Иллюстрация Антонины Крутиковой

С сухим хрустом свежий ледок ломался под ногами. Хлюпала темная жижа. Стас перепрыгнул через широкую лужу, оскользнулся и измазался.

— Сука, — выругался парень, пытаясь разглядеть во мраке испачканную штанину. Ни одного фонаря, только тусклый редкий свет из окон частников. — Твою мать.

Включил фонарик на мобильном — холодный, с синевой свет выхватил пожухлые заросли вдоль дороги, разбитую полоску асфальта, покрытую тонким слоем разъезженной грязи. Новенькая кроссовка и правая штанина в коричневых потеках.

— Сука, — еще раз выругался Стас, разгораясь изнутри ледяным пламенем ярости. — Ну, мудаки…

За перекрестком, возле давно умершего фонарного столба, мелькал багровый уголек сигареты. Стас направился туда, подсвечивая дорогу.

— Здорово, — приветствовал первым.

Долговязый, затягиваясь окурком, протянул руку. От фонарной укосины отлип второй — коренастый и широкоплечий малый.

— Дома? — Стас кивнул в сторону домишки напротив, по окнам которого плясали телевизионные блики.

— Угу, — Долговязый выкинул окурок в кусты.

— Пошли, — скомандовал Стас, и троица пересекла дорогу.

Калитка кривого забора оказалась не заперта. Свет фонарика выхватывал из темноты штабель гнилых досок, ржавый трехколесный велосипед, давно опустевшую собачью будку.

— Открывай, — Стас раздавал указания, остальные подчинялись.

Долговязый потянул ржавую скобу на входной двери. Изорванная войлочная обивка, как спина измученного проказой животного, заунывно скрипнула. Вошли в темные, пропахшие мочой сени. Парень дернул дверь в дом — заперто. Крикнул:

— Семе-ен!

Только неясный гул работающего телевизора.

— Этот гандон не с товаром ли зависает? — вопросил тьму второй из парней. — Сколько уже прое…

— Тебе не насрать ли, Малой? — оборвал рассуждения Стас и ударил в дверь основанием кулака. — Семен! Открывай, епта!

Звук телевизора стал тише. Послышались шаркающие шаги и шепот — слов не разобрать.

Стас почувствовал, как приятное возбуждение разливается по телу:

«Сейчас. Сейчас, — мысленно улыбнулся. — Из-за этого мудака кроссы зафоршмачил, сука».

— Кто?

— Да свои, епта! — обрадовался чему-то Долговязый. — Открывай давай, замерзли тут стоять уже!

Металлический крюк брякнул о дверной косяк, и Долговязый сразу надавил на дверь, оттесняя Семена в глубь комнаты. Вошли.

— Как у тебя тут воняет, — брезгливо проговорил Стас и, не дожидаясь ответа, отточенным движением ноги ударил хозяина в лицо. Тот булькнул ртом и упал. В ворохе грязных одеял кто-то завизжал.

— Так ты не один, Сема, — улыбнулся Долговязый, подошел к засаленному дивану и, схватив за волосы женщину, выволок ее на середину комнаты.

— Как же воняет, — скривился Стас.

Деревянные створки окна намертво прикипели к раме. Дернул — не открылась. Стекла жалобно задребезжали. Стас не задумываясь выбил раму — в комнату ворвался легкий ветерок.

— Так-то лучше. Малой, дай ему…

Упрашивать Малого не пришлось — пяткой дважды сильно ударил по почкам. Семен заплакал:

— Пацаны, вы чего? Пацаны…

— Заткнись, — велел Стас и, повернувшись к продолжавшей визжать девушке, повторил. — И ты заткнись.

— Вы чего творите, малолетки?

Хриплый прокуренный голос.

Долговязый не сильно ударил ее кулаком сверху вниз — платили только за Семена, чего напрягаться.

— Где товар? — Стас вопросительно приподнял бровь.

— Пацаны, отвечаю, не я — мусора подрезали, пацаны… — поток слов прервался хлесткими ударами. Послышался сухой треск сломанного носа, и Семен тонко завыл.

— Хрен с тобой, — почти дружелюбно согласился Стас, выпрямляясь над стонущим хозяином. — Мусора так мусора, но, сам знаешь: наказать все равно нужно.

— В натуре мусора, пацаны, отвечаю…

— Да-да… Давай, Малой, руки сперва.

Пока Стас включал камеру на телефоне, Малой вытащил резиновую дубинку.

— Правую руку вытянул.

— Пацаны, не надо, я ж ни при чем, пацаны…

— Вытянул руку, сука! — Стас ожесточенно принялся наносить беспорядочные удары, попадая то по мягкому, то по твердому, и безумно радуясь каждому стону и вскрику, сопровождавшему избиение.

Девушка опять заголосила, и Стас, обернув искаженное яростью лицо, прошипел:

— Не заткнешься, я тебе ее, — выхватив у Малого дубинку, — в очко вставлю!

Долговязый заржал.

— Пусти ее, — велел Стас, — и иди работай… Все по новой! Погоди, сейчас включу.

Избитый Семен выплевывал густые ошметки крови с кусочками зубов.

— Руку, — скомандовал Стас, стараясь успокоить дыхание.

Семен только постанывал, скорчившись.

— Епта, ты чего такой тугой, а, сука? — Стас остановил запись. — Давай по-хорошему, а то скальп срежу…

Семен завыл громче. Темный мир наркоторговли безжалостен. Крупная дрожь сотрясала худое измазанное в крови тело. Он протянул правую руку вперед.

— Блип, — звук оповестил, что запись началась.

— Пальцы и руку, — скомандовал Стас, и град ударов тяжелой резиновой дубинки обрушился на худую руку наркомана.

Первые же хлесткие удары сменились хрустом и воем.

