DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

ПРОКЛЯТИЕ

Константин Бальмонт «Две чайки»

 

Северная фантазия

 

I

 

Как снежный сон молчит бесплодная белая Гренландия.

Точно в насмешку беспокойный Эрик назвал её Зелёной Землёй. Он хотел увлечь с собой мятежных норвежцев, этот коварный мореплаватель, названный Эриком Красным, и, вернувшись после долгих странствий, рассказал им, что в свободном море он нашёл цветущую страну, где жить им будет привольнее, чем в угрюмой Исландии. И он назвал этот остров Зелёной Землёй.

Но здесь трава не растёт, здесь цветы не цветут, здесь только ветер да снег, только снег да лёд. О скалистые берега острова разбиваются холодные волны льдистого моря. Мелькают длиннокрылые чайки и, как камень, бросаются в воду. Солнце светит лишь изредка, месяц мерцает жёлтым пятном. Безобразные скользкие тюлени лежат неподвижно на льдинах и потом, внезапно приподымаясь на уродливых плавнях, вытягивают вверх свою мокрую шею, — и дикими воплями оглашается равнина холодного моря.

А там, в глубине острова, блуждают по снегам белые медведи, стонут пещеры между скал, окованных льдом, носится безглазая мятель, громоздит сугробы на сугробы, и всё ей кажется мало.

И от севера до юга, от востока до запада горизонт затянут сплошными серыми тучами. И тучи сгущаются, и Хавстрамб, огромное чудовище с человеческой головой, но безрукое, выбрасывается из моря, чтобы криком своим возвестить бурю и потом, поднявши пасть выше самой высокой мачты корабля, откинуться назад и скрыться в воде, мелькнув змеиным хвостом.

В недобрый час море породило Гренландию, в недобрый час Эрик назвал её Зелёной Землёй.

 

II

 

Уже семнадцатую весну встречала Сольбьорг, сплетая и расплетая свои длинные русые косы. Что-то необычное, что-то неверное было в её глазах цвета морской волны, и когда, позабыв о приливе, она откидывалась на спину резного стула, её грёзы уходили вдаль, тайные мысли просили в ней исхода, она видела небо и чаек, ей хотелось быть вольной чайкой, ей хотелось зá-море.

Непохожа была на своих сверстниц зеленоглазая Сольбьорг.

Подолгу сидела она на прибрежном камне, и чудились ей невнятные голоса в монотонном шуме разбивающихся волн. И вечерняя звезда зажигалась над ней, и в глазах у неё был звёздный свет, а под утро она тревожно просыпалась в своей постели, потому что чьи-то губы шептали над ней невнятные слова, и каждую ночь она видела всё один и тот же сон: две белые чайки улетели в небо под звуки заклинательной песни, кончавшейся припевом: «Зá-море! Зá-море!».

 

III

 

Холодная стояла она под венцом и безучастно смотрела на Арнальда. Не любила она его.

Много долгих недель и месяцев преследовал он её своими мольбами, и она уступила наконец. Ей было всё равно — жить с ним или одной, потому что загадочные сны приходили и уходили, и опять приходили, но никогда не сбывались.

И в зимний день стояли они под венцом.

Арнальд был угрюмый северянин. Он знал только рыбную ловлю, да охоту на тюленей и медведей. Как зверь, примечал он все звериные обычаи, и когда подкрадывался к тюленю, проползая по льдам, морское чудовище принимало его за родного брата. С одним ножом выходил он на медведя, целые дни плавал по морю, голодая и терпя жажду. Так жил он изо дня в день, смотря на небо и не видя его. Душа его была темна, но всем сердцем он любил Сольбьорг, как умеют любить только северяне.

 

IV

 

Три года Сольбьорг томилась в дому Арнальда. Как прежде, жила она предчувствиями и снами, с надеждой на что-то в будущем. Как прежде, проводила она дни в ожидании ночи, ничего не замечая вокруг себя.

