DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Алексей Жарков «Сны Ханту Райа»

Британская территория на севере Суматры

Залив «Красный шрам»

1889 год

Возвращаясь домой с прогулки, Вильям Деминг заметил бегущего к нему слугу. Парень был из местных, мелкий, тощий и шустрый, как тропический муравей. Обычно учтивый до смущения, он выглядел настолько встревоженным, что его движения показались Джону непозволительно дерзкими и даже заносчивыми.

— Что такое, Куват? — спросил Джон, присматриваясь к слуге.

— Миссе Вили, ваша жена… он там, он… он очень кричать…

— Моя жена? — удивился Вильям. — Ты уверен, Куват? Я видел ее каких-то полчаса назад, и с ней все было в порядке.

— Да, да, миссе Вили, торопись, — продолжал раскрасневшийся слуга, — очень торопись. Жена очень кричать… очень плохо кричать.

Вильям недовольно хмыкнул и направился к дому. Слуга суетливо побежал вперед, то и дело останавливаясь и делая знаки руками, чтобы хозяин поторопился. Вильяму это не понравилось, и он принялся старательно вымерять каждое движение своей привычной походки — слугам нельзя воображать, будто они могут повлиять на его поведение.

Дом находился недалеко от принадлежавших Вильяму чайных плантаций, сзади к нему подходил склон гигантского холма, сплошь поросший густыми, галдящими на все лады джунглями. Толстые трехметровые сваи защищали строение от вездесущих муравьев, многоножек и жуткого вида пиявок, которые в сезон дождей вели себя самым неподобающим образом. Сами сваи, толстые, основательные, были расписаны замысловатыми узорами и пропитаны специальным составом от термитов. Даже вездесущая плесень обходила их стороной. В помещения наверху вела лестница. Слуга подбежал к ней, вскочил на первую ступень и сразу же спрыгнул, испуганно глядя на хозяина. Вверху ему находиться не дозволялось. Только один человек из местных имел на это право — смотритель их дома по имени Сапарман Харта.

Вильям пренебрежительно покосился на слугу.

— Что-то я ничего не слышу, — произнес он.

— Миссе Вили… я слушать, я не врать. Страшный, очень страшный кричать ваш жена.

Неодобрительно покачав головой, Вильям начал подниматься по лестнице. Ступени заскрипели под его влажными ботинками. Порыв ветра принес с моря запах гниющих «морских змей», выброшенных на берег вчерашним штормом. Он зашел в прихожую, переобулся и позвал жену:

— Мэри? — Прислушался. — Мэри, как у тебя дела, с тобой все в порядке?

Мэри не ответила. Что-то скрипнуло за дверью в ее спальню и протяжно вздохнуло — тяжело и низко, точно простонало. Вильям взялся за ручку двери и почуял знакомый плотный запах, исходящий из спальни, запах сырого мяса. Сердце его заколотилось, ладонь стала скользкой, во рту пересохло. Он вошел.

Его жена лежала на кровати под пышным белым одеялом, лицо ее было повернуто в сторону окна, волосы всклокочены, они блестели и слиплись в пучки, между которыми белела кожа.

— Мэри? — не своим голосом произнес Вильям. — Мэри, с тобой все в порядке?

Она снова не ответила. Тогда он поймал себя на том, что присматривается к одеялу — шевелится ли оно так, как должно шевелиться, когда человек под ним дышит.

— Мэри… Ты спишь? Куват сказал, что ты кричала… Мэри?

Он подошел ближе, дотронулся до ее плеча и осторожно потянул на себя. Мэри повернулась — лицо ее было бледным, глаза блестели какой-то страшной, безжизненной пустотой. Кровь ударила в лицо Вильяму — он рванул с нее покрывало и отшатнулся, немея от того, что перед ним открылось. Стал пятиться, спотыкаясь, задыхаясь застрявшим в животе криком, зацепился ногой за ночной горшок и оказался на полу. Взгляд его коснулся потолка. Сверху на него смотрел Сапармат Харта. Его губы расползались в насмешливой улыбке, а в окровавленных маслянистых руках его были… куски тела Мэри.

