Поехать ночью было плохой идеей. Тусклый желтоватый свет фар старенькой машины слабо освещал извилистую дорогу, окруженную с двух сторон плотной лесополосой. Справа от меня дремала жена, прислонившись русой головой к холодному стеклу; позади, сидя в розовом детском кресле, тихонько причмокивая, спала дочь. Я поправил зеркало заднего вида так, чтобы лучше было видно ее.

Глаза слипались от монотонного звука мотора, посапывающей рядом семьи и неизменного, вот уже на протяжении минут двадцати, пейзажа. Я ерзал на сиденье и щурился, заставляя себя внимательнее следить за дорогой.

Ночная трасса очень коварна, особенно когда от фар нет никакого толка. Стоит на секунду отвлечься, не заметить выскользнувший из-за деревьев плавный, с виду безобидный поворотик — и все, доставай свою машину из кювета и благодари бога, что не пострадал.

Никогда до этого не ездил вне города ночью. Сегодня тоже до последнего не хотел, будучи уверенным в том, что мать моей жены в очередной раз только играет роль бедной и больной и что никакая помощь ей не нужна. Этот раз отличало лишь то, что позвонила она ночью. Никогда до сих пор моя теща не звонила так поздно.

— Ох, Катюша, плохо мне, помираю я… — простонала в телефон по громкой связи Валентина Сергеевна.

— Мама, что у тебя опять случилось? Сердце? — спросила сонным голосом жена.

— Все сразу, дочка, сама не пойму, что происходит, сердце болит, голова болит, кости ломит, как будто наизнанку меня выворачивает, о-ох, встать с кровати не могу… Приезжай… Приезжай ко мне скорее…

— Мамуль, но ведь сейчас почти полночь, Андрей уже спит, устал после работы… У тебя точно не так, как в прошлый раз?

Валентина Сергеевна раз в неделю, как по расписанию, звонила нам сообщить, что умирает. Стоило только к ней приехать, как умирающая бабушка тут же чудесным образом превращалась в бодрую бабульку, таскающую от колодца тяжелые ведра, чтобы напоить всех чаем. Да, ее можно понять, ей одиноко и тоскливо жить в старом доме в глухой деревне, хочется повидать дочь, поводиться с внучкой, но всему нужно знать меру.

— Помираю я, Катя, помираю… В этот раз точно… Приезжайте, срочно приезжайте, боюсь, не успею попрощаться.

Я прислушался к голосу тещи и посмотрел на жену. Она сидела на краю кровати и выглядела подавленной.

Катя сказала не сразу, я успел привстать и протереть глаза:

— Мама. Снова. Только, похоже, в этот раз по-настоящему.

Я также выдержал паузу и ответил:

— Неделю назад мы тоже думали, что по-настоящему.

Жена молча встала и начала собираться. Я откинулся на подушку, посмотрел в потолок и спросил:

— Что делать с Лерой?

Наша пятилетняя дочь не могла остаться одна на всю ночь и утро следующего дня.

— Возьмем ее с собой, — ответила Катя.

Я тяжело вздохнул и отбросил одеяло.

И как я не заметил опасную ямку? Подвеска жестко приняла на себя удар, отчего Катя подпрыгнула и стукнулась головой о стекло. От этого она очнулась, стряхнула дрему, суетливо посмотрела по сторонам, оценив, как много мы проехали, проверила Леру и взяла меня за руку.

— Прости, — коротко сказала она.

— За что?

— За то, что постоянно дергаю тебя ехать к моей «умирающей» матери.

— Не извиняйся, ты тут ни при чем. — Я сжал ее руку и посмотрел в зеркало на дочь.

Надо же, она не проснулась.

Ехать оставалось недолго, свет фар поймал знакомый белый указатель. Внезапно впереди показались огни встречной машины. Неужели есть еще одна живая душа, которой не повезло оказаться за рулем в эту холодную и необычайно темную ночь? Встречное авто заморгало дальним светом и начало истошно сигналить. Мы с Катей зажмурились от яркого света, а Лера проснулась от пронзительного гудка.

— Что это было?! — сердито спросила Катя.

— Не знаю… Дальним обычно мигают, когда гаишники стоят, или же если препятствие какое-то впереди, но зачем так сигналить?

— Псих какой-то… — подытожила жена.

***

«Пора завязывать с энергетиками, иначе скоро точно загнусь», — подумал я про себя, сильнее нажимая на газ.

Темень стояла невероятная, благо дешевый китайский ксенон светил от души, выжигая глаза всем зверькам, прятавшимся этой ночью в деревьях и траве близ дороги. Черт меня дернул выехать так поздно… Как будто это не могло подождать до утра… Конечно же, не могло, мой напичканный энергетиками организм не оставил мне выбора.

