Ray Garton, “Ophilia Raphaeldo”, 1996 ©

 

Последней приехала Делла.

Четыре подруги договорились встретиться этим утром у Лолли, чтобы попить кофе с непростительно калорийными французскими заварными пончиками, от которых ужасно разносит талию. Остальные женщины — Лолли, Мэрилу и Бренда — уже сидели за столом, впившись взглядами в экран девятнадцатидюймового цветного телевизора, который стоял на стойке, отделяющей кухню от столовой.

— Делла, привет! — улыбнулась Лолли. — Почему так долго?

Делла бросила сумочку на стойку, прямо за телевизор, и зашагала к столу.

— Нужно было заехать в банк. Я просила Митча еще вчера, но он, как всегда, забыл.

— А, ясно, — хихикнула Лолли. — Как всегда, все дело в цифрах.

— Что? О чем ты? — спросила Делла. Она уселась поудобнее и взяла пончик.

— Ну, ты же понимаешь… мужчины всегда считают, что все можно свалить на женщину, верно?

Лолли пожала плечами и, смеясь, обвела взглядом остальных. Лолли была довольно грузной женщиной, и, когда она смеялась, ее бледное лицо сразу становилось в два раза шире.

Остальные рассмеялись вместе с ней и закивали головами, а Делла вонзила зубы в пончик.

Лолли встала, чтобы налить Делле кофе, а Бренда спросила:

— Ну, Делла, как муж, как дети?

— О, дети замечательно. Нужно успеть забрать их из школы, занятия кончаются через час.

— Да брось, они уже не маленькие, вполне могли бы сами о себе позаботиться, — сказала Мэрилу. — Черт, у нас же у всех дети, и что? Ты видела, чтобы мы так тряслись над ними, когда они самостоятельно идут из школы домой?

Она пренебрежительно махнула в сторону Деллы рукой и снова повернулась к телевизору. В новостях передавали о группе активистов, которые требовали внести в конституцию поправку об объединении государства и церкви, как в прежние времена, как завещали отцы-основатели.

Делла проследила за взглядом Мэрилу и прислушалась к голосу диктора, который сопровождался нарезкой кадров, демонстрирующих протест собравшихся перед Белым домом людей. Она покачала головой, скорчила гримасу и проворчала:

— Сколько же дерьма у них в головах, кажется, вот-вот из ушей полезет.

— О, ну это ты зря, — возразила Мэрилу, жуя пончик. — Ты посмотри, какой кругом бардак. Каждый раз, выходя из дома, мы рискуем жизнью. Ты даже не можешь быть уверена в том, что на красном светофоре к твоей машине не подбежит какой-нибудь отморозок, не ткнет в окно ружьем и не угонит ее — и это в лучшем случае, ведь он может и мозги тебе вышибить. А что творится в школах? А? До того дошло, что в них понаставили металлоискателей — вдруг какой ребенок прячет под курткой пистолет!

Она откусила от пончика еще кусочек и посмотрела на Деллу; брови ее были возмущенно подняты. Мэрилу была высокой, стройной женщиной с хорошими формами, но короткие светлые волосы предпочитала убирать в небрежный пучок. Она была родом из Луизианы, и акцент до сих пор угадывался… даже когда она молчала.

— Слияние государства и церкви не даст ровным счетом ничего, — сказала Делла. — Сама подумай: как это вообще может помочь? Это ведь первое, от чего отказались наши отцы-основатели, разве не так?

— Ой, вы двое, ну хватит уже обсуждать всякие там серьезные вещи, — гаркнула Лолли и с улыбкой поставила перед Деллой чашку кофе.

— Офилия вот-вот начнется! Сегодня обсуждают парней, которые не перезванивают после первого свидания.

— О боже, — простонала Делла и опустила лицо в ладони. — Так мы для этого собрались?

— Ну, если ты не хочешь смотреть, то не смотри, — сказала Лолли и ухмыльнулась, глядя на Деллу широко раскрытыми глазами. Она поставила на стол новую коробку с пончиками и уселась на место. — А что, ты имеешь что-то против Офилии?

— Ну, я не знаю. — Делла взяла очередной пончик. — Не то чтобы против, просто… дело в концовке. Мне такое не нравится. И вообще, что бы они там ни говорили на этом шоу, в итоге ничего не происходит… кроме одной и той же отвратительной концовки.