* * *

Малайзия

Город Куала-Лумпур

Наши дни

Колесики чемодана катились по неровному тротуару, отстукивая секунды до заветной кровати. Мимо Ленчика проплывали, словно в тумане, темные спящие улицы, лотки с накрытыми пленкой фруктами, раздавленные пакетики от сока и окурки, разбросанные вдоль обочины. Позади устало брела Маша, везла другой чемодан. Им обоим казалось, что дорога от автобусной остановки будет тянуться бесконечно, будто она плывет в какой-то непроглядной далекой мгле за границами знакомого мира. Устало передвигая ноги, Ленчик мысленно перебирал дела, которые отделяли его в этот момент от заветного сна, от мягкой кровати и свежего пышного одеяла, в которое можно было зарыться, как в берлогу. Что там впереди… проходная, привет-пока хозяину квартиры (его имя, какое-то необычное, снова вывалилось из памяти), затем вещи в комнату, душ… и все. Все — спать! Остальное пусть катится к черту. Ленчик осторожно прислушался к животу, не хочется ли есть. Лучше бы не хотелось. Завтра будет новый день, новое утро, теплое и светлое, и кристальная ясность в голове, и страсть к приключениям. А сейчас — кровать, только кровать, и сон.

Они дошли до ворот многоэтажного жилого комплекса: две его высокие башни представлялись бастионами гигантского замка, окруженного неприступными стенами и рвом. На проходной охранники прощебетали что-то приветственное и улыбнулись во все зубы. Дальше — небольшой и уютный садик, мрачный пустой бассейн, прохладный подъезд, лифт, этаж с длинным прямым коридором и утопленные в шершавые бетонные стены клетки с обувью.

Они нашли табличку с номером «317» и, согласно инструкциям хозяина, вынули из-под желтой левой сандалии ключ. Точнее, три ключа в связке, в два часа ночи, они ждали их все это время.

* * *

Выйдя из душа с полотенцем на голове, Ленчик заметил Машин взгляд и обращенную к нему озорную улыбку. «И откуда у нее столько энергии, — с сожалением подумал он, — два дня, считай, не спали, и охота ей». Впрочем, дело было не в том, что ему не хотелось того, на что намекал ее взгляд, а в том, что во время их долгой пересадки в славном городе Стамбуле он, кажется, простудил себе очень ответственное в мужских делах место. Теперь оно свербело и чесалось, словно там завелась ржавчина. Когда он рассказал об этом Маше, она немного расстроилась и посоветовала больше пить и чаще ходить по нужде.

С утра и все последующее время Ленчик так и поступал: пил воду и таскался по разбросанным по городу забегаловкам с просьбами об удовлетворении своей малой, но болезненно нестерпимой нужды: то к китайцам зайдет в лавку, то к индусам. Иногда он отставал от Маши, напрягая все свои силы, чтобы на ходу побороть резкие, но явно ложные позывы, и в такие моменты его походка приобретала странные очертания, словно ноги его росли в разные стороны. Все это очень утомляло Ленчика, и к вечеру он уже едва мог затащиться в комнату, и устало падал в кровать, как мешок старого цемента.

Прошло два дня.

— А тебе не кажется странным, — спросила Маша, — что мы до сих пор так и не увидели Розу? Он нас боится, что ли?

— Как-то не задумывался, — ответил Ленчик, продолжая ковыряться с неподатливой кожурой лангана.

— Мы здесь уже вторую неделю, странно.

— У них же Рамадан, может, поэтому…

— Какая связь?

— Ну, — отозвался Ленчик, — им можно есть только до восхода и после заката, вот он и встает в пять, ложится, наверное, тоже поздно, на голодный желудок спится плохо.

— А днем? — Маша отрезала дольку папайи.

— Днем он работает, чего ему здесь делать? Вечером у них молитва, он же сказал, что это… ну, что он заморачивается всеми этими мусульманскими делами. Вот и нет его.

— Да, — жуя, согласилась Маша, — но все равно странно. Мне кажется, нам было бы интересно с ним пообщаться.

— О чем?

— Ну… может, он сходить куда посоветует.

— Мы вроде и сами знаем.

— Так он все же местный…

— У местных все по-другому. Их вон концерты интересуют, ты же не пойдешь на концерт какой-нибудь местной рок-звезды?

— Нет, — согласилась Маша.

На столе перед ними лежали фрукты, они завтракали одними только фруктами. Небольшой рынок был в ста метрах по дороге от проходной жилого комплекса, где они сняли у Розы комнату, и на том рынке они покупали все, что там имелось, почти все, за исключением дурианов. Эти вонючки лежали отдельно, в сторонке от других прилавков, ими торговали из багажника старенькой прижатой к обочине «Тойоты».

При этом фруктовый завтрак Ленчика и Маши сильно отличался от того, чем питался Роза Сапутра — хозяин квартиры. По утрам они замечали его посуду — глубокие лохани недоеденного риса с затхлой серой субстанцией, походившей на прессованный ил. Судя по тому, что еда оставалась, Роза питался без особого аппетита. При встрече Маша собиралась предложить ему сладкий, сочный арбуз, наполненный свежей прохладной влагой. «Арбузный сок похож на кровь, – мелькнула у Ленчика странная мысль. — Но почему кровь?» Он сам себе удивился и начал стягивать ножом тугую кожуру с похожего на небольшой солнечный кабачок манго.

