Окно было очень маленьким — горизонтальная прорезь размером полметра на полтора. Окно напоминало Щербину смотровую щель средневекового шлема. Сам же он был словно лилипут, забравшийся внутрь и глядящий сквозь нее на великолепный пейзаж Нереиды.

На планете начинался рассвет. Умирающая звезда поднималась над горизонтом, заливая все густым темно-красным светом. Равнина и горная цепь, видимые из окна исследовательской базы, постепенно приобретали соответствующий оттенок, теряя собственные краски. Это был краткий утренний период между ночью и днем, когда можно было увидеть, какого на самом деле цвета ландшафт на Нереиде, четвертой планете системы Гиперион, и Щербин старался не пропускать этой картины.

Его группа прибыла чуть больше двух месяцев назад, сменив своих предшественников, благополучно вернувшихся на Сатурн. Ученым предстояло провести на Нереиде еще месяц с небольшим, а затем уступить место следующей партии исследователей.

Щербин сидел за столом и записывал последние данные, полученные при изучении грунта с противоположной стороны горной гряды.

— Опять ничего, — бормотал он, выводя привычные слова и фразы. — Нет даже бактерий!

Он положил ручку, встал и, подойдя к кулеру, набрал в пластиковый стакан воды.

Планета имела все условия для возникновения жизни. Но людям до сих пор не удалось обнаружить ни малейших признаков даже простейших организмов. Конечно, сейчас умирающее солнце каждый день выбрасывало на Нереиду такое количество смертельного излучения, что никакие животные не могли бы здесь существовать, но ведь не было найдено даже их останков — значит, они никогда и не обитали на планете.

Тем не менее растительность присутствовала — чахлая и странная, приспособившаяся к новым условиям; она покрывала значительную часть планеты, а на дне небольшого океана обнаружились водоросли. Более того, вскрывая почвенные пласты, предыдущие исследовательские группы смогли проследить эволюцию флоры Нереиды, прошедшую через миллионы лет. Но ни малейшего следа живых существ! Даже в те периоды, когда условия планеты были оптимальными.

Опорожнив стакан несколькими большими жадными глотками, Щербин скомкал его и выбросил в мусоропровод.

В зеркале справа отразилась семицветная радуга, и взгляд микробиолога обратился к окну. Там как раз начало появляться сияние. Так условно называли странное явление, имевшее место на Нереиде, все члены группы.

Звезда поднялась достаточно высоко, так что можно было увидеть ее трепещущий багровый край. Лучи, несущие не только красный свет, но и тонны радиации, ложились на равнину. Горы давали темную длинную тень и сами казались вырезанным из плотного картона силуэтом. Зато их абрис начинал светиться: из-за диффузии вокруг края гряды возникала тонкая, но вполне различимая радуга!

Причину этого явления не удалось разгадать ни одной исследовательской группе, хотя все побывавшие на Нереиде ученые пытались это сделать.

Сияние завораживало Щербина, и он замер на несколько секунд, любуясь этим таинственным ореолом. Потом отвел взгляд и покачал головой, думая о том, что, возможно, причина этого феномена кроется во времени суток, и разгадать его секрет можно, только выйдя за периметр базы днем. Ему хотелось бы оказаться в горах прямо сейчас, чтобы исследовать это странное свечение, но, к сожалению, излучение красной звезды было слишком сильным — настолько, что защиты скафандров хватало лишь на сорок минут. Этого было достаточно, чтобы добраться до гор и вернуться на базу прежде, чем организм получит радиоактивные ожоги.

Дверь открылась с тихим шипением, и в отсек вошел Руслан, старший лаборант. Вернее, не вошел, а влетел, едва не поскользнувшись на небольшом квадратном коврике, который Щербин привез с Сатурна.

— Семен Михайлович! — крикнул он. — Свен сбежал!

Микробиолог резко обернулся. Новость была скверная.

— Когда?!

— Чуть меньше часа назад.

Мальчишеское круглое лицо Руслана выражало крайнее волнение.

— Только что узнали, да? — Щербин взял лаборанта за локоть и потащил за собой.

— Да, Семен Михайлович! Марина пошла в лазарет, а там пусто! Послала меня к вам. Она думает, Свен надел скафандр и вышел наружу!

Щербин остановился посреди коридора.

— Как? Почему?

— Пропал один скафандр. Компьютер зафиксировал выход с базы в пять восемнадцать.

Значит, Луговская сначала убедилась, что пациент сбежал, а уж потом отправила к Щедрину Руслана. Понятно…

— А камеры? — продолжив путь, спросил микробиолог.

— Не успели посмотреть. Марина как раз в комнате охраны.

— Тогда идем туда.

Врач — миловидная брюнетка двадцати семи лет — сидела в вертящемся кресле перед экранами, на которых мелькали кадры видеозаписи — все, что происходило внутри и вокруг базы, фиксировалось.

— Нашла? — с порога спросил Щербин.

Луговская обернулась. Лицо у нее было озабоченное.

— Виновата, Семен Михайлович. Не доглядела.

Микробиолог качнул головой.

— Ерунда! При чем тут ты?

— Я должна была его запереть.

— Кому могло прийти в голову, что Свен решит выйти, тем более сейчас.

Щербин бросил взгляд на окно. Звезда почти полностью виднелась над горами, тень от гряды стала короче.

— Куда он, интересно, направляется, — пробормотал Руслан.

— Вот запись, — сказала Марина. — Поглядите.

На экране возникло изображение наружного шлюза. Свен, худой и высокий, вошел, открыл стенной шкаф и стал надевать скафандр. Движения у него были замедленные, голова время от времени подергивалась. Вот он закрепил шлем, опустил тонированное забрало и ввел код в электронный дверной замок. Шлюз открылся, и долговязая фигура, чуть сутулясь, шагнула навстречу багровому свету.

— Он взял гравитант! — Голос раздался позади и принадлежал Бэну Рудеру.

Атлет вошел в комнату охраны и остановился, немного не доходя до мониторов.

— Я проверил, — сказал он, когда все обернулись. — Не хватает третьей «торпеды».

Торпедами называли небольшие гравитанты, походившие на бесколесные мотоциклы, скользившие над поверхностью планеты при помощи генерируемого магнитного поля.

— За это время он мог добраться до гор, — проговорила Луговская, взглянув в окно.

— Что ему там делать? — отозвался Руслан.

— Что ему вообще делать снаружи? — сказал Рудер.

— Надо проследить его маршрут. — Щербин склонился над пультом управления и ввел параметры поиска. В скафандрах были специальные маячки, а вокруг базы исследователи установили множество мачт, ретранслирующих сигнал. Они образовывали подобие паутины, благодаря которой можно было узнать, как перемещался обладатель скафандра — если, конечно, он не выходил за этот периметр.

Обработка запроса заняла меньше минуты.

— Вот! — не удержался от возгласа Руслан, ткнув пальцем в экран. — Он на перевале!

Так условно называлась самая низкая часть гряды, через которую переправлялись гравитанты, чтобы попасть на другую сторону.

— И он там уже восемь минут, — заметил Щербин. — Значит, это место его назначения.

— Свена необходимо вернуть, — сказала Луговская. — Пока он не отправился дальше.

— Я полечу, — вызвался Рудер.

— Я с тобой. — Врач решительно встала. — Возможно, придется вводить успокоительное.

— Я с вами, — сказал Щербин. — Руслан, останешься здесь. Подготовь медицинский отсек.

— Хорошо, Семен Михайлович.

— Все, собираемся!

Через десять минут трое вышли из наружного шлюза и направились к большому гравитанту, напоминавшему майского жука. Из комнаты охраны лаборант пронаблюдал за тем, как транспорт оторвался от земли, втянул опоры и устремился на восток.

