Первую часть статьи читайте в предыдущем номере.

3. Правит Варго!

К началу второго десятилетия XXI века русский хоррор отвоевал утраченные позиции и уверенно лидировал. Правда, в рамках одной серии и не совсем честно, если учитывать, что у его соперника, хоррора зарубежного, дела в России складывались все хуже и хуже.

В 1993 году в стране победившего капитализма был принят закон об авторском праве, в 1995 он был значительно расширен и дополнен, в 1998 году его еще порядком расширили, и издательской вольнице пришел конец. Больше нельзя было публиковать все, что нравится, — пришла пора вдумчивого выбора.

Издатели стали выбирать вдумчиво. И пришел Толстый Полярный Лис.

Большинство солидных издателей, а с ними редакторов и авторов-составителей очень слабо понимали, что такое этот ваш хоррор и с чем его едят. Приобретая права, они ориентировались раньше всего на имена и авторитеты. Однако на Западе хоррор-сообщество давно сложилось в уютненький междусобойчик, где хвалебные эпитеты с премиями зачастую раздавались по знакомству и договоренности. Прибавим к этому специфическое развитие жанра на Западе — многие зарубежные авторы давно заигрывают с мейнстримом, нарушая чистоту жанра не меньше, чем это делали русскоязычные авторы, а издатели, не имевшие к ужасам никакого интереса, кроме коммерческого, ориентировались на полученные литературные премии и откровенно рекламные отзывы в прессе («Жуткий роман! Я обосрался!» — Стивен Кинг) и значок премии Брэма Стокера. В результате книги-лауреаты, доверху набитые псевдохоррорной тягомотиной, пылились на полках, а издатели укреплялись во мнении, что в нашей стране ужасы никому не нужны. Кроме Стивена Кинга, сравнение с которым упорно лепили на обложку почти любого автора, пишущего что угодно остросюжетное, чем предсказуемо отпугивало публику — зачем читать «нового русского/французского/немецкого/итальянского Стивена Кинга», когда есть старый американский?

Отечественный читатель, давно прочитавший Баркера и Маккаммона, хотел еще чего-то вроде, динамичного, кровавого и захватывающего, а ему подсовывали унылые потуги на боллитру и постмодернизм, среди которых лишь редкие имена наподобие Кима Ньюмана вызывали какой-никакой интерес у жанровых гиков. Коих всегда меньшинство.

«Субкультурные» вещи вроде романов Поппи Брайт тоже не заходили российскому читателю, мягко говоря непривычному к теме наркотиков и сексуальных меньшинств.

Сборники классических рассказов состояли наполовину из детективных триллеров из коллекции Альфреда Хичкока, поскольку сразу несколько умников из-за всего двух фильмов когда-то причислили мэтра саспенса к классикам хоррора, а издатели охотно подхватили эту глупость. В сериях вроде «Холод страха» печатались городское фэнтези и мистические лавбургеры; бесчисленные переиздания Уильяма Питера Блэтти и Айры Левина успели намозолить глаза. Добавим к этому отвратительные обложки, сляпанные на коленке из закупленных по дешевке на стоках фотографий и артов…

Словом, на зарубежный хоррор российский читатель махнул рукой, и вскоре уже выход каждой книжки в этом жанре становился событием.

Тут-то и явился Александр Варго — автор-мистификация, под именем которого трудились несколько в разной степени одаренных авторов. Наиболее известными из них среди фанатов стали Алексей Шолохов и Сергей Дёмин. Первоначально романы Варго выходили в серии «MYST. Черная книга».

Книжки Варго редко блистали литературными изысками (в дебютном романе Сергея Дёмина «Дикий пляж» есть целый абзац, невозбранно списанный с «Глаз дракона» Стивена Кинга), зачастую страдали уклоном в чернуху и социальную драму, но в основном это все-таки был честный хоррор, простой и кровавый, без ненужных изысков. Роман Дёмина «Дом в овраге» вполне можно назвать в некотором роде классикой отечественного сплаттерпанка.

Имя «Варго» быстро сделалось брендом, причем настолько ярким, что попытки издавать авторов под собственными именами не принесли успеха. «MYST. Черная книга» споро трансформировалась в персональную серию «Варго», имевшую преданных поклонников и зарекомендовавших себя авторов-«паровозов».

Что могло пойти не так?

Все! Это Россия, детка. У нас были 90-е. По мнению некоторых бизнесменов, у нас и сейчас 90-е.

