В нашей келье наконец-то наступает тишина. Звуки производит лишь печатная машинка, между клавиш которой застревают мои пальцы, лишенные кожи и ногтей.
В келье царит тьма, ведь здесь нет дверей, а единственное окно заклеено нашими стараниями. Впрочем, не до конца. Из небольшой прорехи сочится зеленый гипнотический свет, облизывает трупы, смешивается с кровью на полу и превращается в бестелесный светофор.
Зеленый — иди, красный — стой.
Я пишу письмо нашему божеству. Повелителю зеленых огней. Единственному, кто имеет право судить и карать. Тому, Кто Смотрит С Той Стороны Стекла.
Зеленые огни утащили нашу память в небытие, оставив лишь лоскуты, искалеченные обрывки мыслей, поступков, желаний. Кто мы? Для чего здесь? Нет ответа.
Зеленый — иди.
Света становится больше. Теперь трупы отбрасывают шевелящиеся тени, словно пряча засохшую кровь, укутывая ее в подол черноты.
Я пишу письмо без слов, нажимая на те клавиши, где под запекшейся коркой могу разобрать буквы. Тот, Кто Смотрит С Той Стороны Стекла милосерден. Он должен понять.
Мои пальцы меняются. Они распускаются, как мясной, израненный насекомыми бутон. Я соединяю ладони, превращая их в самое прекрасное соцветие, какое только видел этот вывернутый наизнанку мир. С пальцев течет бордовый сок, течет прямо на письмо, на мое тело, которое точно такого же цвета. Я смеюсь.
Красный — стой.
Сознание играет со мной, дразнит, доставая из глубины забвения выцветшие картинки. Образы. Я закрываю глаза и вижу другие места. Другие письма. Мы застряли в искаженной временной петле, где обречены делать одно и то же. Раз за разом взывать к зеленым огням, чтобы переродиться и вновь выполнить свою миссию. Из месяца в месяц. Из года в год.
Это откровение снисходит болезненной вспышкой, выжигая другие участки памяти. Окончательно стирая имена моих братьев — тех, что сейчас поднимаются с пола. Я слышу, как оживает кровь в их жилах, как она поет свою песнь. Я слышу ее удары об пол, слышу, как в ужасе спасается от нее темнота. Я слышу.
Красный.
Я поворачиваюсь. Мои братья слеплены из голого мяса. Они смотрят на меня зелеными глазами, которые утопают в безликой плоти. Я не помню их, не помню, почему с них содрана кожа, не помню, как должен умереть этот мир.
Но я помню, что мы всегда доводили дело до конца.
Стой.
Один из них поворачивает голову на сто восемьдесят градусов, стонет и поворачивает ее дальше, будто осматривая помещение. Когда она с щелчком возвращается на место, он открывает рот и оттуда высыпаются мятые книжные страницы. Прошлые письма.
— Есть и другие миры, кроме этого. Этот уже не наш, — сообщает он и падает замертво.
А я вспоминаю другие миры. Цирк, Подземелья, Дорогу… Я вспоминаю все сорок восемь, что были до нынешнего. До этого вязкого, засасывающего кошмара.
Место книгочея занимает следующий. Голова делает круг, щелкает шея, из открытого безгубого рта летят крошечные кино-катушки. Механический голос произносит:
— Двадцатое число, время Великого Исхода. Пленка закончилась, пора двигаться дальше.
Я вспоминаю даты, цифры, вспоминаю многие лики нашего божества, но самое важное мне до сих пор недоступно. Кому же мы служим на самом деле? Чье имя воспеваем в молитвах? Не оставил ли нас Тот, Кто Смотрит С Той Стороны Стекла, если он когда-либо существовал?..
Изо рта третьего человека падают осколки пластинок. Звучит музыка. Он дергается в танце, глаза сияют изумрудом.
— По ту сторону зеленых огней уже ждут, — говорит он перед очередной смертью. — Не стоит бояться.
Зеленый.
Я делаю шаг к окну. Тяну руку к тому, что закрывает стекло, и за долю секунды до прикосновения к холодной коже понимаю. Слышу за спиной знакомый щелчок и поворачиваюсь.
— Номер почти готов, — шепчет человек, выплевывая карандаши и фломастеры. — Собери пазл на окне. Приди к огням.
Иди.
Я приближаюсь к свету. Он пронзает мою плоть, все мое существо, на секунду ослепляет, но следом дарует новое зрение. Дарует Знание.
Келья содрогается от ударов неведомой силы, по стенам и полу змеятся трещины, вскрывая оболочку этого мира. Последний мясной человек очень медленно начинает поворачивать голову.
Я слышу, как хрустят шейные позвонки позади меня. Я вижу, что в живой занавеске на окне собрана вся наша кожа — моя и моих братьев. Она пульсирует и врастает в стекло, но прореха никак не затягивается. И я знаю, чем ее закрыть.
Мясной человек за спиной щелкает, открывает рот, и оттуда появляется игрушечная кукушка.
— Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, — говорит она, пока я срезаю свое лицо.
Кровь льет с подбородка водопадом, но я справляюсь. Заворачиваю в лицо наше письмо, прислоняюсь к стеклу и заглядываю за пределы. За пределы всего. Я смотрю из прорехи и вижу клавиатуру и руки над ней. Вижу беспроводную мышь. Вижу кружку с нарисованным Ктулху. Он зеленого гипнотического цвета.
Вижу Того, Кто Смотрит С Той Стороны Стекла.
Я вижу тебя, читатель.
Кукушка в мясном человеке молчит, но из недр его вырывается стон:
— Четыре года в эфире. Номер сдан.
Он падает и рассыпается на запчасти из органики. Я прикладываю лицо с вклеенным в него письмом к стеклу и закрываю прореху. Наш пазл собран. Плоть от плоти. История рассказана, мы отдали себя целиком. Зеленые огоньки с радостью принимают дары. Меня окутывает тьма, меня лижут чернильные языки, и я распадаюсь на атомы. Превращаюсь в ничто.
...До следующего раза.
Пока Тот, Кто Смотрит С Той Стороны Стекла не потребует новых жертвоприношений. Новых зрелищ.
Пока в каком-то неведомом мире не проснемся мы — я и мои братья. И мы вновь исполним свое предназначение, потому что по-другому не умеем.
И однажды, я верю, мы вспомним собственные имена.
Комментариев: 0 RSS