DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

ПРОКЛЯТИЕ

Александра Миронова: «Тех, кто знает, кто такой Карл Эдвард Вагнер, относительно немного»

12 декабря сего года американскому писателю Карлу Эдварду Вагнеру исполнилось бы 70 лет. Его имя ассоциируется прежде всего с жанром «меча-и-магии», который он поднял на новую высоту своими произведениями о бессмертном Кейне. Также Вагнер известен как редактор: он занимался возвращением оригинальных произведений Роберта Говарда о Конане широкому читателю, составлял ежегодные антологии рассказов ужасов, в собственном издательстве публиковал книги мастеров «золотого века» палп-журналов. Карл Эдвард Вагнер оставил заметный след не только в литературе фэнтези, но и ужасов. DARKER задал несколько вопросов одному из «профессиональных любителей» творчества писателя — Александре Мироновой.

Здравствуйте, Александра Дмитриевна!

Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с творчеством К. Э. Вагнера. Помните ли вы то, первое впечатление, которое произвели на вас его произведения?

Здравствуйте, здравствуйте.

Как познакомилась...

Не скажу точно, какой это был год. Вряд ли 1996-ой, сомневаюсь, что мне в 11 лет позволяли так свободно выбирать литературу для внеклассного чтения. Скорее, ближе к 2000-му. Моя одноклассница была большой поклонницей фентези и начинающим ролевиком (увлечение, насколько я знаю, в дальнейшем переросшее в реконструкцию и изучение истории), и в тот период времени стала для меня основным поставщиком современного фентези. Мои родители больше по части научной фантастики уровня Хайнлайна, Саймака и Сильверберга, которые для меня тогда были немного нудноваты. (С другой стороны, как я сейчас вспоминаю, именно маменька моя «занесла» в дом первого Саймона Грина, а Пратчетт как-то будто сам завелся.) Так вот, одноклассница мне выдала серию книжек от Азбуки про «Бессмертных героев». Ну знаете, ту, где на обложку Тонгору приляпали фразеттовского Кейна, Фаргалу — Элрика, Кейну вообще неизвестно кого... По-моему, угадали только с Брэком.

Книги серии «Сага о бессмертных героях».

Естественно, всего этого я тогда не знала, читала без всякой задней мысли. Прочитала Кейна, прочитала первого Брэка, прочитала Фаргала — и на этом как-то скисла. Не пошли у меня могучие герои. То есть, это Брэки и Фаргалы не пошли. А Кейн, зараза, прилип. И вот знаете, не могу даже сказать сейчас, почему. То есть, на фоне остальных он однозначно выделялся, в хорошем смысле. Но этого недостаточно для того, чтобы объяснить такую привязанность. Но говорят же, что девочкам нравятся «плохие парни». Подозреваю, не только девочкам. Том вызывает больше эмоций, чем этот мерзкий проныра Джерри, Волк куда прикольнее Зайца. Возможно, потому что мы сами — не такие уж паиньки, вот и сочувствуем тем персонажам, что нам ближе?

Но сказка наша не о том.

Необычным в сборнике было то, что в некоторых рассказах («Темная муза», «Последняя песня», «Последний из рода») вроде-как-главный-герой является вовсе не главным. В «Последней песне» он становится частью чьего-то плана, фактически, ингредиентом заклинания, и происходящее никаким образом его не касается. В «Темной музе», можно сказать, служит катализатором, но и только. «Темная муза», кроме того, обладает необычайной темной поэзией, которая, возможно, была особенно привлекательна в том возрасте. И не теряет доли привлекательности и теперь.

