Сергей Левин — анапский поэт, прозаик, журналист, рецензент кино, безусловный фанат Кинга, не впавший в подражание и известный далеко за пределами Краснодарского края. Творческий путь Сергея начинался с деконструктивно-сюрреалистической поэзии, мутировавшей в богатый метафорами реализм. Сегодня DARKER поинтересовался темной стороной личности автора.

Кем ты себя видишь?

Мою жизнь условно разделили два этапа: детство и юность прошли в небольшом промышленном городе Котовске Тамбовской губернии, достаточно суровом. Окончив вуз и отучившись год в аспирантуре, я перебрался в Анапу, где обитаю последние семнадцать лет. Почти все это время тружусь в пресс-службе курортной администрации и параллельно занимаюсь творчеством. Так что я редкий вид — чиновник-писатель.

Тамбовскому периоду жизни посвящена моя первая большая прозаическая книга «Космос», объединившая полярные по настроению рассказы и повести, в которых много мистики и сюра. Три года назад ее выход дал мне хорошего творческого пинка — после затянувшегося этапа просиживания в скорлупе и растворения в собственном желудочном соке появилась уверенность в том, что я на что-то способен.

 

В литературных кругах тебя знают в том числе как составителя антологии «Послесказие». Как рождался проект?

Начну издалека. Замечательный британский писатель Нил Гейман известен не только как романист и автор нескольких сборников новелл, но и как составитель антологий. Одна из них — «Папа сожрал меня, мать извела меня» — натолкнула на мысль сделать российский аналог. Только у Геймана авторы сочиняли различные — порой фееричные! — интерпретации сказок народов мира, а мне захотелось сконцентрироваться на богатейшем пласте исключительно русских народных сказок, известных всем с детских лет.

Через закрытую группу на Facebook кинул клич друзьям-сочинителям, кто-то из них порекомендовал своих приятелей-писателей. Так стихийно собралась компания из 20 с лишним авторов, крайне разношерстных, именитых и новичков, и все с энтузиазмом взялись за дело. Работало несколько художников: основную массу стильных черно-белых иллюстраций сделал анапчанин Илья Копанев, а помогли ему Ольга Шевлякова и Дарья Тоцкая.

Первоначально мы планировали создать интернет-проект на одном кубанском сайте, но что-то никак не срасталось. В итоге решили издавать бумажную книгу. Она вышла тиражом в 200 экземпляров и моментально разошлась по рукам. Сейчас это реальная библиографическая редкость! По многочисленным просьбам в настоящее время мы подарили «Послесказию» вторую жизнь, выпустив его электронную версию в популярном интернет-магазине ЛитРес.

 

Как встретили «Послесказие» читатели, критики?

Проект получил хороший резонанс, о нем писали журналисты и профессиональные филологи, разбирая тексты по косточкам и находя самые неожиданные параллели. В 2016 году на первом фестивале фантастики и комиксов #МАРСНАШ, который прошел в Краснодаре, «Послесказие» было признано антологией года, обойдя таких серьезных и искренне уважаемых мной конкурентов, как, например, «Самая страшная книга» или сборник «Время волков».

Вскоре последовало неожиданное предложение от кубанского издательства «Традиция» — сделать своеобразный сиквел, адресованный теперь уже юной аудитории. Так увидела свет антология «Послесказие. Дети» с рейтингом 6+, которая стала полностью издательским проектом.

 

Твоя история получилась одной из самых страшных в антологии.

Думаю, самой страшной… Изначально я хотел написать грустную социалку по мотивам «Колобка», крутил в мыслях идею о пухлом школяре, который убегает от гопников и подворотных алкашей. Но потом показался заманчивее драматический потенциал сказки «Лиса и заяц», которая в переложении превратилась в мистический, крайне жесткий полицейский триллер «Рыжая бестия», где вполне себе не фигурально «летят клочки по закоулочкам». Там хватает этакой тарантиновщины — не зря я время от время пишу кинорецензии. Есть и временные скачки повествования, и узнаваемая провинциальная бытовуха, и сюрреалистичное обустроенное монстром жилище, которое, как мне кажется, мог идеально реализовать на полотне Ганс Гигер.

В этом тексте я ни в чем себя не ограничивал. Если сцена изначально планировалась жестокой, такой она и получилась. Хотелось сделать реалистичный и одновременно пугающий бесцеремонно внедряющейся в эту самую реальность иррациональностью рассказ. Надеюсь, получилось.

 

Насколько, ты считаешь, формат сказки коррелирует с хоррором?

В сказках изначально много жути. И я имею в виду не только тотемного «Медведя — липовую ногу». Пугающие же персонажи Кощей Бессмертный (нежить, зомби, говоря современным языком), Баба Яга (злая ведьма), Змей Горыныч (дракон). Того же хрестоматийного весельчака-Колобка в итоге съедают — чему тут радоваться?