Ночью, уже в который раз, Ленчику не давал спать его мочевой пузырь. Ленчик просыпался и, рассыпая по дороге тихие проклятия, неловко брел в туалет. Ванная находилась в смежной комнате. Это было помещение с туалетом, душем и раковиной. Одной стеной оно касалось центральной вентиляционной шахты — просторной полости внутри многоэтажного дома, куда запросто мог пролезть не только человек, но и целый грузовой лифт. Эта центральная шахта служила жильцам вытяжкой, начиналась от основания дома и не имела крыши. Из их квартиры в нее выходили внутреннее окно кухни, вентиляционные решетки и окно душевой кабинки. Заглядывать в нее было неинтересно: между серыми засаленными стеклами множества других квартир медленно тянулась к небу вязкая, наполненная бытовыми запахами духота. Иногда она заплывала в квартиру, чтобы влажным шепотом поведать бытовые секреты соседей: кто-то мылся мятным шампунем, у кого-то под рыбой подгорело масло, кто-то просто курил.

Закончив с делами, Ленчик устало посмотрел в окно вентиляционной шахты: все по-прежнему — всюду пыль с полосами от ночного дождя. На противоположной стороне шахты размещалось окно их кухни, Ленчик скользнул по нему взглядом и заметил за ним какое-то движение. И сразу же услышал звяканье столовых приборов и стук посуды. Роза, не иначе. Ленчик затаил дыхание, услышал собственный пульс. Черные тени ползали по стенам. Роза готовил еду. Мелькнули его темные руки, сверкнули ногти, в миску посыпался рис, из высокой бутылки хлынул соус. И вдруг он замер на секунду. Затем открыл холодильник, достал с нижней полки большой темный сверток и принялся его разворачивать.

Ленчик приподнялся на цыпочках, чтобы лучше разглядеть, но видны были только руки и верхний край бурой упаковки — не то бумага, не то пленка. Затем из нее показалось что-то волосатое, похожее на очищенный, разлохмаченный кокос. Роза поднял его над упаковкой, держа обеими руками, после чего сверху на это непонятное что-то опустилась… третья рука. Ленчик отшатнулся от окна, побледнел и попятился, зажмурился, но перед глазами продолжала шевелиться, ворочаться и пульсировать эта… конечность. За раздавшимся затем из окна скрежетом и чавканьем Ленчику почудилось, как она рвет и вгрызается в мякоть того лохматого чего-то, освобожденного от бурой упаковки. Он сделал глубокий вдох, выдох и снова направился к окну, осторожно приподнялся и отскочил, словно ошпаренный, увидев, что Роза тоже выглядывает в шахту.

До утра он не мог заснуть, беспокойство ворочалось в нем, словно змея в тесной банке: видел его Роза или нет? Положительный ответ тянул за собой такую длинную и тяжелую цепь других вопросов, что от гудящего стука ее звеньев Ленчика бросало то в жар, то в холод.

* * *

За три дня до обратного вылета Маша объявила:

— Во, прикинь, договорилась сегодня вместе поужинать.

— С кем? — осторожно поинтересовался Ленчик.

— С Розой, — сказала Маша. — Ле, ты какой-то бледный, опять прихватило, бедняжка… а я думала, уже прошло. На вечер были планы… ну…

— На вечер?

— Да, после Розы.

— Так он же дома будет.

— Фух, — улыбнулась Маша, — подумаешь.

Ленчик облизал губы. Конечно, он не стал рассказывать ей о том, что видел ночью, оставил при себе. К тому же со временем он списал все на явившийся ему во сне кошмар. Видел или приснилось, попробуй разбери теперь. Правда, желание встречаться с Розой у него после этого пропало, и он втайне надеялся, что они с Машей так и уедут, ни разу с ним не увидевшись.

К вечеру его тревога усилилась. Они купили арбуз, огромный, тяжелый и чертовски сочный. Он сам с хрустом разваливался под ножом. Маша положила ломти на тарелки, и, прислушиваясь к звукам за входной дверью, они стали ждать Розу. Ленчик вдруг подумал, что ни разу не слышал, как Роза звенит ключами, когда входит или уходит, а ведь за дверью есть еще решетка, она закрывает небольшой тамбур с полками для обуви. У той решетки тоже замок, причем такой неудобный, висячий, запирать его надо просовывая руки сквозь прутья, изгибая их так, что, бывает, и ключ вываливается, и падает, и звенит всей связкой, ударяясь о бетонный пол. Но в этот раз он услышал характерный стальной скрежет, как наждачной бумагой по нервам, щелчок замка, стук ботинок. Роза вошел в дом. Он оказался небольшого роста, коренастый, широкоплечий, с черными волосами, уложенными в пышную прическу. Под ней блестел от пота широкий лоб, на глазах чернели очки. Роза улыбался, демонстрируя прекрасные белые зубы. Он был одет в легкую светлую рубашку и темно-серые брюки с черным поясом, на котором львиной головой сверкала выпуклая золотая бляха.

