Иллюстрация Антонины Крутиковой

1

— Боже, какой огромный! — воскликнула Лера, увидев что-то с насыпи у оврага.

Минуту назад в эту канаву на обочине едва не скользнула, вильнув с размытой дождем дороги, их «Нива». Теперь, пока Вадик возился с багажником, девчонки праздно шатались вокруг. Изучали пасмурные загородные пейзажи: леса, поля, огороженные бетоном бетонные же корпуса на горизонте — все серое, будто выцветшее. Как и настроение Ксени в последние дни, унылое и обреченно-спокойное. В здешних глубоких лужах, желто-коричневых от грязи, ей виделось отражение собственной многострадальной, переполненной такой же поносной хлябью, души.

Она предпочла почти сразу вернуться к машине, хотя блуждающий взгляд все равно искал подругу, цеплялся за облако светлых кудрей и веселую не по погоде курточку. Сама Лерка, взбалмошная егоза, в считаные минуты успела изгваздать джинсы и кроссовки. Вечно ее тянуло на поиски приключений… Полгода назад Вадик казался Ксене одной из таких «адвенчур», бессмысленных и мимолетных. Очередной спонтанный мини-квест — такой же, как и эта дурацкая вылазка в вымирающий дачный поселок. Ксене подобные вояжи нафиг не сдались, но — последние выходные в компании с Лерой… В груди щемило от предстоящего расставания. И, сколько бы она ни твердила себе, что будут у них еще встречи, будут наезды в гости, будут эсэмэски, созвоны, вотсап, телеграм и скайп — на сердце, как и на горизонте, теснилось серой бетонной стеной понимание: все проходит. Вот и их дружбе наступает конец.

— Просто мамонт какой-то! — Не поймешь, чего в голосе подруги больше, восхищения или ужаса. Лица тоже не разглядеть, потому что далеко и потому что в глазах мокро. — Настоящий гигант!

Незаметно подкравшийся Вадик больно ущипнул через тонкую куртку за бок. У Ксени от возмущения и неожиданности глаза на лоб полезли:

— С ума сбрендил?!

— Слышь, Сень! Она ж так и про меня говорила, в первый-то раз. «Боже, какой огромный»… Сечешь? — ухмыльнулся тот, похотливо поблескивая маленькими и мутными, как у актера Петрова, глазками.

Фильмы с Петровым она тоже терпеть не могла. Хотя порой и смотрела, за компанию с Леркой. В последнее время ей все больше казалось, что Петрова и Вадика стало как-то чересчур много в их с подругой жизни. Эти двое, да и, наверное, мужчины вообще, словно бы постепенно вытесняли, выдавливали ее из Леркиного окружения. Уже, считай, целиком выдавили.

Ксеня украдкой утерла нос, проверила лекарства в кармане и снова посмотрела на подругу.

— Я все слышу, Калюжный! — гневно сверкала на них очами Лерка. — И ты уж поверь, что на ЭТУ херню похож только тем, что такой же скользкий!

Ксеня словно в будущее заглянула на секунду. Представила располневшую подругу в аналогичной, «руки-в-боки», позе. Ни дать ни взять, классическая мегера из старых карикатур про быт советских граждан. Засаленный домашний халат, бигуди в волосах, обязательная скалка в руке. Выпирающее вперед, после двух-трех с адскими муками на свет божий выдавленных спиногрызов, брюхо… Женщина-героиня, женщина-мать.

Ее мать — из будущего Ксеня мыслями внезапно перенеслась в прошлое. Ощутила тяжелый, полный молчаливого осуждения взгляд: «Что вы тут делаете?.. Правильные девочки так себя не ведут».

Порыв ветра унес кошмарное видение прочь. На минутку сквозь тучи выглянуло солнце. Стрельнуло лучом, осветив лицо Леры, украсило его сияющей короной… или даже ангельским нимбом.

— Большой и скользкий, — подтолкнул локтем Вадик. Чертов Вадик «Ухмылка До Ушей» Калюжный.

Ксеня закатила глаза. Боже, Лер, ну почему, почему именно этот придурок? Неужели нельзя было выбрать кого-нибудь еще? Кого-нибудь другого, действительно достойного такой красавицы?..

Любовь зла, уж Ксеня-то это понимала как никто. Она сомневалась, что на всем белом свете найдется хотя бы один мужик, достойный Леркиной любви. Но уж точно в число потенциальных кандидатов в суженые Леры никогда, ни в коем случае не должен был попасть имбецил Вадик со своими неугомонными ручонками, мутными глазками, сальными шутками и такими же грязными мыслишками. Да за Лерку любой бы жизнь отдал просто, чтобы быть рядом!..

Чего уж там, подумалось Ксене, и любая — даже самая правильная, ма! — тоже.

— Большой и скользкий. Чпок-чпок!.. Опосля еще вернемся к теме, лады? — подмигнул ей Вадик, а затем шагнул вперед, к насыпи. — Айда глянем, чего Лерон там надыбала!

На дне оврага почила, щетинясь острыми ломаными ветками, здоровенная, черная от сырости коряга. С земляной горы ручьями стекала жидкая грязь, скатывались похожие на лошадиное дерьмо комья размякшей глины. Посреди них, прилипнув к склону, повис серый, с темно-зелеными прожилками на блестящем теле, слизень. И правда немаленький, размером с ежа или даже кошку. Ксеня таких еще не видала. Слизняк расправился в длину, источая неприятный, отдающий гнильцой запах. Влажный след тянулся за ним со дна овражины широкой, в ладонь, и долгой, местами теряющейся на фоне грязевых ручьев, дорожкой. Судя по всему, тварь ползла наверх — и уже почти добралась до вершины насыпи. Лишенное костей тело подрагивало, как выложенное на блюдо желе, которое официант несет к столику в какой-нибудь «Шоколаднице». Ксеня вспомнила, как однажды угощала Лерку подобным десертом… и тут же пожалела об этом воспоминании. Ее замутило, горло обожгла поднявшаяся снизу кислая желчь.

— Ого! — поразился Вадик, и это, на взгляд Ксени, было едва ли не самое осмысленное его изречение за весь день.

— Охренеть, да? — Лерка, забыв про обиды, схватила парня за руку. — Ужас какой!

— Не сцы, малышка! Папочка рядом.

Широкая мужская ладонь обосновалась на обтянутом джинсами заду девушки. По-хозяйски, как слизняк-переросток на склоне. На своей территории. Ксене от вида тискающейся парочки стало еще хуже.

— Ты не говорил, что у вас тут такие водятся!

— Так и не водилось, малышка. Крупные — да, бывало… Еще дед мой вылавливал в огородах. Он их знаешь, как называл? «Завтрак пенсионера»! — заржал Вадик.

— Тьфу на тебя! — сказала Лерка, отстранясь.

— Ну и пакость, — сказала Ксеня.

Слизень ничего не сказал. Вместо этого тело, напоминающее огромную, выползшую из ноздри какого-нибудь библейского Голиафа, соплю, сжалось в сочащийся влагой округлый комок, а затем стремительно распрямилось, спружинило-выстрелило и — с мягким шлепком обхватило Леркину ногу, разом накрыв и грязный носок кроссовки, и голую, тоже в мелких брызгах, щиколотку.

— Ау, блин! — взвизгнула Лерка, танцуя по насыпи, чтобы скинуть тварь с ноги. — Жжется!

— Вот же ж падло, — скривил тонкие губы Вадик. Присел на корточки рядом с бесформенной медузистой жижей, изучая с любопытством и отвращением. Пошарив, подобрал в глине веточку, пару раз осторожно ткнул ею слизня в подрагивающий зеленовато-серый бок.

Покосился на Леру и Ксеню — маленькие мутные глазки почти исчезли, утонув в озорном прищуре:

— Как насчет шашлычка, девчонки?!

Коротко размахнувшись, Вадик прошил тварь «шампуром», пригвоздил ее к мокрой почве. Слизень мелко затрясся, скручиваясь и раскручиваясь всем телом. Из дыры полезла, вздуваясь пузырями, гноистая жижа.

— Еб твою мать, Калюжный!.. — взвизгнула Лера. Зажала нос пальчиками: — Фу, блядь! Ну и вонища!

Ксеня, не выдержав, резко отвернулась. Ее скрутило почти пополам, как слизняка от вонзившейся в него ветки, и вырвало желчью на обочину.