 

***

Щербин направил гравитант влево, туда, где в тени уступа виднелась «торпеда».

— Вот он! — радостно вскрикнула Луговская, показывая рукой на белую фигурку, лежавшую в тридцати метрах. Только теперь она стала заметна за валунами.

— Похоже, с ним что-то не так, — заметил Рудер. — Он не двигается.

— На прилегшего отдохнуть не похож, — согласился Щербин. Его кольнуло нехорошее предчувствие. — Сколько он пробыл снаружи?

Врач посмотрела на свои часы.

— Час двадцать шесть минут.

— Много! — пробормотал Щербин, сажая гравитант на плоский участок перевала. — Он уже получил дозу.

— Но не смертельную, — заметил Рудер. — Если вколоть ему…

— Ладно, давайте на выход. — Щербин отстегнулся, как только опоры коснулись поверхности.

Первым вышел микробиолог, за ним — Луговская и Рудер. Все трое поспешили за валуны, где лежало тело Свена.

Звезда взошла высоко, и тени посветлели, стали короткими и прозрачными, но все вокруг приобрело розовый оттенок — словно перед солнцем поставили громадный светофильтр.

— Вон он! — воскликнула Луговская, когда из-за камней показались ноги Свена.

Врач побежала вперед, несмотря на опасность упасть: поверхность была неровная, повсюду валялись осколки горной породы.

— Осторожно! — крикнул ей Щербин, но сам тоже ускорил шаг.

— Черт! — Голос Луговской стал испуганным.

— Что такое? — тут же спросил микробиолог.

— У него что-то со шлемом…

Врач скрылась за валунами. Щербаков и Рудер подоспели через пять секунд и увидели, что Свен лежит на спине, тонированное забрало поднято, и второе стекло — тоже, открывая лицо радиоактивному излучению.

— Проклятье! — пробормотал Щербин, стараясь держать себя в руках. Он опустился на колени и заглянул в отверстие.

Кожа на лице Свена покраснела, широко раскрытые глаза выражали крайнюю степень ужаса, рот был открыт и перекошен, словно сведенный судорогой.

— Он мертв? — спросил Рудер.

— Думаю, да, — ответил Щербин. — Марина?

Луговская проверила показания скафандра и покачала головой.

— Никаких признаков жизни, — сказала она тихо.

— Что случилось? Не из-за радиации же он умер.

— Нет, излучение не могло убить его так быстро.

— Тогда в чем дело?

— Не могу определить, пока он в скафандре. Надо доставить его на базу. Там я проведу полный осмотр.

— Хорошо, — кивнул Щербин. — Давайте его перенесем.

Они с Рудером взяли шведа с двух сторон и приподняли.

— Господи, ну и тяжелый! — прокряхтел атлет. — Не думал, что он столько весит.

— Да уж! — пропыхтел в ответ Щербин. Действительно, впечатление было такое, будто Свен прибавил килограмм пятнадцать. — Понесли?

— Я готов.

— Похоже, он уже окоченел, — заметил Рудер.

Щербин понял, что атлет имел в виду: поднятый труп сохранил то положение, в котором был обнаружен. Будто в руках у них была гипсовая статуя, а не человеческое тело.

— Это невозможно, — удивленно сказала Луговская. — Ничего не понимаю…

— Ладно, на базе разберемся. — Щербин кивнул Рудеру. — Идем к гравитанту.

Они сделали пару шагов, но тут тело шведа неожиданно сложилось пополам и выскользнуло из их рук, ударившись о камни. Раздался негромкий хруст — будто лопнуло толстое стекло.

— Черт! — воскликнул Рудер.

— Осторожно! — не удержалась Луговская.

— Ему уже все равно, — пробормотал Щербин. — Давай еще раз. Держи крепче.

Они с Рудером попытались поднять Свена, но у них ничего не вышло: тело шведа утратило твердость.

— Как будто камней в скафандр напихали! — проговорил Рудер, предпринимая очередную бесплодную попытку приподнять шведа.

— Да уж, — согласился Щербин.

— Что будем делать?

— Хватай под мышки. Так не выскользнет. Потащим волоком.

— Нельзя же так! — запротестовала Луговская.

— Предлагаешь бросить его здесь? — спросил Щербин.

Врач насупилась, но больше возражать не стала.

Труп Свена погрузили в грузовой отсек, и Рудер включил режим радиоактивной защиты.

— Отправляемся? — спросила Луговская, занимая свое место.

— Подождите, — попросил Щербин. — Хочу кое-что прихватить с собой.

— Что?

— Образец.

— Сейчас не время, — запротестовала врач, но микробиолог не слушал.

Пока они тащили шведа, он обратил внимание, что поверхность камней поблескивает в солнечных лучах, будто посыпанная серебряной пылью. Однако ни один образец горной породы, исследованный до сих пор, не содержал ничего, что могло бы отражать свет. Он должен был захватить на базу хотя бы пару камней.

Прихватив бокс для образцов, Щербин вышел наружу и подобрал несколько небольших булыжников. Все они слегка поблескивали. Микробиолог повертел их в руках, любуясь тем, как на шершавых боках вспыхивают алые искры.

— Можно побыстрее?! — раздался в шлемофоне раздраженный голос Луговской.

Щербин сложил камни в бокс, защелкнул замки и вернулся в гравитант.

Врач встретила его недовольным взглядом, но говорить больше ничего не стала.

Рудер закрыл люк и активировал очистку салона. Прошли положенные две минуты, и сигнал возвестил о том, что можно снять шлемы.

— Уф! — проговорил Рудер, освобождаясь от своего. — Давайте взлетать. Надо узнать, что случилось со Свеном.

Щербин занял место пилота.

— Все-все, — сказал он. — Пристегнитесь.

 

***

— О боже! — воскликнула Луговскаая, когда вместо тела Свена из скафандра в прямом смысле высыпались осколки.

Весь труп превратился в битое стекло! Только голова частично сохранилась, хотя затылок был выщерблен и покрыт расходящимися трещинами.

— Что это?! — дрогнувшим голосом спросил Руслан.

Ему никто не ответил. Все стояли вокруг стола для вивисекции и смотрели на груду осколков разного размера.

— Он остекленел, — проговорила Луговская неуверенно.

— А может, это лед? — предположил Щербин.

— Сейчас узнаем, — беря себя в руки, ответила врач.

— Тебе помочь? — спросил микробиолог.

— Да. Придвиньте сканер поближе.

Щербин с Русланом подтащили большой аппарат и установили его рядом со столом. Луговская настроила его на комплексный анализ.

— Сейчас мы узнаем об этом… — Она запнулась, подбирая слова, но сдалась. — В общем, скоро все выясним.

Щербину показалось, что в голосе Луговской не было уверенности. Неудивительно: с подобным феноменом никто еще не сталкивался. Ни одна из групп, побывавших на Нереиде раньше, не описывала ничего подобного. Похоже, им наконец удалось открыть что-то новое. Щербин ощутил легкое возбуждение.

Аппарат тихо загудел и двинулся вдоль того, что осталось от тела Свена, сканируя его всеми доступными науке способами.

— Ну что? — не выдержал Щербин, видя, как хмурится, глядя в монитор, Луговская.

— Ничего не понимаю, — ответила врач. — Тело остекленело. Совершенно. Все жидкости превратились в однородную твердую массу. Но структура этого стекла… неизвестна. Сканер не в состоянии ее определить.

— Новое вещество? — спросил Рудер.

Луговская подняла взгляд от экрана.

— Для нашей науки — да.