Но самым «зацепившим» рассказом, наверное, стала «Сирена» (которая на самом деле «Подводное течение»). Потому что это история несчастной любви? В рассказе любви — по крайней мере, в моем понимании, — в принципе, и нет. Понятно, что Дессайлин Кейна ненавидит. Других мужчин на своем пути она просто использует. То, что Кейн испытывает к (спойлеры!) оживленной им женщине — совершенно точно не любовь. Хотя это осозналось несколько позднее. Читая рассказ в первый раз, я, разумеется, глубоко переживала за Кейна, мол, как его, бедняжку, обидели (и ехидно думала, что капитану так и надо, бе-бе-бе!). Трудно передать ощущения, когда наконец пришло понимание, что сочувствие, мягко говоря, было потрачено впустую. Но в повести есть и нечто глубоко трагическое, как и во всем образе Кейна. «Мельмот Скиталец», послуживший для автора одним из источников вдохновения, живет долгую и полную чудес жизнь, но оказывается неспособен оценить эти чудеса и многие прекрасные дары, которые он уничтожает или отбрасывает в сторону — и в итоге погибает глубоко несчастным. Кейн существует на протяжении нескончаемых веков, и в один момент бросается на поиски богатств и чувственных удовольствий, в другой же тщетно пытается сохранить хрупкое чувство, которое на самом деле существует только в его отравленном надеждой воображении. В обоих персонажах, несомненно, есть трагизм — и, следовательно, романтика, — но они так же воплощают в себе вопросы, на которые человечество пока не имеет ответов. Об истинной ценности человеческой жизни, о смысле и бессмысленности существования отдельного человека, о цене бессмертия. Исторически нам подсовывают тексты-предупреждения, наполненные всякими ужасами, но, скажем прямо, их авторы в той или иной мере движимы теми же эмоциями, что и лиса в басне про зеленый виноград. Кейн куда более неоднозначен, в нем нет непоколебимой уверенности в том, что всякий, кто посягнет на «неестественное», обречен на неудачу. А к чему стремится вся наша цивилизация, как не ко все большей противоестественности?

Со временем я открыла для себя и другие произведения, где читатель невольно оказывался на стороне отрицательного (или по крайней мере, не самого положительного) персонажа. Этот прием, как и введение «ненадежного рассказчика», если автор пользуется им умело, способен вызвать совершенно необычайные эмоции. Особенно если автор использует ненадежного рассказчика, который одновременно является отрицательным персонажем (вспомнить того же «Сомнамбулиста» Барнса — так зло со мной еще никто не обходился!). Но когда я первый раз читала «Ветер ночи», осознание того, что главный герой — не всегда положительный и не всегда достоин доверия и читательской симпатии, — пришло впервые.

Может быть, интерес подогревало также то, что в то время информации об авторе и о герое у меня не было. Даже тот факт, что Кейн вообще-то бессмертный, до меня дошел довольно поздно и не без посторонней помощи. В книге на тот момент для меня было множество загадок. Помню, например, как мы с одной подругой по переписке глубокомысленно рассуждали, почему в сборнике рассказы идут не в хронологическом порядке (по логике событий), искали каких-то тайных мотивов в таком решении автора. Все, разумеется, оказалось гораздо проще: составители того издания решили, что своя рука — владыка и что хочет, то и воротит. Не знаю, почему. Может, чтобы глупые девочки гадали.

В итоге я даже ту самую книгу у одноклассницы выкупила, она до сих пор у меня на полке стоит, с остальными книгами Вагнера. В ужасном состоянии уже, надо заметить, так что пришлось купить запасную копию. Таких «ностальгических» книг у меня в библиотеке всего две, обе зачитаны до безобразия. Хорошо, что в нынешний электронный век такая проблема больше не возникает.

Как вы считаете, Вагнер более известен как продолжатель дела Роберта Говарда или как хоррор-автор?

Трудно сказать однозначно. Мне кажется, что в разных группах знатоков и поклонников по-своему. То есть, некоторым поклонникам Говарда Вагнер видится едва ли не как мессия-великомученик, пытавшийся спасти наследие техасца от загребущих лап современного маркетинга. Кто-то считает, что цикл о Кейне не просто продолжает традицию литературы «меча и магии», но выводит ее на новый уровень. Кто-то вообще не в курсе, что Вагнер писал фентези, и знает его в первую очередь как составителя большого количества сборников хоррора. А если заглянуть на Амазон, то там в электронном формате продается только Кейн — и то не весь, а только самая «попсовая» фентезийная часть. Тех, кто знает, кто такой Карл Эдвард Вагнер, относительно немного, и среди них как будто не существует однозначного вердикта, кем был автор в первую очередь.

 

Вагнер — возможно, единственный писатель, который создал свой цикл «меча-и-магии» с нуля, никогда прежде не обращаясь к работам предшественников. Как сильно этот факт повлиял на оригинальность текстов о Кейне? Мог ли бессмертный воин стать таким же, каким мы его знаем, если бы автор сначала познакомился хотя бы с творчеством Говарда?