— Готово, — чуть запыхавшись, отчитался Долговязый.

— Сам слышу. Давай еще — мало. Плечо.

Экзекуция продолжилась: глухой шлепок прикосновения резины к голой коже, тут же вспыхивающая багровая полоса — тело выдерживало первый удар, иногда второй, но уже третий точно сопровождался хрустом. Будто наступаешь на сухую ветку в лесу. Этот хруст слышался всегда, даже через самые сильные вопли и стоны.

Семен, свернувшись клубком, подтаскивал изувеченную руку.

— Левую давай, — велел безжалостный палач.

Семен заливался слезами.

— Левую!!! — заорал Стас, разбрызгивая слюну. — Дай! — вырвал дубинку и начал бить что было силы, нанося беспорядочные удары: по пальцам, предплечью, плечу.

Семен визжал от дикой боли, пытаясь отползти, забиться в угол. Стас наступал на него, не ограничиваясь ударами по руке. Ноги, грудь, бедра. Через несколько секунд парень тяжело задышал.

— Давай, Малой, — протягивая дубинку товарищу.

— Стасян, хорош, наверно — его уж колбасит…

— Я из-за этого мудака кроссы новые испачкал, — пояснил Стас, но уже с меньшим запалом злобы. — Ладно, хрен с ним. Семен. Семен!

Семен выл не откликаясь.

— Го-отов! Сочтем это за извинения. Не понравится заказчику — вернемся, — Стас поставил запись на паузу.

Малой подошел к девушке и приподнял ее за волосы.

— А ты, сучка, чего тут трешься? По халяве?

Девушка как могла замотала отрицательно головой.

— Может протянем по кругу, а, пацаны? — с надеждой спросил Малой.

— Да ну ее, — возмутился Долговязый, — ты что, свой хер на помойке нашел? На кой она тебе сдалась…

— А у меня и презики есть, — улыбнулся Малой и, обращаясь к девушке, — отодрать тебя? А? А?!

— Ну оставайся, дербань ее, — сказал Стас. — А мы сваливаем.

Парни двинулись к выходу.

— Да вы чего, пацаны, я ж в угар! Погодите…

«Извинения» удовлетворили куратора, и уже утром Стас раскидал приятелям положенные деньги. А днем подвалила новая работа.

— Ништяк, — довольно улыбнулся парень, открывая сообщение в Телеге.

Городок небольшой — для спортика не так много работы, как хотелось бы, но в последнее время заказы шли один за другим.

Встал прямо на паре и, не обращая внимания на сердитый вопросительный взгляд преподавателя, вышел из аудитории. Закрывая дверь, слышал разрастающийся гогот однокурсников.

Набрал Долговязому.

— Здарова, Длинный. Как сам? Квасишь? Нет? Хорошо. Новый клиент — «швыра». Адрес? Прописка есть… В Колтехе учится. За руль сядешь?

В трубку что-то быстро заговорили.

— Ну заправь, епта! Ты чего мне тут лепишь? Короче, забираешь Малого и ко мне в каблуху. У Колтеха пасти будем.

Трубка опять огрызнулась недолгим монологом.

— Да он, типа, на дно залег — гасится. Не вызвонить на точку. Малому сам звякни, жду.

Стас вышел на крыльцо ПТУ, поздоровался с курившими пацанами. Темные, налитые свинцом тучи нависли над городом. Медленно падали колючие снежинки. Огляделся. Вокруг привычная картина: бледно-коричневые хрущевки близоруко пялились разномастными глазами окон. Подмерзшая грязь неотличима от израненного временем асфальта. Вытоптанные полоски зарослей, именуемые газонами. Прозвенел выхлопной трубой и остановился на остановке пазик — выплюнул безликий поток людей, пытающихся отличаться друг от друга одинаковыми яркими куртками.

«Лохи, — презрительно оценил людей Стас, предпочитавший темную спортивную одежду. — Любого рубану».

Пацаны докурили и вернулись в теплую скуку учебного заведения — тупить на парах. Стас остался разглядывать серую действительность в одиночестве.

«Еще немного, и свалю отсюда».

Москва манила парня яркими огнями возможностей.

«Поднимусь там быстро. Я же не лох какой-то. Только надо чуть больше бабок на первое время».

Размышления прервал нарастающий бит русского рэпа. У светофора показалась знакомая, с оторванным бампером, морда видавшей виды четырки. Долговязый за рулем, рядом, чувствуя себя местным авторитетом, покуривал Малой.

«Какие утырки», — холодно констатировал Стас и спустился с крыльца.

Четырка, пришпоренная Долговязым, взвыла и сорвалась с места, не дождавшись зеленого света светофора. С визгом тормознула у самых ступеней крыльца. Малой вылез, уступая переднее место.

— Выбрось, — Стас кивнул на сигарету. Малой повиновался. — Убавь, — велел Долговязому.

— Тебе, может, классику еще включить? — хохотнул парень, но приглушил звук.

— Погнали к колледжу — не знаю, сколько у «швыры» пар, может, свалил уже.

Парни, нагло подрезая попутные автомобили, полетели, вонзаясь в серое уныние захолустного городка.

Колледж, несмотря на громкое название, представлял из себя совершенно обыденную безликую прямоугольную коробку. Группки студентов покуривали возле крыльца. Другие спускались и поднимались, пропадая в утробе здания.

— Отправил фото, — нарушил заунывные речитативы бесталанного репера Стас.

Ребята уткнулись в телефоны.

— Малой, иди попасись у крыльца, — скомандовал Стас. — Глаза разуй, нехер на телок пялиться, понял?

— Да понял-понял, — прогундел Малой и вылез из машины.

Прошло минут двадцать. Молчали. Долговязый несколько раз пробовал завязать разговор, но умолкал, не получая отклика от Стаса. Малой нервно переминался с ноги на ногу и докуривал вторую сигарету.