— Черт! — выдохнул Руслан. — Это же открытие!

— Безусловно, — согласился Щербин, стараясь говорить сдержанно, хотя его самого распирало от радости. — Но мы должны изучить это вещество, а как это сделать, если нашего технического оснащения не хватает?

— Можно провести дополнительные тесты, — предложил Рудер. — Сканер не всесилен, в конце концов.

Щербин кивнул.

— Хорошо, так и сделаем.

— Давайте помнить, что эта штука убила Свена, — произнесла вслух Луговская то, о чем уже подумали остальные.

— Не факт, — возразил Щербин. — Возможно, причина смерти в другом. А остекленение наступило уже после. Мы не знаем, почему шлем оказался открыт. Очевидно, что Свен сам это сделал, но зачем?

— Самоубийство? — высказал предположение Рудер.

— Он был нездоров, но не настолько же, — запротестовала Луговская. — Я не заметила в нем стремления к смерти. Не было никакой депрессии. Напротив, он был активен и деятелен. Его расстройство больше походило на буйное помешательство. Я считаю, его агрессия была направлена не на себя, а на нас, потому что мы мешали ему провести этот безумный эксперимент.

— Ну, теперь он своего добился, — мрачно заметил Щербин.

— Можно посмотреть записи с камеры скафандра, — предложил Руслан. — Если, конечно, Свен ее не отключил. Наверняка тогда станет ясно, зачем он поднял стекло шлема.

— Давайте с этого и начнем, — кивнул микробиолог.

— Я все подготовлю, — сказал лаборант. — Встретимся в просмотровой?

— А что делать с этим? — Луговская указала на осколки.

— На данный момент это материал для изучения, — ответил Щербин. — Хоть это и наш товарищ, мы не может его законсервировать, как полагается по протоколу в случае смерти члена группы.

— Тогда я помещу его в камеру для образцов.

— Давай. Мы займемся... им позже.

 Через несколько минут все собрались в смотровой комнате, где Руслан загрузил запись с камеры скафандра Свена.

— Готовы? — спросил он, обводя коллег взглядом.

— Включай уже! — буркнул Щербин. — Не тяни.

Лаборант нажал кнопку запуска и сел перед экраном, присоединившись к остальным.

Сначала камера показывала, как Свен вышел из наружного люка. Рассвет только начинался, и над горами едва виднелись красные лучи восходящей звезды.

Геолог направился к «торпеде», оседлал ее и на полной скорости рванул к скалам. Он явно торопился, а значит, собирался вернуться на базу до того, как уровень облучения станет критическим.

Гравитант несся к горам, и было видно, как солнце Нереиды становится все больше. Когда Свен приземлился на перевале, было уже довольно светло и все предметы вокруг хорошо различались даже на записи.

Геолог оставил «торпеду» и прошелся по площадке, глядя на абрис гор, где уже возникло радужное сияние. Свен ускорил шаги, но затем остановился, и его взгляд опустился, задержался на валунах, потом переместился дальше. Поверхность скал слегка искрилась.

— Вы видите? — негромко спросил Щербин. — Все вокруг блестит.

— Да, я заметила это сегодня, когда мы были на перевале, но не обратила внимания, — отозвалась Луговская. — Ну и что? Наверное, это из-за вкраплений слюды.

— На Нереиде нет слюды, — сказал Щербин. — В том-то и дело.

— Вы поэтому взяли сегодня образцы, Семен Михайлович? — спросил Руслан, взглянув на микробиолога.

— Да. Надо их тоже исследовать.

— Я думаю, дело в оптическом эффекте, — сказал Рудер. — Просто он появляется только на солнце.

— Как и радуга, — заметил Щербин.

— Они могут быть взаимосвязаны?

— Вот и постараемся узнать.

Тем временем на экране было видно, как геолог подобрал осколок породы и осмотрел. Затем проделал то же самое с другим. Повертел в руках.

Потом Свен повернулся на восток и поднял камень над головой. В тот же миг края обломка засветились семицветной радугой.

— О! — выдохнул Руслан, подавшись вперед. — Диффузия! Но из-за чего?!

Свен опустил руку и поднес камень очень близко к стеклу шлема. Секунд десять он просто смотрел на него, а затем стало видно, как поднимается тонированное забрало.

Экран залил уже не приглушенный красный, а ярко-багровый свет, и искры, вкрапленные в обломок, засверкали с новой силой. Геолог потрогал их перчаткой скафандра, затем развернул ее ладонью к себе. Стало видно, что на пальцах осталось несколько искр.

— Какая-то пыль, — прокомментировал Рудер. — Но мы брали кучу образцов и ни разу не нашли ничего подобного.

— Мы всегда делали это ночью, — ответил Щербин, не сводя с экрана глаз.

— Ну и что? Искры могли быть не видны в темноте, но куда они потом-то девались?

— Хороший вопрос, — пробормотал Руслан.

— Смотрите, он поднял стекло! — воскликнула Луговская. — Господи, зачем?!

 Запись показывала, как геолог подносит камень к лицу, а затем образец пропал из обзора.

— Что? — не выдержав, вскочил со стула Щербин. — Что он сделал?

— Может, понюхал его? — предположил Рудер. — Или… лизнул?

— Он падает! — Руслан указал на экран, где камера накренилась, поплыла в сторону и вниз, а затем остановилась, показывая лежащие на площадке камни.

Луговская тихонько застонала. Было ясно, что геолог умер.

— Прокрути дальше, — велел после паузы Щербин лаборанту.

Руслан послушно промотал запись до того момента, когда появились микробиолог и остальные. Между этим и падением геолога ничего не происходило.

— Теперь ясно, что эта пыль убила Свена, — подвел итог увиденному Рудер. — Из-за нее он остекленел.

— Должно быть, это какое-то вещество, вступающее в реакцию с жидкостями, — сказала Луговская. — Нужно быть очень осторожными. И прежде всего исследовать образцы, которые взял Семен Михайлович.

— Я сделаю это сам, — ответил Щербин. — В закрытой лаборатории. Нет! — резко оборвал он начавшего было возражать лаборанта. — Ничьей помощи мне не требуется. Все будет в порядке. Я помещу бокс в герметичный шкаф и сделаю все там.

— Погодите! — воскликнул вдруг испуганно Рудер. — На перевале мы ходили по этой пыли! Она должна была остаться на подошвах и на скафандре Свена. Да и на наших тоже, ведь мы его тащили!

— Спокойно! — прикрикнул на всполошившихся коллег Щербин. — Мы ведь пока живы, так? А Свен, вероятно, умер мгновенно. Во всяком случае, в течение нескольких минут.

— Если он и был жив, то двигаться не мог, — добавил Рудер.

— А с нами, кажется, все в порядке. Так что без паники. Сейчас наденем защитные комбинезоны, пойдем в лабораторию и все осмотрим. Потом, если скафандры чистые, обследуем гравитант.

— Да-да, — закивал Руслан. — Надо быть профессионалами!

Последняя фраза прозвучала так, словно лаборант убеждал прежде всего себя.

 

***

Щербин поместил бокс с образцами в стеклянный шкаф, включил режим повышенной изоляции (это означало, что никто не сможет войти в лабораторию, пока он сам не введет изнутри код) и взялся за пульт управления манипуляторами.

Тонкие, похожие на членистые конечности насекомых, металлические «пальцы» задвигались по ту сторону стекла. Они открыли замки бокса и подняли крышку. В установленном сверху зеркале отразились подобранные на перевале камни. Щербин достал их и положил на специальный поднос так, чтобы камеры могли снимать образцы со всех сторон.

— Семен Михайлович, как дела? — раздался голос Рудера в динамике закрепленного в правом ухе передатчика.

