DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

ПРОКЛЯТИЕ

Майкл Циско «Жестокость, дочь доверия»

 

Michael Cisco, “Violence, Child of Trust”, 2010 ©

 

Гровер

Я гляжу.

Муха трёт лапки. Вылетела из колодца. Там полно мух. Всегда начинают лезть оттуда после этого. Джулиусу не надо отвязывать ведро и прятать его в подвал, чтоб я не пил воду — раньше я всё забывал и пил, но вкус мне разонравился с тех пор, как колодец заполнился и там развелось слишком много мух. Теперь это просто яма.

Я постоянно сюда ходил, потому что дома отец воды не давал. Они забыли меня, я ведь тихий, всегда такой был, ещё до того, как замолчал. У Джулиуса теперь насос, значит, из колодца можно не брать. Отца-то больше нет.

Трава. Качается — вверх-вниз — до самого леса. Доски колодца — серые, шершавые. Мухи гудят внутри. Одна села мне на руку. Стряхнул. Тодд сказал: уже скоро. Но мы ведь недавно сделали это. Сделали с одной из них. Джулиус разозлился. Хочу, чтоб Тодд смотрел за женщинами и больше с ним не спорил — а то Джулиус орёт, как взбесится, и бьёт меня ни за что.

День славный. Может, сегодня.

 

Джулиус

— Доволен? — спросил я, впуская Тодда.

Я был готов к тому, что он явится. На взводе, но готов. Смерил его взглядом. Он не ответил. Всегда цеплялся ко мне — и вдруг держит себя в руках. Это было неправильно и раздражало.

— В чём дело, Тодд?

Он потёр лоб. Этого я не ждал. Подумал: может, притворяется?

— Тебе плохо, Тодд? — спросил я снова.

Он отвел глаза.

— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, — требую, не повышая голоса.

Он мотнул головой, будто хотел, чтобы я заткнулся. Мечтать не вредно… и тут я подумал еще раз.

— Это…?

Он задрожал, но затем вернул себе дар речи. Сказал, похоже.

— На что похоже? — взвился я. Он ведь и теперь мог наврать.

Но Тодд ответил, что это всё ещё длится, что возвращаться трудно. Нашей-то Светлости. Пророку.

Потом Тодд посмотрел на меня. Я знал этот взгляд. Брат не сумел бы его подделать, упражняйся он хоть день и ночь.

— Опять?

 

Тодд

Слово буквально вылетело изо рта. Он прислонился к косяку так, будто ему шарахнули по башке. Взгляд блуждал. Озадаченное выражение появилось на морщинистом бледном лице, отчего оно сделалось ещё длиннее. Я не спускал с Джулиуса глаз, вглядывался до боли — это помогало вернуться.

Меня накрыло с невиданной силой, когда шёл от женщин. Одна — Джулиус звал её Элейн, а настоящее имя было Кэти или вроде того, — знатно меня тяпнула. Избил до полусмерти, а после напомнил, зачем она здесь. В таком состоянии я дела не откладываю, а Джулиус и не подозревает. Не думаю, что он сюда ещё ходит. Наверно, ему от старости уже не до этого.

Пока сам не заметишь — ничего не начнётся. Я чувствовал себя хорошо, только кулаки ныли, а потом понял — как вышел из клети с женщинами, из тесноты и темени на свет, — что солнце всё такое же яркое, будто застыло в небе. Чуть двинулся, в глазах — рябь. Втягиваю воздух сквозь сжатые зубы и чую: вот оно, началось. Ненавижу падать. Привык к чистоте и малейшей грязи не потерплю. Заставил себя встать.

Рот наполнился слюной, желудок скрутило. В руках и ногах — тошнотворная слабость. Я заметил пятно — тень, разлитую меж домом и кроной тупело [Дерево, распространённое в умеренном климате восточной части Северной Америки — прим. ред.]. В глубине — знак. Тьма распахнулась и обняла меня, затем появились дворцы.

Мы знали: это случится, рано или поздно. Но с последней и месяца не прошло. Джулиус расслабился. Признаюсь, я и сам распустился. Не должен был.

Мы не готовы. У нас нет девчонки и нет времени, чтобы её поймать. В тот раз мы чуть не пропали: она оказалась бойцом. Джулиус вернулся белый, как простыня: матерился на все лады и бегал по комнате, божась, что его заметили. Но ничего не случилось. Пока ничего.

Он спросил, сколько у нас времени, таращась на меня, будто срок между знаком и часом мог разниться и я сам его устанавливаю.

— Завтра на закате, как всегда, — бросаю ему.

Он раззявил рот, а в голове пусто, обычное дело.

Хотя…

Есть у него одна мысль. У меня — тоже. Мы были готовы, в этом вся соль. Девчонки были. Он думал о Клэр. Я думал о Рут.

Он думал о Рут.