— По ТВ каждую неделю показывают публичные разборки, а тебе не нравится? — нахмурившись, спросила Бренда.

Чашка кофе так и застыла в паре дюймов от ее губ. У Бренды были черные волосы до плеч, а брови, такие же темные, тонкие, были выразительно изогнуты. Невысокая и худенькая, формами она похвастаться не могла.

Делла медленно покачала головой, сделала еще один глоток кофе и сказала:

— Это мне тоже не нравится, ясно?

Лолли с Мэрилу оживленно захихикали: ток-шоу начиналось.

На экране появилось серьезное, строгое лицо ведущей. Офилия была толстой латиноамериканкой с короткими, рано поседевшими волосами, ярко-красными губами и в очках в красной черепаховой оправе. Глядя прямо в камеру, она сказала:

— Сегодня мы с вами поговорим о боли, которую испытывает женщина, когда у мужчины не хватает вежливости хотя бы просто позвонить ей после первого свидания. Телезрители смогут выразить свое мнение по нашей горячей линии, и… как всегда, мнение нашей аудитории, собравшейся в этой студии, тоже будет принято во внимание. На основании ваших оценок будет принято решение. Так что прошу вас — присоединяйтесь. — Она вдруг улыбнулась. — Договорились?

Зазвучала джазовая мелодия, саксофон и фортепиано, а на экране сменялись кадры с Офилией в разных ракурсах: вот она улыбается, теперь серьезная, теперь смеется, грустит, неизменно держа в правой руке микрофон. Поверх нарезки кадров замерцала золотистая надпись: «ОФИЛИЯ РАФАЭЛЬДО».

— Какая приятная музыка, — сказала Бренда.

— Интересно, они не выпускали си-ди с саундтреком? — проговорила Мэрилу, склонив голову набок.

— Ага, — поддержала их Лолли, хватая очередной пончик. — Музыка и в самом деле потрясающая.

А Делла молча закатила глаза, тайком, чтобы остальные не заметили.

Во время рекламы все женщины, кроме Деллы, завели разговор. Они жаловались: кто на мужей, кто на детей, кто на цены в магазинах и счета за газ…

…но, едва реклама кончилась, все снова прилипли к экрану.

Все, кроме Деллы. Она думала, что интереснее: происходящее на экране или подруги, уставившиеся в него, словно загипнотизированные.

Офилия коротко напомнила тему ток-шоу и начала представлять гостей.

— Знакомьтесь: Томас Фишер, — сказала она, жестом указав на человека, сидящего в кресле посреди сцены.

Худой, маленький темноволосый мужчина в коричневом костюме явно чувствовал себя некомфортно перед аудиторией. В его взгляде читалось некое удивление, словно приглашение на съемки он получил совсем недавно и это стало для него неприятным сюрпризом. Можно было даже подумать, что его только что притащили прямо с улицы, не спрашивая согласия участвовать в шоу.

— Это мужчина, который не перезванивает после первого свидания, мужчина, который никогда не перезвонит после первого свидания. А в гостях у нас, — она указала направо, — доктор Джанин Кармоди, психиатр, специалист по отношениям полов, автор книги «Мужчина и женщина: ситуация безнадежна?».

Доктор Кармоди оказалась крупной женщиной. У нее были темные с проседью волосы, а шея, казалось, отсутствовала вовсе; на ней была рубашка в черно-зеленую клетку, коричневый пиджак, вельветовые брюки цвета загара и коричневые мокасины.

— В настоящее время доктор Кармоди работает с этой пациенткой.

Офилия указала на привлекательную фигуристую блондинку, сидящую рядом с Кармоди, изящно скрестив красивые ножки.

— Лиза Каррен не так давно ходила на свидание с Томасом. Первое свидание ей понравилось, и она была намерена строить с Томасом дальнейшие отношения. К несчастью, он так ей и не перезвонил. Давайте разберемся в сложившейся ситуации.

Зрители неодобрительно загалдели, и оператор прошелся крупным планом по их лицам: в зале практически не было мужчин, одни женщины в возрасте от двадцати до семидесяти.

Затем на экране вновь появилось лицо Офилии крупным планом.