— Неважно, — ответил Щербин, сделав увеличение и вглядываясь в один из экранов.

— Почему?

Коллеги микробиолога находились в комнате охраны и наблюдали за ним по мониторам, поддерживая голосовую связь.

— Я не вижу пыль, — ответил Щербин.

— Совсем?

— Да.

— Может, ее трудно разглядеть из-за искусственного освещения? — предположил Руслан. Его голос слегка дрожал от напряжения. Было слышно, как лаборант порывисто дышит. «Должно быть, не отрывает глаз от экрана», — отстраненно подумал Щербин.

— Попробую создать диффузию, — сказал он, включая осветительные приборы.

Через несколько минут микробиологу пришлось сообщить товарищам, что радуга вокруг камней не возникла, под каким бы углом он их ни поворачивал и какие бы спектры ни использовал.

— Кажется, пыль просто исчезла, — сказал он.

— Или стала не видна, — возразил Рудер. Ему явно не хотелось признавать, что материя способна просто растворяться в воздухе.

Как только эта мысль пришла в голову Щербину, он решил убедиться, что этого действительно не произошло.

Если пыль растаяла — то есть перешла в другое состояние, — то она по-прежнему должна находиться внутри стеклянного шкафа.

Прежде всего Щербин убедился в отсутствии газов, отличных от тех, которые наполняли помещения базы. Затем провел спектральный анализ на наличие твердых частиц. Все без толку!

— Куда она могла деться? — донесся до него голос Луговской, но, кажется, вопрос был обращен не к нему.

Ничего не ответив, Щербин продолжил исследование. Он применял один метод за другим, но каждый раз получал один и тот же результат: ничего!

— Надо разбить камни, — предложил Руслан, когда микробиолог поделился проблемой с коллегами. — Может быть, искры… впитались в них.

— А это идея! — оживился Рудер. — К тому же, больше им быть вроде негде.

На то, чтобы распилить камни на несколько частей, ушло около десяти минут. Щербин исследовал срезы, но и там следов странных искр не обнаружилось.

— Уступите-ка мне место, — сказал Рудер. — Я все-таки химик. Может, что-нибудь найду. Обещаю быть осторожным, так что не беспокойтесь. Вытаскивать образцы из шкафа я не стану.

— Уж пожалуйста! — расстроено буркнул Щербин, убирая руки с пульта управления манипуляторами. — Как известно, ничто не исчезает просто так. Эти чертовы искры где-то здесь, мы просто не можем их обнаружить.

— Значит, они были и на скафандрах, и в гравитанте, когда мы вернулись на базу, — сказала Луговская. — Хоть мы ничего не нашли. Так что, если эти… в общем, если они опасны, то…

— Меры предосторожности никогда не помешают, — прервал ее Щербин, хотя считал так же.

Когда Рудер явился в лабораторию, Щербин сидел на стуле и делал записи в журнале. Хотя записывать было особо нечего: таинственное вещество не было не только не исследовано, но даже не обнаружено. И все же это было какое-никакое открытие. Да и потом, группа, которая прибудет на базу следующей, должна знать про эти искры.

— Я подумал и пришел к выводу, что вещество не опасно, — сказал химик, подойдя к стеклянному шкафу и глядя на образцы.

— Почему это?

— Судите сами, Семен Михайлович: если искры перестают быть видны в темноте, но никуда не исчезают — по закону сохранения материи, — значит, они существуют и ночью, когда мы берем образцы. Следовательно, мы и наши предшественники множество раз притаскивали их на базу, но не знали об этом. А насколько я понимаю, ни с кем ничего страшного не случилось.

Щербин пожал плечами. Он не был в этом уверен. Последствия контакта с неизвестным веществом могли не бросаться в глаза — как и оно само, так сказать — или проявиться позже.

— Вы боитесь заражения? — спросил, отвернувшись от шкафа, Рудер. — Я не думаю, что эта штука органическая, но вам виднее, вы же микробиолог.

— Она убила Свена, — напомнил Щербин.

— Вступив в реакцию с жидкостями его организма. Получившееся «стекло» не похоже на живую материю.

— Откуда нам знать, что на этой планете живое?

— Ну, мы изучили флору, и она явно отличается от этого «стекла». Растения на Нереиде ближе к земным.

Щербин знал, что химик прав. Но от мысли, что неизвестная сверкающая пыль может находиться повсюду на территории базы, оставаясь невидимой, его охватывал настоящий страх!

— Представь, что мы натащили сюда кучу искр, — сказал он. — Вероятно, они находятся и на наших телах.

— И что? — спросил Рудер. — Они наверняка и раньше там были, но никто ведь от этого пока…

— Это потому что мы находимся внутри базы, — перебил Щербин.

— Но здесь светло, — возразил химик.

Микробиолог почувствовал, как некая мысль мелькнула у него в голове. Она была очень важной, и ее необходимо было во что бы то ни стало поймать! Рудер продолжал что-то говорить, но Щербин больше не слушал.

Наконец он понял!

— Тихо! — прикрикнул он, и химик замер с открытым ртом, не закончив фразы. — Тихо! Я знаю, в чем дело!

— Да? — выдавил из себя Рудер, с опаской глядя на вскочившего со стула коллегу.

— Все дело в свете!

— Это понятно, однако…

— Нет, не в любом свете. Разве ты не догадался? — Сейчас все казалось Щербину настолько очевидным, что он поражался, как не понял этого раньше. — Свет Гипериона! Вот что делает искры видимыми.

Микробиолог подбежал к шкафу и прильнул к нему, всматриваясь в распиленные образцы. Конечно, вещество было там! Но оно «исчезало», когда его убирали из-под лучей местного солнца. Поэтому ночью искр никто не видел. Поэтому электрический свет не преломился, образовав по краю камней радугу.

— Предлагаете вынести их наружу? — с сомнением спросил Рудер.

— Нет. Поднесем образец к окну.

— А как? Ведь если искры появятся, мы окажемся в опасности.

— Нужен герметичный сосуд.

— Думаю, у меня есть подходящий.

— Отлично! Несите. Не будем терять время.

— Стоп! — Двинувшийся было к двери Рудер остановился. — Ничего не выйдет. Если на базе полно этой пыли, она проявилась бы там, куда падает свет из окон.

— Черт! Вы правы, — был вынужден согласиться Щербин. — Тогда остается только одно. Придется вынести камни на улицу.

 

***

Гиперион достиг своего зенита, и теперь всю поверхность, исключая редкие места, погруженные в тень, заливал красный свет умирающей звезды.

Щербин сделал пять шагов от двери базы и поставил бокс на землю. Он посмотрел на Рудера и Руслана — они сопровождали его в этом эксперименте. Луговская осталась в комнате охраны и наблюдала за ними при помощи камер.

— Готовы? — спросил микробиолог.

Ответом ему были дружные кивки.

Он присел и поднял крышку, так, чтобы она заслоняла камни от лучей Гипериона. Затем взял один из осколков и поднял над собой.

Прошло секунд десять, и образец вспыхнул искрами, а вокруг его абриса появилась семицветная радуга.

В динамике шлемофона раздался чей-то возглас. Щербин невольно улыбнулся. Теперь он кое-что знал об этих странных искрах.

— Давай стакан. — Микробиолог повернулся к Рудеру.

Химик поставил на землю обычный стакан, наполненный до половины водой.

Щербин выбрал из бокса самый маленький осколок, оставшийся после распила, и осторожно опустил в стакан.

Тотчас же вода закипела и вдруг застыла. Камень, погруженный в нее, больше не блестел.