Едва не проморгав поворот, я кое-как удержал машину в полосе прямо перед въездом в очередную деревню. Несмотря на знак ограничения в семьдесят километров в час и тот факт, что я чуть не разложился на ровном месте, не стал сбавлять скорость до момента, пока впереди не заметил странный силуэт. То ли животное, то ли черт пойми что.

Я замаячил дальним светом. Удалось разглядеть, что это бабка в платочке и какой-то потрепанной фуфайке. Стояла она прямо посреди дороги и не шевелилась, не собиралась отходить в сторону. Осознав это, я нажал по тормозам, шины завизжали, стираясь об асфальт. И в последний момент мне удалось остановиться, не раскатав бабульку по земле.

Я ошарашенно смотрел на нее, вцепившись обеими руками в руль. Бабка несколько секунд простояла так же неподвижно, потом зашевелилась, как-то неестественно, бочком, подошла к моей двери и постучала в окно. Зачем-то я открыл его. Моментально в нос ударила жуткая вонь, исходящая от этой психопатки.

— Фу, старая, ты какого хрена творишь?! С ума сошла или че?! — злобно спросил я, зажимая ноздри.

Бабку не было видно в темноте, но, включив лампочку в салоне, мне удалось разглядеть ее… Она стояла в когда-то белом, а теперь желтовато-зеленоватом от грязи платочке, все лицо покрывали кроваво-гнойные язвы, из носа и глаз сочилась черная жижа. Полную картину дополняла жуткая, дебильная улыбка… Хотя скорее это был оскал, обнажавший почти беззубый, гнилой старческий рот.

— Мне бы покушать… — просипела она, отчего вонь стала просто невыносимой.

Сдерживая рвоту, я начал было клацать кнопкой стеклоподъемника, чтобы закрыть окно, но бабка положила на приоткрытое стекло свои грязные опухшие руки и с хрустом вдавила его вниз.

— Н-ничего нет, у меня ничего нет! — в панике заверещал я, пытаясь воткнуть передачу.

— Как это ничего нет? Ты же вон какой мясистенький… — неестественным голосом проговорила она и вдруг добавила грозным оглушающим рыком, от которого у меня заложило уши:

— Я, КОГДА СЕГОДНЯ СДОХЛА, МЕНЯ ЖУТКО НА ЧЕЛОВЕЧИНКУ ПОТЯНУЛО!! АХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Включив наконец первую скорость, я вдарил по газам. Машина с визгом рванулась вперед, потащив за собой бабку, намертво вцепившуюся в мою дверь.

Машина разогналась до ста пятидесяти километров в час, виляя при этом в разные стороны, рискуя разбиться. Но мне не удалось скинуть старую нечисть. Она лишь смеялась и двумя оставшимися зубами пыталась укусить меня то за плечо, то за ухо.

От отчаяния я ударил ее кулаком по носу. Рука прошла насквозь. Кожа ощутила шевеление маленьких червей между пальцев. Заорав от отвращения, я начал что есть мочи лупить бабку и молиться всем богам, чтобы это нечто оставило меня в покое.

К счастью, бабка отцепилась от моей двери, с чудовищной силой ударив вдогонку по багажнику, и кубарем покатилась по асфальту.

Впереди показался знак конца населенного пункта, а из-за поворота мелькнул свет движущейся навстречу машины. Кто-то, как и я, ехал этой темной ночью по забытой богом дороге. Ехал навстречу нечисти, которая чуть не сожрала меня.

Я замигал дальним светом и отчаянно начал нажимать на гудок. Машина промчалась мимо. Развернуться, догнать и предупредить мне не хватило духу, я поддал газу и лишь понадеялся на то, что этому водителю повезет не повстречаться с жуткой бабкой…

***

— Почти приехали, главное — не пропустить съезд на щебенку, — сказал я, постепенно сбавляя скорость.

Катя придвинулась поближе к приборной панели, высматривая дорогу. Неожиданно на обочине показалась человеческая фигура. Когда мы проехали ее, Катя стукнула меня по плечу и перегнулась через передние сиденья, чтобы посмотреть назад.

— Андрей, Андрей, остановись! Это была моя мама! — закричала она.

Я остановил машину.

— Ты уверена?

— Да, да!

А вот я не мог разделить эту уверенность. Мы отъехали вперед совсем немного. Убедившись, что сзади нет машин, я осторожно начал сдавать назад.

— Бабушка решила ночью погулять? — с любопытством спросила проснувшаяся Лера.

Мы с Катей не ответили на ее вопрос, лишь тревожно переглянулись друг с другом.

Поравнявшись с человеком у обочины, я увидел, что это действительно была Катина мама. В своем неизменном, когда-то белом, засаленном платке и в потрепанной фуфайке. Катя опустила стекло, высунула голову и, перекрикивая шум мотора, спросила:

— Мама, это ты?..

— Это я, — сиплым, не своим голосом ответила Валентина Сергеевна, медленно поворачиваясь в нашу сторону…