— Не забывайте, в конце передачи именно вам будет предоставлена возможность позвонить на нашу горячую линию и высказать ваше мнение о том, как должен закончиться этот выпуск. Ну что ж, а теперь давайте выслушаем Томаса.

Камера наехала на маленького человека, глаза которого все это время бегали по сторонам, словно он искал подтверждения, что все это какая-то шутка.

— Итак, Томас. — Офилия медленно подошла к нему, сжимая в пухлой руке микрофон. — Что вы можете сказать в свое оправдание?

— В мое что? — нерешительно переспросил он. — Ну, в общем, я не хотел ничего плохого, просто… ну, например, в случае с Лизой я понял, что у нас не сложится. В смысле, вообще никак. И тот вечер, который мы провели вместе, прошел не так уж гладко. Вообще-то в нем не было ничего хорошего, мы просто-напросто не сошлись во взглядах, между нами не было этой, как ее… искры, понимаете? И я был уверен, что она чувствует то же самое. И вообще, это ведь всего лишь свидание, понимаете?

— Не совсем уверена, что понимаю, мистер Фишер, — сказала Офилия.

Лолли хохотнула и крикнула:

— Так его, Офилия! Покажи этому сукину сыну! — Она рассмеялась, сотрясая свои округлые плечи, а огромные груди так и подпрыгивали на животе.

— Лолли, ради бога, — сказала Делла, — он же сказал, что вечер не задался, они не сошлись. Почему ты не можешь хотя бы предположить, что он говорит правду?

— Ой, да брось, — отмахнулась Лолли. — Если бы он говорил правду, зачем тогда этой женщине приходить на шоу и убеждать нас в обратном? Да он просто пытается прикрыть свой зад, вот и все!

Делла снова закатила глаза, как только подруги опять впились взглядами в экран.

— Я просто хотел сказать, что свидание получилось неудачным, вот и все! — пояснил Томас. — Такое время от времени происходит с каждым из нас.

— Но у вас это вошло в привычку, да, Томас? Пропадать после первого свидания? — напирала Офилия.

— Нет, нет, нет! Все совсем не так! Просто так совпало, что неудачные свидания у меня бывают чаще, чем удачные, вот и все! Спросите любую женщину, и она расскажет вам то же самое на своем опыте, я уверен. В смысле, если свидание действительно проходит удачно, если есть взаимопонимание и общие интересы, то я перезваниваю, всегда перезваниваю! Но если очевидно для обоих — как в нашем с мисс Каррен случае, — что нам не по пути, то зачем утруждать себя лишними звонками? Ну, то есть в чем смысл?

Офилия повернулась к Лизе Каррен и спросила:

— Что вы можете на это ответить, Лиза?

Молодая женщина приподняла брови и со вздохом закинула ногу на ногу.

— Думаю, что для меня это не было столь очевидно, как для Томаса. — С этими словами она слегка наклонилась вперед, чтобы бросить на Томаса, сидящего за доктором Кармоди, ледяной взгляд. Не сводя с него глаз, она продолжала едва слышным, ровным голосом, чуть шевеля губами. — Тогда — я имею в виду, тем вечером, — он показался мне идеальным джентльменом. Он был так мил. Так не похож на всех тех, с кем я встречалась раньше. Он открывал передо мной двери, помог мне снять пальто… даже подвинул для меня стул, когда мы пришли в ресторан. У нас…

— Но я всегда так делаю! — перебил ее Томас. — В смысле, меня так воспитали! Понимаете?

Офилия подняла пухлую левую руку с голубыми прямоугольными карточками и сказала:

— Пожалуйста, не перебивайте!

Лиза продолжила:

— За ужином мы замечательно побеседовали. Он был очень любезен и… делал мне комплименты. Откуда мне было знать, что…

— Так, ну это уже и вовсе неправда! — взвился Томас, хлопнув себя ладонью по колену. — Вам было неинтересно, чем я занимаюсь, мне было неинтересно… ради бога, да о чем вообще речь, если даже наши вкусы в кино и музыке совершенно не совпали!

— А чем же вы таким занимаетесь, Томас? — подхватила Офилия.

— Я писатель. Пишу триллеры.

— Какого рода триллеры?

— Ну… эротические… в стиле Хичкока, то есть…

— И что именно Лизе в них не понравилось?

Томас посмотрел на нее.

— Она сочла их… сексистскими. Назвала меня женоненавистником.