То, что писатель, по собственному утверждению, познакомился с творчеством Говарда уже после того, как у него возникла задумка произведений о Кейне, вовсе не значит, что оно никак не повлияло на него. И тем более, что он не был знаком с жанром! Первые рассказы о Конане были опубликованы в 30-х годах XX века, так что к тому времени, как Вагнер начал совершать свои набеги на букинистические магазины Ноксвилля, подражателей и продолжателей должно было появиться предостаточно — даже несмотря на пуританские нравы и запретительные законы тех времен, придуманные для защиты нежной детской психики от «вредной информации». (Хе-хе, кто сказал что-то про «запретный плод»?) Подозреваю, что Вагнер в 50-60-х годах, как всякий активно читающий подросток, читал все, что попадалось под руку, невзирая на имена, жанры и качество текста. Что и как повлияло на его идеи, на его творчество, кроме того, что он сам осознал и назвал в статьях и интервью, трудно представить. Это мог быть Пол Андерсон под одним из множества своих псевдонимов («Сломанный меч» был опубликован в 1954 году — и статья Once and Future Kane практически начинается с этого названия!). Уэллман писал с 1927 года — и он писал много чего! (В частности, у него есть цикл рассказов о Хоке Могучем.) Кроме того, у Кейна есть гораздо более древние «предки»: библейский Каин, его изображение Кольриджем и прочими романтиками, и викторианские романы, рассказывавшие о людях, бросавших вызов судьбе и верховному божеству.

Поэтому я рискну предположить, что Кейн остался бы по большей части таким же, каким знаем его мы. Если говорить о подспудных влияниях, то предполагать можно многое — и Лавкрафта (в мире Кейна до человечества на земле обитали иные расы, часто не просто враждебные смертным, но вовсе недоступные их пониманию), и научную фантастику (в «Кровавом камне» болотная раса — не кто иные, как космические пришельцы, а в «Прикосновении готики» Кейн и Элрик исследуют космический корабль). Не могу поверить, что на эту гремучую смесь серьезно повлияло бы то, как рано Вагнер прочитал произведения Говарда. (Кстати, если верить упомянутой уже Once and Future Kane, это были рассказы не о Конане, а о Соломоне Кейне.)

И, после всего сказанного, я уверена, что чтение Говарда все-таки повлияло на Вагнера и, следовательно, на Кейна. В конце концов, ранние тексты (например, «Кровавый камень» и «Линортис») наверняка серьезно переписывались автором. В случае с «Линортисом», опубликованный в 1974 году рассказ является совершенно иным произведением, чем то, что было написано когда-то в 1960-х! Кейн, которого знаем мы, является плодом переплетения несчетного количества идей и сюжетов самых разных эпох, от Мельмота-скитальца до бессмертного героя Муркока.

 

Цикл о Кейне — довольно разнообразный. Условно можно разделить его на «фэнтезийную» и «современную» составляющие. Какие произведения вам больше по душе: повествующие о приключениях Кейна в его мире, либо в нашем?

Первую, «фентезийную» часть можно рассматривать как построение персонажа. Нам подробно (еще бы, два написанных и как минимум один планировавшийся роман, помимо сборников рассказов!) рассказывают о персонаже и показывают его с действительно разных сторон и в самых разных образах, от довольно «безбашенного» искателя приключений в «Другом» до мрачного и, прямо скажем, несколько двинутого головой колдуна в «Подводном течении». Мы видим его как хитрого политика, торжествующего генерала (и вдребезги разбитого генерала), вдумчивого исследователя, главаря мафии и наемного убийцу.

В «современной» части Кейн становится персонажем заднего плана. Не то чтобы отрицательным — скорее, глубоко безразличным к судьбам отдельных людей. Как и положено «высшей силе», которая занимается вопросами космического равновесия и для которой отдельные смертные, по сути, невидимы. То есть, во второй части Кейн, победивший собственного создателя (предположительно, того самого Бога), вынужден... занять его место!

И в той, и в другой условных «частях» есть вещи более удачные с моей точки зрения, и менее удачные. Первая часть, как мне кажется, более известна широкому кругу, возможно, потому, что ее легче подогнать под некий «стандартный» шаблон S&S. Но весь цикл вместе показывает становление одного из самых необычайных героев, и нам, читателям и поклонникам, остается только впустую лить слезы по тому великолепию, что так и не было написано.

Однако Вагнер известен и как автор произведений в жанре хоррор. Всего несколько из них публиковались в течение последних нескольких лет в разных антологиях, а между тем рассказов на счету автора числится более тридцати.

Как вы считаете, заслуживают ли ужасы Вагнера того же внимания, что и Кейн? Или даже большего?

