Дикая охота короля Стаха / Дзікае паляванне караля Стаха (повесть)

Автор: Владимир Короткевич

Жанр: готика, исторический детектив

Год первого издания: 1964

Перевод: В. Щедрина

Похожие произведения:

• Эдгар Аллан По «Падение дома Ашеров» (новелла)

• Вашингтон Ирвинг «Легенда о Сонной Лощине» (новелла)

• Артур Конан Дойл «Собака Баскервилей» (роман)

Владимир Короткевич заслуженно считается классиком белорусской литературы. Выходец из старинного рода, предки которого не раз принимали участие в народных восстаниях, создал целый пласт исторической литературы, не раз обращаясь к истории своих прародителей и флиртуя со столь редким в советской литературе жанром исторического детектива. В 1964 году в одном из литературных журналов была опубликована повесть «Дикая охота короля Стаха», ставшая настоящим событием как на родине, так и во всем СССР после выхода одноименного фильма.

«Ночь, плачет ребенок, кони что-то тревожатся на дворе — видимо, близко проходит медведь, над вершинами деревьев, над лесным океаном частый звездный дождь».

Произведение представляет собой нетипичную для литературы того времени стилизацию под готический роман — все элементы на месте, только вместо сумрачных болот Девоншира белорусские топи, а высокомерных английских аристократов сменила местная шляхта. Сюжет довольно-таки прост — главный герой, фольклорист Андрей Белорецкий в конце 19 века путешествует по стране, собирая народные сказки и легенды. В одну ненастную ночь он, чудом избежав участи утонуть в болотах, попадает в старинную усадьбу Болотные Ялины, где его встречает запуганная красавица-хозяйка. Зовут ее Надея Яновская; она — последняя наследница древнего проклятого рода. Когда-то ее предок Роман Старый предал и убил своего побратима, гордого короля Стаха, боровшегося за независимость своего края. Бытует легенда, что перед смертью Стах пообещал свою душу дьяволу, дабы вернуться с того света и извести весь род Яновских до двенадцатого колена. За два года до событий книги погиб отец Надеи, а теперь призраки убитых всадников пришли и по ее душу. Покоя нет даже в сумрачных залах родного дома. С портрета в картинной галерее сходит привидение Голубой Дамы, в пустых коридорах слышны шаги, а в окна заглядывает уродливый Малый Человек Болотных Ялин. Заинтригованный легендами и очарованный хозяйкой, Белорецкий решает остаться в усадьбе и докопаться до истины.

«Я знал, что самые гиблые места встречаются именно в таких болотах — проглотит и возок, и лошадей, и людей, и никому не придет в голову, что здесь кто-то был, что тут несколько минут кричало человеческое существо, пока бурая каша не набилась в рот, что сейчас это существо лежит вместе с лошадьми на глубине трех саженей».

Сюжет действительно представляет собой малый типовой набор готической литературы. Короткевич этого и не скрывает, подкидывая знающим читателям упоминания о фантазии «мадам Радклиф» и постоянно упирая на тот факт, что нарочно такие нелепые события и не выдумаешь. Однако стилизация, хоть и является самой, пожалуй, сильной частью повести, не главная тема Короткевича. В первую очередь, он в очередной раз показывает картины бедствий, обрушившихся на белорусский народ. Как вы уже могли заметить по цитатам, атмосферу автор нагнетает широкими размашистыми мазками, в лоб, и, что самое интересное, это действует — туманные топи, непролазные пущи, обедневшие усадьбы встают перед нашими глазами, мы вместе с Белорецким прислушиваемся к шагам в коридоре, ужасаемся видению в окне и спасаемся от призрачных всадников. Первая часть повести, примерно четверть, практически идеальна. Всплывает в голове «Собака Баскервилей»: «Опасайтесь гулять ночью вдоль торфяных болот, когда силы зла властвуют безраздельно».

«Мне начинало казаться, что это навсегда: эти бурые равнины, трясины, полуживые от лихоманки люди, вымирающий от старости парк — вся эта безнадежная и все же родная земля, над которой днем тучи, а ночью светит волчье солнце или льет бесконечный ливень».