Рудер достал длинную металлическую палочку и дотронулся ею до поверхности воды. Потыкал в нее с тихим звоном.

— Твердая! — объявил он. — Превратилась в стекло.

Щербин поднял стакан и посмотрел на свет. Камень оказался вплавленным в прозрачное вещество, образовавшееся в результате реакции искр с водой. Радуги вокруг него не было.

— Похоже, эти искры есть только на горных породах, — заметил микробиолог. — Хотя, может, и нет. Чтобы это узнать, нужно совершить дневной тур по планете.

— Мы не можем себе этого позволить, — заметила Луговская.

— Знаю. Какие еще у нас есть жидкости?

Рудер достал приготовленную подборку мензурок. В течение следующих двадцати минут образцы были опущены во все имевшиеся в распоряжении группы жидкости, и со всеми вступили в реакцию.

— Я удивлен, что на Нереиде есть растения и океан, — проговорил Рудер, собирая отработанные материалы. — Здесь все должно быть превращено в стекло.

— Думаю, это вещество, которое мы называем искрами, действительно находится только в горах, — ответил Щербин. — Если бы оно попало в водные источники планеты…

— Это невозможно, — возразил Руслан. — Простите, Семен Михайлович, что перебиваю, но подобная изоляция исключена. Рано или поздно за миллионы лет хоть одна искра да должна была попасть в воду. И она наверняка вызвала бы цепную реакцию.

— Подземные воды, — кивнул Рудер.

— Значит, причина в другом, — сказал Щербин. — В любом случае, нам пора возвращаться.

На базе исследователи собрались в столовой, чтобы все обсудить, а заодно и подкрепиться, поскольку настало время обеда.

— Я вот что думаю, — начал химик, размешивая ложкой суп, приготовленный автоповаром из замороженных овощей. — Либо в воде Нереиды есть вещество, препятствующее реакции с искрами, либо это стекло, которое образуется от контакта, потом растворяется.

Все направили на него вопросительные взгляды.

— То есть? — проговорил Руслан.

— Тает.

— Хочешь сказать, если бы мы не разбили Свена, он мог бы… ожить? — недоверчиво спросила Луговская.

— Кто знает.

— Это исключено. Его органы… мозговая деятельность… в общем, бред!

Рудер примирительно поднял руки.

— Спокойно, коллега! Я просто хочу сказать, что возможна обратная реакция. Может, Свен и не ожил бы, но оттаять вполне мог.

— Почему бы нам это не узнать? — спросил Щербин.

— Что? — спросил Рудер.

— Давайте пойдем и взглянем на тело. Может, оно уже оттаяло. А если даже и нет, то кто знает, не произойдет ли это позже?

— Прямо сейчас пойдем? — спросил Руслан.

— Нет уж, давайте поедим! — запротестовала Луговская. — Боюсь, после вида того, что осталось от Свена, остекленевшего или нет, я не смогу закончить обед.

— Ладно, потерпим, — согласился Щербин.

— Если обратная реакции возможна, — задумчиво проговорил Рудер, — растения и воды Нереиды должны периодически превращаться в подобие стекла. Странно, что ни одна из групп этого не заметила.

— Вероятно, потому, что все исследования проводились по ночам, — напомнил Руслан. — Как раз в то время, когда все оттаивает. Если, конечно, теория верна.

— Давайте хоть на стакан посмотрим! — не выдержал Щербин. — Ты ведь его в темноту поставил? — обратился он к Рудеру.

— Да. Сейчас взгляну. Сидите тут.

— Подожди! — остановила вставшего химика Луговская. — Только не доставай его из контейнера.

— Само собой. Не волнуйся.

Рудер вернулся в столовую через пять минут, сияющий, как начищенный пятак.

— Черт! — проговорил он, плюхаясь на стул. — Все верно: стекло снова превратилось в воду! Во всяком случае, она стала жидкой. Надо обследовать ее, чтобы понять, не произошло ли с ней каких-нибудь изменений.

— И что стало с искрами, — добавил Щербин. — Придется снова вынести стакан на улицу. Возможно, искры будут плавать в воде. Возможно, реакция повторится.

— После обеда, — строго сказала Луговская.

Рудер закатил глаза. На лице его сияла широкая улыбка.

— Зов плоти сильнее науки, да? — усмехнулся он, подмигнув врачу. — Ладно, как скажешь. Вода уже никуда не денется. Теперь мы с этими искрами разберемся.

— Надо отправить в центр отчет, — сказал Руслан.

— Не спеши, — покачал головой Щербин. — Нам пока особенно нечем похвастаться. Сначала надо разобраться, что это за вещество.

— Но есть же правила, — смутился лаборант. — Мы должны докладывать обо всех…

— Руслан! — прервал его микробиолог. — Как только мы сообщим о нашем открытии, появится куча желающих самим заняться изучением этого феномена. Возможно, сюда прибудут новые люди. Ты хочешь этого?

Лаборант медленно покачал головой.

— Мы открыли эту штуку, — сказал Щербин. — И мы же ее исследуем. Это дело нашей группы и ничье больше. Согласны со мной? — Он обвел взглядом своих коллег.

Все, кроме Луговской, кивнули.

— Вот и отлично! — подвел итог дискуссии Щербин. — Тогда закончим обед и за дело.

 

***

— По крайней мере, теперь ясно, почему на Нереиде нет животных, — сказал Щербин, наблюдая за тем, как медленно вращаются в наполненной водой колбе крошечные искорки. — Все попытки возникнуть были пресечены этой дрянью! Растениям временное остекленение не страшно. Оттаяв, они возобновляют деятельность. Но животные развиться в таких условиях не могли.

— Похоже, человечество зря потратило столько времени на исследование этой планеты, — отозвался Рудер. — Для жизни людей она непригодна.

— Ну почему? — не согласился Руслан. — Если очистить ее от искр…

— Каким образом? — Щербин усмехнулся. — Мы даже не знаем, что это такое! Откуда берется, куда исчезает. Как происходит реакция остекленения и последующего растворения.

— Узнаем, Семен Михайлович. Рано или поздно.

Микробиолог покачал головой, но ничего не ответил.

— Не мы, так другие, — добавил лаборант, понимая его сомнения.

 Щербин потряс колбу.

— Опять застыла, — объявил он. — На солнце все повторилось.

 — Я все думаю про Свена, — сказал Руслан. — Может быть, мы убили его. Кто знает… — Лаборант пожал плечами.

— Марина же сказала, что мозговая деятельность не возобновилась бы, — возразил Рудер.

— В этом нельзя быть уверенными. Мы ничего не знаем об этом веществе.

— Почему тогда Нереида не заселена животными? — спросил Щербин.

— Ладно, разглагольствовать можно сколько угодно, — сказал химик, закрывая бокс. — Толку-то? Свен мертв, и с этим уже ничего не поделаешь. Вернемся на базу и вплотную займемся этими искрами. Предлагаю устроить так, чтобы свет Гипериона падал на образцы в лаборатории. Тогда не придется все время таскаться в скафандрах на улицу.

— Для этого придется выделить помещение и оборудовать его так, чтобы мы не контактировали с веществом.

— У нас есть неиспользуемые помещения. Предлагаю переделать одно из тех, что расположены с восточной стороны. Тогда можно будет проводить исследования весь день.

— Хорошо, займитесь этим с Русланом.

Ученые вернулись на базу, поместив все образцы в герметические ячейки для хранения. По пути в комнату отдыха они встретились с Луговской. Врач шла из лаборатории, где препарировала оттаявшие останки геолога.

— Узнала что-нибудь новенькое? — спросил Рудер.

— Нет. Просто мертвая плоть. Никаких видимых изменений.

