Хеллоуин — не просто праздник с богатыми историей и традицией. И не типичный пример карнавальной культуры аккурат по Бахтину. Это целый социокультурный пласт, о котором мы — люди, знающие о Хеллоуине только «по верхам», не впитавшие trick or treat вместе с овсяной кашей, — имеем лишь самое общее представление.

Так что, увы, нам очень сложно полностью восстановить все те смыслы, которые авторы рассказов, чье действие происходит в Хеллоуин, вкладывали в свои тексты.

И наверное, именно поэтому наш топ может кардинально отличаться от топа такого же издания — но уже англоязычного.

Ну упс.

Место 7

Томас Лиготти «Беседы на мертвом языке» (Conversations in a Dead Language, рассказ, 1989)

Рассказ, полностью погруженный в Хеллоуин, — практически целиком составленный из описания ритуала выпрашивания сладостей. Вообще, дети, которые стучат в двери чужих домов и получают конфетки от посторонних дядей… да еще в атмосфере всеобщего переодевания… Неплохая затравка для классического хоррора с участием педофила, не так ли?

Однако Лиготти не идет обычным путем. И именно это и позволяет его «Беседам на мертвом языке» просочиться на последнее место нашего топа.

Однако кто знает — вдруг, будь это обычный рассказ про педофила, он бы поднялся выше?

Место 6

Дин Кунц «Черная тыква» (The Black Pumpkin, рассказ, 1986)

Классическая схема — в дом притащили зловещую дрянь, дрянь показала всем кузькину мать. И даже подача истории от лица подростка — Хорошего Мальчика Который Нелюбим В Семье — тоже используется не впервые. И даже не в тысячный раз.

Да и щепотка синдрома Кассандры у главного героя тоже уже где-то встречалась…

Конечно, рассказ простоват. Он достаточно линеен, и его финал считывается уже с первой же страницы. Однако как раз в этой простоте и кроется его обаяние.

Не история взросления, не бытовая драма, не философские изыскания, не производственный роман — завернутые в обертку хоррор-стори. А хорошая, крепкая крипота. Иногда ее так не хватает.

Место 5

Глен Хиршберг «Стёпка-растрёпка» (Struwwelpeter, рассказ, 2001)

И снова о детях, и снова от лица ребенка. Название отсылает к «Стёпке-растрепке» (в оригинале «Неряха Петер») — сборнику немецких назидательных стихотворений. Большинство его героев нарушают правила или преступают запреты — и в итоге плохо кончают. Собственно, это же грозит и одному из персонажей рассказа Хиршберга. Назвать этот текст чистым хоррором сложно — в отличие от той же «Черной тыквы», в нем нет концентрированной, густо намешанной крипоты.

Классический хоррорный элемент — «дом с привидениями» — накладывается на подробнейшее психологическое исследование героев. По сути дела, это скорее история взросления, со всеми свойственными ему ошибками и перегибами — и в этом смысле Хиршберг повторяет некоторые принципы и приемы Стивена Кинга. Однако, в отличие от Кинга, он напускает слишком густой туман и слишком о многом говорит намеками — что сильно смазывает впечатление от финала рассказа.

Нужен ли был вообще мистический элемент в этой истории? Не выиграла бы она, если бы осталась крепким психологическим реализмом? Решать вам.

Место 4

Глен Хиршберг «Карнавал судьи Дарка» (Mr. Dark's Carnival, рассказ, 2000)

Рассказ с абсолютно классической завязкой — некий Фома неверующий скептически относится к Главной Местной Традиции, и с не менее классической развязкой — в итоге Фома получает от этой традиции по шапке.

Собственно, о развязке начинаешь подозревать уже с первых страниц — но это совершенно не портит впечатления от текста. Хиршберг решил не запутывать читателя, а ткать полотно истории, так, как ему кажется правильным — и не прогадал. Это настолько эмоционально и образно насыщенное повествование, что предсказуемость финала даже несколько забывается.

Одна из несомненных удач автора — прописанность Комнаты ужаса, которая не превратилась в лубочный жупел, истасканный по сотням ужастикам категории В.

Место 3

Питер Страуб «Великолепный Хэт» (Pork Pie Hat, повесть, 1994)

Кажется, Страуба покусал Стивен Кинг. Или хотя бы облизал.