…Когда она смогла разогнуться, в ушах гудело, но не только из-за скакнувшего давления — станцию на горизонте накрывали черные тучи, с той стороны донесся отголосок пока еще далекого грома.

— Ты как, Сень? — Прохладная Леркина ладонь легла на плечо. Запах озона мешался с ароматами дешевого цветочного шампуня, перебивая вонь, источаемую подыхающим моллюском. Стало чуть легче.

Черноту горизонта на мгновение осветила вспышка. Спустя пару секунд купол неба над головами ребят затрещал, угрожая просыпаться наземь осколками ливня.

— Может, поедем уже? — взмолилась Ксеня, продышавшись. — А то ведь в грозу попадем…

2

На въезде в поселок стоял КПП — кособокая будка-времянка из пластика с уродливым прыщом кондиционера на стене, маленьким, отроду немытым окошком и простенькой дверцей, лениво скрипнувшей, когда «Нива» замерла перед шлагбаумом. Вадик, не выключая мотор, суетливо выскочил навстречу сторожу в серой униформе.

— Пивом взгревает, чтоб пропустил, — прокомментировала Лерка, хотя Ксеня и так все прекрасно видела. Из рук в руки, из-за пазухи одной куртки в другую перекочевали две блестящие алюминиевые банки. Охранник, усатый мужичок средних лет, с усмешкой покосился на сидящих в машине девушек. Затем коротко пожал протянутую Вадиком ладонь и скрылся в своей конуре. Шлагбаум начал вздыматься к небу.

— Чо, может, и мы уже разговеемся? — вернувшись, Вадик выудил из бардачка еще одну банку «Балтики». Протянул Лерке.

— Совсем ку-ку? Ты ж за рулем!

— Дачи-то рядом уже. Тут гайцов можно не бояться, — не понял ее возмущения Вадик и демонстративно выставил пиво на полочке под лобовым стеклом.

— И так чуть всех не угробил!

— Ты про канаву, что ль? Так то ж разве я, малышка! Электрики эти злоебучие, со стройкой своей — все вокруг перерыли, пока станцию поднимали. Дачи вон расселять начали… И вообще, я ж не себе, — Вадик понизил голос. Широкая ладонь мягко переползла с переключателя коробки передач на Леркино колено. У Ксени, наблюдавшей за диалогом друзей с заднего сиденья, дернулось веко. — О вас, красотках, забочусь!

— На месте позаботишься.

— На месте? Ну ладно…

— Прохладно! За дорогой следи, — отрезала Лерка.

Ксеня снова подумала о том, какой ее подруга может стать в будущем, пожив лет десять-пятнадцать со своим ухажером под одной крышей. Они с Вадиком еще не съехались, только подумывали об этом, а у Леры уже начали проскакивать матерщина и все эти мерзкие приблатненные словечки вроде «прохладно» и «взгревает». Каким-то образом проползали в речь подруги, пачкая и делая отвратительно-пошлой. «Слова-паразиты», как их классная говорила.

«Слова-слизняки», — подумала Ксеня.

Настроение становилось все более мрачным. Лера протянула ей банку:

— Будешь?

— А давай. — В конце концов, и правда хотелось напиться. Пузырьки с лекарствами холодили пальцы, успокаивая нервы, но «Балтика» помогала в этом лучше.

— Вот и ладушки! — воодушевился Вадик. — Все равно по домам только с утреца, чо в трезвенников-то играться…

3

Дачей владели родители Вадика, а им она досталась, получается, от его деда, автора легендарной шутки про «завтрак пенсионера». Теперь, из-за выросшей рядом электростанции, всему поселку предстояло идти под снос. Государство, как водится, обещало компенсировать, но это когда-то «потом», в отдаленном будущем, после всей обязательной бюрократии. Пока же поселок пустовал. Участки обрастали бурьяном, по углам валялась рваная, перекрученная сетка-рабица. Отключенные от коммуникаций домики щерились темными окнами — без вывезенных хозяевами занавесок, а кое-где уже и без стекол.

Дача Калюжных на этом фоне выделялась, выглядела жилой — и живой. По словам Вадика, предки собрались вывозить скарб на следующей неделе, что и послужило поводом заехать сюда на выходных. «Погудеть напоследок», как он это называл. Ксеню подобный рекламный слоган ни капельки не привлекал, но — последний день перед отъездом в Питер… Последний шанс провести время с Лерой.

— Там генератор, печка, камин! — хвастал Вадик, и в мутных глазках мерцали огоньки, тухлые и тусклые, все равно что гнилушки на болоте. — На первом этаже баня-сауна, на втором спальня. Полный фарш, девчонки! Отвиснем по-царски.

Распашные железные ворота отвисли прежде всех — в буквальном смысле. Пока Вадик громыхал засовами, Ксеня и Лера воспользовались калиткой и перетащили упаковку с пивом из багажника во двор. И дальше, на крытую террасу.

— И тут они! Вот ведь мрази! — Леркина кроссовка размазала по мокрым доскам еще одного слизня.

— Здесь тоже, — указала Ксеня на укрытый грязной клеенкой деревянный стол. — Надеюсь, хотя бы в самом доме их нет…

Идея провести ночь в заброшенном дачном поселке в теплой (фу!) склизкой (фу-фу-фу!) компании казалась все менее привлекательной. Хотя куда уж еще менее-то? «Полный фарш», даже чересчур полный! Ксене вполне хватало одних только Вадиковских «девчонок» с «малышками». Так и подмывало назвать его в ответ «мужчинкой» или «мальчишечкой».

— Калюжный, слышь? — в обычной уже «мегера-стайл» манере обратилась Лерка к Вадику, когда тот, загнав машину во двор, присоединился к девушкам на террасе. — У вас тут чего, выгул для слизняков, что ли? Куда не плюнь — везде эта пакость!

С собой Вадик притащил две бутылки водки, а под мышками ухитрился зажать пару пластиковых «полторах» с домашним вином.

— Спецзаказ для красоток! — подмигнул он Ксене и брякнул половину «спецзаказа» на стол. — Вот так-то!

— Бля-а… Вот ты тупой, Калюжный… Сам теперь оттуда лакать будешь!

— И слизняками закусывать! — оскалился Вадик. — Мясо, мясо тащите! — скомандовал, махая рукой в сторону «Нивы». — И соус еще там, грузинский! Щас быстренько харчи метнем — и пошло-поехало. А то уже жрать охота, с дороги-то…

— Я, наверное, подожду пока. Аппетита нет, — сказала Ксеня. Взгляд прилип к размазанным по клеенке влажным ошметкам.

— Тю! Да мы ж не здесь хавать-то будем, Сень! — забряцал ключами Вадик, отмыкая входные двери. — Ща печь натоплю, а там и согреемся. Сначала изнутри, после снаружи… Ох ты ж, бля, снова!

Теперь он уже и сам заломил коленца, топча очередного слизня.

— Откуда их столько? — недоумевала Лерка.

— Хрен знает. Может, гроза? — пожал плечами Вадик. — Чопик на ка-пэ-пэ, вон, тоже жалобился. Мол, спасу нет, лезут со всех щелей в последнее время…

— А что, если это из-за станции? Она ведь уже работает? Тестовые включения какие-нибудь, проверки… Сень, ты же на вышку собралась, скажи!

— Я на медика, не на биолога, — смутилась Ксеня. — Вообще, жидкость вроде бы пропускает ток, а слизь — это ведь тоже жидкость…

— Не пропускает, а проводит, — хмыкнул Вадик.

Вот уж от кого она в последнюю очередь ждала подобных замечаний. Да только, пожалуй, ПТУшное образование тут, за городом, в компании с выпивкой и слизняками, могло пригодиться больше, чем курсы медсестер, которые посещала, готовясь к поездке в Питер, Ксеня.

Вадик продолжал рассуждать:

— Электроток слизней убивать должен. Вот того, они, видать, и полезли. Грозы, молнии. Опять же станция эта гребаная… Канав понарыли, кабеля тянут. Вся земля вокруг под напряжением!

Словно в подтверждение сказанному, во дворе ярко сверкнуло. Раздался громогласный треск, а после — первые капли набирающего силу ливня дробью засыпали по навесу над террасой.

— Мы, люди, тоже грозы не любим, — насупилась Лерка. — Нас током тоже убить может, вообще-то. Давайте внутрь!