Мы понимали: что-то такое может произойти, и отец позаботился, чтобы мы знали, что делать, если оно произойдёт. Сказал, будет по мере веры, какую нам древние уделили.

 

Джулиус

— Мы же не можем использовать одну из тех?

Разумеется, не можем. Но это дело Тодда — заботиться о них, и оставался лишь ничтожный шанс, что он знает больше меня. Он привозил их. Все они — в его вкусе.

Тодд сделал большие глаза и спросил, не думаю ли я, что среди женщин есть достаточно молодые. Мне захотелось разбить лампу ему об голову. Чуть не затрясло, но сдержался: собой владею.

Я знаю, чем мы рискуем. Я всё планирую. Я старший и я делаю это. Я — единственный, кто может. И он в курсе, что будет, если я откажусь. Нельзя пренебречь знаком. Отец взял нас, мальчишек, взглянуть на старое место, и даже в свете дня оно было жутким, просто жутким. Вывернуло Гровера наизнанку. Я один смог уйти оттуда на своих двоих, за это мне и доверие. А Тодд должен был залезть под одеяло и сидеть там.

Но когда час близок, знак открывается ему. А мне — мальчику на побегушках — надо начинать заново по первому его слову.

Я сжал переносицу, потёр лицо.

Отец сказал: это суждено.

— Пойду за жребиями, — говорю.

Клэр подняла на меня глаза, едва я вошел. Я пересек комнату и достал ящичек. Она не сводила с меня взгляда. Я сказал, чтобы продолжала читать.

 

Тодд

Джулиус принес открытую коробку из-под сигар и поставил её на стол передо мной. Я сидел у окна, глядя на Гровера, валявшегося в траве, как мешок с картошкой. Шашки, красные и чёрные, перемешались, и Джулиус дал мне сперва их увидеть. Я кивнул, онемев, думая, что то, что мы должны сделать, уже началось; и в горле у меня пересохло, а руки заледенели.

Джулиус закрыл коробку и встряхнул её, всё ещё нависая надо мной. Было жарко и душно, и я видел, как струйки пота текут по его измятому лицу. Он вонял. Заставлял нас вылизывать дом до последнего уголка, но сам мытьём не утруждался. Всюду был его мерзкий запах.

Он отодвинул кресло напротив и плюхнулся в него, ставя коробку под стол, где мы оба могли до неё дотянуться и ни один не мог видеть.

Мы уставились друг на друга. Он сказал: вытащим и поймем, кто первый. Я достал красную. Цвет жёг мне руку. Красный, как тавро. Дурное знамение. Мы бросили шашки внутрь и снова встряхнули коробку, не глядя, по разу каждый. Затем положили руки на стол. Я подумал о Рут, гуляющей в лесу, но отогнал эту мысль. Я достал чёрную.

Лежишь в темноте и ждешь. Сперва видно, как что-то вроде руки скользит через комнату. Тянется, как рука, но оно — не рука, только похоже, вот и приходит в голову. Появится и исчезнет. Надо ещё подождать, и тьма и тишина откроются там, где оно было. Не знаю, что видят другие, а я — тусклые цвета. Долго-долго тускнеют, и мелькнет иногда быстрое перед глазами. Нужно сдержаться, не спрашивать его. Это нетрудно. Наконец покажут дворцы, сотканные из света, пять или больше, и они растекутся по комнате туманом. Только туман мутный, как сигаретный дым, а свет — белый и золотой. Дворцы будто подсвечники. Вырастают из ниоткуда. Мы ждём, каждый у себя, а затем проходим сквозь стены, и думаю, девчонки тоже; вместе крадёмся по нашим дворцам, ночью, в полной тишине. Эту красоту мы от отца получили, он — от древних.

 

Джулиус

Тодд сидел напротив — лицо белое, ни кровинки. Скривился весь. Я сказал себе, что если услышу шорох там, внизу, хоть один, после того, как он достанет жребий, —протяну руку через стол и вобью кадык ему в горло.

Чёрная.

Чёртов прохвост.

Я нащупал и взял новую. Так и норовила из пальцев выскользнуть. Швырнул на стол. Чёрная. Тодд слегка шевельнул коробку. Без нервов. Похоже, выигрываю.

Он вытянул чёрную.

Наверно, от встряски все по порядку легли, решил я. Знать бы, сколько их.

Чёрная.

Тодд медлил, будто платок в руке мял. Ногти чистые, гладкие.

Ты проиграешь, подумал я.

Он вытянул.

Я встал и смёл шашки обратно в коробку.

— Красная — значит, крошка Рут, — говорю. С тем и оставил.

 

Гровер

Джулиус спросил, где Тодд, и я показал где. На веранде, хочет Рут увидеть. Джулиус фыркнул и ушёл к себе, готовиться.