В лучших традициях этого святого времени читателя принялись откровенно дурить, публикуя старые произведения под новыми названиями и с новыми обложками. Как будто этого было мало, под видом романов Варго выпускались сборники, в которых от каноничного «Варга» был левой ногою писанный рассказик, какой-нибудь «Расхреначенный» на пятнадцать страниц, название и аннотация к которому выносились на обложку, а остальное составляли или безбожная трешанина, или произведения действительно талантливых авторов, однако совершенно чуждых нехитрым запросам Варго-фана. Увы! Лох в читательской среде проявил тенденцию к вымиранию, что губительно сказалось на тиражах и репутации серии.

Но издатели, очевидно, поняли эту печальную статистику так, что нужно поэкономить. Например, на сколь-нибудь качественных обложках. Итог, безусловно, печален, но вполне предсказуем.

А что же другие авторы?

А других авторов в начале десятых практически не было. Отдельные набеги на территорию хоррора совершали такие мейнстримщики, как Алексей Иванов («Псоглавцы») и Шамиль Идиатуллин («Убыр»), но интерес они представляли больше как нестандартный ход признанных авторов, нежели собственно хоррор.

Конечно, ученики Стругацких иной раз пытались поиграться в хоррор. Но тут следует вспомнить очередной анекдот про (национальность на выбор), которые ставят перед собой цель сделать что-то определенное, а получается (в зависимости от национальности) плов, автомат Калашникова или марихуана. Городское, славянское или юмористическое фэнтези получалось. Альтернативная история и детектив — получались. Смищные рассказики о том, что для вызова Ктулху надо запустить в массы лозунг «Ктулху — чемпион!» — почему бы и нет?

Иногда на этом празднике жизни можно было встретить Виктора Точинова или Андрея Дашкова, чьи честно-хоррорные истории смотрелись там чужими.

Господа-фантасты не понимали и не принимали хоррор.

Ведь вы помните, что в СССР хоррор числился идеологически вредным жанром? Когда бы еще эти идеологи понимали, что это такое!

«Звездные войны», если верить советским кинокритикам, это хоррор. Нет, правда.

Идеологическая установка в отношении хоррора, однако, встречала полное понимание как у авторов (необязательно связанных с фантастикой), так и у читателей: расцвет жанра в СССР пришелся на эпоху оттепели с ее надеждами и верой в величие человеческого духа. Пришедший на смену брежневский застой спустил прекраснодушных мечтателей с небес на землю, вера в человечество сменилась запредельным цинизмом (апофеозом которого можно назвать тошнотворно-фекально переосмысление классической повести Стругацких «Трудно быть богом» от Алексея Германа; вот во что превратились некоторые наши шестидесятники, вот где ужас!)

Но даже те из авторов, кто ударился в откровенную чернуху, продолжали смотреть на хоррор в лучшем случае со снисхождением. Они ведь не пугать пришли, а рассуждать о судьбах человечества!

В 80-е у них подросла смена.

Фэнтези, также не имевшее ходу в СССР, фантасты поняли и приняли. Упившись Толкином и умаявшись на ролевых играх, многие из них сами засели за сочинение фэнтезийных историй. Аналогично вышло и с остросюжетной фантастикой. Хотите боевых роботов? Будут вам роботы! Хотите очередную историю о том, как простой русский спецназовец попал в прошлое, спас СССР и загнул раком весь западный мир? И это можно!

Через два десятилетия после краха советской системы фэнтези и фантастика в России чувствовали себя хорошо. Хоррор — нет.

А между тем в России подрастало новое поколение хоррорщиков — поколение 1990-х, молодое, наглое, не отягощенное предрассудками и заблуждениями своих предшественников.

4. Фантастический снобизм

В 2011 году некто Михаил Парфенов вперся в чинную тусовку фантастов с предъявой: дескать, это вы, господа хорошие, виноваты в том, что происходит с хоррором в России! Предъява была бесстыдно озвучена в статье «Фантастический снобизм» и опубликована в сетевом журнале DARKER, основанном на почившем фэнзине «Тьма».

Согласно Парфенову, именно фантасты, окопавшиеся в редакциях и издательствах, всячески препятствуют развитию русского хоррора. В качестве характерного примера приводился один из сетевых конкурсов, на которых один из фантастов, известный не только как автор, но и составитель антологий, всячески порицал произведения, содержащие шокирующие и натуралистичные сцены, то есть то, что для хоррора более чем естественно. Иными словами, сугубо жанровое произведение при сложившейся у фантастов системе оценок не имеет шанса на прохождение или раскрутку. Отобранные же на их собственный вкус произведения неизбежно проваливаются в продажах. Также Парфенов опровергал утверждение «хоррор в России непопулярен», ссылаясь на огромный успех фильмов ужасов в российском прокате и посещаемость тематических сайтов, далеко превосходящую успехи сообществ фантастики. Сетовал на определенную пассивность русского хоррор-сообщества и призывал к активным действиям.