«Работа есть работа, — флегматично констатировал Стас. — Пусть и не самая приятная ее часть».

Вчера они неплохо потрудились. И повеселились тоже неплохо. Вспомнился непередаваемый хруст костей, сопровождавшийся воем. Чуть вспотели ладони.

— Хорошо, когда много работы, а, Долговязый?

— Ваще бомба! И по баблу нормас. Так если двигаться будем, я тачилу обновлю…

— Заводи, — прервал обрадованного разговором приятеля Стас, — вон Малой задергался.

Заскрежетал усталый стартер.

— Идиот, что он трепыхается, — беззлобно размышлял вслух Стас, в очередной раз поражаясь тупости коллеги по опасному ремеслу.

Малой энергично подскакивал на месте, дергая локтем. Что это должно было означать — понимал только он сам. Компания студентов спустилась по ступеням. В руках появились вейпы и сигареты. Двое — парень с девушкой, задерживаться не стали и пошли, взявшись за руки. Малой, постоянно оборачиваясь, последовал за ними.

— Клиент, — произнес Стас, и машина на удивление плавно двинулась следом.

— Слышь, Стасян, пусть Малой проводит. Народу — тьма. Палево.

«И то верно».

Стас разблокировал смартфон:

— Слышь, Малой, проводи и отзвонись.

Трубка проворчала в ответ.

— Да насрать мне, что ты замерз! Проводишь, я сказал! До квартиры, понял? Все, давай.

Трубка гневно затрещала, но Стас прервал поток звуков, завершив разговор.

— Погнали в Мак заедем — жрать хочется, — сказал Стас.

Четырка круто, через сплошную, развернулась и помчала в противоположную от Малого сторону.

В полупустом ресторане компания тинейджеров весело уплетала бургеры с колой, да дожидался заказа курьер. Стас только присел на круглый мягкий стул, как в кармане требовательно завибрировал мобильный.

— Костанаевская, семнадцать, третий этаж, квартира семь, — отрапортовал Малой. — Подгребайте. Их двое, правда — он с телкой зашел.

— Ага, сейчас подъедем, — ответил Стас. — Поглядывай там пока, — и, положив трубку, продолжил спокойно дожидаться заказа.

Сев на пассажирское сиденье, протянул пакет с бургерами Долговязому.

— Малой на стреме. Ждет нас. Поехали — по дороге пожрем.

Длинные ноябрьские сумерки оплетали мраком неопрятную землю. Свет окон пытался, но не мог побороть надвигающуюся тьму.

Угловая трехэтажная сталинка, некогда внушительная и сиявшая красотой, ныне осунулась, умирая — вся в трещинах и потеках, облупившаяся, с кое-где заколоченными подъездными окнами. Темная лестница пахла влажной пылью. На площадке между вторым и третьим этажами нервно курил Малой.

— Ну, — спросил Стас.

— Зашел с телкой. Телка еще не выходила…

— Кто-нибудь есть еще в хате?

— Я пасу, что ль? — удивился Малой.

«Тупица», — отметил Стас.

— Как делать будем? — осведомился Долговязый.

«Одни вопросы… — вдруг устало подумал Стас. — И на хер они мне, если все я делать должен?»

— Выволакивать — шуму поднимется… Какой заказ-то, а, Стас?

— Руки, ноги сломать, отпинать жестко, напугать… На бабки поставить — сильно этот чухан «магазин» разозлил.

— Может, в хате прям?

— А мама-папа дома? — забеспокоился Малой.

— Погодь, не суетись, — оборвал Стас и вынул мобильник. Открыл фотки «швыры»: страница паспорта с пропиской. — Гля, пацаны: прописан — Сосновка, улица Большая… Что за Сосновка, кто знает?

— Есть такая деревня, километров семьдесят-восемьдесят от Юрьинска, — сказал Долговязый. — Думаешь, снимает тут? С телкой? А если с друзьями?

— Да хрен с ними, с друзьями. Пойдем да глянем. Я первый, вы за мной. Дай дубинку, — Стас спокойно поднялся по истертым ступеням на этаж и остановился перед обитой дерматином дверью. Прислушался. — Лампочку разбейте, — негромко приказал ребятам.

Хлопок, и подъезд нырнул во тьму.

Стас прижался ухом к двери: голосов не слышно, только приглушенная музыка. Постоял — ни шагов, ни звона посуды, ничего. Позвонил в дверь, все еще вслушиваясь. Трель звонка тревожно отдала в ухо. Надавил еще раз — требовательно. Еще и еще. Музыка умолкла.

Нарастающее возбуждение проскакивало электрическими разрядами. Едва заметно ускорилось дыхание. Послышались шаги.

— Кто? — голос из-за двери, еще по-мальчишески юный. Встревоженный.

«Это хорошо, — удовлетворенно подумал Стас. — Бойся, сучонок, бойся».

— Электрик из ЖЭК! Вы соседей топите — аж щиток коротнуло!

— Чего-о?

Щелкнул замок, и Стас приготовил дубинку.

Сердце ускорило бег. Как в замедленной съемке, Стас видел расширяющуюся светлую щель дверного проема, серые настороженные глаза, всматривающиеся во подъездный мрак. Отточенным до автоматизма движением опытного спортсмена Стас пружиной чуть присел на левую ногу — проем все расширялся, и резко распрямился, подавая таз вперед и выбрасывая правую ногу в ударе.

Хозяина снесло распахнувшейся дверью. Коридор квартиры оказался коротким, и бедняга впечатался спиной в дверь ванной комнаты. Кажется, он еще не вполне успел осмыслить происходящее, как ворвавшийся Стас вырубил его ударом дубинки по голове.

Долговязый и Малой влетели в квартиру, а Стас уже, намотав на кулак длинные волосы, тащил визжащую девчонку в комнату.