— На том образце, что ты дала, при свете Гипериона появились искры, — сообщил Щербин. — Радуга тоже возникла.

Микробиолог не стал упоминать, какой именно это был образец — указательный палец Свена.

Луговская кивнула.

— Мне кажется, мы столкнулись с веществом, которое продуцирует семицветный спектр при попадании на него лучей Гипериона, но пропадает из виду, поглощая весь остальной свет. Ну или что-то в этом роде. Я не специалист.

— Дело не только в том, видит его человеческий глаз или нет, — возразил Рудер. — Эти искры не обнаруживает сканер. Никаким образом. Вот что действительно странно.

— Я тут подумал: а что, если они разумны? Только умоляю, не смейтесь!

Химик удивленно приподнял брови, глядя на Щербина.

— Семен Михайлович, побойтесь Бога! Каким образом?

Микробиолог развел руками.

— Если нам удастся исследовать их при свете Гипериона, возможно, это станет ясно.

— Я думаю, они имеют кристаллическую решетку, — сказал Рудер. — Что и объясняет возникновение радуги. Так что я уверен, это твердое вещество.

— Хотите пари, коллега? — прищурился, протягивая руку, Щербин. — Тысячу кредитов на то, что эти искры — единственные представители фауны на Нереиде.

— Скажите еще, что они разумны!

— Э, нет, так я рисковать не стану.

— Ладно, как хотите. — Рудер крепко пожал микробиологу руку. — Согласен. Живые против неживых.

— Марина, разбей, — попросил Щербин.

— Господи, как дети малые! — закатила глаза врач. Она ударила по рукам коллег. — Довольны?

— Вполне, — кивнул Рудер. — Займемся устройством подходящей лаборатории. Так сказать, открытой солнцу.

 

***

В отсеке, который занимал геолог, все вещи были на своих местах. Педантизм Свена ощущался в каждом предмете, даже в том, как эргономично была расставлена мебель.

Руслан отодвинул вертящееся кресло и сел за компьютер. Он хотел просмотреть последние записи погибшего — вдруг там обнаружится что-то интересное. Хоть у Свена и поехала крыша, в голову ему могли приходить и здравые идеи. Сейчас, когда группа занялась исследованием неизвестного вещества, любая информация или просто теория могла пригодиться.

Лаборант открыл несколько папок. К счастью, пароля не требовалось: члены группы заранее договорились, что не станут ничего прятать друг от друга. Руслан начал с просмотра записей журнала геолога — по правилам, он должен был заполняться каждый день. До сих пор в компьютер Свена никто не заглядывал — как-то по умолчанию все решили, что ничего толкового безумец написать не мог. Но теперь, когда было сделано открытие… кто знает, до чего додумался погибший.

Руслан помнил, как геолог впервые заговорил о том, что на Нереиде может существовать одна-единственная форма разумной жизни. Та, которая осознанно губит все остальные, не желая делить с ними планету. Тогда его подняли на смех. Но теперь…

Лаборант просмотрел уже страниц десять, но ничего полезного не нашел. Было видно, как путаются мысли у Свена, как он перескакивает с темы на тему, обрывает фразы на середине и вписывает в научные размышления что-то личное, даже интимное. Бедняга совсем свихнулся…

Руслан помнил, как у геолога возникла и постепенно усугублялась эта странная одержимость радужным сиянием, возникающим вокруг гор на рассвете. Он мог по несколько часов наблюдать за ним, сидя перед окном.

Теперь, читая его записи, лаборант понимал, что именно в этом феномене Нереиды Свен искал ответ на вопрос, есть ли на планете разумная жизнь. Должно быть, он и отправился на рассвете в горы, чтобы выяснить это. Но почему он открыл шлем?

Покачав головой, Руслан встал и подошел к окну. Переливающийся абрис гор был виден даже с такого расстояния. Раньше он казался лаборанту прекрасным загадочным явлением, но теперь от вида чуть дрожащей радуги по спине пробежал легкий озноб.

Руслан заставил себя отвернуться и быстро вышел из отсека мертвого геолога. Шагая по коридору, он пытался понять, почудилось ему или нет: на мгновение лаборанту показалось, что сияние необъяснимым образом притягивает его... Впрочем, это, конечно, бред! Просто наваждение, возникшее из-за того, что он читал дневник Свена.

Тряхнув головой, Руслан вошел в столовую.

 

***

Прошло полторы недели, но результатов исследования опасного вещества не было. Оно просто исчезало, когда на него переставали падать лучи Гипериона, и появлялось, стоило вынести его на солнечный свет. Щербин проводил многие часы в новой лаборатории, оборудованной в одном из запасных помещений, восточную стену которого пришлось снести. Руслан помогал ему почти все время. Исследование искр сильно увлекло лаборанта, он буквально не мог оторваться от них и радужного сияния, в котором он пытался обнаружить новые свойства, неизвестные доселе человечеству. Его поиски тоже до сих пор успехом не увенчались.

В лабораторию вошла Луговская и плотно закрыла за собой дверь. Обернувшись, Щербин заметил, что вид у врача озабоченный.

— Что случилось, Марин? — спросил он.

— Меня беспокоит Руслан. — Луговская села на табурет, прислонившись к стене. — Он стал каким-то нервным. А может, рассеянным.

— Он просто поглощен исследованиями, — пожал плечами микробиолог. — Хочешь чайку?

— Нет, спасибо, Семен Михайлович. — Она помолчала. — Я бы не пришла с этим к вам, если бы дело было только в том, что… в общем, скажу прямо: Руслан напоминает мне Свена! Вот так-то! — добавила она с легким вызовом.

Щербин удивленно приподнял брови.

— Свена? Ты о чем это? Мне Руслан кажется вполне нормальным.

— Он говорил вам о том, что это вещество, — Луговская кивнула в сторону видневшихся за стеклом образцов, — разумно? Что оно намеренно уничтожает на планете все формы жизни? Вернее, не дает им возникнуть, истребляя на корню.

— Да, у Руслана есть такая теория. Ну и что? Мы ничего не знаем про искры, так что никакую вероятность исключать нельзя.

— Он мне сказал сегодня, что Свен считал так же.

— Свен мог быть прав.

— Он тронулся умом.

— И что? Это не значит, что он ошибался. Просто… его теории приобрели форму одержимости.

— С Русланом происходит то же самое.

— Марина, я уверен, что ты преувеличиваешь. Но в любом случае мы присмотрим за Русланом. На всякий случай.

Луговская встала. Вид у нее был недовольный.

— Его нужно изолировать, — сказал она негромко. — Пока не повторилось несчастье.

— Не выдумывай. — Щербин ободряюще улыбнулся. — Сумасшествие не заразно.

— Хорошо бы. — Покачав головой, врач вышла из лаборатории.

Микробиолог устало повернулся к стеклу, за которым находились закрепленные в тонких металлических держателях образцы, окруженные радужным сиянием. Но взор ученого обратился не к ним. Щербин смотрел поверх камней — туда, где в багровом сиянии дрожала над горами радуга. Она звала его к себе, притягивала, обещая раскрыть главную тайну, занимавшую микробиолога. Возможно, Свен отправился на перевал не потому, что свихнулся, а совсем по иной причине…

Конечно, на первый взгляд это кажется полным бредом, но что, если геолог понял: существует лишь один способ узнать, что такое искры — позволить им войти в себя?!

Щербин усмехнулся. Придет же в голову… Нет, надо не позволять нелепым мыслям бродить в своей голове. У него есть дело, настоящее исследование, и для этого необходимо сохранять трезвый взгляд на вещи. Микробиолог положил руки на пульт и набрал команду для манипуляторов, уже предвидя, что и этот эксперимент не даст ничего.