Раньше как было: Джулиус найдёт девчонку и везёт к нам. Тодд вяжет ей ноги, и бежать она уже не может. Уносит к женщинам, но держит одну, чтобы не перепутать. И потом держит, пока Джулиус — один — это делает. Никто не услышит, вокруг никого. Снизойдёт на Тодда, а она под рукой. Все готовы. Девчонка должна быть постоянно: кто знает, когда знак покажется. Но её больше нет — мы только что это сделали. Джулиус не может вернуться так скоро — они начеку. А Тодд говорит: ночью.

Последняя была чёрной. Джулиус сказал: не важно. И ещё: всем плевать, она ведь цветная. Жила у нас три месяца вроде. Видел пару раз. Тодду явился знак, и он взял её туда следующей ночью. Так испугалась, что даже не дёрнулась. Джулиус сделал это. Позвал, когда пришло время внести её. Он всегда без нас начинает, хочет один всё знать.

Тодду открыт час, а Джулиус делает это, но только я могу пометить девчонку как надо. Умею, с тех пор, как отец взял нас на старую ферму. Джулиус говорит, из-за того, что там было, я теперь торможу. Он вскрывает девчонку, вытаскивает оттуда мешок и говорит мне поставить метку. Это трудно, сердце вот-вот из груди выскочит, а смазать нельзя. Но у меня получается, привык уже. Потом Джулиус берёт его, кромсает, как тряпочку, и вырывает. В конце он всегда мокрый — они не сразу останавливаются. Тодд должен подойти с чашей, Джулиус кладет его туда; надо сжечь, и оно горит, и пахнет свиными ребрышками, и дым повсюду, и они показываются и лезут девчонке внутрь, а потом можно идти во дворцы.

Метка каждый раз новая. Я повторяю её, а понять не могу. Просто вижу и рисую на нём. Однажды попробовал на себе нарисовать, но кисточка защекотала, и я ничего не увидел. Думаю, это нам суждено. Постараюсь не щекотать её слишком сильно.

 

Тодд

Клэр сошла вниз и расставила тарелки для ужина. Днём Джулиус держал её взаперти на чердаке: не хотел, чтобы она общалась с Рут. Никогда не выпускал наружу и заставлял читать книги, снова и снова, пока не стемнеет. Разрешил ей надевать рясу перед тем, как идти есть. Если брат хочет выпендриться — ставит её на стол, и она читает заклятия детским жалобным голоском.

Рут росла как трава, без молитв и ритуалов. Я за ней не следил, только за ним. Джулиус так и не простил, что я опередил его. Рут не похожа на Лорейн. Была совсем крохой, когда они виделись в последний раз. Я из кожи вон лез, чтобы она с нами не осталась, упросил Амелию отвезти её домой, на поезде, сразу же, как уеду. Думаю, Джулиус решил все насчет Амелии, едва увидел ребенка у неё на руках. Она была беременна, когда я вернулся.

Я отправился на веранду, ждать Рут. Она пришла по высокой траве, залитая кровью заката. Молчала — весь день была одна. Я взял её за руку и повел к столу.

 

Джулиус

Они снаружи. Быстрый взгляд — только на это и хватает времени. Гровер стоит впереди, между ним и Тоддом — крошка Рут, и они держат руки у неё на плечах.

Перехожу ко второй части. Я должен продолжать, помня, как это делал отец. Как делали древние. Они открыли мне тайну — его руками. Надо рассчитать дыхание. Нельзя останавливаться посреди фразы, даже чтобы вдохнуть. Каждый слог должен звучать правильно. Слова перетекают друг в друга, кажется, будто держишь конец шнура, а с той стороны медленно тянут. Они ещё не явились, но я чувствую их движение в глубине тьмы. Они слышат меня. Оно выходит на свет.

С этой частью покончено, и я жду. Глотаю воздух, пот струится с висков. Храм нем как могила. Они призовут Тодда и Гровера.

А теперь — запах. Я никогда к нему не привыкну.

Начинаю читать. Они не спешат, но я должен думать о словах, чтобы не сбиться. Я закрываю глаза и слышу, как они шевелятся. Во тьме, охватившей меня, встают дворцы, сияют и манят, будто тихие острова в чёрном озере. Золотой свет струится по коже. Я моргаю и оборачиваюсь, когда Тодд швыряет её на алтарь: волосы падают нимбом, открывая лицо. Я зажмуриваюсь вместе с Клэр.

 

Тодд

Он должен продолжать, у него нет права на ошибку. Знает ведь, что тогда будет.

Ты делаешь это, Джулиус.

Колодец.

Возьми себя в руки и сделай это.

Я не боюсь брата. Без меня он пропустил бы знак. А нам известно, что будет, если знак явится, а мы его не заметим.

Золотой свет повсюду. Я чувствую, как их жажда сливается с его ненавистью, встаёт ледяной волной.

Пора.

Он глядит на Рут сверху, из тени.

Я рву на ней рясу, обнажая худую детскую грудь. Она даже не плачет, просто смотрит отцу в глаза.

Любой дурак может взломать замок, Джулиус.


Перевод Катарины Воронцовой

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)