DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Ядвига Врублевская «Рождество для Марты»

Двое молодых людей сидели за безупречно сервированным столом. Темно-синяя скатерть ниспадала до самого пола. Белоснежные салфетки, накрахмаленные так, что одно неосторожное касание сломало бы их, возвышались над тарелками белыми кораблями. Столовое серебро было начищено до блеска, а кайма каждого бокала сверкала тонкой позолотой.

Девушка была одета в нежно-голубое платье, на парне был отличный костюм. Он поднял бокал и сказал:

— Дорогая Марта, я обещаю тебе, что каждое Рождество мы будем встречать вместе.

Девушка подняла лицо от тарелки, ее рот был испачкан. Однако это как будто вовсе не волновало ее спутника. Он очень бережно и нежно, словно перед ним сидел ребенок, вытер салфеткой ее губы и улыбнулся.

***

С самого утра шел снег. Еще вчера слякоть и промозглый дождь отбивали всякое желание что-либо праздновать, а сегодня, когда Кулешов встал с продавленной кровати, тяжело кряхтя и попеременно хватаясь то за колено, то за ноющую от жесткого матраца поясницу, улица превратилась в бесконечную белую тайгу. У подъезда дворник лениво чистил снег, кидая его в кучу возле подъезда. Дело это было неблагодарным, потому что сыпавшиеся хлопья опять застилали все вокруг. В офисе напротив мигала гирлянда, горело одно-единственное окно, принадлежащее, как предполагал Андрей Феликсович, кабинету главного бухгалтера — женщины с жестким неулыбчивым лицом, вечно засиживающейся допоздна. Во дворе гуляли два соседа, каждый с собакой на поводке. Маленькая такса то и дело запутывалась, норовя прижаться к хозяину. Лабрадор бросался под снег, кусал его, рыл неглубокие ямы. Он явно был рад.

Глядя на это тихое, покойное утро, он не сомневался: Рождество будет. Их с Мартой Рождество.

Размяв конечности и кое-как разогнувшись, Андрей Феликсович дошел до темной ванной, где горела всего одна тусклая лампа, повозил лысой щеткой по зубам, поскоблил подбородок. Из зеркала на него смотрел семидесятилетний старик, хотя было ему всего шестьдесят два. «Ничего, Марта, это ничего». Его сил хватит еще на одно Рождество, нужно только собраться с духом. Выпив таблетку анальгина и положив меж кривых зубов валидол, Кулешов направился в кухню. Ему стало почти хорошо. Руки перестанут болеть, а сердце ухать. Оно в последнее время стучало так громко, что он не мог ни на что отвлечься, кроме как судорожно ждать, какой из ударов станет последним. Последний удар не приходил. А значит, у него еще был шанс встретить Рождество с Мартой.

В коридоре зазвонил телефон. Кулешов некоторое время прислушивался, а потом вышел из кухни. Сняв трубку, Андрей Феликсович приложил ее к уху.

— Да, — коротко ответил он.

— Пап, — послышался голос дочери. — Мы приедем сегодня.

— Сегодня? — спросил потеряно Андрей Феликсович, смотря в сторону кухни и жуя губу.

— Самолет в десять вечера.

— Я думал, вы приедете завтра, — ответил Кулешов.

— Мы решили сделать тебе сюрприз. Нина по тебе очень соскучилась. — Из трубки послышалось шуршание и тихие голоса. — Скажи дедушке, что ты мне сегодня утром говорила.

— Деда! — Голос Ниночки, звонкий, живой, лучший из всех голосов.

Андрей Феликсович опять посмотрел в сторону кухни. «Марта, — думал он. — У Марты голос такой же».

— Деда, я по тебе очень соскучилась! Мы сегодня приедем! Мы на самолете полетим. Деда?

— Да, Ниночка, — рассеянно отозвался Кулешов, — я тоже очень соскучился. Очень тебя жду.

— Пап, с тобой все хорошо? — послышался обеспокоенный голос дочери. — Ты не заболел?