Я считаю, что все произведения автора одинаково важны, заслуживают одинакового внимания и в одинаковой мере являются частью его наследия, от первого черновика «Сокровища Линортис» и «Джерги-ду-ду» до статей и обзоров, написанных для фензинов. И сам Вагнер, подозреваю, никакого разделения в своем творчестве не производил. Он любил и знал палп, в частности, творчество Говарда. Он читал самые разные произведения и писал самые разные произведения, среди которых есть и «условно-героическое фентези», и ужастики самого разного типа, и иронические произведения, и даже порнографические. Он старался составлять как можно более разнообразные сборники, стремясь познакомить как можно больший круг читателей с тем, что считал достойным внимания. Для меня массив его работ, со всеми рассказами, романами, статьями и прочим, является единым целым, разделить его на «более важную» и «менее важную» части невозможно. К сожалению, на русском именно хоррора Вагнера не так много, но большая часть того, что является общепризнанно самыми-самыми его лучшими произведениями все-таки переведено: «Палки» (или «Палочки»), «Сверх всякой меры», «Кедровая улица». Не хватает разве что «Реки ночных грез». Это, повторюсь, общепризнанный топ, это не значит, что среди написанного Вагнером нет других достойных произведений. (Я бы от себя добавила бы как минимум In the Pines, Where the Summer Ends, More Sinned Against и Did They Get You To Trade? — это, что называется, bare minimum. Но максимум тут — перевести все, и пусть читатели сами определяются, что им лично по вкусу.)

Кстати, раз уж заговорили о хорроре.

В сети есть совершенно уникальный и замечательный фрагмент видеозаписи с круглого стола конвента фантастики и фентези, проходившего в Ноксвилле в 1983 году, где писатели обсуждали хоррор и причины его популярности. И благодаря этой записи мы и теперь можем увидеть и услышать Карла Вагнера вживую.

 

Если фэнтези Вагнера традиционно вписывают в классику «меча-и-магии», в те же традиции, что были заложены Робертом Говардом, то его хоррор уже вряд ли можно сравнить с ужасами, которые писал техасец и его современники. Эти произведения Вагнера идут в ногу со временем или в них всё-таки достаточно сильны нотки и мотивы, свойственные палп-хоррору?

К сожалению, я только слабо представляю себе, что такое «палп-хоррор». Почему-то в голове рисуются всякие картонные марсиане, застигающие врасплох целующихся в автомобилях старшеклассников, и зловещие китайские колдуны/мафиози, протягивающие ужасные когтистые лапы к белокурым красавицам в неглиже. Если мое предположение сколько-либо верно, то эти образы присутствуют в некоторых произведениях Вагнера в исключительно пародийном ключе (например, у него есть рассказ «План 10 из внутреннего космоса», который иначе как шалостью не назовешь). Данью «классическому» палпу также можно назвать условный цикл о Кертиссе Страйкере и придуманном им персонаже Джоне Чансе (The Sign of the Salamander и Blue Lady, Come Back). Но если Вагнер и использует образы «палпа», он использует их по-своему.

Чаще всего в его произведениях мы видим современный автору мир и знакомые ему антуражи: конвенты, лондонские пабы, закрытые лечебницы, леса и гористые районы где-то в Теннеси или Северной Каролине. За персонажами часто угадываются его друзья или члены семьи и какие-то обстоятельства их или его собственной жизни. Вплоть до того, что писатель не единожды использует реальные воспоминания своих друзей и знакомых, литературно дорабатывает их и доводит до нужного уровня ужаса — так появились, например, «Палки», Where the Summer Ends и Blue Lady, Come Back.

При этом Вагнер не стесняется мешать стили между собой. Как я уже сказала раньше, в условно «фентезийном» цикле о Кейне присутствуют элементы не только хоррора, но и научной фантастики. Более того, Кейн попадает в наш мир вовсе не с помощью магии, а на космическом корабле, на летающей тарелке, ни много ни мало! В некоторых случаях рассказ, начинавшийся в одном жанре, буквально последними несколькими предложениями превращается во что-то совершенно иное и обретает новое звучание. Так, More Sinned Against из истории бытового и банального, по сути, невезения превращается в магический реализм. Into Whose Hands — из вполне жизненных трагедий психиатрической лечебницы в ужастик с налетом сверхъестественного. «Кедровая улица» — их чего-то мистического о навязчивых сновидениях в грустное размышление о хрупкости человеческого существования. Это особый талант Вагнера, который лично мне особенно люб.