Внутри было сухо, темно и прохладно. На крохотной кухне в одном из ящиков пылились чайные кружки. Лерка сполоснула их под краном, а Вадик наполнил вином да сдобрил водкой.

— Мешать будем? Серьезно?.. — с сомнением посмотрела Ксеня на подругу. Та развела руками:

— А чо такого? Как на выпускном, помнишь?

— Помню, что для здоровья это было не очень полезно.

— Тю? Да мы ж так, самый децел! — щурился Вадик. — Чисто энергетический коктейль! Потом в баньке все само выйдет, естественными путями.

— Вот от баньки я точно воздержусь.

— А чо так? Милое ж дело, попариться!

— Давление у нее, придурок, — пихнула Лерка его в бок. И тут же схватила один из импровизированных бокалов. — Ну, будем! За выпускной!

— За школу…

— За вас, девчуни! За сексапильных школьниц!

Звякнули, чокаясь, кружки.

Сухие дрова нашлись рядом с печкой, в специальной выемке. Вадик поколдовал там минут пять — и в помещение потянуло едким дымком. Пришлось открывать окна, искать подпорку от ветра для двери.

— Ща-ща, полчасика и пробздится… — бормотал, подпихивая в щель полено, Вадик.

Не соврал. Вскоре в комнате стало так жарко, что одно из окон решили не закрывать вовсе, а Лерка даже скинула курточку. Дождь подгонял приближение вечера, в доме быстро темнело, но Вадик и здесь не растерялся, выскочил наружу и прямо под ливнем завел генератор. Вернувшись, без стеснения стащил с себя худи, под которым ничего из одежды уже не было. Упал в старое кресло рядом с печкой, скомандовал оттуда:

— Готовьте жрать, п-жалста!

Затеплился огонек лампы в пыльном, засиженном пауками плафоне. Девушки разогрели мясо на электроплитке. Затем Ксеня нарезала крупные куски кухонным ножом, а Лера раскладывала по найденным тут же, в шкафчике под раковиной, тарелкам. Вспоминали школьные годы, то и дело прикладываясь к банкам с пивом.

— Да чо ж вы из горла-то, как неродные? — Вадик, отдохнув, поднялся, и в ход снова пошли чайные кружки. — За любовь!

— За любовь!

— За любовь… — повторила Ксеня тихо, чувствуя, как дощатый пол начинает медленно ускользать из-под ног.

Алкоголь ударил в голову? Уже? Как быстро… Ей-то казалось, что выпито совсем немного — «чиста символически», как брякнул бы придурошный Вадик.

— Все в порядке, дорогая? — спросила Лера, присматриваясь. — Голова не кружится?

— Да не, — соврала Ксеня. Не хотела, чтобы подруга заподозрила неладное.

«Только не сегодня! Не сейчас».

— Где тут у вас туалет?

— Так в бане же! — осклабился Вадик. Мутные глазки маслянисто блестели. — Айда покажу!

4

Двери в уборную укрывались за лестницей. Щелкнув выключателем, Ксеня шагнула внутрь. За ней, шумно дыша, ввалился и Вадик. В предбаннике сразу стало безумно тесно.

— Ты чего?..

— Ща, ща… Не разберешься сама-то…

Внезапно Ксеня обнаружила себя зажатой в тесном углу между обложенной кафелем душевой зоной и высоким, на голову ее выше, пьяным полуголым Вадиком. Его мотнуло вперед, и в нос Ксене ударило отвратной смесью лукового маринада, алкоголя и специй. Горячие грубые пальцы забрались под полу курточки. Больно обожгли кожу, стиснули грудь через тонкую ткань футболки. Губы-червяки коснулись шеи, жадно присосались и поползли выше, к уху:

— Чо-как, Сень? Намокла уже, ага? Намокла?.. — повторял Вадик, нетерпеливо шаря второй рукой по ее животу, дергая за пряжку джинсов. — Я ж вижу, что готова, поблядушка, девочка моя, течешь уже вся, наверно…

— Оху.. охренел? Совсем, что ли…

— Давай-давай, малышка, сама...

Ксеня пыталась оттолкнуть его, но Вадик схватил мускулистой рукой за плечо, силой протащил по стене сруба к дверям в парную. Ксеня лишь тихо пискнула, когда острая щепка вонзилась под лопатку. Вадик, конечно же, интерпретировал этот болезненный стон по-своему.

— Вот так-то, умничка, вот так-то… Зря про тебя пацаны трепались, что… Хорошая девочка, правильная, — влажная от пота мужская ладонь теперь очутилась у нее на затылке, надавила сверху. — Папочка доволен, папочка тебя в голову сейчас трахнет…

Горло Ксени сдавило чувство стыда, мешая вырваться наружу крику. «Правильные девочки так себя не ведут!». Она слабо дернулась в попытке освободиться.

— Сзади хочешь? Ну, давай, давай сзади…

Вадик, пыхтя от возбуждения, прижал ее всем телом к дверям парной — так, что щекой Ксеня впечаталась в узкое мутное окошко. То стало еще мутнее, когда от удара непроизвольно вышел воздух из легких. Ксеня сипло закашляла. Уперлась рукой в косяк, пытаясь вдохнуть, но Вадик перехватил локоть, заломил назад и вниз. В пальцы Ксени ткнулась горячая упругая головка вздыбленного члена.

— Отъе… Отвали, с-сука!

— Та не кипишуй! Лерка ж не против…

Наглое вранье — Ксеня поняла это по отражению в грязном стекле перед собой.

— Ахуел?! Чо творишь-то, козлина?!

Вадик отлетел в сторону, ударившись плечом о занозистые бревна. Ошалело воззрился на пылающую гневом Лерку. И Ксеня тоже — о, сейчас Лера была похожа вовсе не на карикатурную мадам с бигудями! Перед ними стоял метающий глазами молнии Ангел, не иначе.

Ее, Ксенин, ангел-хранитель.

— Тише, малышка, тиш-ше, — бессвязно лепетал заплетающимся языком Вадик, вяло прикрывая руками лицо от града пощечин. — Чо такого-то…

— «Чо такого»? Ах ты… — Лера задыхалась от праведной — и такой восхитительной, на взгляд Ксени! — ярости. Изо рта подруги извергся поток ругательств, но в этот раз ни одно из них не казалось чем-то дурным. — Козел!.. Сучара!.. Кобель ссаный!..

Пятясь под ее напором, Вадик сделал несколько шагов вслепую в сторону Ксени. Та, переглянувшись с подругой, резко отворила дверь в парную.

— Подонок!.. Скотина, мразь!

Расчет оказался верным. В очередной раз попятившись, Вадик запутался в полуспущенных штанах, зацепил пяткой порог и ухнул внутрь закута, по пути еще и задев макушкой низкую притолоку. Нелепо всплеснув руками-граблями, так и не смог схватиться за что-либо и упал на пол рядом с каменкой. Где и затих, мелко подрагивая. Сжатая в кулак ладонь опустилась, будто бы стыдливо прикрывая опавший, вяло скукожившийся в мошонке член.

Ксеня кинулась к подруге, оттаскивая ее прочь. Ноги скользили, цеплялись за паллеты на полу душевой. Загремела подвешенная в углу кадка. Что-то глухо звякнуло по доскам.

5

Вадик еще мычал что-то обиженное из банной зоны, а Ксеня и Лера вернулись в комнату отдыха. Лерка тут же схватила початую бутылку водки. Налила прямо в кружку, выпила залпом. Затем рухнула в кресло, ткнулась лицом в ладони. Захлюпала, размазывая тушь по щекам.

— Вот же падаль… Нет, Сень, ты представляешь, падаль какая, а?!

Мысленно Ксеня с ней согласилась. Но вслух попыталась, как могла, поддержать. Подсунула салфетку, попробовала отыскать какие-нибудь слова для утешения.

— Может, пьяный просто? — с надеждой подняла на нее зареванное лицо Лера.

— Наверное, — с трудом выдавила Ксеня.

«Наверное, не стоило мешать пиво, вино и водку», — хотелось ей проворчать. Но она сдержалась:

— К утру протрезвеет, каяться будет. В ногах у тебя валяться, прощенья просить…

— А я не прощу, Сень! Вот вообще не прощу! Никогда! Сень… Давай домой… А, Сень?