— Нет, дорогая, все хорошо, — выдохнул Андрей Феликсович. — Просто я еще толком не проснулся. Значит, в десять тридцать?

— Да, — ответила дочь. — Как раз в самое Рождество.

— Хорошо, — проговорил Кулешов.

— Целую.

Он положил трубку и устало опустился на банкетку. Все его расположение духа, его физическое самочувствие разом ухнули вниз. Руки и ноги вдруг опять стали тяжелыми, дыхание частым. Он нашарил в кармане домашних штанов блистер с валидолом и положил еще одну таблетку под язык. Просидев так с минуту, Андрей Феликсович направился в кухню.

Его ждала Марта. Он должен был все подготовить: накрыть на стол, нарядить ель, украсить квартиру. Все это ему нужно было сделать одному за каких-то десять часов. А он едва держался на ногах. Оставалось радоваться тому, что продукты он купил заранее, принося понемногу каждый день.

Марта сидела за столом, держа перед собой руки, сцепленные в крепкий замок. Голова склонена к плоской груди. Парик свисал так, что закрывал часть лица.

— Доброе утро, — сказал Кулешов, войдя. Он казался себе бодрым, хотя его настроение было деланным.

— Дети скоро приедут, — выдохнул он, растягивая губы в улыбке, — но ведь ты и сама слышала.

Марта молчала. Ее склоненная голова даже не пошевелилась. Кулешов счел это за добрый знак. Включив радио, он покрутил рычажок, находя волну Эрмитажа. Инструментальная музыка поглотила тишину, и Кулешов почувствовал себя лучше.

Достав из холодильника овощи, Андрей Феликсович положил их в кастрюлю, залил водой и поставил на огонь. Самое простое было сделано. Вытащив из морозилки фарш, Кулешов взял нож. Нарезать тонкими пластиками твердое, как камень, мясо было нелегко. С его больными руками это казалось почти невозможным. Однако он отогрел часть мяса в горячей воде, и дело пошло легче. Нарезав кольцами лук, Андрей Феликсович разогрел духовку, выложил смесь из лука и мяса на противень и отправил запекаться. Голова Марты приподнялась. Она заинтересовано посмотрела на Кулешова, и тот, почувствовав этот взгляд спиной, тут же обернулся к ней.

— Ты проснулась, — сказал он, вновь растягивая губы в улыбке. — Мясо уже готовится. Я сделаю замечательное Рождество. Лучшее из всех, что мы проводили.

Марта молчала. Ее голова, словно неживая, клонилась к груди. Только из колонки радиоприемника послышались какие-то помехи. Кулешов озабоченно посмотрел на него.

— Ты хмуришься? Тебе не нравится запах? — спросил он.

Радио окончательно замолчало, а потом вдруг сильно зашипело. И сквозь это шипение Кулешов услышал отвратительный, тошнотворный звук, похожий на гортанное завывание, а следом: шарк-шарк-шарк…

Марта медленно расцепила руки. Деревянный указательный палец поскреб по столу: шарк-шарк-шарк…

— Да, мясо замороженное, — сказал с сожалением Андрей Феликсович.

Палец снова начал скрести, тогда Кулешов быстро добавил:

— Но к Рождеству я достану свежее. Это только закуска.

Палец расслабленно опустился. Из колонки вновь полилась инструментальная музыка.

Из нижнего кухонного шкафа были вынуты мука и сахар, из холодильника яйца. Замесив тесто дрожащими руками, то и дело бросая осторожные взгляды в сторону Марты, Кулешов взялся за крем. Смешав масло и сахар, он взбил полученную массу и добавил творожный сыр. Воздушная смесь уже распространяла сладкий пекарский запах, перебиваемый лишь нежным ароматом печеного мяса. Марта любила красивые торты, и Андрей Феликсович всячески изощрялся, когда его кулинарное чудо нужно было украшать.

Два бисквита, раскатанных по противню, сменили мясо в духовке.