— Заткнись! — рыкнул на нее и положил ладонь на рот. — А ну, заткнись, сука! А не то все лицо изрежу!

Огромные, бесподобно прекрасные в своем ужасе глаза девушки налились слезами.

— Мы к Вадику пришли, — продолжил Стас, — не ори, и все будет нормально.

Осмотрелся: выцветшие обои лоскутами, разложенный и застеленный свежим бельем диван, пыльный протертый местами ковер на полу — в носу моментально начало щипать. На небольшой тумбочке видавший виды бумбокс, бутылка белого, два бокала и блюдо с обглоданной веточкой винограда.

«Небогато».

— Я сейчас уберу руку, и ты не заорешь, поняла? — девушка судорожно кивнула.

— Как зовут?

— Ви-ика, — девчонка начала всхлипывать, сдерживаясь изо всех сил.

Долговязый с Малым, держа тело под руки, втащили парня в комнату и бросили на пол. Вика тоненько завыла.

— Заткни ей рот, — обратился Стас к Малому, — и свяжи.

— Ребята-а, — залилась слезами Вика, — ребята, не надо, пожалуйста! Я ни при чем! Отпустите меня, и я просто уйду, — Малой достал скотч, — я никому не ска… — слова грубо оборвались свернутым и всунутым глубоко в рот носком. — У-у-м-м! У-у-у-м!

— А ну, заткнись, — Малой замахнулся кулаком, и девушка съежилась.

Так же ловко он стянул ей руки за спиной.

— Что-то долго не очухается, — задумчиво сказал Долговязый. — Ты не сильно его?

— Слабак, — спокойно пояснил Стас. — Хату проверили?

— Двушка. Видать, съемная. Больше никого. Дверь прикрыли. По соседям тишина — все сделано, босс, — оскалился Долговязый.

— Молодец, — похвалил Стас, не подыгрывая шутливому тону. — Сходи воды принеси… Плясать тут перед ним, что ли…

В этот момент Вадим зашевелился, постанывая, распахнул глаза и удивленно посмотрел на склонившихся над ним ребят.

— Пацаны… пацаны, вы чего?

«Всегда одно и тоже», — презрительно подумал Стас.

— Магазин дядюшки Хазима передает привет, ушлепок.

— Какой магазин, ребят? Ребят… я не в курсах, ребят, — бормотал Вадим, пытаясь перевернуться.

Стас ударил в живот. Нога привычно, не встречая сопротивления, продавила упругую мягкость плоти. Вадим охнул и замолк. Как же здорово бить! Почти так же, как и ломать кости.

Скорчившийся парень хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Вспомнил? — улыбаясь, поинтересовался палач.

— Ре…ре… ребят… это оши… ошибка…

— Расклад простой, Вадим Гальперин из Сосновки, отдаешь товар и отправляешься в больницу — зализывать раны и думать, как нехорошо кидать уважаемых людей. Можем пойти двумя путями, — тут Стас заметил быстро брошенный на него взгляд и подумал: «Точно он, сучонок, никаких сомнений». — Разница между этими путями только в количестве боли, которую ты испытаешь…

— Круто сказал! — перебил Долговязый. — Ваще ништяк! Как в кино…

— Помолчи, пожалуйста, — с напускной вежливостью остановил восторженный поток Стас и продолжил, обращаясь к Вадиму. — Ну, что выбираешь?

— Пац-цаны, вы попутали что-то. Это не я! Я не в курсах вообще! Я не знаю ни за какой магазин! С наркотой дел не имею!

Стас улыбнулся:

— А я рад, знаешь? Рад твоему упрямству. Малой, пошарься по хате, поищи. Может, лох тут все и оставил.

Вадим еле заметно дернулся, но вовремя остановился.

— Длинный, тащи второй носок — не хочу соседей перепугать…

Вадим попытался вскочить, но тренированный Стас с реакцией кикбоксера-перворазрядника, совершенно не торопясь, играючи, нанес лоу-кик. Вадим рухнул на одно колено, как влюбленный, признающийся в любви. Пружиня ногами, Стас отскочил в сторону — всего на мгновение, чтобы в следующее обрушить болезненный удар ногой в ухо. Вадим рухнул на бок, поджимая ноги и стараясь руками защитить голову. Стас остановился.

— Рот, руки, ноги, — скомандовал он, дыша чуть быстрее, чем обычно.

Противно заскрипела лента скотча, и через минуту Вадим был стреножен.

— Пацаны, гля, че нашел! — в дверном проеме показался довольно ухмыляющийся Малой с небольшим пакетом в руках. — Скоростя, пацаны! Да тут полкило, не меньше!

— Кра-асава, — осклабился Долговязый.

— Ну вот и все, Вадюша, — страшно улыбнулся таращившемуся парню Стас.

Двое держали парня, чтоб не дергался, третий методично, изо всех сил лупил резиновой дубинкой. Кляп из носка скрадывал страшные вопли казнимого, но от багрового, натужного лица с выпученными глазами даже видавшего виды Долговязого стало слегка мутить.

Сперва ноги. Вадим извивался, силясь уползти, избежать хлестких, обжигающих болью ударов. Орал что было силы, выгибаясь, и дергался так сильно, что Малой сел ему на спину — удержать. Через несколько ударов боль стала нестерпимой. Слезы и сопли размазались по лицу. Из-под чуть отлипшего края скотча показалась кровавая пена.

— Передохни, дай я, — Стас забрал орудие пытки.

Изуродованные ноги расцвели багровой синевой. Парень нанес несколько ударов по пяткам, но не понял, сумел ли раздробить. Вадим хрипел и трясся, уже не пытаясь отползти. Страшно сверкали белизной белки закатившихся глаз.