Ксеня снова внутренне напряглась. Закусила губу:

— Мы ведь с тобой тоже пьяные…

— Ой. И не говори! — Лерка громко икнула, а потом совсем уже громогласно сморкнулась. Мокрая салфетка упала на столешницу. — Совсем чот развезло… На выпускном так же было, да?

— Не припомню.

— Тогда такси, Сень. Во, точно, такси вызовем! — она протерла заплаканные глаза и подняла со стола мобильник. — Тьфу, блин, сигнал не ловит… Блядская погода!

За окнами блеснула очередная вспышка, и стекла задрожали от грома. Со стороны уборной раздался пьяный вой. Плачет мужчинка-то, с мстительным удовлетворением отметила про себя Ксеня.

— Сиди там, не рыпайся! — рявкнула Лерка. — Пидор гребаный… — А сама подскочила, кинулась к лестнице. Споткнулась — Ксеня едва успела ухватить под локоть. Подруга, воспользовавшись моментом, потянула за собой. — Пошли наверх — вдруг там сигнал словим…

Вслед им неслись, подгоняя, пьяные вопли, и новые удары грома сотрясали дом. Или это уже был не гром, а Вадик, вырвавшись на свободу, гремел половицами, преследуя беглянок по пятам?.. Голова кружилась не на шутку. Ксене чудилось, что отделанные вагонкой стены и деревянные ступени норовят поменяться местами. Все вокруг качалось и скрипело, скакало и кидалось прямо в лицо. Лерка, которую «штормило» еще сильнее, царапала ногтями предплечье.

Едва держась на ногах, они завалились вдвоем на мансарду. Ксеня позволила подруге упасть на кровать. Мысленно оценила размеры опочивальни: ну и траходром тут у Вадика!.. Стянула с Леры кроссовки и джинсы, накинула тонкое шерстяное покрывало. А сама, качаясь, прошлепала к дверям на балкон.

— Ты куда, Сень… не н-нада… и так холодно…

Не обращая внимания на доносящиеся со стороны «траходрома» слабые протесты, Ксеня выскользнула наружу, под дождь. Ей становилось все хуже, голова уже совсем не соображала. Действовать надо быстро.

Перегнувшись через кованые перила, Ксеня сжала пальцы пучком и просунула как можно глубже в горло, по самое запястье. Вспомнила Вадика: «Папочка тебя в голову сейчас трахнет» — и это помогло. Ощутив волну быстро поднимающейся дурноты, резко вытащила руку. Ксеню вырвало жгучей смесью из наполовину переваренного мяса, желчи и спиртного.

«Слишком поздно».

— Сень… — долетело с мансарды. — Чо ты там потеряла… иди сюда, Сень…

Ксеня провела мокрой, испачканной в рвоте ладонью по джинсам. Тыльной стороной утерла умытое ливнем лицо. Не без труда отыскав обратную дорогу в спальню, вернулась к кровати, присела сбоку на краешек. Качнулась и, не вынеся тяжести собственной чугунной головы, опустилась на простыни всем телом. Ее все еще подташнивало и в то же время — неудержимо клонило в сон.

— Вот так… — еле слышно выдохнула Лера. Вялая тонкая рука подруги невесомо легла Ксене на талию. — Как в детстве…

Что вы тут делаете?.. Правильные девочки ТАК себя не ведут!

«Да мы просто спали, ма! Больше ничего!»

6

Совсем ничего… Проснулась Ксеня от холода. А еще из-за дикого желания опорожнить мочевой пузырь. Вспомнила сквозь похмельную пелену, что в туалет так и не сходила — сейчас это упущение отдавалось внизу живота резью и жжением.

Скользнув из-под руки спящей Лерки, медленно сползла с кровати и потащилась к выходу. Ступила босой ногой на мягкое, склизкое — впотьмах не поймешь, на что. Да и все равно. Жгучий зуд в придатках не давал думать ни о чем другом, кроме унитаза или хотя бы дыры в дворовом сортире. Должен же тут быть такой? Пригодится, чтоб избежать новой встречи с буйным, помешанным на сексе ПТУшником…

Не получилось. Прокравшись вниз по скрипучей лестнице, Ксеня обнаружила, что генератор уже давно отключился, огонь в печи тоже погас. В доме снова стало темно и холодно, комнату заполонили тени. У нее все еще кружилась голова, и тошнота спазмами сдавливала горло. Давление, опять это чертово давление… Две вечные ее проблемы: мужики — и собственная натура, больше ничего. Совсем ничего... По привычке сунув руку в карман за лекарством, Ксеня ахнула.

И тут ей навстречу из темного угла вывалился пьяный и злой Вадик.

— Эт чо такое? Чо это за херня? — он с трудом ворочал языком, с трудом стоял на ногах и двигался тоже не без усилий, медленно, как в замедленной съемке. Штаны, видимо, оставил в парной и теперь раскачивался перед Ксеней, тесня ее к гарнитуру, совершенно голый. И его орган раскачивался тоже, болтаясь мятой тряпкой между ног. Только сейчас Ксеня заметила, какие у Вадика уродливые, непропорционально мускулистому торсу тоненькие и кривые ножки.

— Чо это, еб твою мать, за хуйня, йа-тя спр-р-раш-шва-йу!!!

Подняла взгляд выше — Вадик вытянул вперед руку. В раскрытой ладони поблескивала стекляшка пузырька. В темноте надпись не этикетке не читалась, но Ксене и не было нужды всматриваться в мелкий шрифт и различать отдельные буквы, чтобы понять — вспомнить! — в какое именно слово те складываются.

Она уперлась поясницей о край столешницы и замерла, поняв, что опять попалась. Вадик снова загнал ее в ловушку, как до этого, в уборной. Вот только ее персональный ангел-хранитель Лера теперь валяется наверху в отключке и уже точно не прилетит на помощь…

— Как это понимать, шлюха ебаная?! — взвизгнув, Вадик размахнулся и запустил в нее пузырьком.

Ксеня едва успела мотнуть головой, уворачиваясь. Стекляшка разбилась о кафель кухонного фартука. Мелкие осколки, брызнув, оцарапали щеку. На столешницу просыпались таблетки.

Ее чудо-средство, спасающее от резких скачков давления.

Ее «Клофелин».

— Ах ты… — Вадик отвел руку назад, загребая распахнутой ладонью воздух, — …мразота ебаная!

…И отвесил ей пощечину такой силы, что Ксеня отлетела на полметра, едва устояв на ногах.

— Правильные!.. — Новый удар мотнул ее обратно. — Девочки!.. — Еще удар, с другой стороны. Ксеню швыряло, как боксерскую грушу с тряпьем, туда-сюда. — Так!.. Себя!.. — Череп звенит, перед глазами все размазывается и скачет. — Не ведут!..

Очередная могучая оплеуха отправила Ксеню в нокдаун. Развернула на сто восемьдесят градусов, лицом к столу с остатками давешних посиделок. Вадик крепко пнул ее ногой в зад, отчего Ксеня рухнула вперед, стукнувшись подбородком. Прямо перед глазами, посреди тарелок с остатками мяса, что-то влажно блестело и желеисто подрагивало среди расползающихся во все стороны теней. Звон потревоженной посуды многократным эхом отразился внутри черепной коробки.

А потом зрение на секунду прояснилось. И Ксеня увидела то, что тоже блестело на столе — в считаных сантиметрах от ее слабеньких тонких пальцев.

Правильные девочки ТАК себя не ведут!!!

— Мы просто спали, — тихонько выдохнула Ксеня. — И вообще… — Стиснула рукоять кухонного ножа. — Не надо было… — Уперлась другой рукой в край столешницы, чтобы оттолкнуться. — Нам…

— Да чо ты там мычишь-то, блядина тупорылая?

Вадик ринулся к ней в тот же миг, когда она сама развернулась в его сторону. Прыгнул вперед и — напоролся на лезвие. Острие с шипящим шуршанием — Ксеня слышала и ощущала все удивительно ясно, на пределе доступных человеку чувств, — мягко скользнуло сквозь кожу и мышцы пресса, пройдя аккурат между «кубиков» под солнечным сплетением. Нож погрузился в живот Вадика до предела, по самую рукоять. Маленькие злобные глазки расширились от удивления и боли, на секунду стали большими, почти нормального размера. Изо рта Вадика вырвался тоненький, совсем не по-мужски жалобный писк.