Фантасты (и мимо проходившие) от такой наглости, конечно, слегка прифигели, а некоторые принялись активно обороняться, попутно блистательно подтвердив изложенные в статье тезисы — взбурлило и пригорело знатно. Большинство аргументов сводилось к «На зеркало неча пенять, коли писать не умеете» и «А ты хто ваще такой?»

Парфенов на тот момент был руководителем ряда сообществ и сайтов, посвященных хоррору, в первую очередь Литературного общества «Тьма» (ЛоТ) и сайта «Зона ужасов», которые стали пристанищем для целого ряда молодых авторов, называющих себя «темной волной». Это означало, что жанр он знает и любит, и больше ничего. Действительно, любить и знать любой жанр может любой дворник, но отнюдь не любой дворник сам может чего-то в нем добиться. Да что дворник! Стивен Кинг, например, знает и любит фильмы ужасов, которым посвятил отдельную книгу-исследование, что не мешает ему быть как минимум спорным режиссером и крайне паршивым сценаристом. Так что правильным ответом на вопрос было «никто». На что господа-фантасты не преминули указать.

Парфенов в ответ засел за проект «народной антологии», отбор в которую проводился бы силами не редакторов, а читателей — фанатов хоррора из специально собранной таргет-группы, причем на условиях полной анонимности авторов, своего рода литературный конкурс. Проект выглядел сомнительно и никаких особых надежд не вызывал, как и тысячи предыдущих попыток замутить серию русского хоррора. Ветка форума на Фантлабе, посвященная русскому хоррору, пестрела скептическими комментариями. В конце концов, у многих имелось свое представление о том, «как нам обустроить хоррор в России». Оно имелось даже у автора этих строк. В первую очередь, я полагал, что отечественные авторы вместо подражания признанным образцам жанра, застолбленным зарубежными авторами, должны брать то, что плохо лежит; ведь в России, в ее истории, в ее мифологии, вплоть до городских легенд, материал буквально валяется под ногами! К черту вампиров, оборотней и маньяков в подворотне, которые даже у зарубежных авторов успели всем осточертеть; возьмите, скажем, Смутное время с его апокалиптическими картинами голода и отчаяния, возьмите группу стрельцов, выслеживающих в глуши банду каннибалов, натравите на них на всех некое ирреальное зло — получится вещь не хуже «Террора» Дэна Симмонса.

Забегая вперед, скажу без ложной скромности, что я оказался прав. Относительным успехом «темная волна» обязана проведенной «работе над ошибками»: серьезное отношение к жанру; попытка найти золотую середину между увлекательностью изложения и литературностью — без перекосов в красивости или малохудожественный треш; обращение к опыту советской литературы и литературы Серебряного века; использование сугубо русских исторических и культурных реалий; по возможности отказ от чернухи, идеологизированности и политоты; разнообразие поджанров — хоррор на любой вкус. Разумеется, есть и маньяки, и вампиры, куда уж без этих ветеранов устрашения, но и с ними все отнюдь не так просто. Добавлю также, что собственными успехами я обязан отнюдь не безупречному качеству текстов (значительное число моих коллег, чего уж там, владеют слогом лучше, иные, как, например, Дарья Бобылёва, Максим Кабир или Елена Щетинина — намного), а использованию тем и сеттингов, которые до меня не затрагивались или затрагивались мало. Как насчет Русской Америки? Французского театра ужасов в русской глубинке? Зоохоррора про слона-убийцу в декорациях царской России? Русских эмигрантов против древнегреческих богов и чудовищ? Эй, хватай все, что плохо лежит! Кто успел, тот и съел!

Но я, разумеется, не один такой умный. Елена Щетинина с удовольствием пригласит вас на Ходынку («Царский гостинец») или в отсырелые окопы Первой мировой («Мать сырой земли»), а на досуге пригласит на чай к самому Редьярду Киплингу («Был мальчик Джек»). Иван Белов продемонстрирует ужасы голода в Поволжье («Рядом с тобой») и монголо-татарских нашествий («Зовущая тьму», «Идущие в Рай», написанные в соавторстве с Кириллом Малеевым). Дмитрий Тихонов заставит ваши тестикулы поджаться рассказом «Корабль живых», который посвящен одной печальной известной в дореволюционной России секте; откроет дверь в лето, куда вслед за беглыми крестьянами войдет жестокий помещик, чтобы столкнуться с неслыханным ужасом («Земля наших пращуров»); познакомит с охотниками на вампиров, которые очень стараются сделать революционный Петроград по-настоящему красным («Стихи о Красной Даме, или Последнее дело товарища Багряка», в соавторстве с Богданом Гонтарем). Оксана Ветловская проведет по баракам концлагеря, где поселилась Тьма («Закон равноценного обмена»), стылым дортуарам института благородных девиц, где творятся совсем не благородные вещи («Пепельная тетрадь»), палатам приюта для детей-уродцев («Моя вторая половина») и улицам выморочного северного городка, захваченного чужеродной нечистью («Земля медузы»). А что до Максима Кабира, то от этого хулигана вообще не знаешь, чего ждать.