Потому что вся первая часть, в которой нет ни грамма страха — и лишь совсем чуть-чуть, на кончике ножа, мистики, — является пиршеством любви к джазу. Страуб настолько трепетно выписывает все детали очарованности своего героя джазом и Великолепным Хэтом, что в итоге закрадываются подозрения — а не альтер ли эго перед нами?

Строго говоря, хеллоуинская тематика здесь несколько натянута (как и в еще паре рассказов из данного топа). Да, ключевое событие в жизни Великолепного Хэта произошло на Хеллоуин… но точно так же могло случиться и в любой другой день. Но технически под требования к кандидатам в топ рассказ попадает.

А его крепкая хоррор-составляющая, которая представлена во второй части, позволяет доползти аж до бронзы.

Место 2

Роберт Маккаммон «Странная конфета» (Strange Candy, рассказ, 2012)

Огромное количество хоррор-текстов и фильмов ужасов, в которых действие происходит в Хеллоуин, привело к тому, что делать историю о том, как в этот праздник произошло ЧТО-ТО СТРАШНОЕ, кажется уже дурным тоном. Ну право слово, лучше уж окропить красненьким святой праздник Рождества, чем выпускать толпы хтони в ночь на Хеллоуин.

Маккаммон идет по другому пути, обманывая читателей и выворачивая все наизнанку. Да, в Хеллоуин приходят призраки, но…

Это трогательный, ностальгический текст, который даже и хоррором-то называть как-то неудобно. Он близок к традиции святочных рассказов — хотя, может быть, для авторов литературы ужасов, Хеллоуин и является по-своему святками?

Место 1

Рэй Брэдбери «Октябрьская игра» (The October Game, рассказ, 1948)

Рэй Брэдбери отчего-то всегда преподносился советским читателям как милый, добрый, солнечный автор. Ностальгирующий по детству, трепетно хранивший воспоминания прошлого — и отважно смотрящий в глаза опасностям будущего.

При этом критики старательно закрывали глаза на те элементы хоррора, которые можно было встретить в его рассказах. Взять, например, знаменитый «Вельд». Ми-ми-ми, технологически развитое будущее, ми-ми-ми, игры с пространством и физическими ощущениями. Да блин, там дети родителей львам скормили! А от некоторых глав «Вина из одуванчиков» и «Марсианских хроник» так вообще веет потусторонней жутью.

«Октябрьская игра» — чистый триллер, без унции фантастики. Совершенная, классическая бытовуха. Абсолютно банальная ситуация — муж ненавидит жену. За все, что та сделала и не сделала. И эта ненависть велика настолько, что чтобы ее насытить, недостаточно развестись. Или привести любовницу в дом. Или просто поколачивать жену время от времени.

Герой сервирует главное блюдо для своей ненависти аккурат в Хеллоуин — и подает в разгар обычной для этого праздника детской игры.

Место 0

Роджер Желязны «Ночь в одиноком октябре» (другое название — «Ночь в тоскливом октябре», A Night in the Lonesome October, роман, 1992)

Это произведение будет располагаться вне топа — и одновременно существенно над его вершиной. Вне — потому что это роман (а у нас в топе преимущественно рассказы) и потому, что это не такой уж и хоррор. Над — потому что это, пожалуй, лучшее произведение о Хеллоуине, которое было — и будет — написано.

Великолепное, искрометное — и одновременно с щепоткой грусти — это и мистика, и детектив, и литературная игра. Одно из лучших произведений Желязны, для некоторых затмевающее даже его программный труд о принцах Амбера.

Некая Игра, которая разворачивается в стылые октябрьские дни, и последний раунд которой придется именно на хеллоуинскую ночь. Таинственные игроки — и их животные-помощники, чьими глазами мы и наблюдаем за происходящим. Тварь в круге, которая хочет… о чего она только не хочет! И что она только ни предлагает, чтобы соблазнить главного героя. Например, афганскую борзую… ну так, скрасить его холостяцкий досуг. Но…

«Ночь в одиноком октябре» можно перечитывать не один раз, расшифровывая все отсылки и аллюзии (и самая первая, начального уровня, присутствует уже в названии), угадывая персонажей и сравнивая разные переводы.

Неплохой вариант, чтобы провести Хеллоуин, не так ли?