— Не надо! Было! Мешать! — повторила Ксеня громче, чеканя каждое слово. И с каждым словом будто бы обретая силу. Получая заряд энергии, порожденной холодной, много месяцев копившейся внутри ненавистью. Древняя и священная, родом едва ли не из эпохи матриархов, ярость переполнила Ксеню, лилась через все ее существо. И через тело — от сердца в предплечье и кулак, в ставшие вдруг неожиданно сильными пальцы. Фонтанируя короткими, резкими, как удары ножа или огни молний, вспышками: — Не надо! Было! Мешать! МНЕ!!!

Вадик вдруг громко протяжно рыгнул. Качнулся. Слепо шаря по воздуху руками в поисках опоры, но так и не найдя ее, попятился на шаг, другой — и потерял равновесие.

Кривые ножки подломились в коленях, и парень рухнул перед девушкой на колени, словно в дурной пародии на извечный ритуал с рукой и сердцем. Голова Вадика тяжело опустилась, подбородок ткнулся в голую грудь. Сипло всхрапнув, последним предсмертным усилием он поднял лицо, и Ксеня увидела, как погасли, растворившись во мраке, болотистые огоньки в ненавистных свинячьих глазенках.

Разом обмякнув, несостоявшийся Леркин женишок мешком завалился на пол.

Мокрый от крови нож выскользнул из руки и упал туда же. Ксеня вспомнила курсы медсестер. Опустилась на колени. Потом посмотрела на неестественно вывернутую руку Вадика, на его распахнутый в немом вопле рот. Вяло, отстраненно подумала о том, что в сложившейся ситуации не помешает проверить пульс.

Медленно перевела взгляд на собственные ладони, безвольно лежащие у нее на коленках. На подрагивающие в сумраке кончики своих пальцев — почти что черных из-за покрывшей их крови.

Подумала еще раз… и передумала.

Пальцы ожили, снова сжались в кулак. Ксеня подобрала нож. Опять взглянула на Вадика. Безволосая грудь чуть вздрогнула, из уголка раззявленного и перекошенного рта стекла темная струйка.

— «Боже, какой огромный!» — Ксеня, кривляясь, продемонстрировала трупу широкое лезвие.

И добавила мстительно:

— Сейчас Я тебя в голову трахну. Шашлычок, девочки!

Размахнувшись изо всех сил, всадила лезвие прямо меж губ-червяков, распарывая небо и кроша зубы. Надавила с усилием на рукоять, пригвождая голову мертвеца к половой доске. Набрав в рот побольше слюны, смачно плюнула в ненавистную рожу.

И, устало выдохнув, закончила:

— Чпок-чпок.

7

Непогода за окнами не унималась. Шум ливня отдавался монотонным гудением в отбитой голове. Думать, рассуждать о чем-либо — физически больно, невыносимо тяжело. Тем более что мочевой пузырь продолжал ныть и внизу живота пекло, будто в джинсы раскаленную сковороду сунули. И жарили прямо сейчас на этой сковородке мясо. Ее мясо.

Ксеня велела себе успокоиться. Глаза уже привыкли к темноте, а дорогу к банной зоне она прекрасно помнила — спасибо дохляку в соседней комнате, такое сложно забыть. Нашла внутри отгороженные от душа занавеской унитаз, биде и раковину с зеркалом — родители покойного денег на обустройство дачных удобств в свое время явно не пожалели.

Стащила с себя мокрые от крови джинсы, бросила на паллеты в душевой. Спустила трусики, присела на холодный, как лед, обод унитаза, помочилась через боль. Перед глазами мельтешили мелкие искры — волнение, избиение, давление, опьянение… Апатия прошла. Прострация пожрала самое себя. Вернулись злоба и ярость взбешенного зверя. Хотелось кричать, голосить благим матом.

«Энергетический коктейль», еб твою мать! «Полный фарш», сука!..

Закончив, склонилась над раковиной. Сбрызнула лицо холодной водицей, оттерла щеки и шею от бурых разводов. В зеркале заметила пятна на куртке, скинула и ее тоже. Услышала, как глухо брякнул по кафелю еще один пузырек.

«Не надо было мешать! Ох, не надо…»

…А ведь план казался хорошим. Простым и смелым, как она думала.

Расчет был на то, что Вадик начнет глушить водку, они же с Лерой довольствуются вином. Разве не так полагается, а?.. Гендерно-алкогольное распределение, стандартное, как графа «пол» в любой чертовой анкете любой гадской организации любого мудацкого городишки. Даже в «продвинутом» Питере от этого не уйти. «Эм» и «Жо», как в каком-то дурацком старом кино из тех, что маман так любит, говорили. «Дитям мороженое, бабе цветы» — из той же серии, «любимые фильмы моей зашоренной мамочки».

Дитям — мороженное. Бабам — цветы.

И порция клофелина пьяному амбалу, чтобы уснул, да побыстрее.

И вытяжка тестикулярной жидкости — в напиток полегче, для «девчонок».

…Кто же знал, что Лерка вспомнит пьянку на выпускном?

не надо

БЫЛО

МЕШАТЬ

Да, не надо, но теперь-то уже поздно! Глядя на свое бледно-серое лицо в темной амальгаме, Ксеня задала сама себе главный в данную минуту вопрос.

«Что дальше?.. Дальше-то что, Сень?!»

Промежность все еще зудела. Лерка все еще дрыхнет наверху. Ядреная смесь пива, водки, вина, клофелина и конского возбудителя все еще влияет — на них обеих.

И эта ночь — ее теперь-то уж совершенно точно последняя с любимой подружкой ночь — все еще не закончилась.

По зеркалу сверху вниз полз крупный слизень. Медленно-медленно, как тающий свечной воск, стекал на лицо Ксени. Неторопливо выжигая глаза ее отражению.

«Да пошли вы все, твари», — подумала она. Слизняк, словно раздавленный этой мыслью, влажно шлепнулся на дно перепачканной в красном раковины.

8

Вернулась в комнату отдыха и, обойдя стороной труп, поднялась по скрипучим ступеням в мансарду. Через распахнутую балконную дверь веяло холодом, но Ксеню все равно бросило в пот.

…Лера лежала там, посреди «траходрома», укрытая завесой мглы больше, чем съехавшим вниз покрывалом. Светлые вьющиеся волосы расплескались поверх лица. Во мраке белели стройные, призывно распахнутые навстречу подруге ноги.

Ксеня плохо соображала, что делает. Поддавшись нутряному животному инстинкту, она желала сейчас (а когда же еще, если не сейчас?!) лишь одного.

Вкусить, наконец-то, запретного плода. Приникнуть к совсем не святому источнику, испить до самого донышка. Утолить многолетнюю жажду, зародившуюся в маленькой детской спаленке той далекой ночью, когда Лерка осталась у них в гостях, а мать, заглянув поутру, пригвоздила осуждающим взглядом.

«Что вы тут делаете?..»

Правильные девочки совершенно точно так себя не ведут, ма — Ксеня опустилась перед спящей подругой на четвереньки.

Мир разделился, ткань мироздания поехала и разошлась. Где-то на другой стороне, далеко-далеко, в черной-пречерной дыре на задворках привычной Вселенной, оставались мертвый Вадик и пока еще живая старуха-мать — слишком обычные, слишком типичные, слишком-слишком-слишком правильные. А здесь и сейчас, в уютном мраке мансарды, под влажные всхлипы ливня и мягкую дробь обивающей крышу капели, в иной, параллельной всему и вся реальности, в центре своего собственного микрокосмоса почивали только они вдвоем. Ксеня и Лера.

Совсем как тогда, в детской.

Ксеня осторожно опустила голову и коснулась губами бледнеющей во тьме тоненькой щиколотки. Поднявшись выше, ласково прикусила мякоть икры. Согрела дыханием нежную кожу на сгибе колена. Лера как будто ничего не замечала, погруженная в крепкий клофелиновый сон.

Даже жаль, ведь Ксеня в мечтах все же надеялась на взаимность.

«Ничего, до утра еще есть время, а мы ведь только начали».

Она принялась покрывать поцелуями внутреннюю сторону бедер Леры. Заглянула в манящую черноту меж ними и — о, Господи боже, спасибо тебе, спасибо! — заметила ответный, живой и влажный блеск в самом сердце чудесной пещеры, полнящегося неведомым, но столь желанным волшебством грота.

Один микрокосмос внутри другого — но оба созданы для нее, Ксени.