— Вот и все, моя милая, — сказал Кулешов, оборачиваясь к Марте. — Мне осталось сделать салаты, закончить с тортом и…

Рука, только что недвижимая, сжалась в кулак, и побледневший Андрей Феликсович увидел, как она резко разжалась, а ногти впились в стол. Марта дернула рукой, оставляя на столе три полосы.

— Конечно, я достану свежего мяса! — тут же поспешил успокоить ее Андрей Феликсович.

Он вытер о фартук руки (они у него были в муке) и пошел к телефонному аппарату. Набрав семизначный номер, Кулешов слушал длинные гудки. Когда трубку сняли, Андрей Феликсович зачастил:

— Басин, это Кулешов. Ты как сегодня? Все в силе?

— Извини, старик, жена запрягла. В собор с детьми и внуками идем.

— В какой собор? — Из кухни раздалось уже знакомое нарастающее шипение.

— Петропавловский, — ответил Басин.

— Мы же договаривались!

— Ну, старик, Зине разве откажешь? А потом дети с внуками приедут. Твои ведь тоже приедут? Давай лучше завтра, а?

Шипение сделалось таким сильным, что у Кулешова заложило уши. Сквозь непрекращающийся шум можно было распознать завывание.

— Что это у тебя за шум? Але?

— Пошел ты! С собором своим! — воскликнул Андрей Феликсович и резко бросил трубку.

— Сейчас! — сказал он, обращаясь к пустому коридору. — Я позвоню Диме Ромашкову. Он обязательно придет, Марта. Он придет, обещаю.

Пока он накручивал дрожащими руками номер телефона, из кухни доносилось: шкряб-шкряб-шкряб…

Ромашков долго не брал трубку, и Андрей Феликсович почти сбросил звонок. Сонное «Алло» вновь откупорило поток слов, вырывающихся у сбившегося с мысли Кулешова.

— Дима, это Кулешов.

— Андрюха? Ты с ума сошел? В такую рань звонишь.

— Уже час дня, — сказал дрожащим голосом Кулешов, то и дело озираясь и прислушиваясь к звукам на кухне. В трубке послышался шорох, потом чертыханье.

— Я вчера в ночную работал, — отозвался Ромашков устало.

— Я тебе чего звоню: ты как насчет сегодня?

— Сегодня шестое?

— Сочельник, — подтвердил Андрей Феликсович.

— Прости, у меня теща ногу сломала. Жена уехала к ней. А на меня ребят оставила.

— Приходи с ними.

— С ума ты сошел? Мне Оля потом голову снимет.

— Да они ведь не титечные уже! — срываясь на раздражение, выговорил Кулешов.

— Были бы титечные, я бы взял. А так, моему старшему оболтусу — четырнадцать. Он потом нас с потрохами сдаст. Стукач страшный.

«Как ты был в детстве», — зло подумал Кулешов.

— Давай на неделе? — предложил Димка.

— Мг, — ответил Андрей Феликсович, судорожно соображая, кого еще можно было позвать. Он-то был уверен, что Басин приедет. Тот ведь клялся, что и в Сочельник, и в Рождество свободен.

Из кухни послышался тяжелый удар. Рухнувшее тело долго лежало без движения, а потом по полу завозили чем-то угловатым и большим, безвольным. Кулешов чуть сознание не потерял. Дело было плохо. Номер Шахтина — давно забытого коллеги — вспомнился сам собой. Андрей Феликсович быстро набрал его, молясь, чтобы за то время, пока они не общались, Игорь не съехал на другую квартиру. Хриплый низкий голос ободрил Кулешова, это точно был Игорь Шахтин.

— Долго в трубку пыхтеть будете? — спросил Игорь, когда на его «Слушаю» Андрей помедлил с ответом.

— Шахтин, это Кулешов, — выговорил с трудом Андрей Феликсович. — Как дела?

— Кулешов? — удивился Игорь. — Нормально. А у тебя как? Ты куда пропал? Мы с тобой совсем связь потеряли. А это что — твой домашний номер?

— Да, я недавно поставил аппарат, — сказал Андрей Феликсович. — Не пользовался. Игорь, ты сегодня не хочешь зайти вечером?