Книги Карла Эдварда Вагнера, хорошие и разные.

Вы увлекаетесь не только творчеством Вагнера, но и его личностью, соответственно, обращаете внимание на источники его вдохновения. Каких писателей вы открыли для себя через посредство Вагнера и насколько вы разделяете его вкусы в литературе?

Вагнер, без всяких сомнений, горячо любил «палп» во всех его проявлениях, издательство Carcosa, его единственный (к сожалению, неудачный) бизнес-проект и одновременно первая работа редактором-составителем — настоящий памятник классикам Weird Tales! Два сборника рассказов Уэллмана с иллюстрациями Ли Брауна Кои, сборники Э. Хоффмана Прайса и Хью Кэйва с иллюстрациями Джорджа Эванса, твердые переплеты великолепного качества, полноцветные суперобложки — такие вещи не создаются без большой любви! (В свое время эти замечательные книги, правда, так и не нашли своего покупателя. Сейчас их можно купить по цене от 50 долларов и выше. Эх, где-то вы были, нынешние коллекционеры?) Позднее работы практически забытого уже тогда автора с довольно сложночитаемым именем Ничтцин Дайлхис (Nictzin Dyalhis) появляются в третьем томе антологии Echoes of Valor. О крестовом походе Карла Вагнера против «загрязнителей» творчества Роберта Говарда впору писать поэму. Прямо скажем, по нынешним временам многие из этих произведений смотрятся наивно и слабо. Только некоторые авторы переводились на русский и известны широкому кругу читателей. И вообще, на этом надо вырасти, как на субстрате, чтобы иметь такую же глубокую привязанность и понимание. Другая страна и совершенно иная эпоха создают свой уникальный субстрат. Пытаться насильно заставить себя проникнуться чем-то только потому, что это нравилось интересующему меня автору — это немного на грани безумия, как мне кажется.

Но Вагнер читал МНОГО и разнообразно. Как составитель значительной для жанра антологии он должен был читать огромное количество текстов. Можно сказать, что он фактически превратил свое хобби в работу! Список «3 раза по 13» лучших, по его мнению, хоррор-романов, составленный Вагнером в 1983 году для журнала Twilight Zone, как нельзя лучше демонстрирует разнообразие его интересов. Здесь есть и классические викторианские «ужасы», и психологические триллеры, и то, что без особого затруднения можно назвать научной фантастикой.

К стыду своему вынуждена признаться, что читала только очень небольшую часть произведений из этого списка. Но все те, что читала, считаю действительно великолепными. В качестве оправдания замечу, что там есть вещи, которые достаточно проблематично отыскать. Например, в список попала вся трилогия Эверса о Франке Брауне («Ученик чародея, или Охотник на Дьявола», «Альрауне. История одного живого существа» и «Вампир»), из которой переводились на русский только два романа (самый известный, конечно, «Альрауне»), а третий практически невозможно отыскать даже в переводе на английский. Или вот, например, The Quatermass Experiment Найджела Нила — новеллизация сценария для британского телевизионного шоу 1953 года! Отыскивать подобные редкости по зарубежным букинистическим магазинам — настоящая головная боль. Не говоря уже о стоимости подобного развлечения.

Готические романы — к ним можно прийти столь многочисленными путями, что мне труднее представить людей, которые вовсе не знакомы с явлением, чем все способы, какими о нем можно проведать. Поэтому, разумеется, я читала и очень люблю и упомянутых в списке «Франкенштейна» и «Мельмота», и многих других неупомянутых — «Ватека», «Монаха», «Рукопись Сарагоса» и т. д. Я достаточно тепло отношусь к Лавкрафту — с некоторыми оговорками, разумеется. (Вагнер как минимум один раз отзывается о нем довольно ядовито, что не мешало ему использовать элементы лавкрафтовской мифологии в своих произведениях.)

Вагнер читал Чамберса, по крайней мере, его сборник «Король в Желтом». Свидетелями этому — не только The River of Night’s Dreaming и «Старые друзья», прямо построенные на мифологии Короля в Желтом, но и сама манера, в которой написаны некоторые другие произведения Вагнера. (Еще, кажется, в «Старых друзьях» поминается и не самый популярный роман Чамберса Outsider, если только я не «вчитала» в текст чего-то из собственной головы.)