 

***

— Что он там делает?! — проговорил Рудер, прильнув к стеклу, разделявшему лабораторию.

— Наверное, устанавливает новые образцы, — с сомнением ответила Луговская.

Врач и химик прибежали по зову лаборанта. Сам Руслан отправился надевать скафандр, чтобы выйти с базы.

— Не похоже, — сказал Рудер. — Сколько он уже там?

 Луговская взглянула на свои часы.

— Если верить Руслану, то не менее полутора часов. Наверное, даже больше.

— Значит, он уже получил критическую дозу облучения. Его надо срочно вытаскивать.

Рудер снова попытался связаться с микробиологом, но тот не отвечал. Похоже, он попросту отключил шлемофон.

— Как думаешь, Руслан справится? — спросила Луговская.

— Я пойду с ним, — решил химик. — Жди здесь. Если что… в общем, сориентируешься.

Врач кивнула, хотя не представляла ни что может случиться, ни что предпринимать в экстренной ситуации.

Рудер вышел.

Через несколько минут по ту сторону стекла показался человек в скафандре. Судя по нашивке, это был Руслан — значит, он успел одеться и выйти с базы раньше, чем в наружный шлюз пришел химик.

Лаборант направился к Щербину, ничего не говоря. Тот не видел его, потому что стоял лицом к стеклу. В руках у него был один из образцов, вынутый из держателей и сияющий, как горшок лепрекона. Тонированное забрало микробиолог поднял еще сорок минут назад, так что Луговская видела его лицо, отрешенное выражение которого наводило на мысль, что руководитель группы не в себе.

— Руслан, осторожнее! — сказала врач в микрофон. — Постарайся, чтобы он тебя до последнего не заметил.

— Хорошо, — ответил лаборант. Он старался держаться за спиной Щербина. — Что мне сделать?

— Отбери у него образец, — сказала Луговская. — Мне не нравится, что он смотрит на него так долго.

— Ладно.

Когда лаборанта и микробиолога разделяло метра полтора, Щербин вдруг повернул голову и уставился на пол, затем резко обернулся, одновременно отступив к стеклу.

— Он увидел твою тень! — сообразила Луговская. — Отбери камень!

Руслан бросился на Щербина с предельной скоростью, которую позволял развить массивный скафандр, но ее оказалось явно недостаточно: микробиолог успел среагировать.

Оружие оказалось в руке Щербина на секунду раньше, чем лаборант добрался до него. Коротко полыхнуло, и Руслана отбросило назад — словно он ударился о резиновую стену.

Луговская закричала.

— Что происходит?! — Раздавшийся в динамике голос принадлежал Рудеру. — Я уже иду.

— Он убил Руслана!

— Что?!

— Застрелил его!

Тем временем Щербин подошел к распростертому на полу лаборанту и склонился над ним. Микробиолог протянул руку к шлему Руслана и нажал поочередно две кнопки с правой стороны. Тонированное забрало и стекло тотчас поднялись, открыв лицо лаборанта смертоносному излучению Нереиды.

— Возвращайся! — сказала Луговская, не отрывая глаз от того, что происходило за стеклом. — Он и тебя убьет!

— Ну уж нет! — прорычал Рудер. По прерывистому дыханию стало ясно, что химик бежит. — Я сам его прикончу!

Щербин тем временем положил камень на лицо лаборанта. В динамике щелкнуло, и врач услышала его на удивление спокойный голос:

— Сейчас ты все поймешь. В последние минуты своей жизни.

Слова звучали так, будто их произносила машина.

Руслан оказался еще жив — динамики наполнились его хрипом, почти сразу перешедшим в пронзительный вопль.

— Я все записываю на камеру скафандра, — сказал Щербин. — Марина, ты слышишь?

Луговская не ответила. То, что происходило снаружи, было слишком ужасно! Он не могла заставить себя говорить с этим человеком, превратившимся в чудовище.

Вещество, какой бы природой оно ни обладало, действовало на тех, кто долго имел с ним дело. Возможно, дело было даже не в нем, а в сиянии, которое оно продуцировало. Свен, Руслан, Щербин — все они смотрели на него слишком подолгу в последнее время. Иногда врач и сама ощущала смутное беспокойство, если задерживалась взглядом на окне, за которым виднелся абрис гор. Будто нечто медленно вползало в ее сознание…

В лаборатории появился Рудер с пистолетом в руке.

Щербин заметил его сразу, но выстрелить не успел: химик опередил спятившего ученого. Его оружие вспыхнуло, микробиолог отлетел от Руслана и ударился о стену. Он сполз по ней и замер, похожий на бесформенный серебристый мешок. На плече скафандра зияла черная дыра, источавшая прозрачный дымок.

Рудер подбежал к Руслану и сбросил с его лица камень.

— Черт! — прошипел он в отчаянии.

— Мертв? — спросила Луговская, предвидя ответ.

— Остекленел!

— А что с Щербиным?

— Сейчас посмотрю.

— Только осторожно.

— У него нет оружия.

Действительно, пистолет лежал на полу, и дотянуться до него микробиолог не сумел бы, даже если бы оказался всего лишь ранен.

Рудер подошел к Щербину и проверил жизненные показатели.

— Мертв! — объявил он. — Странно, рана в плече не смертельная вроде…

— Подними забрало, — посоветовала Луговская.

Химик нажал две кнопки на шлеме Щербина.

— Остекленел, — сказал он удивленно.

— Это из-за дыры в скафандре, — сообразила врач. — Вещество попало внутрь через нее. В лаборатории его полно — после всех-то экспериментов.

Рудер встал и распрямился.

— Надо перенести их на базу, — сказал он. — Один я не справлюсь.

— У нас есть погрузчик.

— Да, придется его задействовать.

— Я тебе помогу. Подожди меня.

— Хорошо. Сколько у нас времени?

Луговская взглянула на часы.

— Думаю, успеем.

 

***

Луговская проснулась из-за того, что услышала глухие удары. Поначалу они появились во сне и нарушили его мирное течение, затем звучали все явственнее, но врач все еще думала, что грезит — пока не слетели остатки сна и в мертвой тишине не стало ясно, что гулкие удары доносятся откуда-то с территории базы.

Луговская лежала около двух минут, понимая, что должна встать и выяснить, что происходит. Осознавая, что рано или поздно ей придется это сделать. И все же оттягивая момент.

На базе остались только она и химик. Остальные были мертвы, и их останки хранились в герметичных контейнерах на складе. Значит, стучал Рудер. Но зачем?

Врач откинула одеяло и спустила ноги на пол. Нашарила тапочки. Встала и сделала несколько шагов по направлению к двери, потом вернулась и накинула халат. Подумав несколько секунд, достала из кобуры пистолет.

БУМ-М-М…

Луговская вышла из своего отсека в темный коридор. Нащупала рукой выключатель. На потолке вспыхнули тусклые лампочки, дававшие мало света — электричество по ночам переводилось в режим строгой экономии. Врач двинулась по коридору, пытаясь на слух определить, откуда доносятся удары.

БУМ-М-М…

Интересно, слышит ли их Рудер. Конечно, если они не его рук дело…

Со стороны комнаты охраны раздался странный звук. Луговская остановилась, сжав рукоять пистолета. Может, прежде всего зайти в отсек Рудера и разбудить его? Но комната химика располагалась с другой стороны базы, и идти до нее было дольше, чем до комнаты охраны. Странный звук повторился…

Врач колебалась меньше минуты. Держа оружие перед собой, она двинулась к комнате охраны.

Дверь в отсек была приоткрыта. Внутри горел тусклый свет.