— Сегодня? — растеряно спросил Шахтин. — А что, у тебя какое-то дело ко мне?

Из кухни послышалось: шкряб-шкряб-шкряб…

Кулешов быстро затараторил в трубку:

— Да какое дело? Так, — он махнул рукой. — Посидим, старое вспомним. Я ж тебя год не видел. И с ребятами тоже не общался. Расскажешь, как там у вас.

— Ну хорошо, — ответил неуверенный голос Шахтина. — Вечером? Часам к девяти, идет?

— Лучше к восьми, — тут же ответил Кулешов.

— Живешь-то там же?

— Да, на Старогородской.

— Захватить чего выпить?

— Если хочешь, но вообще у меня есть коньяк неплохой. — Андрей Феликсович был напряжен как струна. Челюсти болели, руки, вцепившиеся в трубку и в сам аппарат, побелели от напряга.

— Хорошо, — сказал Игорь после некоторых раздумий.

— Ну, все, пока.

Он бросил трубку на рычаг, боясь, что за какие-то доли секунды Шахтин передумает ехать. Сердце бешено колотилось, руки тряслись. Противное шкрябание прекратилось.

Посидев еще с минуту, Андрей Феликсович вернулся на кухню. Тело Марты распростерлось на полу, голова набок, руки расслабленно лежали вдоль тела. Из динамика радио голос Синатры пел: «Have Yourself A Merry Little Christmas».

***

Когда бисквиты остыли, Кулешов разделил их вдоль на две части и щедро смазал кремом. Потом он обмазал торт со всех сторон, ровняя крем специальной лопаткой.

— Я покормлю гостя, а потом покормлю тебя, — сказал Андрей Феликсович.

К трем часам он уже окончательно успокоился. Когда Кулешов выливал на торт шоколадную массу, его руки действовали механически, и ничто не выдавало тревожности в нем самом.

Он накрыл стол на кухне. Так оно было вернее. Переносить Марту в зал, лишний раз тревожа ее, не хотелось. Андрей Феликсович достал скатерть покойной жены, закрыв ею ужасающие следы на столе. Вынул из коробки сервиз в мелкий цветочек, выложил салат в маленькие вазочки, закуски на тарелки, а мясное блюдо — на длинную посудину овальной формы. Торт на подносе с ножкой стоял в центре стола. Кулешов украсил его посыпкой из мелких серебряных и красных горошков. Он получился алым, безумно красивым, но каким-то зловещим.

— Ну, вот и все, — подвел итог Андрей Феликсович, глядя на стол. — Осталась только ель.

Он осторожно поцеловал парик на голове Марты и отошел на почтительное расстояние. Ее руки теперь лежали у нее на коленях, а сама она по-прежнему была наклонена вперед.

— У меня для тебя подарок, — сказал Кулешов мягко. — Я хотел подарить тебе его позже, но думаю, сейчас он будет уместен.

Андрей Феликсович открыл холодильник и извлек оттуда коробку, перевязанную пышным красным бантом. Он положил коробку на колени Марты, так как на столе уже не было места, и придавил ее сверху руками женщины.

— Оно совсем свежее, — добавил Андрей Феликсович ласково. Марта не шевелилась.

Когда Андрей Феликсович украсил ель и развесил все немногочисленные гирлянды и шары, на часах было восемь сорок. Осознание того, что Шахтин задерживается, было подобно пронзившей молнии. Кулешов опять почувствовал нервозное волнение. Он быстро набрал номер Шахтина. Трубку взяла жена.

— Алло, а Игоря можно? Это Андрей Кулешов.

— Игоречек, — прокричала та высоким противным голосом, — тут этот твой припадочный отшельник звонит!

— Надя, — послышался тихий укоряющий голос Шахтина.

— Слушаю, — сказал Игорь уже в трубку.

— Ты почему не приехал?! — истерично спросил Кулешов.

— Извини, мне вдруг нехорошо стало. Слабость такая, видимо, продуло. Может быть, отложим до следующего раза? Впереди еще четыре дня каникул. Обязательно встретимся.

