Анчибелов дуб

Рассказ слаб технически, в первую очередь. Попытка использовать архаическую лексику привела к созданию неудачной смеси архаики и литературного – подчеркнуто литературного – языка.

Структура неровная – долгое раскачивание с описанием «ватажки» глазами мальчишки, с попыткой передать реалии, нравы, царившие среди разбойников, а потом вдруг резкий переход к неподготовленной кульминации и немотивированной развязке.

Вроде как простая-народная речь главного героя вдруг прерывается описанием «хождения» Скорпеи в геенну, которое чуждо и сюжету, и лексическим характеристикам рассказа, и элементарной логике.

Яркий пример проблем рассказа:

«Ободранные, голодные псы, покрытые коростой и лишаями, рвали куски гнилого мяса, грызли позеленевшие кости. Жирное вороньё не обращало внимания ни на них, ни на колокольный звон, ни на ведуна, который искал в пропастине что-то нужное для своих обрядов. Раскормленные птицы дрались, и на землю летели угольные перья...»

Почему псы ободранные, голодные, покрытые коростой и лишаями? Просто для того, чтобы автор мог вызвать какую-то эмоцию? И тут же псы рвут куски гнилого мяса – то есть, еды достаточно? Если мясо есть, до сих пор не съедено бродячими собаками? «Жирное воронье» - это как? На землю летели «угольные перья» - при прочтении не сразу понимаешь, где там ударение и что именно подразумевает слово «угольные»?

Еще примеры: «упершись взглядом в обугленную кору и два синих глаза». Это вообще не совсем русский язык;

Или: «волосы белые до сниневы костяным гребнем расчесывает». Даже если не принимать во внимание явную описку, то конструкция предложения – и не одного его – неуклюжа и неграмотна. Расчесывает «до синевы»?

И финальная фраза: «только глубже зарылся лицом в теплый мех у нее на груди». Простите – что у нее на груди? Теплый мех? На груди или на ее одежде?

Очень слабый рассказ.

Выкройка

В целом, рассказ интересный, с атмосферой и настроением. Есть, правда, некоторые недостатки.

В первых пяти строчках «дерьмо» встречается четыре раза. При этом лексика самого героя далее в рассказе вовсе не выглядит брутальной или обсценной. Если это была попытка «оживить» текст, то не слишком удачная.

Бросается в глаза слово «жменя» в значении «горсть». В дальнейшем, в лексике героя нет подобных диалектных слов.

Несколько неестественной и громоздкой выглядит «актуализация» хобби главного героя.

Надпись на папке ««J.F. Шрайбер расширил своё влияние. Его ветви появились в колониях, которые были впервые открыты в Гросс-Фридрихсбурге на побережье Гвинейского залива в 1914 году». Что смущает (возможно, это моя придирка) – колония Гросс-Фридрихсбург (территория нынешней Республики Гана), существовала с 1661 только до 1724 года, после чего была захвачена Голландией, а одноименный форт переименован в Форт-Голландия. Так что, предыстория артефакта либо ошибочна, либо сознательно запутана.

Есть эволюция – от неуверенного начала к стильному финалу.

Вязь

Сильный и стильный рассказ. Без морализаторства, но с подтекстом. Есть незначительные огрехи, на общее впечатление не влияющие. «Будто во рту у нее цеплялись два вязальных крючка.» и «Будто две спицы ударялись друг о дружку» - расположены слишком близко в тексте. И не являются синонимичными. А из текста следует, что правильнее сравнение именно со спицами. Ну и рост дочки одного из персонажа. Если она в шесть с половиной лет доросла до отцовского плеча, то либо тут что-то ненормально с девочкой (в тексте не отыграно) или папа уж очень небольшого роста. И речь девочки, мягко говоря, не похожа на речь шести-семилетнего ребенка.

Грешники

Многообещающее, но, как ни странно, банальное начало. Описание казарменно-религиозного быта похоже на многочисленные тексты, опубликованные до этого рассказа. При этом написан рассказ как бы скороговоркой. Автор не выписывает происходящее, а описывает его. В результате, вместо сопереживания персонажам появляется только легкое любопытство – чем все вызвано, к чему приведет?

Диссонансом сразу же звучит то, что бог неизвестный или забытый, не имеющий ни какого отношения ни к одной из существующих религий, но имена людям даются библейские. И термины используются из христианства. В результате возникает ожидание, которое искусственным финалом оказывается обманутым.

И если автор, похоже, хотел привнести финалом ощущение обреченности и безысходности, то этот замысел ему не удался. Осталось острое ощущение фарса. Бессмысленности описанного.

Ну и банальные «школьные» огрехи:

- автоматы - «сложные приборы»;

-«мрачные продовольственные склады»; мрачные здания продовольственных складов еще куда бы ни шло…;

-блюдо геркулес – почему-то без кавычек, но ведь это название одного из видов овсяной каши;

-герой ощущает «волнующий трепет в кончиках пальцев»;

-дежурное «опустеет обойма» автомата;

-желание «поразить» читателя приводит к абсурдным описаниям типа «На полном ходу огромный военный Урал протаранил обоих боевиков, превращая тела адептов в кровавый фарш.» В кровавый ФАРШ одним ударом.