Потому неудивительно, что в «Послесказие» вошло немало мрачных вещей. Владимир Бегунов написал «Зелье из топора» о студенте-филологе, который ищет старинный эликсир и встречается с таинственным отшельником. Авторству Алексея Двоеглазова принадлежит «Смерть в плацкарте» — смесь герметичного хоррора и космофантастики про пришельцев-уголовников, волей случая оказавшихся запертыми в тюремной камере. Новелла «Две пары золотистых глаз» Марии Казаковцевой, хотя и имеет лирическую подоплеку, повествует о женщине-оборотне, способной беспощадно проучить недругов. Да и финальная вещь антологии — небольшой комикс «БыкЭнд», созданный мной вместе с Ильей Копаневым, — оборачивается экзистенциальной притчей с далеким от хеппи-энда финалом.

 

Повлиял ли на твое творческое мировоззрение любимый тобой Стивен Кинг и другие мастодонты хоррора?

Кинг при всей его несомненной мастеровитости, поразительной плодовитости и неоспоримом таланте — далеко не единственная заслуживающая внимания фигура на поле современного хоррора. В числе по-настоящему страшных романов последних лет могу назвать «Террор» Дэна Симмонса (впрочем, и его дебютная «Песнь Кали» — жуть жуткая), «Мультики» Михаила Елизарова (настоящий роман-морок с гипнотическим воздействием), «Блаженны мертвые» Йона Айвиде Линдквиста и много что еще.

Как мне представляется, жанр в России сегодня постепенно возвращает себе популярность, какой пользовался, к примеру, в 90-е. Тогда книжные развалы были заполнены мистикой, часто с чудовищными переводами и гротескными обложками, но раскупалось все мигом. Я тоже немало стипендий оставил барыгам на тамбовском рынке.

О вновь возрастающем интересе к хоррору говорит несомненный успех упомянутой «Самой страшной книги», которая расширяет границы антологии и уже выпускает сольные издания. Увеличиваются сборы в кино российских фильмов ужасов — успешно проявили себя в прокате «Пиковая дама» и «Невеста» режиссера и сценариста Святослава Подгаевского. У последней даже будет ремейк в Голливуде! Сейчас спорный, но все же жанровый проект «Гоголь» зарабатывает приличные деньги. Недавно на питчинге в Москве представляли несколько интересных сценариев. Все это — свидетельства внимания к жанру, его жизнестойкости.

Ревнители реализма в искусстве, несомненно, назовут это болезнью общества, однако хоррор — не яд, а, скорее, лекарство. Сейчас сложное время, когда практически любой выпуск новостей способен напугать намного сильнее историй о призраках или верфольфах. Хоррор — разновидность психотерапии, антистресс. Он, как это ни странно звучит, успокаивает нервы, ведь действительность бывает куда страшнее выдуманных монстров.

А еще я знаю многих авторов, которые любят жанр, успешно творят в нем и при этом являются милейшими и добрейшими людьми, которые мухи не обидят. Все дело в личном отношении.

 

Как ты думаешь, каким путем пойдет российская хоррор-литература? Будет ли это нечто в связке с weird или мы плотно уйдем в исторический поджанр как возможность поднять выше художественный уровень текстов?

Думаю, направлений будет много и разных. Посмотреть хотя бы на жанровую палитру последних антологий «ССК»: можно найти и фэнтези, и исторический детектив, и слэшер, который лично я очень не люблю. Всегда интригует обращение к фольклору, небезынтересны попытки мэшапа («Фаталист» Виктора Глебова). Мне как филологу и ценителю жанра с 30-летним стажем (еще в школе я сочинял крайне трешовую трилогию «Труп» и сам же ее иллюстрировал) интересны попытки смеси жанров, стилистические эксперименты. Замечательный образец — полифоническая книга «Запах» Владислава Женевского. Искренне жаль, что этот невероятно талантливый автор ушел из жизни так рано.

 

Люди, подобные тебе, никогда не останавливаются на достигнутом, живут планами и их воплощением. Поделишься?

Планов всегда много. Жаль, времени часто на все не хватает. Но один проект, над которым я работал последний год, все же близок к реализации. Это антология «А — значит Анапа», которая объединила семнадцать авторов из разных городов нашей страны и ближнего зарубежья. Каждый написал рассказ, который или связан с курортом, где я живу, или его действие происходит здесь, на южных берегах. Получился пестрый сборник, в котором можно найти и мистические, довольно мрачные рассказы. Не хочу пока выдавать всех секретов. Надеюсь, в этом году антология обретет жизнь, и тогда о ней можно будет поговорить как о воплощенной задумке.

---

Фото автора: Ирина Серова

Иллюстрации: Илья Копанев