Потянувшись рукой к трусикам подруги, убедилась, что те сдвинуты в сторону, а бугор Венеры на ощупь весь взмок и набух, словно бы прибавив в размерах. Не в силах больше сдерживать себя, Ксеня рухнула на живот и накрыла жадно распахнутыми губами увлажнившуюся расщелину.

«Ты уже готова? — померещился голос Вадика. — Уже вся мокрая, да?..»

Да! Еб твою мать, ебаный ты мертвяк, ЕЩЕ КАК ДА!

Живая плоть под губами дрогнула. Послышался стон — сколь тихий, столь и воодушевляющий. Ксеня скользнула языком внутрь Леры так глубоко, как только могла.

И тут ее язык схватили.

9

Ксеня не сразу поняла, что произошло. Понимание пришло секундой позднее, жгучим пламенем ужалив кончик языка и моментально распространившись по всей его поверхности. Нечто массивное, скользкое, склизкое и безумно жгучее упруго толкнулось навстречу и прямо в рот, в самую глотку, раздвигая и ее губы, и другие, Лерины. Нечто жадно ввалилось в Ксеню, расталкивая челюсти, серной кислотой выжигая полость рта изнутри.

Замычав, она ринулась всем телом назад и вверх. Подскочила в кровати, кувыркнулась и грохнулась на пол. Ударилась спиной о твердые доски и, кажется, получила еще одну занозу, в задницу. Тряхнула головой, сбрасывая с глаз нахлынувшую со скачком давления пелену. Со стороны балкона полыхнуло очередной молнией, и Ксеня, подняв глаза на кровать, только теперь рассмотрела пейзажи будуара во всех сводящих с ума деталях.

Одеяло окончательно сползло с Леры.

Лера была мертва.

Лера была в компании.

леру

ЖРАЛИ

СЛИЗНЯКИ

Один из них обосновался на правой груди, у края задравшейся футболки. Другой прилип к ребрам на левом боку. Третий вытянулся посреди живота, накрыв прозрачно-розоватой полоской пупок. Светлые волосы поверх Лериного лица едва шевелились, словно тронутые легким сквозняком — под ними мягко пульсировал еще один моллюск, огромный и жирный, целиком накрывший глаза, нос и рот девушки.

А последняя тварь, особенно крупная, лоснящаяся, как жирная сытая пиявка, и аж пунцовая от напитавшей ее крови, лезла наружу из вагины Лерки.

Ксеню стошнило на пол, в который уже раз за последние сутки вырвало — остатками жареной курицы и кровью. Может, ее собственной, а может, и кровью Леры. Озираясь, шокированная, она заметила еще несколько слизняков, неторопливо ползущих к кровати со стороны балкона. Каждый размером с кулак, не меньше.

Ксеня откатилась к лестнице. Ухватившись трясущейся рукой за перила, подтянула собственное тело. Рывком поднялась и, шатаясь и мыча от разъедающей рот и горло кислоты, сошла-сбежала-свалилась в комнату отдыха.

Взгляд упал на фигуру с торчащим из черепа кухонным ножом. Очертаниями голова трупа напоминала кулак с выставленным на всеобщее обозрение «факом». Вокруг рукояти обвился еще один слизень. Набухая и сокращаясь, одно тело, живое, медленно проталкивало, погружало себя в другое, уже бездыханное.

— Святый Боже…

Ноги отказывали Ксене. Она почти упала, успев в последний момент облокотиться о стол. В тарелке остатки недоеденного мяса накрыл прозрачным студнем медузообразный слизняк — как и почему она эту тварь в прошлый раз не заметила?! Была слишком увлечена битвой с Вадиком. Слишком увлечена собой и своими летевшими к чертовой бабушке планами на этот безумный вечер.

Ксеня подняла глаза выше и на секунду застыла, загипнотизированная. По оконному стеклу, среди сотен мелких дождевых капель, стекали вниз еще с десяток слизней разной величины.

«Бежать!» — заискрило внутри черепа, где-то в темной и узкой щели меж лобными долями мозга и глазными яблоками. Ксеня забыла о боли в промежности и во рту. Забыла про Лерку и Вадика. О своих постыдных грехах и потаенных мечтаниях, обо всем на свете думать забыла. Вся обратилась в одно, пылающее ярче любых молний, гремящее сильнее любых громов, слово — БЕЖАТЬ!!!

Машина, «Нива»…

«Ключи! Внутри, в замке зажигания!»

10

Хорошо, что дверь на террасу так и не заперли. Как была, босиком, в трусиках и футболке, Ксеня выскочила во двор и кинулась к автомобилю. Рывком распахнула дверцу с водительской стороны, даже не заметив опущенного бокового стекла. Прыгнула внутрь. Задела коленкой об стойку, рассадила в кровь. Дрожащими, скользкими от пота, дождя и крови пальцами схватила ключи. Попыталась завести двигатель.

Издевательски мигнув, погасла лампочка над панелью приборов. Мотор вяло всхрапнул и заглох. Ксеня взвыла от досады, ударила кулаком по рулю. Затем вспомнила про коробку передач и сцепление. Повторила всю процедуру уже как положено, как их с Леркой когда-то в автошколе учили. «Нива» завелась, затарахтела — а с крыши на голые бедра упал слизень.

— Блядь! — завизжала Ксеня от ужаса и омерзения. — Блядь, блядь, БЛЯДЬ!

Врезала что есть мочи по мягкой, как пудинг, как чертов пудинг из чертовой «Шоколадницы», твари, отодрала липкую мразь от себя — на коже рядом со свежей ссадиной остался полыхать розовый ожог — и вышвырнула в открытое окошко.

Ступня соскочила с педали. Ну конечно. Мотор снова предательски заглох. Конечно же, твою мать!

— Сука, сука, сука! — ругаясь и плача, Ксеня опять выжала сцепление и повернула ключ. С хрустом дернула рукоятку коробки передач, зажгла фары и — машина наконец-таки тронулась с места.

…Чертовы ворота были закрыты. Чертов Вадик запер чертовы ворота на все чертовы замки и засовы, как будто в пустом дачном поселке кто-то мог его сраную «Ниву» угнать! И теперь в свете фар Ксеня видела перед собой створки: залитые ливнем, тяжело покачивающиеся под порывами ветра, сверху донизу покрытые вездесущими слизнями.

Таранить такую преграду не имело никакого смысла. Из обожженного Ксениного горла вырвался обреченный стон.

«Не сцы, малышка! Папочка рядом!», — хихикнул у нее в голове мертвый Вадик.

«Я все слышу, Калюжный!» — заливисто хохоча, отвечала ему их мертвая подруга.

— Подонок. Скотина. Мразь. — Повторяя ругательства вслед за Лерой — за ПОЖИРАЕМОЙ ПРЯМО СЕЙЧАС СЛИЗНЯКАМИ Лерой — Ксеня заставила себя обшарить бардачок в поисках ключей от ворот. Нашла только смятую банку «Балтики».

— Падаль. Вот же падаль… — Сунула пальцы под солнцезащитную подкладку сначала у водительского, а затем и у пассажирского сидений.

Ничего!

— Сука! Пидор! Кабель! — Ксеня забилась в бессильной истерике и случайно надавила какую-то не ту педаль. Мотор «Нивы» снова, словно в насмешку, кашлянул и умолк.

— БЛЯДЬ! — заорала Ксеня на рулевое колесо. — ЕБАНЫЙ В РОТ! — вновь потянулась к ключу зажигания. — ХУЕСОСИНА ЕБУЧАЯ!

И тут ее осенило.

Ебучая хуесосина Вадик хранил блядские ключи от в-рот-ебучих ворот на одной еб-твою-мать связке с ебаными ключами от ебаного авто!

«Да вот же они, прямо у тебя под носом!»

Ксеню разобрал смех. По крыше гремел дождь, и чудилось, что «Нива» хохочет с ней на пару. А может, и несостоявшаяся чета Калюжных подхихикивает тоже.

Подавив приступ истерики, Ксеня завела мотор в третий раз и снова включила фары. Вышла под ливень, добежала до ворот. Припечатала одного из слизняков, голой пяткой размазав бесхребетную мразь по ржавой поверхности. Ступню тут же будто огнем охватило, но Ксеня этого даже не заметила. Створка ворот от удара содрогнулась, на землю свалились еще по меньшей мере две гадины.