Ну и финал, в котором инопланетянин, захватив ментальный контроль над всей Землей, ДЛЯ РАЗВЛЕЧЕНИЯ хочет вернуть человечество в Средневековье. «Разве средневековье - не самое интересное время? Короли и королевства, феодальные войны… святая инквизиция… Ему показалось, что сверхразум облизывается в предвкушении.»

Сверхразум. Инопланетный.

Тот случай, когда форма, далекая от совершенства, все равно сокрушительно выигрывает у содержания.

Забытое письмо

Двойственное чувство вызывает этот рассказ. С одной стороны понятно, что автор его читал произведения Федора Сологуба, а рассказ «Червяк» даже произвел на него сильное впечатление. Привело к появлению рассказа желание спорить с писателем, или наоборот – подражать или пародировать - непонятно, но, к сожалению, попытка не удалась.

Самое главное – стилизация подразумевает владение стилем. Если текст пишется от лица некоего человека, то пишущий должен знать язык и реалии того времени, в котором живет и пишет герой. Этого у автора рассказа нет. Выбранная форма подачи – от первого лица – снимает априори претензии к стилистике и лексике рассказчика. Автор письма (герой-рассказчик) явно не в своем уме, во всяком случае, автор рассказа делает все, чтобы это продемонстрировать, но получается это слабо. Например, в речевых оборотах, которые должны бы работать автоматически даже у человека с умственными отклонениями, есть накладки и ошибки. Отца героини рассказа, например, именуют отчего-то «пращуром». «Нос финансиста поднимался над землей не более чем на полвершка» - даже в состоянии помутнения разума человек конца девятнадцатого, начала двадцатого века не ошибся бы подобным образом. Вершок – 4,4 сантиметра. Каким бы карликом ни был финансист, но вряд ли нос у него был на таком расстоянии от земли.

В результате, усилия напугать, продемонстрировать то, что в самом деле может вызвать жуть, не приводят ни к чему. Ну и сходства со стилем Федора Сологуба практически отсутствует, что вообще лишает рассказ смысла.

И наступила

Образцовый рассказ. Очень хорошо. И фамилия героя очень удачно отсылает в драме, когда ложное (?) чувство заражает человека и приводит к катастрофе.

Их корм

Ровный, эмоциональный, но бессмысленный рассказ. Попытка проследить логику происходящего (пусть даже мистическую, внутреннюю) приводит к разрушению первоначальной эмоции восприятия текста. Разрушает настроение. Прошлое героини не добавляет рассказу ничего. Она и жертва насилия, и убийца – все это выглядит банально, «традиционно» для жанра и совершенно необязательно. Тем более что ничего не добавляет ни к сюжету, ни к идее рассказа. Как источник страха, прошлое героини совершенно не нужно, она достаточно испугана своим преследователем, которому вовсе не обязательно быть «духом насильника».

Главный недостаток в том, что после прочтения остаются не эмоции, а вопросы.

Но в целом – текст чистый, эмоциональный, с динамикой и вполне жизненными персонажами.

Крысобой

Автор плохо владеет русским языком. Похоже, что он не всегда четко понимает значения слов. Что такое «всклокоченная кровать»? Как это: «Кончики длинных неухоженных ногтей мелко дрожали»? Кончики ногтей? Каким образом «Она запустила ладонь в волосы»? Не пальцы, а именно ладонь. «Прислушиваясь к шороху одежды, она вышла из спальни» - прислушиваясь к шороху СВОЕЙ одежды. На фото: «Женщина в купальнике обнимает скользкого ухмыляющегося типа». В каком смысле «скользкого»? Описание того, как героиня ест: «Она молча перемалывала челюстями мясо в фарш». Рассказ наполнен неточностями словоупотребления.

Что касается содержания рассказа. Человек, который просыпается в состоянии амнезии – уже даже не штамп. Скорее – мем.

Человек, который просыпается в состоянии амнезии и сам себе пишет письма, содержащие информацию о себе – ход в литературных произведениях (да и в кинематографе ) использованный неоднократно. И с гораздо лучшими результатами.

Поведение мужа, знающего, что его супруга способна на разные опасные – для нее и окружающих – поступки, совершенно неадекватно. Он уезжает из дома, оставив незапертыми и комнату, и дом. Убирает при этом из дома ножи и вилки, но в открытом сарае оставляет острый сельско-хозяйственный инструмент. Которым, кстати, в качестве оружия, героиня даже и не пытается воспользоваться. Зато скальпель хватает сразу.

Автор пишет рассказ для того, чтобы испугать читателя, но при этом мешает ему испытать страх. Очень неудачная попытка. И нарастающая к финалу напряженность вовсе не спасает текст. Скорее, подчеркивает его литературно-техническую беспомощность.