— По-вашему, это действительно так?

— Вообще-то, я так не думаю. Будь я действительно женоненавистником, разве стал бы я так вести себя на свидании? С чего бы мне тогда быть таким вежливым? Джентльменом, как она сказала?

— Но вас не в первый раз обвиняют в женоненавистничестве за ваше творчество, причем об этом говорят как литературные критики, так и эксперты в области психиатрии. Я права?

Томас уставился на Офилию широко раскрытыми глазами и гневно развел руками.

— Да, но… это же критики! Они и должны…

— Эксперты в области психиатрии — это совсем не то же самое, что критики, Томас, — перебила его Офилия.

— Тогда на каком основании они пишут отзывы о моих книгах?

Полностью проигнорировав его последнюю фразу, Офилия повернулась к доктору Кармоди.

— Доктор, в вашей книге вы пишете, что… — Она взглянула на карточку и процитировала: — «Зачастую негативное влияние на отношения оказывают нереалистичные ожидания, которые создаются популярными фильмами и литературными произведениями, к примеру, так называемыми “эротическими романами” Томаса Фишера». Верно?

— Совершенно верно, — подтвердила доктор Кармоди и слегка кивнула, хотя, принимая во внимание отсутствие у нее шеи, это казалось невозможным.

— Почему вы так написали, доктор?

— Потому что романы мистера Фишера наполнены сексом в угоду продаваемости, а секс в них…

— Это ложь! — Томас резко повернулся к ней.

Кармоди строго посмотрела на него.

— Если вы не возражаете, мистер Фишер, сейчас говорю я.

Она снова повернулась к Офилии.

— Секс в них чаще всего наносит ущерб достоинству женского персонажа. Как правило, женщины в его романах становятся жертвами убийц, а сами убийства так или иначе сопровождаются сексом.

Томас всем телом развернулся в кресле и посмотрел ей прямо в лицо.

— Да вы хоть знаете, сколько мужчин стали жертвами в моих книгах? Вы вообще понимаете, о чем говорите? Кстати говоря, сколько моих книг вы прочли?

— Уверяю вас, я прочла достаточно и прекрасно понимаю, о чем говорю.

— Назовите их! Что вы прочли?

Офилия шагнула к сцене.

— Томас, вы перебиваете доктора, а она, между прочим…

Томас поднял руку и отмахнулся от Офилии, а сам наклонился к Кармоди.

— Нет-нет-нет, я хочу услышать ответ! Какие из моих книг вы прочли, доктор Кармоди? Прошу вас, назовите.

— Я читала «Соседей» и «Смертельные соблазны», а еще… м-м-м… — Она кивнула и прочистила горло. — А как по-вашему, мистер Фишер, сколько книг я должна была прочесть?

— Больше двух, это уж точно! Это вообще мои первые книги! А я написал четырнадцать романов! Половина из которых стали бестселлерами! Значит, людям нравится то, что я пишу, значит, темы моих романов им интересны, ясно? А вы прочли всего две книги, да вы же понятия не имеете…

— Томас! — осадила его Офилия. — Вы перебиваете доктора Кармоди. Я этого больше не потерплю.

Томас умолк и раздраженно закусил губы, а Офилия обратилась к Кармоди.

— О чем вы хотели сказать, доктор?

— Да, как я уже сказала, книги мистера Фишера демонстрируют нереалистичные связи между мужчинами и женщинами, в которых секс — это ядро отношений. Причем секс, как правило, жесткий, ненатуралистичный, садомазохистский. Никакой любви, нежности, только потная похоть и бессердечные, бездушные описания физиологических подробностей, которые изображены в таких деталях…

Томас сжал подлокотники кресла с такой силой, что костяшки побелели, приподнялся и прокричал:

— Это все ложь! Разумеется, я писал и о злодеях-извращенцах в том числе, но ведь злодеев и нужно ненавидеть! А протагонисты моих романов всегда…

— Вы опять за свое, Томас, — сказала Офилия, выставив вперед руку с карточками. — Дайте ей договорить, прошу вас.

Томас крепко сжал губы, откинулся на спинку кресла и принялся массировать пальцами обеих рук закрытые веки.

Аудитория аплодировала тому, как Офилия поставила Томаса на место.