— Стасян, можно я с телкой пока, а? Ты гля, какая телка клевая, — Малой за волосы поднял склоненную голову девушки, демонстрируя бледное, бесчувственное лицо.

— Ты некрофил, что ль? — заржал Долговязый. — Она ж вырубилась!

— Да валяй, — разрешил Стас. — Только снимать не мешай.

Довольный Малой потащил Вику в другую комнату.

Долговязый с нескрываемой завистью проводил взглядом товарища.

— Слышь, Стас, а что Малой первый-то? Иди ты, потом я — по старшинству…

— Снимай давай! Потом пыхтеть пойдешь — успеешь! Руки освободи…

Потерявшего сознание Вадима било крупной дрожью, но Стас не собирался останавливаться — задание нужно выполнить до конца. Долговязый разрезал скотч и вытянул правую руку, аккуратно, с какой-то садистской нежностью расправив ладонь. Мучитель прицелился и точным ударом раздробил четыре пальца.

— Вторую! — огорченно крикнул он.

Долговязый расправил левую руку и с интересом наблюдал за Стасом, пока тот примерялся.

— Смотри, сейчас выбью страйк, — негромко сказал Стас и обрушил дубинку на пальцы, стараясь захватить ударом всю пятерню. — Есть! — все пальцы левой руки изогнулись под неестественными углами. — Я же говорил: страйк!

Долговязый заржал.

— Вытащи кляп, — велел Стас, прислушиваясь к булькающему, с громкими хрипами натужному дыханию жертвы. — Захлебнется еще.

Из комнаты по соседству послышались приглушенные стоны. Ругань прервалась звонкой оплеухой. Стоны сменились сдавленным ревом, ритмично прерывающимся скрипом, шлепками и покряхтыванием Малого.

Долговязый натянуто засмеялся и крикнул:

— Давай поторопись! Мы заканчиваем!

— Заканчиваем, — негромко повторил Стас, осматривая дела своих рук.

Вадима трясло. Изо рта стекала алая пена. Он почти не стонал.

— Что, пойду тоже потрахаюсь, а? — попросился Долговязый.

— Давай. Трахарь-террорист пусть сюда идет — отрабатывать удовольствие.

Выходя, парни аккуратно притворили за собой дверь.

Пожилая соседка напряженно вслушивалась в шум, прижавшись ухом к двери.

— Хороша девчонка, — из подъездной тьмы донесся голос одного из отморозков.

Женщина испуганно перекрестилась и с нарастающим облегчением сосчитала удаляющиеся шаги. Постояв еще какое-то время у двери, вернулась в комнату и прибавила громкость телевизора.

— Страх-то какой, страх, — пробормотала она, лежа в постели, вновь встревоженная красно-синими бликами на оконном стекле. Шум в подъезде еще долго не давал уснуть.

— Да заткнись ты, ба, — Стасу надоело выслушивать оскорбления старухи.

Старая взбесилась, когда он всего-то предложил дом на него переписать.

— Чегой-та? — старуха оторвалась от пузыря, который старательно открывала, и зыркнула недобрыми глазками.

— Я в Москву поеду, — начал терпеливо втирать Стас. — А тут мало ли что: обманут тебя или случись чего…

— Кто это меня обманет, а? И в какую это ты Москву собрался?

По бабкиному настрою сразу стало понятно: не выгорит ни хрена, и Стас уже несколько раз успел пожалеть, что затеял разговор. Все жадность его — сдалась ему эта халупа? Да гори оно все огнем.

— Ладно, ба, забей.

— Как это «забей»? Ты как с бабушкой разговариваешь, сопля? Чего это ты удумал там? Отвечай, быстро!

— Учиться поеду в Москву… На работу устро…

— Чего-чего? — закаркала рассерженно старуха. — Учиться? Кого ты дуришь? Тебе ж башку всю напрочь на соревнованиях отбили — двух слов связать не можешь! Бабушку надумал бросить? Одну в старости? А кто за бабушкой ходить будет, ты подумал? Да чем тебе думать, идиоту треклятому!

Стас побледнел.

— Да если б тебя бабушка не подобрала... Да если б бабушка не обогрела! Где б ты был, засранец? Обмануть меня… Я тридцать лет мастером проработала! Я таких хитрожопых издалека вижу! — старуха наконец справилась с крышкой и хлебнула водки прямо из горла.

Тут-то Стас и не сдержался:

— Да заткнись ты, ба!

Мгновение наслаждался выпученными от удивления глазами, схватил куртку и вышел из дома, хлопнув на прощание ветхой дверью.

Днем, в ярких солнечных лучах, зима дотлевала, растекаясь расплавленными лужами снега, но вечерняя тьма возвращалась ледяным дыханьем. Стас запрокинул голову и посмотрел в небо: крупные снежинки, словно рожденные из ниоткуда, медленно кружась, падали крупными хлопьями пепла.

Стас побрел, глядя под ноги.

«Сто двадцать семь — наликом, и пятнашка — на карте. Нормас. Можно двигать — чего тут тухнуть?»

Впереди, стоило только протянуть руку, маячила волшебными огнями удовольствий и возможностей Москва. Последний месяц стало совсем грустно: всего однажды понадобилось облить какого-то чухана зеленкой… Да разве это работа?

В призрачном свете фонаря мелькнула тень — кто-то шел наперерез. Пригляделся — шедший двигался медленно, неуклюже. Все же Стас вытащил руки из карманов — привычка.

— Па-па-а-рень, — обратилась, заикаясь, тень. — П-п-парень!

— Чего?

«Старикан какой-то».

Переваливаясь с ноги на ногу, приближался невысокий щуплый старик. В темноте трудно было определить его возраст, но, как подумал семнадцатилетний Стас, ему должно было быть не меньше ста лет.

«Ну, если и не сто, так семьдесят-восемьдесят».

— Тебе чего, дед?

