утро должны быть другие неотложные дела — как-то избавиться от тех мертвецов, кого они вчера из своего табельного оружия завалили...

Примерно так должно получиться, если «день мертвяка» перешел в следующий. Но в рассказе этого нет, полное впечатление, что трупов в новом дне всего два, а все остальная груда окровавленных тел загадочным образом исчезла...

Сделаем автору поблажку: допустим, что переход дело индивидуальное — каждый переходит в следующий день сам и только с собственноручно сотворенными мертвецами. Почему тогда трупов всего два? А не три? Почему ГГ сидит в автозаке, а не плавает в ванне со вскрытыми венами? И почему тогда, кстати, попал в новый день труп сына? Ведь его завалила жена, а не ГГ, а она не прошла? Значит, переходят не только убитые тем, кто вырвался из круга? Тогда снова возвращаемся к вопросу: где вся груда трупов??? Где, автор?

Единственный способ сохранить логику — признать: весь сюжет от начала до конца лишь бред ГГ, плод его воображения, воспалившегося от двойного убийства и просмотра «Дня сурка»... Психиатры, проводящие экспертизу для суда, возможно и оценили бы такую историю.

А для рассказа она слабовата.

Улыбка

Вновь попытка уложить длительный период жизни ГГ в рамки рассказа — третья по счету в финальной подборке. Самая, на мой вкус, удачная.

Каждый эпизод— ступенька нового уровня в эволюции героя, и лишних эпизодов нет (в отличие от жизнеописаний Бережного и девушки-ведьмы, где можно спокойно удалить очень многое без ущерба для истории).

С другой стороны, все нужное сказано — недоуменные вопросы не возникают ни при чтении, ни после. Вернее, возникает единственный: почему ГГ в финальной сцене сразу сдался и совершил суицид?

То, что нам рассказано о его даре, не позволяет оценить его положение как безвыходное.

Случай с обрезом на дороге показал, что его проклятья

а) могут-таки действовать мгновенно;

б) могут обставляться условиями («выстрелишь — убьешься»).

К тому же жертву даже не обязательно знать лично или увидеть глазами, проклятье мужу-уголовнику сработало заочно...

Так что же тогда мешало ГГ заочно проклясть всех, кто замыслит недоброе в отношении подруги и падчерицы? Опять же ситуация не требует мгновенного решения, как на дороге, — можно согласиться для вида и получить время на разработку действенного и изощренного проклятья...

ГГ умер исключительно по воле автора, увы... Автор, конечно, хозяин в своем тексте, но лучше бы как-то замотивировать, показав, например, растущую по мере роста числа убийств тягу к суициду — тогда сложившиеся обстоятельства можно расценивать не как причину, а как повод для самоубийства...

ПС. Мелкие фактологические ляпы, если их число укладывается в ПДК, я обычно не упоминаю. Кто сам пишет без ляпов, пусть первым кинет в автора камень...

Но здесь эпизод с двойным ляпом доставил минуту здорового смеха, едва ли запланированную автором... Цитирую:

«Обрез рявкнул. И разорвался у стрелка в руках. Приклад вмазался ему в горло, ствольная коробка, слетев с крепежа, разворотила лицо».

Так вот, в порядке ликбеза: у охотничьих двустволок ствольная коробка отсутствует. Вообще. Не предусмотрена конструктивно. И никак не появится в процессе превращения двустволки в обрез... Зато кое-что при упомянутом процессе у ружья исчезает — б.ч. длины стволов и приклад отпиливают.

Ствольная коробка есть у многозарядных дробовиков типа «Сайги», но из них обрезы не делают.

Черви

Автор знает толк в нагнетании безумия. Без голливудщины, без оживших мертвецов и прочих спецэффектов, в очень малом объеме текста уверенной рукой вводит нас в абсолютно безумный мир, страшный, нереальный и алогичный, но вызывающий полное доверие... Браво, автор!