Офилия повернулась к доктору Кармоди и сказала:

— Мы дадим вам возможность закончить мысль буквально через минуту… — Она посмотрела в камеру. — Сразу после рекламы. Не переключайтесь.

Зазвучала музыка, шоу сменилось рекламным роликом, и Делла, качая головой, проговорила:

— Почему она не дает ему высказаться? Мне кажется, ему есть что сказать, и я ему верю.

— А ты его книги читала? — спросила Лолли.

— Читала одну, предпоследнюю, и все.

— И как, понравилось? — спросила Бренда.

— Да, неплохая книга. Атмосферно, жутко и…

— Но ты согласна с доктором? — перебила ее Мэрилу.

— Ой, ради бога, не смеши меня! — отмахнулась Делла, и недоеденный пончик упал на бумажное полотенце. Она нахмурилась и повернулась к Лолли. — А ты читала хоть одну?

— О, конечно. Я читала все его книги.

Глаза Деллы расширились, а челюсть отвисла.

— Все? — Она повернулась к Мэрилу и Бренде. — А вы, девочки? Вы читали?

Обе неуверенно кивнули.

— И что, неужели тоже все?

Они переглянулись, затем снова посмотрели на Деллу и медленно кивнули.

Глаза Деллы стали еще шире, и она спросила:

— И что, вам понравилось? Вам понравились его книги?

Они снова закивали, а Мэрилу сказала:

— Да, он вроде неплохо пишет, но, может, доктор в чем-то права, понимаешь? Может быть…

— Поверить не могу! — прошипела Делла. — Какие же вы лицемерки! Вы читали книги, они вам понравились, но… вы что, правда считаете, что он заслуживает того, что с ним происходит на этом шоу?

— Ну ты же не будешь спорить, — сказала Лолли, пожимая плечами, — что секс в его книгах не очень реалистичен? Ведь так?

— Тогда зачем ты их вообще читала? — спросила Делла.

— Потому что это интересно, — вставила Мэрилу.

— Но нереалистично, — добавила Бренда.

— Скажи-ка, Делла, — с ухмылкой сказала Лолли, — а у тебя когда в последний раз был такой секс, а? Твой Бобби вытворяет с тобой все эти штуки? Вы вдвоем так же стонете по ночам в постели?

— Нет! Конечно, нет! Ведь секс в его романах — это просто фантазия! Он и должен оставаться фантазией! Вы что, накинулись на этого парня только за то, что он подарил вам сексуальную фантазию? Фантазию, которую вы не можете воплотить в реальности? И только за это вы готовы отдать его на растерзание публике, как принято в этом чертовом шоу?

Женщины смотрели на Деллу широко раскрытыми глазами. Тем временем на экране Офилия напомнила зрителям телефон горячей линии, на которую нужно было звонить, чтобы выразить свое мнение.

— Довольно лицемерно, вам не кажется? — продолжала Делла чуть более спокойным тоном. — Он же писатель. Он должен развлекать людей. Фантазировать — это его работа. Что плохого он сделал? Сами подумайте, что стало с идеей о…

Все разом переключили внимание на экран: шоу продолжалось. Делла глубоко вздохнула, поставила локоть на край стола, оперлась подбородком на ладонь и продолжила наблюдать за происходящим.

Доктору Кармоди позволили закончить мысль, которую она начала высказывать до рекламы.

— Романы мистера Фишера переполнены описаниями нездорового, нереалистичного секса, что влечет за собой нереалистичные ожидания в отношениях. Женские персонажи предстают перед нами соблазнительницами в прозрачном нижнем белье, в то время как мужчины чаще всего остаются прилично одетыми. В своих книгах он относится к женщине как к вещи. Это стереотип, который существовал слишком долго и который необходимо искоренить. Это нужно остановить. И я думаю, начать нужно именно с источника, который ежегодно читают миллионы и миллионы людей на нескольких языках. А именно ― с романов мистера Фишера.

Делла закатила глаза.

— Ушам своим не верю. Теперь она говорит о цензуре. Посмотрите, до чего довели этого несчастного мужчину! А она говорит о…

— Ш-ш-ш-ш! — прошипели вдруг остальные, обернувшись к ней.

— У вас есть что на это ответить, мистер Фишер? — спросила Офилия.