— Те-тебя, — ответил старик, и Стас увидел, как в руке блеснул ствол макарова. — П-попался, су-су-сучонок. Пошел вперед, и не де-дергайся — пуля быстрее…

Сперва Стас подумал о розыгрыше и совсем не испугался.

«Херня какая-то… Да не — херня!»

Они прошли шагов десять, и из темноты проступила угловатая глыба «Жигулей».

— В-в-в сторону, — велел старик и открыл левой рукой багажник. — Сю-ю-у-да иди.

Стас подошел ближе.

«Херня. Херня. Херня!»

Сейчас должны вылезти Долговязый с Малым или кореша с каблухи — заржать с его испуга. Врубить музон и погнать по ночным улицам городишки.

«Хрен с ним с испугом — пусть смеются. Только б выскочили! Только б выскочили!»

Дед достал из багажника моток прозрачного скотча и велел:

— Н-ноги обмотай, у ступней.

Стас повиновался, ощущая странное оцепенение. Броситься на старика и выбить пистолет — такой мысли даже не возникло. Вязкий страх сковал разум. Происходящее казалось нереальным, глупым сном. Дурацким кошмаром.

— За-алезай…

Скрючившись, Стас уместился в багажнике пятерки.

— Руки высунь.

Липкая лента обматывала безвольные ладони, предплечья и вновь возвращалась к ладоням — будто знала, что когда-то кулаки этого тела представляли наибольшую угрозу. Когда-то, но не сейчас.

— Рот о-открыл.

Нахально отодвигая и царапая язык и небо, глубоко в глотку пролезла вонючая тряпка. Багажник хлопнул, и Стас услышал неторопливые шаги.

Мотор завелся не сразу — долго ворчал и кашлял, а после в багажнике сильно завоняло бензином и выхлопными газами.

Старик неторопливо вырулил с обочины на дорогу и повел автомобиль.

Первое оцепенение понемногу отпускало, и Стас попытался освободиться. Тряпка, глубоко просунутая в горло, вызывала назойливые позывы к рвоте. Сердце глухо стучало в груди. Попытался пошевелить пальцами и не смог — лента в несколько слоев крепко обматывала ладони и запястья.

«Вытащить тряпку! Нужно вытащить тряпку и позвать на помощь! Или перегрызть скотч!»

Стас не представлял, как долго они будут ехать и куда, но точно понимал, что конец поездки ему не понравится. Обмотанными пальцами никак не получалось подцепить краешек ленты, закрывавшей рот. Парень яростно дергал головой, надеясь, что скотч отлипнет от волос, но любовь к коротким спортивным стрижкам пошла явно не в пользу.

Паника пеной вскипала в душе. Слезы бессилия и злости катились по вискам.

«Жевать и глотать!» — мелькнула отчаянная в своей отвратительности мысль, и Стас попытался сомкнуть челюсти — не получилось, но тряпка чуть спружинила во рту.

«Еще! Еще! Еще!» — подгонял себя парень, и с каждым разом тряпка уплотнялась чуть сильнее. Такое небольшое проявление удачи вселило огромную надежду, и Стас яростно заработал челюстями.

«Давай! Давай! Еще! Еще! Слюны!»

Рот саднило от сухости, а тошнотворные позывы усилились — вкус у тряпки был отвратительно мерзким.

От крутого поворота автомобиля парня замутило, а чуть погодя сильно ударило головой о крышку багажника на ухабе. С тех пор машина стала плясать на кочках, время от времени проваливаясь в глубокие ямы.

«Везет в лес…» — понял Стас, и тут же штаны набухли от мочи.

Паникуя, он заглотил особенно большой кусок кляпа. Безусловное, инстинктивное отвращение было настолько велико, что рвотная масса резко поднялась по пищеводу. Парень прижал руки ко рту, надеясь остановить неминуемую страшную смерть. В нос шибанул резкий запах блевотины, смешанный с вонью свежей мочи, и Стас отключился.

— Щ-щен-нок. — Стас открыл глаза и увидел склоненное над ним лицо старика. — В-вылазь!

Парень с трудом перевалил через борт багажника и плюхнулся на снег.

— Д-да т-ты обделался! — слова старика были полны искреннего презрения.

Стас бросил взгляд снизу вверх — белое смертной бледностью лицо деда тряслось.

«Сдыхает! — безумная яростная надежда взметнулась в душе. — Сейчас сдохнет!»

Вместо того чтобы неожиданно умереть от приступа, старик вдруг сильно пнул Стаса в живот. Не ожидав удара, парень задохнулся, пытаясь компенсировать недостаток кислорода забитым соплями носом. Черно-сиреневые круги заплясали перед глазами. Борющийся за жизнь парень не заметил, как горло обвила удавка. Щелкнул складной нож.

— В-встал!

Стас не отреагировал, судорожно пытаясь найти выход.

«Ноги свободные! Бежать? Выстрелит, — быстрее пули неслись мысли. — Успею! Ус…»

— В-в-ста-а-ал!!! — завизжал старик, и что-то в его голосе напугало Стаса сильнее, чем поездка в багажнике и пистолет у лица.

Парень оперся связанными руками, не замечая леденящей холодности земли.

«Бежать!!!»

Медленно поставил одну ступню, убеждаясь, что ноги свободны.

«Вшатать козлине и бежать», — идеальный план — старик совсем рядом.

Сил в ногах предостаточно — годы тренировок за спиной. Дед не представлял себе, с кем имеет дело и не ожидал столь резкого выпада. Стас взлетел, распрямившись и метя головой в лицо похитителю, но уже у самой цели что-то тонкое и твердое обожгло шею, выдавив весь воздух.

Зажатая в руках удавка из тонкого шнура натянулась и погасила часть энергии яростного броска. Вместо сокрушительного удара в нос Стас протаранил грудь старика, повалил его и рухнул следом.

