Дом о семи фронтонах / The House of the Seven Gables (роман)

Автор: Натаниель Готорн

Жанр: готика

Год издания: 1851

Переводчик: Г. Шмаков; С. Шарафаненко; Т. Иванова

Похожие произведения:

• Стивен Кинг «Салимов удел» (роман)

• Эдгар Аллан По «Падение дома Ашеров» (рассказ)

• Ширли Джексон «Призрак дома на хоме» (роман)

• Сьюзен Хилл «Я в замке король» (роман)

Из этого дома вышла бессмертная история.

Г. Ф. Лавкрафт, эссе «Сверхъестественный ужас в литературе»

 

«Дом о семи фронтонах», пожалуй, можно назвать одним из самых жутких домов в истории литературы. Он был выстроен для полковника Пинчона, выстроен на земле, которую пожелал взять себе этот пуританин; выстроен сыном человека, которому прежде принадлежала эта земля. И он не хотел уступать свою землю полковнику, а потому умер на костре. Его сожгли в год салемской истерии, и с тех пор, говорят, проклятие тяготеет над родом Пинчонов.

«В минуту самой казни — когда ему надели петлю на шею в присутствии полковника Пинчона, который верхом на коне взирал с угрюмым видом на ужасную сцену, — Моул обратился к нему с эшафота и произнес предсказание, точные слова которого сохранены как историей, так и преданиями у домашнего очага: «Бог, — сказал умирающий, указывая пальцем на своего врага и вперив зловещий взгляд в его чуждое проявлениям чувств лицо, — Бог напоит его моей кровью!»

После смерти мнимого чародея его убогое хозяйство сделалось легкой добычей полковника Пинчона».

Прошло полтора столетия, и теперь в доме, созданном для большой, процветающей семьи с патриархом во главе, осталось всего два жильца: несчастная некрасивая старая дева мисс Гепзиба Пинчен и молодой платный постоялец, даггеротипист Холлгрейв.

Мы застаем бедную мисс в самый трагический момент ее жизни: она вынуждена открыть мелочную лавку на первом этаже дома.

«Леди, с колыбели воспитанная в понятиях о своей важности и богатстве, с колыбели убежденная в ложной мысли, что стыдно такой знатной особе самой зарабатывать себе на содержание, — эта леди после шестидесятилетней борьбы с оскудевающими средствами была вынуждена спуститься с пьедестала своей знатности. Бедность, гнавшаяся за ней по пятам всю жизнь, наконец настигла ее. Она должна заработать себе на хлеб насущный или умереть!»

Если бы речь шла о ней самой, она бы предпочла тихо и гордо умереть от истощения, чем осквернить дом торговлей, но после тридцатилетнего тюремного заключения сюда возращается ее брат Клиффорд. Он, который некогда был таким жизнерадостным, красивым и обаятельным юношей, теперь вряд ли способен позаботиться о себе.

И вряд ли бедная мисс Гепзиба справилась, если бы ее не навестила деревенская кузина Фиби — свежая, юная, непосредственная. Застав кузину и кузена в столь бедственном положении, она взялась за работу — и будто солнечный луч заглянул в старый дом.

Так вся семья Пинчонов собралась вместе, за исключением кузена Джеффри — богатого, почтенного, респектабельного судьи Пинчона, который не раз щедро предлагал мисс Гепзибе переехать к нему. Говорят, что судья Джеффри очень похож на того самого полковника Пинчона не только внешне (что подверждается старым портретом), но и характером.

Вот и всё, основные действующие лица представлены, и пьеса, разыгрываемая в декорациях старого дома, обходится абсолютным минимумом действий. Шедевром этот роман делает не сюжет, который довольно-таки незамысловат и после усушки и утруски спокойно укладывается в небольшую повесть, но атмосфера.

«Никогда еще старый дом не казался таким печальным бедной Гепзибе, как в то время, когда она исполняла это горестное поручение. Она проходила по истертым половицам коридоров и отворяла одну обветшалую дверь за другой, поднимаясь по скрипучей лестнице и с ужасом оглядываясь вокруг. Ничего удивительного, если ей слышался шорох платьев покойников или чудились бледные лица, ожидавшие ее на площадке вверху лестницы. Нервы ее были потрясены предшествовавшей сценой. Разговор с судьей Пинчоном вызвал из забвения страшное прошлое, и оно камнем легло ей на сердце».

Современный читатель, наверно, подумав про готическую историю середины девятнадцатого века, сочтет, что в ней стенают призраки и бряцают костями семейные скелеты.

В таком случае он будет удивлен тем, как тонко Готорн манипулирует читательскими ожиданиями. «Ты еси муж, сотворивый сие!» — не прозвучит под крышей Дома. Каждое событие имеет естественное объяснение, просто в некоторых случаях его, как аура при мигрени, окружает некое потусторонее мерцание. Иногда это мерцание будто бы набирает силу, и сверхъестественное объяснение охотней воспринимается на веру, чем естественное... Но дом все так же остается просто домом, жилищем, чьи стены не выросли сами по себе, а были возведены людьми... и за годы пропитались их чувствами, их мыслями, их поступками, пропитались самим духом пуританства, его ханжеской жестокостью, скрытностью, давящим ощущением постоянного присутствия всемогущего и немилосердного Бога (чей взгляд, безусловно, похож на взгляд старого Пинчона с портрета).

Стены обрели власть над людьми, подавили их, превратили в изнуренных живых призраков или мономаньяков, что куда страшнее, чем летающий под готическими сводами саван.

Автор, стараясь заранее отвести обвинения, оговаривается в предисловии, что герои вымышлены, и он бы хотел, чтобы его произведение читали как фантастическую повесть.

Впрочем, это не умерило возмущения горожан. Слишком похож портрет на оригинал: литературный образ неизвестного городка Новой Англии — на Салем; дом о семи фронтонах — на дом, принадлежащий двоюродному брату Готорна; проклятие Пинчонов — на проклятие судьи Готорна за излишнее усердие на салемских процессах.

Но что для современников обернулось уязвленным самолюбием, для американской литературы стало несомненным благом; она получила ужас, который на ее почве смотрелся так же естественно, как итальянские аббатства и английские дома с привидениями.

Открытый Готорном источник не иссяк до сих пор, что доказывает сериал «Салем», роман Кинга и толпы туристов, которые приходят на Тернер-стрит.

Но роман не завоевал бы себе такого места в литературе просто удачным использованием местной специфики. Просто Готорн показал, как именно общечеловеческие качества, вроде жадности, подлости, ложной гордости и лицемерия, воплотились в одном американском доме.