— Да. Да, я отвечу. Раз уж доктор Кармоди хочет запретить мои книги и лишить моих читателей права читать их, то позвольте спросить, что она захочет запретить потом? Лишить людей права молиться так, как они считают нужным? Или заниматься в постели с супругом или супругой тем, чем они хотят? Что еще попадет под ваш запрет?

Люди в студии неодобрительно зашумели, а Офилия повернулась к Лизе Каррен.

— Лиза, что вы скажете о предположении мистера Фишера?

— Чушь собачья, — ответила женщина и отбросила светлые волосы за спину.

Аудитория взорвалась аплодисментами, раздались одобрительные возгласы.

Лиза продолжала:

— Он хорошо умеет строить из себя жертву. Он всегда так делает.

— Да вы меня даже не знаете! — закричал Томас, наклонившись вперед в своем кресле и глядя на Лизу. — Мы сходили всего лишь на одно свидание, и вы считаете, что теперь имеете право говорить так, будто хорошо меня знаете?

Микрофон Томаса Фишера внезапно отключили, и камера сфокусировалась на лице ведущей.

— Сейчас мы прервемся на рекламу, — сказала она, глядя в объектив. — Но, как сообщает наш продюсер, большинство телезрителей уже проголосовало против Томаса Фишера. Мы вернемся через пару минут.

— У них всегда большинство против! — возмутилась Делла. Как только началась реклама, она поднялась со стула. — Реально, всегда так! Вы сами подумайте, почему? Ведь всегда же говорят, что большинство против, разве нет?

Она обвела взглядом остальных.

Подруги молча смотрели на нее. Лолли хихикнула. Мэрилу прикрыла рот ладонью. А Бренда просто отвернулась к экрану, на котором шла реклама таблеток, позволяющих моментально сбросить несколько фунтов.

Делла вздохнула, а затем взяла с тарелки очередной пончик и отправилась за свежим кофе. Она не торопилась. Шла очень медленно. Реклама уже давно закончилась, а Делла все еще стояла у кофе-машины, отщипывая кусочки пончика и подливая в кофе сливки.

Ей не хотелось возвращаться к экрану и досматривать это ненормальное, срежиссированное шоу. Когда Делла вернулась к столу, шел уже следующий рекламный перерыв. Она взглянула на часы. До конца оставалось всего тринадцать минут. Она знала, чем все кончится, но все-таки села за стол. Пончик она доела, но тут же взяла из коробки новый и впилась в него зубами, а затем сделала большой глоток кофе.

— Мы подсчитали голоса наших телезрителей, воспользовавшихся горячей линией, — сказала Офилия. — Пришло время студии выразить свое мнение. Итак! — воскликнула она, повернувшись к аудитории и вскинув руку, словно телепроповедник перед тем, как кого-то «излечить». — Выразите свое мнение о мистере Фишере аплодисментами! Кто за?

Последовало несколько слабых хлопков, аплодировали человек двенадцать или пятнадцать. Затем:

— Кто против?

В аудитории разразилась буря. Люди хлопали, кричали и топали ногами; они стали похожи на разгоряченную вечеринкой толпу студентов колледжа, если не хуже.

— Что ж, — с улыбкой подвела итог Офилия, повернувшись к камере, — мнение нашей студии, очевидно, совпало с мнением телезрителей…

— Да-да, как обычно, — пробормотала Делла, дожевывая пончик; остальные женщины пропустили ее замечание мимо ушей.

— …поскольку подавляющее большинство телезрителей проголосовало против мистера Фишера.

Камера мельком показала мистера Фишера, который остался сидеть на сцене в одиночестве. Женщины куда-то пропали. На лице мистера Фишера читался еще больший ужас, чем прежде.

— Итак, — сказала Офилия, — все, что можно было сказать, сказано. Осталось только одно…

Беззвучно шевеля губами, Делла сказала одновременно с Офилией:

— Он весь ваш!

Кресла опустели, все зрители двинулись к сцене густым потоком, словно неуправляемая природная сила.

Делла отвернулась от экрана, взяла новый пончик, вцепилась в него зубами, откусила кусок, тщательно прожевала его и откусила новый; с набитым ртом она неохотно обернулась на подруг.

Лолли, Мэрилу и Бренда хлопали в ладоши и радостно кричали, подпрыгивая на стульях. Делла запихнула в рот остатки пончика и посмотрела на экран.