— С-сука, — прохрипел дед, оскальзываясь на ледяной корке. — Агх-х! Хр-п!

Кое-как поднялся, надрывно кашляя и сплевывая бурую мокроту. Стас корчился на снегу, тщетно пытаясь подцепить впившийся в горло шнур.

— С-сучонок! — старик подобрал отлетевший пистолет и несильно пнул парня. — Бэ-бэ-будешь еще — пэ-пэ-пристрелю как собаку! Сразу! — ослабил удавку и вытащил изжеванный кляп.

Хрипя, Стас хватал холодный воздух.

«Дышать! Дышать!»

— П-пшел! — грязная подошва скользнула по лицу парня.

Поднялся. Грудная клетка разрывалась от боли, ноги дрожали.

— Дедушка, — не своим, хриплым и писклявым голосом начал Стас, — дедушка…

— Зэ-зэ-заткнись! — твердый ствол пистолета больно ткнул в спину.

Стас заплакал.

— Дедушка, дедушка, это не я…

Дед молча шлепал позади. Только желтые лучи автомобильных фар разрывали чернильную густоту мрака, вырывая из цепких лап кривые стволы деревьев да заросли сухостоя. Рассерженная тьма сгущалась за границей света, не торопясь отступать и сдаваться.

Идти стало труднее — плохо накатанная дорога состояла из бугристого льда да небольших колдобин, заполненных ледяной водой. Ноги быстро промокли. Стас озирался кругом, пытаясь найти выход, но вокруг виднелись только сомкнувшиеся тесным строем деревья.

Дед включил фонарь. В бело-холодном мертвенном свете показались очертания полуразваленного ветхого забора, темный, пропитанный гнилой влагой сруб. Яркое пятно света пошарило кругом, вырывая из тьмы скособочившиеся строения.

— Сю-сю-сюда ее привозили маленькой, — голос деда заметно дрогнул. — Ту-тут она была счастлива… Вэ-вэ-внученька!

— Деду…

— За-заткнись, — рукоять пистолета несильно, но больно ударила по макушке. — Лучше за-заткнись!

Стас повиновался.

Прошли по давно умершей улице. Бег светового пятна вырывал детали запустения: обвалившееся крыльцо, покосившийся забор… Разбитые окна щербато ухмылялись парню.

— Сю-сюда, — велел старик, лучом фонаря указав на распахнутую калитку ворот. Вошли во двор.

Нежилой, но еще опрятный дом встретил влажным холодом. Похититель натянул удавку:

— Н-н-не ду-у-ри — придушу.

Стас предпринял еще одну попытку и затараторил скороговоркой:

— Дедушка, дедушка, вы ошиблись! Это ошибка, дедушка! Я ни при чем! Я не виновный!

— Се-сейчас разберемся, — спокойно сказал дед и чуть натянул провод — Стас тут же замолк.

Пустая комната встретила громкими шорохами разбегающихся крыс.

— Дэ-дальше.

Во тьме следующей комнаты абсолютной чернотой выделялось пятно на полу.

«Подпол!» — понял Стас, и недоброе предчувствие сжало сердце.

— Дедушка, не надо, дедушка…

— Вали! — дед сильно пихнул парня в спину, одновременно приспуская шнур удавки — спотыкаясь, Стас полетел в распахнутый черный зев.

Удар лицом! Рукой! Опять лицом! Острая боль пронзила левый бок, и на мгновение парень потерял сознание.

Стас очнулся и сверху вниз посмотрел на сидящего в ногах деда. Затуманенный болью разум не сразу осознал, что происходит. Под потолком горел забранный в решетку фонарь.

— Гэ-гэ-готово, — дед удовлетворенно крякнул и отошел в сторону.

Парень быстро осмотрелся, и от ужаса сердце затрепетало пойманной рыбкой: совсем рядом, тараща выпученные глаза в кровяных прожилках, висел абсолютно голый Долговязый, за ним виднелся Малой в такой же позе. Раскинутые, как на кресте, руки ребят удерживали мотки бечевы. Предплечья, плечи — все надежно зафиксировано. Руки, чуть выгнувшиеся под весом тел, отдавали синевой.

К безвольно висящим ногам были привязаны тяжелые бетонные блоки. Голова Долговязого чуть заметно подрагивала.

Дед подошел к Стасу с тряпкой.

— О-открой рот…

— Нет, пожалуйста, не надо! Я ни в чем не виноват! Это все они! Они!

Долговязый вскинулся и яростно замычал, дергаясь.

Не обращая на это никакого внимания, дед, глядя прямо в глаза Стасу, произнес:

— О-открой. Со-сожгу жы-жы-живьем.

Заливаясь слезами, Стас повиновался.

Второй раз отвратительная тряпка заполнила все пространство гортани. Прилипла лента скотча.

— По-повисите пока. Мэ-мэ-мы сейчас, — старик поднялся по скрипучей лестнице и скрылся во тьме проема.

Стас осторожно повернулся к Долговязому. Тот безучастно смотрел перед собой. Кровь из разбитого носа, медленно стекая, капала на пол. Белое, как брюхо рыбы, тело кровоточило мелкими ссадинами.

— У! У! У-у́-у! — попытался позвать товарища Стас, но Долговязый продолжил смотреть пустым взглядом перед собой, сотрясаясь от мелкой дрожи.

Стас извивался, пытаясь ослабить веревки. Руки, прижатые к брусу, едва заметно двигались, собирая мелкие занозы. Параллельно парень опять принялся пережевывать кляп.

— Бе-жать! Бе-жать! Бе-жать! — колотилось, спотыкаясь, сердце.

Наверху хлопнула дверь.

Тишина заполнилась поскрипыванием веревок о брус и напряженным дыханием.