И любовь их была бесплодной. У них не было детей.

Печалился угрюмый Арнальд.

И случилось как-то, что зашёл к ним один из кочующих скралингов, старый туземец-колдун Торфхан. То был мудрый и вещий человек. Он знал, как мир породился из моря, как души выходят из тел и блуждают по острову, если не почтили мертвецов достодолжными заклинаниями, как живут гиганты в Иотунгейме, как гневается мать неумолимого чёрного духа, мать того, кто внизу. Много знал он чудных рассказов, и обратился к нему Арнальд, прося его спеть вещую песню.

Задумался колдун, помолчал, и точно незримые струны прозвучали в воздухе. И запел старик протяжным голосом. Дико развевались его седые волосы, и глаза уходили вдаль.

Он пел о свободном море, из которого родился мир. Он пел о том, как бог ветров свистит в свирели из тростника, и на его пронзительный зов со всех концов моря слетаются быстрые ветры. Он пел о том, как сладостен детский смех, о том, как любовь бывает плодотворной лишь тогда, когда соединяется с жалостью.

И тут дрогнул Арнальд, посмотрел на спокойную Сольбьорг и подумал, что все три года она была к нему холодна.

А старый колдун, не прерывая монотонного напева, говорил о том, как ночью над белой Гренландией блуждают огромные призраки, тени убийц, не имеющих покоя, потому что душа убитого, чтобы отомстить убийце, входит в его душу и не даёт ей ни минуты забвенья. Он пел о сумерках богов, он пел о снах и предчувствиях, о чужих цветущих островах, где прибрежные пещеры перекликаются друг с другом, где небо лазурно, как море, и море глубоко, как небо.

И потом, утомившись, он промолвил еле слышно: «Кто поймёт, тот поймёт», и запел последнюю песню. Сильней зазвенели незримые струны, и точно ветер с моря пронёсся по комнате.

Он пел, как чайки порой превращаются в женщин и, забыв о том, что они из крылатого рода, живут как люди среди людей, томятся, видят видения и не знают, что если бы они бросили себе на плечи несколько перьев чайки, немедленно бы превратились они в длиннокрылых гостий Гренландии и улетели бы за море.

Странно блеснули глаза Сольбьорг, и, дрогнув, она вспомнила свой неотступный сон.

 

V

 

Замолчал седой колдун.

И как пришёл он из тёмной ночи, так и ушёл в тёмную ночь, а Сольбьорг и Арнальд остались в раздумье, и каждый запомнил только те слова песни, которые им были по сердцу.

Напрасно ждал Арнальд, что новым чувством, чувством жалости согреется сердце Сольбьорг. По-прежнему была она замкнутой и безучастной. И нестерпимо стало оставаться ему в своём доме. Снарядил он лодку и уехал в море, не сказав, когда вернётся.

А Сольбьорг, оставшись одна, слышала знакомые призывные голоса. Она бродила по взморью и искала перьев чайки, но нигде не могла их найти. И в глазах у неё был звёздный свет, а в душе была тревога. Она стала думать, почему ей снились всегда две чайки, — думая о снах, она не вспоминала о муже, он был далеко от мира её видений. И сидела она в долгий вечер за прялкой, ей грезились далёкие чужие острова; пещеры, гудя от прибоя, перекликались одна с другой, на волну набегала волна, и море сливалось с небом, и море было глубоко, как небо. И, уронив пряжу, не узнавала Сольбьорг стен своего дома. А под утро опять волнующий напев манил и звал её, и дальний голос неотступно повторял: «Зá-море! Зá-море!».

Две бури разыгрались в это время, одна в полночь после первого дня, другая на рассвете последнего. Не думала Сольбьорг, что увидит мужа в живых: уже целую неделю не возвращался Арнальд.