Луговская чувствовала, как вдоль позвоночника стекает холодный пот. Ей казалось, что ее учащенное дыхание должно быть слышно за километр, и она старалась дышать тише, но не получалось.

Дернув дверь на себя, она замерла на пороге, целясь в спинку кресла, стоявшего перед пультом управления.

Человек, сидевший в нем, развернулся, и Луговская с облегчением выдохнула: это был Рудер!

— Ты чего?! — нахмурился химик.

Врач опустила пистолет и вошла в отсек.

— Слышишь удары? — спросила она.

— Естественно. Поэтому я здесь. Хочу посмотреть, что там происходит.

— Где именно?

— На складе.

— Так это оттуда?

— Ясное дело.

— Ну и? — Луговская подошла к мониторам, положила пистолет на стол и оперлась обеими руками, глядя на изображение, транслируемое камерами. — Кто это?

— Хороший вопрос. — Рудер нажал увеличение, и экран заполнило лицо Щербина.

— Семен Михайлович? — Врач не знала, что и думать. — Так он жив?

— Как сказать…

— Что ты имеешь в виду?

— Судя по всему, в течение последнего получаса он долбил стену склада молотком для образцов. И продолжает свое занятие с завидным упорством.

Лицо микробиолога ничего не выражало, кроме упрямой сосредоточенности.

— Похоже, он пытается выбраться, — заметил Рудер.

— А почему не введет код и не откроет дверь?

— Хороший вопрос. Правильный.

Луговская бросила на химика непонимающий взгляд.

— Подумай, Марина. Почему человек, знающий, как выйти в дверь, этого не делает?

Врач медленно кивнула.

— Потому что это не он?

— Именно. Щербин умер, когда вещество вступило в контакт с его телом. Собственно, сначала он спятил, как Свен, а потом остекленел. Кстати, тоже как Свен.

— Но Свен потом не ожил, — возразила Луговская, глядя на то, как ее руководитель проделывает в стене дыру.

— Потому что мы его разбили.

— Руслан тоже не ожил. Вон его контейнер. — Луговская протянула руку и показала на экране. — Закрытый.

— Да, Руслан остался там, где мы его оставили, — согласился с очевидным Рудер. — Но ты же сама видишь: Щербин ожил и ломится к нам.

— Но почему?

— Похоже, Свен был прав. Это вещество живое. Может быть, не органическое, но в любом случае разумное. И оно действительно не терпит на планете другой жизни.

— То есть… Семен Михайлович хочет нас убить?

— Ну, вряд ли он сюда ломится, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Думаю, вещество… решило, что так достанет нас быстрее. В смысле — здесь, на базе.

Луговская взяла со стола пистолет.

— Если ты прав… — проговорила она, — а мне кажется, что так и есть… Мы должны его остановить.

— Само собой. Вот только меня кое-что смущает.

— Выкладывай.

Рудер почесал щеку, бросил на врача неуверенный взгляд.

— Ну! — поторопила Луговская. — Не тяни. Он не будет долбить эту стену вечно.

— Почему Щербин не оттаял, как Свен? На складе нет излучения Гипериона. А вещество управляет телом нашего товарища. Более того, оно снова стало гибким.

— Остекленения нет, а контроль вещества сохраняется… — понимающе пробормотала Луговская. — Значит, чертовы искры активны не только на свету Гипериона, как мы считали?

— Во всяком случае, если находятся в человеческом теле.

— Мы можем заразиться при контакте с Щербиным?

— Вот об этом я и думаю. Что скажешь? Ты же врач.

— Я лечу земные болезни. Да и это вещество не похоже на вирус.

— Но может действовать так же?

— Вирусы не превращают инфицированного в…

— Зомби? — подсказал Рудер.

— Вроде того.

— Я вот думаю: не оживет ли таким же образом и Руслан?

— Вряд ли.

— Почему?

— Он был смертельно ранен, когда вещество проникло в него. А Щербин нет.

— Наверное, ты прав.

На мониторе было видно, как рухнула стена и Щербин полез в пролом.

Химик встал и достал из кобуры пистолет.

— Все, пора! — Он взглянул на Луговскую. — Только без сантиментов, ладно?

— Постараюсь. — Врач взяла оружие со стола. — Идем?

— Нет, пойду я, а ты останешься здесь и будешь говорить мне, где Щербин.

— Но…

— Я не хочу плутать по базе, пока он не шарахнет нас молотком. Или пальнет из пистолета. А он вполне может найти оружие, прежде чем мы его встретим.

— По-моему, он идет сюда, — проговорила Луговкая, глядя на экран.

— Вот и следи за ним. — Рудер надел портативный передатчик, поправил микрофон и вышел в коридор.

Врач включила общую связь.

— Слышишь меня? — спросила она негромко.

— Вполне отчетливо. А ты меня?

— Да. Щербин движется тебе навстречу. У него молоток.

— У меня пистолет. Думаю, я пока в выигрыше.

— Притормози, а то вы столкнетесь. Дай ему выйти на тебя.

— Я остановлюсь в начале этого коридора и буду его ждать. Когда он появится, успею сделать пару выстрелов.

— Хорошо. Он сейчас… погоди!

— Что такое?!

— Он свернул!

— Куда?

— К щитовой. Господи, он пошел туда! Догони его, скорее! — Луговская сжала рукоять пистолета, готовая сама сорваться с места.

Она видела, как Рудер помчался по коридору: химик понял, чего опасается врач! Если Щербин доберется до щитовой, то обесточит базу. Все погрузится во тьму!

Луговская, не видя больше смысла оставаться в комнате охраны, выскочила в коридор и побежала что было сил. Один поворот, другой, третий. Осталось метров двадцать… Наверное, скоро она увидит впереди Рудера. Только бы успеть!

Лампочки на потолке мигнули и загудели. У Луговской внутри все оборвалось. Она стиснула зубы, чтобы не закричать от надвиющегося страха.

Свет погас. В одну секунду всю базу поглотила тьма.

— Бэн? — проговорила, остановившись, Луговская. Надо связаться с Рудером — вдвоем им будет легче справиться с Щербиным. Никто не ответил. — Бэн? — повторила она.

И только тут поняла, что забыла вставить в ухо передатчик.

 

***

«Ясон» медленно опустился на забетонированную площадку в полусотне метров от базы, издалека сильно смахивавшей на зарывшуюся в землю гигантскую черепаху.

— Мы на месте, встречайте, — проговорила Двоякова, глядя на экран.

— Дайте нам пять минут, — отозвался руководитель группы, которую предстояло сменить ученым, прибывшим на «Ясоне». — Мои коллеги одеваются.

— Вы пропустили несколько сеансов связи, — сказала Двоякова, давая знак своему помощнику включить охладители. — Что-нибудь случилось?

— Была небольшая поломка аппаратуры, — ответил Щербин. — Но теперь все в порядке. Как долетели?

— Отлично.

К монитору протиснулся Вуденич, руководитель новой группы.

— Коллега, приветствую! — заговорил он, торопясь, пока Двоякова не попросила его из кабины. — Нашли на этой планете что-нибудь новое?

Щербин улыбнулся с явным сожалением.

— Увы, коллега. Ровным счетом ничего. Но, возможно, вам повезет больше. — Он на секунду отвлекся, слушая кого-то, говорившего с ним по внутренней связи. — Мои коллеги выходят вас встречать.

— Мы открываем люк, — ответила, подвинув плечом Вуденича, Двоякова.

— Спасибо. — Щербин встал. — У нас все готово к вашему прибытию. Уверен, вы не будете… — он мимолетно улыбнулся, — разочарованы. Добро пожаловать на Нереиду.