Сколько этих «прости» он должен выслушать? Его Марте нужно питаться. Его Марте нужен хороший стол к Рождеству. Сытный стол. А он не может зазвать к себе даже одного ничтожного человека.

— Шахтин, ты обещал! — сказал Кулешов, стараясь быть твердым.

На деле вышло иначе: голос дал петуха.

— Андрюха, у тебя все хорошо? — спросил Игорь, обычно довольно грубоватый.

— Все хорошо, — ответил быстро, озлобляясь, Андрей Феликсович. — Все просто замечательно!

Он опять бросил трубку, даже не дожидаясь новых вопросов. Где найти человека за каких-то двадцать минут? Ну где? Чтобы он согласился зайти и посидеть вместе за столом?

«Позвать соседа», — думал Андрей Феликсович, уже стоя перед дверью Косарева и нажимая на дверной замок. Степан вышел в майке и шортах. При этом грязная «алкоголичка» обтягивала его пузо, делая своего обладателя похожим на беременную.

— Че надо? — недовольно спросил Косарев.

— Зайти не хочешь?

— Зачем? — тут же подозрительно поинтересовался Степан, облизывая жирные пальцы.

— Рождество скоро, думал, зайдешь, выпьешь.

— Я ужинаю, — ответил Степан.

— А я тебя и не на ужин зову! — раздраженно сказал Кулешов.

Он хотел добавить, что у него есть отличный коньяк — марочный, но не успел: Марина вместе с Ниной поднимались по лестнице.

— Деда! — крикнула Ниночка, перешагивая через две ступени и бросаясь к Кулешову.

Она повисла на Андрее Феликсовиче и с интересом рассматривала Степана.

— Здравствуйте! — старательно проговорила она.

— Привет, — ответил Косарев и зашел обратно к себе в квартиру, захлопнув дверь. Андрей Феликсович и рта раскрыть не успел.

— Деда, мы летели на самолете! Большом самолете!

— Привет, пап, — поздоровалась Марина, поцеловав отца в щеку и проходя в квартиру. — А ты что здесь стоишь? Нина, разденься сначала.

Кулешов зашел вместе с внучкой, закрыл дверь.

— Пап, ты в порядке? — спросила Марина. — Ты какой-то бледный. И похудел совсем.

Она обняла его, и на мгновение Кулешова перестала бить дрожь. Напряжение, которое он испытывал все утро, отпустило его. «Неужели прошло пять лет, — подумал он, — пять лет, как я живу с Мартой?!» Ему удавалось скрывать это от дочери. Удавалось уклоняться от настойчивых зазываний в Москву и прятать саму Марту, когда Марина с Ниной приезжали в гости.

От Марины пахло морозной свежестью и домом. «Как странно, — снова мелькнуло в голове Кулешова, — она уехала и увезла его с собой — ощущение дома».

Марина отпустила отца, озабоченно глядя на него.

— Все хорошо, — успокаивал дочь Кулешов, улыбаясь.

Пусть раньше ему удавалось скрывать Марту от дочери. В этот раз все будет иначе: он наконец познакомит их. И Марина обязательно полюбит ее, как он. И Ниночке Марта тоже понравится… Андрей Феликсович вздрогнул, вспомнив, какой Марта могла быть, и ему захотелось избавиться и от Марины, и особенно от Нины. Грохот на кухне, сопровождаемый содроганием пола, заставил всех троих замереть.

— Что это? — спросила с удивлением дочь.

Ниночка тут же схватилась за ее руку.

«Марта!» — подумал Кулешов и зажмурился.

— Э-то, это… — Он беспомощно вращал глазами, пытаясь придумать оправдание звуку.