Однако, тот же эффект не срабатывает, когда автор начинает повесть о доведенном до отчаяния народе. Да, есть действительно мощные сцены, когда главный герой, посетив пир в поместье опекуна Надеи, встречает девушку из разграбленной деревни с умирающим от голода ребенком. Но затем автору просто изменяет чувство меры. Так, мы внезапно узнаем, что белорусские шляхтичи на охоте отогревали замерзшие ноги, спрятав их во внутренностях распоротых животов провинившихся холопов. Тут не сдерживается даже переводчик, замечая, что хотя знать и могла делать все, что ей заблагорассудится, ни одного упоминания о подобных случаях не существует.

Дальше — хуже. Андрей Белорецкий, образованный ученый, творческий интеллигент с тонко чувствующей душой, страдающий за народ, должен вызывать симпатию, быть нашим альтер-эго в этой истории. И поначалу все действительно так, однако чем дальше, тем большее раздражение вызывает герой. Переполненный ненавистью к шляхте («Довели страну, поубивал бы гадов»), Белорецкий всю книгу ведет себя как ханжа и лицемер. Он поносит самодуров, готовых пороть холопов за любую провинность, но сам признается, раздраженный разговором с управляющим Яновских, что у него «в душе растет желание дать по этой фарфоровой, вялой, безвольной морде». Отдельно стоит упомянуть сцену в картинной галерее, где герой рассматривает портреты предков Надеи. Все женщины на них кажутся ему «сладострастными» и «похотливыми», он начинает в уме подсчитывать количество их любовников и представлять, как за свои преступления аристократки шли на плаху. Сдается, что Фрейд, познакомься он с Белорецким, изрек бы что-то вроде: «Идите своей дорогой, молодой человек, с вами все ясно, даже не интересно». К концу сцены ждешь, что из чащи близ Болотных Ялин высунется меметичный медведь, и раздастся над белорусским полесьем: «Шлююююю...»

Другие «положительные» герои впечатляют не меньше. На балу Надеи Белорецкий знакомится с юным наивным студентом по фамилии Светилович. Он также является потомком древнего рода, но — и это возвышает его в глазах главного героя — студент готов «выпустить из жил всю магнатскую кровь». Андрей замечает, что Светилович «с той же искренней белозубой улыбкой подойдет к тирану и всадит в него пулю». Очаровательный мальчик, не правда ли? Не менее колоритен охотник Рыгор, олицетворяющий неукротимый народный дух, внешне суровый, но добрый в душе человек. В конце повести этот «добрый» дядечка вилами заколет лежащего на земле подростка, аргументировав это тем, что ему, мол, тоже жалко, но ведь из мальчика вырастет «новый старый гад». Главный герой кивает и говорит: «Понимаю, надо, чтобы ни один из них не уцелел!»

Именно здесь, впервые за всю книгу, становится действительно страшно. В английском языке есть гениальный термин для таких людей — “self-righteous”, «сам себе праведник». Такие способны на любые мерзости, прикрываясь светлыми идеалами и заявляя: «это не мы такие, это жизнь такая, они первые начали, довели страну, ужо мы их...» И этим моральным уродам мы должны сопереживать!

Как уже говорилось, лучшая часть повести — это начало, где контраст между суровым историческим бытом и сверхъестественным ужасом еще очень умело выдержан. По мере того, как тайны начинают раскрываться, атмосфера истаивает, и мы остаемся с довольно посредственным и предсказуемым детективом, совершающим визиты на территорию кафкианского чиновничьего абсурда в декорациях Салтыкова-Щедрина и Гоголя. Апофеозом всего становится народный бунт, бессмысленный и беспощадный, но полностью поддержанный авторской позицией. Понятно, что написано во времена СССР патриотичным автором, переживающим за свой народ и своих предков, однако сейчас подобная людоедская свирепость, подающаяся как «наше дело правое», выглядит неуместно, а местами просто тошнотворно, утягивая на дно вполне увлекательную повесть.

«Но еще и теперь я иногда вижу во сне седые вересковые пустоши, чахлую траву над прорвами и дикую охоту короля Стаха, скачущую по трясине. Не звякают удила, прямо сидят в седлах немые всадники. Ветер развевает их волосы, плащи, гривы коней, и одинокая звезда горит над их головами. В жутком молчании бешено скачет над землей дикая охота короля Стаха».

Кадр из одноимённого кинофильма (1979, реж. Валерий Рубинчик).