Ключ упорно не хотел пролезать в отверстие, и она не сразу поняла, почему. «Сначала засов!» — замок оказался прижат толстой балкой к воротам под таким углом, что просунуть отмычку в скважину затруднительно. Ксеня потянула запор в сторону, но тот не желал поддаваться. От ветра ворота скосило, засов дальним концом уперся в выгнутый металлический лист.

Тогда она уперлась в тыльную сторону балки плечом и толкнула всем телом — раз, другой. Больно ударяясь, расцарапывая о ржавые углы кожу. С третьей попытки толстенная перекладина сдвинулась аж на целый сантиметр, и у Ксени из спекшегося горла вырвался сиплый торжествующий вопль. Еще несколько толчков всем телом — кровь из плеча уже залила предплечье по локоть — и пазы высвободились. А вместе с ними свободу обрел и замок.

Открыв его, она распахнула ворота. Ветер давил с другой стороны, мешал ей как мог, но достигнутый успех придал Ксене сил.

11

Видавшая виды, далеко не новая — а откуда у такого дебила, как Вадик, взяться новой? — «Нива» скакала по залитым грязной водой выбоинам. Корпус трясся и громыхал, но, стоит отдать должное отечественному автопрому, старушка справлялась с загородной распутицей. Фары резали плотную стену дождя, рвали ее в клочья, как мокрую бумагу. Ксеня выжимала педаль газа до упора, а в звенящей и гудящей на все лады голове у нее мелькали, искрясь, «звездочки» и растерянные панические мысли.

Куда теперь?.. Как быть теперь?.. И вообще что ТЕПЕРЬ, после всего, произошедшего этой ночью, делать?

Можно позвонить — нужно ли? — в полицию или МЧС.

И что? Рассказать о том, как она зарезала парня своей лучшей подруги, а потом обнаружила, что саму подругу сожрали слизняки-людоеды? Положим, в психушку ее сразу не упекут, ведь остались следы. Да и чем этот слизне-апокалипсис закончится, еще не известно.

Зато известно другое — телефон остался на даче. От мысли об этом Ксеню вновь едва не разобрал смех.

«Спокойно», — сказала она себе. Но какой тут мог быть покой?!

И все же СПОКОЙНО. Думай, Сеня, думай…

Сначала, перво-наперво, добраться до города, до своей хрущевки, подъезда, квартиры. Затем душ — о да, душ ей точно не помешает!.. После чемодан, билет, «пошла на хуй, мама» и — «здравствуй, Питер», как и планировала.

Или даже дальше, в Европу, в славную толерантную ко всему и вся Европу, где ее никто никогда не осудит, где на нее не станут косо смотреть из-за того, что «правильные девочки так себя не ведут».

И пускай потом ищут! Пускай еще попытаются доказать причастность студентки медфака к смерти двух ее однокашников.

«Господи, Лерка…»

ЛЕРКА МЕРТВА.

Запоздалое осознание обрушилось на Ксеню с такой силой, что в ушах загудело пуще, чем от грома и оплеух Вадика. Марево фар перед глазами на миг померкло, руль скользнул из рук, и машина опасно вильнула в сторону. Колесо попало в яму, «Нива» с грохотом подпрыгнула от удара по дну. Встряска вернула Ксеню в чувство.

СПОКОЙНО!

«Вот вообще не до блядских обмороков сейчас!»

И потом…

«Это ведь не я».

Да-да, не я, вовсе не я!

«Это все они, Вадик с Леркой. Сами себя… друг друга».

Они — и еще слизни.

«Вот именно».

Именно.

Так.

Все.

И было.

«…а меня никто не видел».

Из-за пелены дождя навстречу «Ниве» выплыла полосатая балка шлагбаума, заставив Ксеню резко жать босой ногой на педаль тормоза. Обожженная пятка отозвалась яркой и горячей вспышкой боли.

«Никто не видел, говоришь?..»

А как же охрана?! Ебаный, мать его, чопик — как же?!

«Бли-и-ин!»

Спо-ко-ой-но. Это всего лишь старый усатый любитель халявного пиваса… у которого наверняка есть телефон или рация или еще что-то, при помощи чего можно связаться с городом и вызвать помощь.

«А кому здесь нужна помощь?»

Кто здесь жертва?!

— Я. — Ксеня кивнула своему отражению в зеркале заднего вида. Глаза красные и блестят, как у сумасшедшей, которая никак не может прийти в себя.

Потому что пережила такое…

— Я здесь жертва, — повторила она вслух. — Лерка поссорилась со своим парнем. Ударила его ножом, за мной кинулась… А потом гроза, слизняки…

«Вот как это все будет».

Показания в полиции. Дом, подъезд, квартира. Чемодан, поезд… Пошла на хер, мамочка, чтоб ты сдохла. Питер. Самолет. Перелет. Переезд. Европа. Радужные парады где-нибудь в Берлине. Или в Амстердаме.

Прощай, немытая, захваченная слизнями Россия. И здравствуй, новая Ксеня!

«Новая я. Новая жизнь».

У нее созрел НОВЫЙ план.

Ксеня надавила на кнопку гудка. Потом еще несколько раз — как полагается, когда испытываешь шок, ужас и панику. Не дождавшись реакции, открыла дверь и вышла наружу. Да куда ж провалился этот проклятый чоповец?!

Она обнаружила охранника там же, где он, по всей видимости, и заснул, оприходовав обе подаренные ему банки с «Балтикой», — в будке. Увидела через разбитое узкое окошко старое офисное кресло, повалившееся на грязный от дождевой воды пол. Нелепо задранные на сидушку ноги в заляпанных травой и глиной берцах. Приспущенную снизу штанину, бледную волосатую лодыжку… и нитки, торчащие из носка, тоже разглядела.

Ксеня вытянула шею, чтобы рассмотреть лежащего на полу сторожа целиком или хотя бы большую его часть. Пластик рамы и стенка ограничивали обзор. Может, и к лучшему, потому что ей вполне хватило и того, что она смогла увидеть: вывалившуюся из рукава форменной куртки кисть, над которой трудились сразу два крупных моллюска. С пальцами они уже закончили — в свете слабенькой, подмаргивающей лампы поблескивали косточки и хрящи, светло-розовые и блестящие от крови и слизи.

«Значит, и до него добрались… Одним свидетелем меньше».

— Вот и нету больше свидетелей, — хмыкнула Ксеня. — А слизняки не в счет! А-а… А-а…

Ну да. Возвращаемся к плану «А».

Шлагбаум, вспомнила она, нужно поднять шлагбаум. Там, в будке, должна быть какая-то специальная кнопка или пульт дистанционного управления.

Через окно не пролезть, слишком маленькое даже для ее далеко не вадиковских габаритов. Дверь заперта. Или нет, не заперта, догадалась Ксеня. Просто труп охранника лежит так, что стал упором. Как та деревяшка у двери на даче…

Ну надо ж тебе, опять эти чертовы «мужчинки» ей мешают! Ксеня несколько раз глубоко вздохнула, давя очередной подкативший к горлу приступ истеричного смеха. Закрыла глаза на секунду.

В темноте за веками копошились, хлюпая, океаны слизи. По накатывающим друг на друга волнам пробегали электрические искры.

Спокойно, Сеня, спокойно. Думай… ДУМАЙ, мать твою.

«Вот же ж падло… Как насчет шашлычка, девочки?!»

— На хуй тебя и твои шашлыки, еблан тупорылый, — процедила Ксеня, распахивая веки. Чувствуя, как глубоко внутри снова зарождается огонек ненависти ко всему окружающему миру. Миру таких вот усатых алкашей-охранников, качков-ПТУшников, миру надоедливых модных артистов с мутными глазенками. Миру мужчин-слизняков, пожираемых другими, настоящими слизнями.

Она позволила этому дарующему силу пламени разгореться.

— На хуй. Вас. Всех.

Вернувшись в машину, отогнала ее задним ходом на несколько метров, чтобы взять разгон. Полосатая балка шлагбаума впереди оставалась вполне различима. Кажется, дождь затихал, и края черного от туч неба начинали светлеть, обещая спасение. Почему-то Ксене казалось, что весь этот ад неизбежно закончится вместе с грозой, стоит лишь выйти солнцу.

От обещанной свободы ее отделяло последнее препятствие. Громко хрустнул переключатель передач. Выжав сцепление до конца и изо всех сил вдавив педаль газа в пол (кожа слезла с пятки окончательно, оголенное мясо жгла дикая боль), Ксеня направила набирающую скорость «Ниву» вперед. Тараня шлагбаум.