Но по прошествии недели его прибило к берегу на льдине. Лодка его погибла, добыча утонула в море, а сам он еле спасся на глыбе льда. Полумёртвый, много дней и ночей пролежал он в постели. И в первый раз исполнилось жалостью холодное сердце Сольбьорг. Жажда счастья охватила её, захотелось ей услышать детский лепет, увидать, как смеются детские глаза.

Когда Арнальд оправился от болезни, они пережили сказочную ночь, какой у них ещё не было, и по прошествии обычной череды недель и месяцев Сольбьорг сделалась матерью.

 

VI

 

Годы шли. Но не радовала Арнальда маленькая дочь его. Как мать, никогда не смеялась голубоглазая Дагмар. Она смотрела недетскими глазами, и когда отец приближался к ней, желая взять её на руки, она с криком бросалась от него и, как вспугнутая птица, прижималась к матери.

Хмурился угрюмый Арнальд.

А Сольбьорг по-прежнему застыла, и душа её была как стекло, покрытое морозными узорами.

Она приводила свою дочь на взморье, и они сидели на прибрежном камне и смотрели вдаль. Глаза их туманились, глаза их были цвета морской волны. Тихим голосом говорила Сольбьорг своей дочери о том, что за морем лежат свободные страны, где воздух теплее, где из моря глядят зелёные острова. «Улететь, улететь», — невнятно шептали её губы, и дочь с затаённым ожиданием смотрела на неё. Глубокая тоска охватывала их, и, обрызганные солёной пеной моря, они прижимались друг к другу, безмолвные, бессильные передать друг другу свою печаль, потому что мать никогда не плакала, а дочь не умела плакать.

И они возвращались домой, принося в крови смертельный холод моря.

 

VII

 

Нигде не могла найти Сольбьорг перьев длиннокрылой чайки. И сновидение смутило маленькую Дагмар.

Страшная буря разразилась ночью. Два больших корабля были выкинуты на берег Гренландии, и уцелевшие матросы рассказывали, что никогда ещё огромное чудовище морей не вызывало таких грозовых раскатов бури, поднимая свою свирепую пасть выше самой высокой мачты корабля, чтобы потом откинуться назад и скрыться в воде, мелькнув змеиным хвостом.

И под утро того дня Дагмар бредила, раскинувшись на своей кроватке, а Сольбьорг тосковала, думая, что девочка умирает, и не замечала она, что наступает час рассвета.

Никогда ещё так ярко не блистало солнце над бесплодной белой Гренландией. Высокие льдины со звоном тронулись от берегов и уплыли в синюю даль. И серые тучи, затянувшие горизонт от востока до запада и от севера до юга, разорвались, открыв в вышине просвет голубого неба.

«Непонятный сон я видела перед утром, — со вздохом сказала маленькая Дагмар. — Белые перья, как хлопья снега, падали с неба... Мы шли с тобой из дому... Потом не помню... С нами что-то сделалось... Нас больше здесь не было, но мы не умерли, а жили и видели чужое море».

Сольбьорг побледнела. Поняла она, что её час пришёл, и громко вскрикнула призывным гортанным криком. Тотчас же за окнами, в воздухе, раздался такой же ответный крик. Схватив Дагмар за руку, она переступила через порог.

Две белые чайки бились в высоте, и перья падали вниз, как белые хлопья снега.

«Дагмар! — закричала она. — Дагмар, мы с тобой из крылатого рода! Улетим!» Взяв две пригоршни белых перьев, она бросила их на плечи своей дочери и себе, произнося невнятные заклятия.

Встревожился Арнальд, увидев, что жена его выбежала из дому. Он хотел броситься за ней, но, взглянув через дверь, застыл на пороге.

Исчезла Сольбьорг, исчезла Дагмар. На его глазах превратились они в двух белых чаек. Быстро взвились они на воздух, и утонули в голубой дали, и, не оглянувшись, улетели зá-море.

И в первый раз Арнальд взглянул на небо не так, как он смотрел на него всегда.

 

1897

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)