Куйва

Рассказ силен своей реалистичностью. Без надрыва, без нарочитого нагнетания. Есть несколько вопросов к логике поступков бандитов, но при желании можно найти оправдания и объяснения для всех этих вопросов. Списать на особенности психики.

Сюжет построен аккуратно, хотя в конструкции начала сквозить некая нарочитость и ощущается искусственность. Понятно, что начальная сцена с убийством рабочих нужна автору только для того, чтобы дать характеристики персонажей – беглым зэка. Но упоминание зверя, напавшего на главаря и изменение после этого характера бандита, четко указывают на дальнейшее развитие сюжета.

Сюжет развивается прямолинейно, понятно, что после того, как убийца не был обезглавлен и сожжен, он снова встанет. Ну а после того, как героя облило кровью оборотня, финальный твист не воспринимается как неожиданность. Ну и твист этот идет вразрез с фольклорной традицией, на которой рассказ и основывается. Оборотень должен ранить свою жертву, чтобы та тоже стала оборотнем.

Но в целом, рассказ отторжения не вызывает.

О Чугае и Царствии Небесном

Рассказ вне времени и пространства. Сознательно или нет, но автор смешал реалии и приметы разных времен, превратив их в элементы абстрактной декорации, к смыслу происходящего отношения не имеющие. Стиль повествования также эклектичен – от былинно-фольклорных интонаций, до псевдо-религиозных.

Ну и остается непонятным – высказывает ли «мать» главного героя взгляды автора рассказа на христианства, или является все происходящее результатом психического заболевания Чугая, или сюжет о «реальных» происках нечистой силы. Такая неопределенность значительно снижает вовлеченность читателя в происходящее.

Всплывающая в финале «отцовская любовь», в контексте происходящего в рассказе, выглядит странно. Практически – неуместно.

Потерявшиеся в Мохабине

Читая рассказ, не понимаешь, что происходит. Прочитав, не понимаешь что произошло. Подозреваю, что самому автору понятно, что он имел ввиду и о чем писал, но мне, как читателю… Почему все происходит а Пасху? Что за существа вокруг? Понимаешь, что вслух этот рассказ нужно читать с надрывом, а детские голоса должны звучать ясно и звонко, для контраста, чтобы создать… А вот что создать – совершенно не понятно.

Очень эмоциональный рассказ, но эмоция совершенно невнятная.

Из технического: пяти-шестилетние дети так не разговаривают. Разве что, это такая задумка автора. И это для чего-то нужно.

Скворцы

Потрясающе фальшивый рассказ. Собрание «правильных» штампов из книг, газет и фильмов. Про то, что солдаты с войны не возвращаются, что воевать плохо, что война калечит. Самое обидное, что все эти мысли – правильные, но поданы они в рассказе фальшиво и коньюктурно.

Трагедия солдата? Да. Человек, застывший в своем девятнадцатилетии – страшно. Но рассказ производит впечатление, как «читка» побирушки в вагоне. И слова, вроде, правильные, и интонации жалостливые, и, вроде, на благое дело просит. А ничего, кроме брезгливости текст не вызывает.

Автор сделал ставку на жалость? Выступил в знаменитом конкурсном жанре «безногой собачки»? Ставка не сыграла, как мне кажется.

И если говорить о памяти о тех ребятах, что погибли и стали инвалидами на той войне или на любой другой, то, может, стоило бы писать рассказ, хоть как-то ознакомившись с темой? Ну или дать почитать его кому-то из служивших. Хоть в Афгане, хоть просто – служивших. Нет, понятно, что автор либо читал что-то, либо слушал рассказы, но в целом…

Ну «штопать гимнастерки» - не было там гимнастерок. Куртки были, «афганки» были, а гимнастерки – это во Вторую мировую.

«Свистнул и разорвался впереди гранатометный снаряд» - серьезно? А мой пятилетний сын, на вопрос «почему гранатомет называется гранатометом» сходу ответил – потому что стреляет гранатами.

«Десантники бросились врассыпную. Залегли, насколько смогли, спрятались за камнями, ответили злой автоматной очередью. Воздух наполнился криками, щелчками выстрелов и пороховыми газами.» - так залегли, насколько смогли, или, насколько смогли, спрятались за камнями? И все вместе ответили супостату одной «злой автоматной очередью»? «Щелчки выстрелов»? Кто-то из стрелявших и слышавших выстрелы автоматов способен назвать их «щелчками»?

«Духов окружили и загнали в горы, осталось только добить.» Серьезно? То есть вот обычно «духи» паслись на равнине, и их вначале окружили, а потом загнали в горы? Ну и в горах, естественно, этих горцев осталось только добить?

Банально-слезоточивый рассказ.

Среди теней

Классический рассказ ужасов. С не менее классической сиделкой-жертвой. Написано хорошо, без взлетов, но и без провалов. Несколько смущают картины в коридоре. При внешних претензиях хозяйки-экстрасенса, там должны были бы быть оригиналы. Копия, конечно, могла бы указывать на фальшивость хозяйки дома, некую скрытую обманку, но тогда это не прописано достаточно внятно.