Беспорядочным, бесполезным фоном роились мысли:

«Сколько здесь уже парни? Что задумал дед? Кто такой? За что?»

Маленький фонарь едва заметно покачивался, заставляя тени распятых ребят вяло плясать на стенах. Сосредоточенный на освобождении рук, Стас не сразу понял, когда что-то мокрое прикоснулось к связанным ногам.

«Выберусь! Выберусь! Выберусь!»

Путы на руках сперва чуть ослабли, но больше не поддавались. Нервически дернулась голова.

Что делать после избавления от кляпа, Стас не думал — что-нибудь обязательно придет в голову, а пока жевать, тереть, глотать!

Нечто, проведя мокрую полосу, царапнуло ногу. Стас замер. Парень медленно опустил голову вниз — нахальная крыса взобралась по веревке и, перекинув передние лапки, обнюхивала ногу. Ледяная, несмотря на холод погреба, испарина выступила на спине. И тут Стас услышал: над головой, впереди у проема, на стенах… всюду! Шелест и легкое поскребывание.

Фонарь качнулся, и свет, хохоча, замелькал перед глазами. С потолка, отчаянно цепляясь за невидимый глазу выступ, свесилась здоровенная крыса.

— Шлеп! — тварь извернулась в полете и, приземлившись на лапки, метнулась в темный угол.

Стас сглотнул слюну, перемешанную с ворсом. Мерзкий вкус кляпа больше не волновал.

Во тьме под лестницей блеснули темно-рубиновые угольки: один, второй, третий… Неясное шевеление переплетшихся тел. Загипнотизированный ужасом происходящего Стас замер и, не отрываясь, вглядывался во мрак.

— Э-м-у-у! У! У!

Парень дернулся от неожиданности. Скосил глаза — стон доносился оттуда: с границы света и тьмы, там, где висел Малой. Тощая длинная тварь, вцепившись зубами в белое тело, трепыхалась, раздирая когтями плоть. Малой разрывался в приглушенном крике. К счастью, Стас не видел его лица.

Осмелевшие в тишине и привлеченные сладким запахом крови крысы мелькали все чаще. Некоторые, не боясь, деловито цокали коготками по полу, поднимали остренькие мордочки, принюхивались.

Стас забился в тщетных попытках вырваться. Крысы, не обращая никакого внимания, продолжили сновать по полу, подбираясь ближе и ближе.

Вдруг твари разом напряглись — подняли мордочки кверху, задумчиво уставились куда-то глазками. Блестящие носики, длинные бесцветные усики едва различимо трепетали. Через секунду оглушительно хлопнула дверь наверху.

Стас облегченно выдохнул — никого в жизни он не был рад увидеть сейчас так, как этого деда. Слезы облегчения покатились из глаз.

— Н-ну ка-ак вы тут? — донесся приглушенный голос, сопровождаемый ритмичным скрипом. — По-по-знакомились уже? — от глухого стука наверху посыпалась мелкая пыль с потолка.

Старик спускался спиной вперед, что-то втаскивая в подпол.

— О-о-от так, — с трудом переводя дух, сказал он, устанавливая складное инвалидное кресло перед лестницей. — Фу-уф.

Бледное лицо старика блестело от пота.

— Д-д-да, тэ-тэ-твои дэ-дэ-друзья тут по-по-подольше, конечно.

Дед подошел к Стасу вплотную, и парень с ужасом увидел безумную радость в глазах.

— Сэ-сэ-скоро, — улыбнулся желтыми лошадиными зубами.

Старик вытащил из кармана пачку сигарет. Достал одну, задумчиво помял пальцами. Закурил.

— Пе-пе-перевести дух надо, — извиняющимся тоном пояснил парню.

Стас заплакал и замычал, всем видом пытаясь вызвать сострадание.

Старик улыбнулся и молча продолжил курить, глядя на плачущего узника.

— Ви-ви-викуля, вэ-вэ-внученька! — крикнул он во тьму проема и поднялся по лестнице.

Возвращался старик еще тяжелее — ступени прогибались и скрипели под ним. Он медленно и осторожно опускал ноги, нащупав ступень. Кто-то был у него на руках. Стас никак не мог разглядеть лица, прикрытого чем-то вроде капюшона.

Ноги старика дрожали, когда он, наклонясь, устраивал внучку в кресле. Долго возился: все поправлял что-то, бормотал.

— В-вот они, — дед отошел в сторону.

На Стаса с друзьями смотрело белое, покрытое синюшно-фиолетовыми трупными пятнами лицо девушки.

— Вэ-все тэ-трое. Сэ-с-смотри, милая.

Старик достал еще одну сигарету и вставил в бледно-синие губы.

— Сэ-сэ-сейчас перекурю — у-у-стал… И пэ-пэ-пойдем.

Старик жадно затягивался густым дымом, потирая левую сторону груди.

— Мы с тэ-тэ-тобой п-пойдем. Н-н-наверх… П-придет рассвет…

Закашлялся с надрывом, выплюнул сгусток мокроты.

— Пэ-пэ-придет ра-рассвет. Дэ-для нас.

Дед положил руку на плечо трупа.

— О-они о-останутся тэ-тут — вэ-вэ-в темноте. С кэ-кэ-крысами, — и, глядя Стасу в глаза, добавил. — На-на-навсегда.

Все время, пока старик медленно поднимал труп внучки и кресло обратно наверх, Стас бился из последних сил, извиваясь на своем кресте.

— Они бэ-быстро в-вернутся, — с улыбкой пообещал старик и снял фонарь.

Надежда ускользала вверх по лестнице вслед за желтым светом.

Выстрелом бухнул упавший люк подпола. Что-то тяжело проскребло по нему, придавив плотнее — золотистые очертания почти исчезли.

В навалившейся тьме Стас услышал нарастающий шорох и топот когтистых лапок.