Из кухни тем временем послышался скрежет: что-то с трудом продвигалось по полу, клацая челюстями. Тяжелое тело долго преодолевало расстояние до двери, а потом из-за угла показалась рука — деревянная кисть и пальцы, беспомощно и бессмысленно чиркающие по полу: шарк-шарк-шарк. Вторая рука была такой же. И вот перед семьей Кулешовых уже предстала голова Марты в парике. У нее не было лица. Только нарисованные хмурые брови и такой же недовольный рот. Глаза наличествовали — по крайней мере, два тусклых кружка обнаруживались на том месте, где они могли бы быть. Мартой Кулешов называл деревянную куклу в человеческий рост. Жуткую, уродливую, наполовину сгнившую. Там, где должны были быть ноги, оставались лишь прогнившие культи. Марта выла, она выла через динамик радио, которое разразилось сначала знакомым оглушительным шипением, что потом превратилось в жуткий крик. Полоска рта куклы была измазана чем-то красным. Андрей Феликсович догадался, что Марта открыла его подарок: сердце, как и четыре года подряд, его символическое сердце и чье-то, когда-то бившееся и не подозревавшее о своем последнем предназначении.

Детский крик вперемешку с женским присоединился к какофонии звуков.

— Мама, что это?! Мама!

Нина всем телом прижалась к Марине, дергая ее за куртку. Кулешов нервно озирался, пытаясь придумать, что ему делать. «Соседи, — решил он, — придут соседи и тогда… Или она полакомится тем, что уже нашла?»

Марина нащупала защелку на двери и попыталась открыть ее, другой рукой она прижимала Ниночку к себе.

— Марта, — робко позвал Кулешов.

Чудовище замерло и воззрилось на него несуществующими глазами.

— Я приведу тебе людей, любых, каких захочешь. Только их не трогай.

— Папа, о чем ты? — крикнула с ужасом дочь. — Что это такое?

— Это Марта.

— Какая Марта?! Папа, не ходи! — Марина схватила отца за руку, не давая ему сделать ни шагу.

— Нет-нет, все хорошо. Она просто голодна. Немного голодна, и все.

— Деда, не ходи, — заплакала Ниночка.

Марина наконец повернула защелку, но дверь не открылась. Она навалилась на нее всем весом, но та не поддалась.

— Всех, кого захочешь! — просил Кулешов.— Только не их, Марта!

Андрей Феликсович приблизился к чудовищу и протянул руку, желая его успокоить.

— Давай я помогу тебе, подниму и усажу за стол.

Марта молча смотрела на него, а потом раззявила пасть в том месте, где был нарисован тусклый круг, и схватила руку Кулешова, громко заоравшего от боли и повалившегося на пол. Чудовище откусило кисть. С нарастающим ужасом дочь и внучка Андрея Феликсовича наблюдали, как Марта жуёт кисть. Затем она принялась за предплечье, Кулешов пытался отползти от урода, но Марта, внезапно ставшая намного проворнее, схватила его деревянными руками и вцепилась в шею, прокусывая ее насквозь вдруг обнаружившимися белыми зубами.

Марина стучала в дверь, звала на помощь. В ответ застучали с другой стороны, входной звонок надрывно запищал. Ниночка от страха завизжала. Кулешов выл от боли — у него уже не было обеих рук. Он едва дышал, глаза бешено вращались, но он все еще кричал. Марта же поднялась на здоровые ноги, пнула Андрея Феликсовича и сказала:

— Ты уже слишком стар.

Чудовище уставилось на Марину с дочерью и, выплюнув застрявшую между зубов жилу, подошло к ним. Марина и Нина замерли, не смея сделать ни единого движения. Звонок по-прежнему разрывался, в дверь стучали. Марта кивнула Марине, и та поняла, что может быть свободна. Едва открыв дверь, они с дочерью буквально вывалились в объятия обеспокоенных соседей. Дверь за ними тут же захлопнулась, и никто не смог открыть ее до самого Рождества.

Когда же сделать это все-таки удалось, в квартире не было найдено ничего, кроме останков тела Кулешова. И еще — на кухне перед нетронутым праздничным столом сидела кукла в человеческий рост. Красивое лицо с тонкими чертами, локоны, уложенные в аккуратную прическу... Нежно-голубое платье делало ее похожей на юную девушку. Тело было совершенно новым и пахло деревом. На карточке было написано: «Марта».

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)