Повсюду была кровь. Женщины окружили мистера Фишера, будто стая акул. Их руки с изогнутыми, словно окровавленные когти, пальцами взлетали вверх, а затем падали на жертву. Некоторые женщины пускали в ход даже зубы.

Делла перестала жевать и с набитым ртом смотрела на экран, не в силах оторвать взгляд.

Подруги радовались, аплодировали и подпрыгивали, а Делла откусила от пончика очередной кусок, бросила недоеденное лакомство на стол и принялась яростно жевать. Она наклонилась вперед и смотрела. Внутри нее медленно закипало какое-то чувство, не то злость, не то ненависть — скорее, ненависть, смешанная с раздражением. Она сжала кулаки и вдавила их в бедра.

Подруги громко радовались, но она молчала.

Еще какое-то время.

Вдруг голос Деллы, слегка приглушенный недоеденным пончиком, присоединился к их хору; Делла принялась изо всех сил стучать кулаками по бедрам… удар за ударом, она кричала вместе со всеми:

— Так ему! Держи сукина сына! Рви на части!

Остальные женщины вели себя в точности так же, не отводя глаз от телевизора.

А на экране слова Деллы воплощались в реальность.

Сначала женщины рвали в клочья одежду мистера Фишера и разбрасывали во все стороны обрывки ткани. Но уже через несколько секунд ткань сменилась кожей.

Человеческая кожа летела во все стороны, разбрызгивая за собой повсюду капли крови.

За гладкой кожей последовали кусочки кожи с волосами.

Криков мистера Фишера было почти не слышно, потому что микрофона, который мог бы усилить их, на нем уже не было.

Прошло несколько минут, и из-за спин женщин стало разлетаться кое-что другое. Влажные черно-красные шматки звонко шлепались на пол студии. Но поблизости не было ни одного микрофона, который мог бы передать реальный звук.

В какой-то момент кровь попала прямо на объектив камеры, и картинку тут же переключили на другую.

Делла продолжала кричать вместе со всеми. Она хлопала в ладоши, топала ногами, и голоса женщин, их топот и хлопки сливались воедино, создавая впечатление, будто в маленькой столовой собралась целая толпа.

Затем на экране внезапно возникло лицо Офилии. Она широко улыбалась, демонстрируя зубы и прищурив глаза, а возле ее губ маячил поролоновый наконечник микрофона.

— Завтра, — сказала она, — мы с вами поговорим о женщинах, чьи отцы издевались над ними в детстве. Не пропустите.

Она кивнула и сделала шаг в сторону, а камера крупным планом показала хаос, творившийся на сцене.

Клочья кожи, внутренние органы и веревки кишок разлетались во все стороны.

Кулаки Томаса Фишера сжимались и разжимались в конвульсиях.

Зазвучала финальная музыка, на экране пошли титры.

Делла откинулась на спинку стула, взяла недоеденный пончик и успела откусить от него дважды, пока подруги продолжали радостно поддерживать женщин, разрывавших мистера Фишера на куски голыми руками.

Когда шоу наконец закончилось и пошла реклама какого-то тренажера, способного заставить вас сбросить лишние фунты и убрать лишние дюймы всего за четыре недели, все повернулись к Делле. Она спокойно сидела на своем стуле, жевала пончик и смотрела телевизор, а на лице ее читалось облегчение.

— Я тебя не понимаю, — сказала Лолли.

— Я тоже, — подхватила Бренда.

Делла доела пончик и запила его остатком кофе.

— Почему?

— Да потому что тебе не нравится сама Офилия! — воскликнула Мэрилу.

— Наверное, ты просто не понимаешь смысл, в этом-то все и дело, — сказала Лолли.

Делла поняла, что они не заметили ее реакции в конце выпуска. Она уверенно улыбнулась:

— Да, она мне не нравится. И да, я ее прекрасно понимаю. Просто… просто то, что она делает, кажется мне больным и аморальным.

Все засмеялись.

— Смейтесь, сколько хотите, — сказала Делла. — А все равно для меня это ненормально и отвратительно.

Все проигнорировали ее последнюю реплику и повернулись к экрану в надежде увидеть хоть мельком съемку с места последнего бунта в Лос-Анджелесе…

---

Перевод Анны Третьяковой