И, конечно же, Вагнер был большим поклонником Уэллмана — вплоть до того, что (как говорят) одной из основных причин, почему он поступил именно в университет в Чапел-Хилле, было то, что там жил и работал Мэнли Уэйд Уэллман. Вагнер и Уэллман были хорошими друзьями. Более того, Френсис Уэллман утверждает, что цикл о Серебряном Джоне появился исключительно благодаря Вагнеру (за что ему огромное спасибо!). Кстати, Джон Майер (за что ему огромное спасибо!) на днях обратил мое внимание на то, что в «Гнезде ворона» (повесть о Кейне из сборника «Ветер ночи») есть фраза, которая однозначно является отсылкой на мифологию именно цикла о Серебряном Джоне: «Lonely, abandoned cabins, inviting a traveler to shelter — that were neither cabins nor abandoned, and their invitation was not for refuge» 1. Это вполне различимый намек на «гардинел», монстра в облике заброшенной хижины, который появляется в одном из рассказов о Джоне.

Уэллмана и Чамберса я совершенно точно открыла для себя благодаря Вагнеру.

Надо заметить, что «отравляющее» влияние Вагнера на мою жизнь на этом не заканчивается. Благодаря его творчеству у меня появилось два хороших друга (один спросил, есть ли у автора что-нибудь еще в духе «Лакун», другой — есть ли у меня текст «Глубоко в бездне склада Наслаждение»; вот же грязные извращенцы! :-D) и множество добрых знакомых. Но это так, apropos of nothing.

 

Вы не только читаете Вагнера, но ещё и переводите его. В ваших переводах нам стали известны, например, «Мизерикорд» и «Лакуны». Стоит ли ожидать новых произведений? Работаете ли вы прямо сейчас над каким-нибудь текстом К. Э. Вагнера?

Увы, нет, сейчас я не перевожу никаких произведений Вагнера. В долгом ящике лежит многое, но это такой ящик и такой долгий, что об этом даже думать грустно. Иногда возникает (преодолимое) искушение взяться хотя бы заново отсмотреть уже сделанные переводы, но это занятие столь увлекательно, что можно случайно сделать весь перевод заново. А на свете еще столько всего вовсе не переведенного!

Если же говорить о переводах, которые каким-то образом (пусть даже достаточно косвенно) касаются творчества Вагнера, то стоит, наверное, упомянуть интересный рассказ Тирни «Клинок убийцы» из цикла о Симоне из Гитты, в первом его варианте — в нем Симон сталкивается лицом к лицу с the one and only вагнеровским Кейном. И, конечно же, многострадальный сборник Чамберса «Король в Желтом». К сожалению, я не знаю точно, что с ним происходит, но издание как будто движется, движется, двииижжжееетсяяяя к заключительной стадии.

И в заключение — пожелайте что-нибудь читателям DARKER и читателям Карла Эдварда Вагнера.

В предисловии к первому своему выпуску Year’s Best Horror Stories Карл Вагнер написал о том, что (перефразируя и приукрашая) хоррор не является строго очерченным жанром, и его можно обнаружить в самых разных домах под разнообразнейшими личинами. Он определяется не какими-то рамками, а только эффектом, который производит на читателя. Это может быть чисто физиологические отвращение, глубокая экзистенциальная тревога или «любимая» личная фобия, — но если во время чтения2 у вас по спине пробежал холодок, вы чувствуете то особенное неуютное беспокойство, если у вас появилась срочная необходимость включить свет в коридоре (а выключатель так далеко, на другом конце притаившейся темноты!), то перед вами хоррор, что бы ни говорили обложка, издательские лейблы и десять сотен глубокоуважаемых критиков. У каждого из нас есть любимчики среди жанров и авторов, есть «конек», которого мы готовы оседлать по малейшему поводу и тут же заскакать окружающих до полусмерти. И всем нам полезно время от времени присматриваться к конькам, на которых скачут другие.

Так что хоррора вам, дорогие DARKER’овцы, хорошего, потому что разного!

 

Спасибо, Александра Дмитриевна!

Иллюстрация Сергея Крикуна.


 

1. Фраза звучит как «Пустые дома обещали приют и отдых, но они вовсе не были необитаемы». Это цитата из первого издания произведений о Кейне на русском: «Ветер ночи», 1996. Смысл фразы потерян, как и в следующем издании: «Кровавый камень», 2003 (А. М.).

2. И, что уж там, просмотра, игры или прослушивания (А. М.).

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)