Но все эти успехи, все эти невероятные и захватывающие истории еще впереди. А пока Михаил Парфенов мыкается по издательствам, пытаясь убедить скептичных редакторов в успехе своей задумки, поговорим немного о довольно… гм… своеобразном явлении, имевшем место в это же время.

5. Сиплое бульканье вверх Тармашевым

Сергей Тармашев — безусловно, наиболее сильный автор в современной отечественной фантастике. Во всяком случае так считают его многочисленные поклонники, а миллионы мух, как известно, не способны на ошибку. Тармашев великолепно владеет языком: птица, хватающаяся за ветку «толстыми пальцами лап», девушка, прячущаяся «между стеной и кинжалом», постоянное «сиплое бульканье» вперемешку с «булькающим сипением», «прекрасная красавица» и царь-корень в Каменном веке доведут до гомерического хохота кого угодно. И неважно, что книга под названием «Отель Оюнсу» вообще-то позиционировалась автором как серьезный ужастик.

Сюжет там, в принципе, не так уж важен. Первая часть — «группа молодых людей отправилась оттянуться в глушь, где их выпиливает Древнее Зло» (никогда такого не было, и вот опять!). Поскольку все герои — стереотипные мажоры, которых никто, включая самого автора, не любит, их истребление могло бы во всяком случае порадовать читателя, однако дальше планомерного выпускания кишок, сопровождаемого так любимыми автором сипло-булькающими звуками, его фантазия не работает. Вторая часть — с царь-корнем и древними русичами в Каменном веке — посвящена тому, откуда эта вся бяка пошла, но тут уже становится совсем скучно.

Тиражи, впрочем, по нашим меркам более чем приличные — одна только первая книга перевалила за 20 000 экземпляров, а ведь есть еще продолжение с тиражом поскромнее. У автора есть огромная аудитория, разделяющая его, как бы помягче выразиться, своеобразные национально-религиозно-политические воззрения, и его единичный забег на территорию ужасов она (аудитория, не территория) тоже встретила вполне благосклонно. Но все-таки менее благосклонно, чем антиутопии о конце света по вине коварных семитов, так что хоррорами Тармашев нас особо не балует. Ой-вей!

6. «Красные цепи»

Взгляды Константина Образцова, подарившего нам серию «Красные цепи», тоже вполне могут вызвать сомнения… если принимать их слишком всерьез. В первой книге, собственно «Красных цепях», откровенно демонизируются большевики, во второй, «Молоте ведьм», феминистическая богема прямо ассоциируется с кровожадными ведьмами, заслуживающими только уничтожения, притом самыми негуманными способами. Третья, «Культ», особых вопросов не вызывает, разве что безусловно положительным героем в ней является беспощадный «инквизитор»-консерватор из «Молота ведьм», персонаж как минимум спорный. Первая книга, местами отдающая «Мастером и Маргаритой» — хоррор-триллер с элементами городского фэнтези о своеобразных вампирах; вторая — сплаттерпанк о благородном маньяке, убивающем нехороших женщин, третья — ужастик в духе Бентли Литтла о кровавом культе, устроенном группой отчужденных подростков.

Впрочем, вся трилогия (которая, по причине посредственных продаж, несмотря на сильную раскрутку, так пока и не стала тетралогией) не вызывает особых вопросов. Поскольку писать — и писать интересно, живо, ярко и образно — Образцов умеет. Созданный им образ выморочного, страшного, облезлого и прогнившего Петербурга немногим уступает и работам признанных классиков, сюжеты лихо закручены, а полет фантазии местами поражает. На вполне современных «улицах разбитых фонарей» уверенно себя чувствуют не только многонациональные бандюки, но и оборотни, и вампиры с чернокнижниками из далекого прошлого. И несмотря на упомянутые параллели, творчество Образцова абсолютно самобытное. Словом, к прочтению всячески рекомендуется.

Первое издание «Красных цепей» вышло в декабре 2013 года в крайне недолго прожившей серии «Темная сторона» (о, как издатели любят все черное-темное и, я бы даже сказал, сумеречное!) и прошло практически незамеченным. Второе, выпущенное внушительным тиражом в 13 000 экземпляров (10 000 + 3000) — в 2016 году.

К этому времени серия «Самая страшная книга», основанная Михаилом Парфеновым, уже вовсю захватывала рынок.

Окончание следует.

В статье использованы фрагменты материалов, написанных автором для сайтов Posmotre.li и Fantlab.