За секунду до столкновения догадалась крутануть руль в сторону узкого прохода между концом полосатой перекладины и стеной сторожки. «Нива» врезала по шлагбауму правым передним крылом, ломая и разнося преграду в щепки. Машину по инерции развернуло и уже левым крылом припечатало к будке охраны. Саму Ксеню тоже мотнуло туда так, что она ясно расслышала скрип и треск лопающегося под давлением пластика. Задетое обломком шлагбаума боковое стекло лопнуло, забрызгав осколками пассажирское сиденье. Нога скользнула с педали, но Ксеня, вывернувшись ужом, моментально, в долю секунды смогла восстановить равновесие и вновь до упора, не обращая внимания на боль, вдавила стопу в рифленую поверхность — мотор «Нивы» чихнул было, но тут же опять утробно зафырчал. В тон ему по-звериному взревела и Ксеня. Зажатая меж балкой и сторожкой машина рванулась раз, другой. Завыла резина буксующих в глубокой луже колес — и Ксеня тоже завыла, еще громче, вложив в этот вой всю свою ярость, все свое желание высвободиться из очередной ловушки. На свободу, вперед, к свету!

— Давай же, миленькая! Давай, родная! — кричала она, обращаясь к «Ниве», ставшей сейчас для нее новой лучшей подругой, новым ангелом-хранителем, новой — и в эту минуту уж точно самой сильной — ее любовью.

И им это удалось. Набирая скорость, подружка-«Нива» мчала по извилистой дороге вперед, к все больше и больше светлеющему горизонту. Ксеня продолжала давить на газ, пьяная уже не дачными коктейлями, а от нахлынувшего восторга и переполнившего жилы адреналина.

Охватившая все ее существо эйфория заставляла Ксеню хохотать и плакать одновременно.

12

…И поэтому, когда левое переднее колесо «Нивы» скакнуло на выбоине, когда голова Ксени словно бы взорвалась изнутри от вмиг взлетевшего до небес давления, а перед глазами вдруг резко потемнело, — все это стало для нее полной неожиданностью.

Пальцы скользнули по рулю, машину развернуло. На полном ходу «Нива» врезалась в насыпь.

Ксеню с неимоверной силой швырнуло вперед, на лобовое стекло. Пробив его своей и без того уже изрядно настрадавшейся головой, девушка в облаке осколков и кровавых брызг пулей вылетела через дыру. Пулей — или жалкой тряпичной куклой, получившей пинка от безумно злого ребенка.

Дважды перевернувшись в воздухе всем телом, Ксеня по широкой дуге пролетела над глинистым всхолмьем. И рухнула, еще раз больно ударившись макушкой, на размякшую землю по другую сторону оврага. Пружинисто отторгнутая мокрой глиной, скатилась вниз, переворачиваясь снова, и снова, и снова, пока не упала на самое дно, где ее впечатало поясницей прямиком в массивную, утыканную острыми ветками, корягу.

Что-то внутри, в спине, отчетливо хрустнуло. На глаза пролилась тьма.

13

…Разлепить тяжелые, покрытые спекшейся кровью веки ей удалось позже, когда над ямой уже брезжил рассвет. Сначала, пока глаза привыкали к солнцу, Ксеня несколько раз моргнула. Ливень закончился, с посветлевшего неба струилась чистая, прямо-таки ангельская белизна. Так сияют хорошие, правильные девочки в воображении своих столь же правильных мамаш.

«Может быть, — отстраненно подумала Ксеня, — когда я выберусь отсюда… когда приду домой… Может быть, стоит сделать с мамой тоже, что я сделала с Вадиком».

«Вырежу ее вечно осуждающие глаза, и умчу-улечу-укачу. В Питер, Берлин, Амстердам…»

Да, в конце концов, уже неважно куда.

Правда ведь, ма?..

Она попробовала сесть, но поняла, что совершенно не чувствует ни ног, ни вообще своего тела. Опустила взгляд — в поле зрения попал обломок ветки, на остром конце которого болталась грязная, мокрая, темная от крови тряпка, в которой с трудом узнавался кусок измочаленной футболки. Другим концом ветка уходила Ксене в неестественно выпяченный живот. Словно сбылась одна из мечт ее проклятой мамаши, и правильная девочка правильно залетела от правильного мальчика — кого-нибудь вроде Вадика, с собственной машиной и дачей, построенной родителями.

Странно, но боли Ксеня практически не испытывала. Слегка ныли разве что шея и голова — где-то у основания, чуть ниже затылка. Она попыталась дотронуться до раны на животе рукой, но так и не смогла понять, где сейчас вообще находятся ее руки, уловила только легкое электрическое покалывание в кончиках пальцев. Сами пальцы мерещились где-то очень далеко и словно бы больше не принадлежали ей.

Сил кричать, звать на помощь совсем не осталось. Да и кого тут звать, на обочине старой разбитой дороги, ведущей в заброшенный дачный поселок?..

Краем глаза, периферическим зрением уловила смутное движение на краю овражины. Ей удалось, несмотря на боль в шее и темные пятна, скользящие перед зрачками, повернуть голову на пару сантиметров. Вроде бы застонала, но — сама себя не услышала.

По склону оврага вниз ползли десятки слизней. Серо-зеленые их тела, малые, большие и очень большие, медленно, словно в такт неслышному маршу, сжимались и разворачивались, оставляя за собой влажные следы, которые тут же терялись среди многочисленных грязных ручьев и ручейков, стекающих на дно ямы. Особенно крупные особи скользили по этим ручьям, погоняемые собственным весом, и приближались к попавшей в новую ловушку поломанной кукле-Ксене быстрее прочих.

«Откуда вас столько?..» — подумала она все так же отстраненно. На место питавшей ее изнутри ярости пришло спокойствие, которое Ксеня понапрасну призывала во время бешеной гонки по дороге с дач.

Что ж, лучше поздно, чем никогда.

«Откуда вы вообще взялись? Почему ведете себя так необычно?..»

Никогда ничего не слыхала о плотоядных слизняках.

«Впрочем, я же медик, а не биолог».

Слух вернулся к ней, по крайней мере в одно из ушей. Кажется, в правое. Кажется, другое ухо вообще было разорвано, а раковина залита кровью. Пусть так, ей хватит и одного, оставшегося. Теперь Ксеня различала не только гул внутри собственной черепной коробки, но и журчание дождевой грязи, и капель, и шорох трав, куцыми пучками проросших по стенам насыпи.

Влажное хлюпанье неторопливо приближающихся к ней тварей она тоже слышала.

Странно-спокойной, едва ли не умиротворенной Ксене пришла в голову почти философская мысль: «В природе всякое бывает».

В каком-то смысле, это величественное озарение хранило в себе ответ на тот самый вопрос, что не давал ей покоя с детства. С тех самых пор, когда юная Ксеня обнаружила, что обниматься с подругой, ощущать ласковые прикосновения Леры, в шутку целоваться с той — для нее куда приятнее, чем общаться с мальчиками из школы.

Все ведь ТАК просто на самом деле! Так просто…

«В природе. Всякое. Бывает».

И если уж может быть такое, что одна девушка желает другую, то почему бы не случиться и громадным плотоядным слизнякам?

Правда ведь, ма?..

Эта мысль заставила Ксеню слабо улыбнуться. Взгляд вернулся к белому, девственно-чистому рассветному небу.

В природе всякое бывает… или нет?

Или, может, дело все-таки не в вывертах старухи-эволюции?

«А какая уже разница, Сень?»

Наверху подрагивали на кончиках сорной травы, блестели, ловя лучи восходящего солнца, капельки ночного дождя. Ксеня рассмотрела строения далекой электростанции. Почудилось, что бетонную конструкцию пожирает огромный, невероятных размеров слизняк.

Обман зрения… Все обман.

Главное — быть собой. Моллюском ли, человеком, правильной или неправильной девочкой — неважно. Любые правила, любые понятия о том, что так, а что не так — тоже обман. Осознание этих истин сделало Ксеню на миг счастливой — в первый и последний раз в жизни.

Впрочем, подумалось ей, жизнь ведь тоже — один большой обман.

…А потом первая достигшая дна оврага тварь окончательно сползла Ксене на глаз.

И принялась завтракать.

Иллюстрация Антонины Крутиковой