— Хай, — произнес Роза по-английски.

— Хэллоу, — отозвалась Маша.

— Извините, что быть так поздно, — продолжил Роза, — я сделать исключение для сегодня, не пошел на молитву, как обычно. Очень рад вас увидеть.

— Мы тоже, — ответила Маша. — Вот купили арбуз, хотели пива, но не нашли.

Роза отказался от арбуза. До захода солнца ему нельзя было есть, а солнце только клонилось к закату. Небоскребы отливали горячим металлом, город светился в розовой дымке, и на полу в прихожей лежали ровные оранжевые пятна. Едва заметно они ползли от стены к дивану.

Познакомившись с Розой, они принялись говорить о том, что еще интересного можно посмотреть в городе, да и вообще в стране, затем перешли к обсуждению климата, кто как живет и чем занимается. За полчаса общения стало казаться, что они старые друзья. Пару раз удачно пошутили, весело посмеялись. Ленчик спросил, почему Роза до сих пор в черных очках, ведь уже достаточно темно, им даже пришлось включить свет, а он все равно не снимает. На это Роза загадочно улыбнулся, подошел с арбузом к окну и, проводив за горизонт последнюю искорку солнца, вгрызся в него так, что аж брызги полетели. Маша добродушно ухмыльнулась.

— Я стараться быть правильный муслим, — сообщил Роза, разделываясь с арбузом. — С тех пор как Датори Банданг первый раз прийти из Масакара в Банда Ачех, чтобы поведать королю Гова о красоте Аллах, и тот стать после этого первый султан Маджапахит, а Сулейман Али назвать его султан Муххамад, с тех пор прошло много времени. Недавно я многое понял и для себя решил, что должен изменять себя в лучшее. Ходить в мечеть и молиться великий Аллах, творец всего сущего, добра и зла, попечитель и хранитель всякой вещи. — Последние слова Роза произнес едва разборчивой скороговоркой, после чего его улыбка померкла. Он нахмурился и покачал головой, словно сожалея о чем-то. — Раньше я вести себя плохо, очень плохо. Теперь я стараться быть лучше, но это быть тяжело, очень непросто.

Маша с Ленчиком насторожено переглянулись. Маша вопросительно подняла брови, а Ленчик вымученно улыбнулся, ему опять сделалось не по себе. Перед глазами поднялись, словно вылупляясь из сонной темноты, руки, что он видел той ночью. Ему захотелось схватить Машу за руку и убежать прочь из этого места. Черт с ними, с деньгами, вещами и документами. Прочь! Ведь «лучше» — понятие относительное, и прожженный убийца может стать лучше, если, к примеру, перестанет материться или после каждой «мокрухи» вздумает посещать церковь, ставить там свечки святым и молиться во спасение своей души и душ грешников, только что им убиенных. Став таким образом безусловно лучше, он все равно останется убийцей.

— Буду с вами откровенен, меня зовут не Роза и мое второе имя не Сапутра. — Он положил арбузную корку на подлокотник дивана. — У меня было много разных имен, но мое настоящее имя — Ханту Райа, и я жить здесь давно, еще до ислам. Я очень сильный и могу делать разные страшные вещи. Раньше я не знал, не понимал, где добро, а где зло, что угодно Аллаху, а что — нет. Праведные молитвы указали мне верный путь, и теперь я понимаю, насколько прежние мои дела быть ужасные. Теперь я все понимаю, стараюсь быть правильный муслим, соблюдать Коран, ходить на проповедь и правильно жить в Рамадан.

Блаженная улыбка слетела с губ Розы, они словно высохли.

— Но иногда моя природа берет верх. Не беспокойтесь, я не пригласить вас в мой дом, не разрешить жить, если бы не уметь все исправлять. Теперь я умею владеть собой. Потому что я познать ислам и время. Время есть великая вещь. Самая великая из всех. Там я могу быть самим собой.

Маша снова посмотрела на Ленчика и, незаметно для Розы, покрутила указательным пальцем у виска. Роза повернулся к ней и спросил:

— Что значит этот жест?

Маша раскрыла рот в изумлении, лицо покраснело, взгляд остановился на Ленчике в поисках спасения.

— Это значит, — тихо произнес Ленчик, изо всех сил стараясь улыбнуться как можно приветливее, — что ты, мой друг, настоящий натс. Говоришь какой-то рабиш. Обманываешь нас без резона. И звучит это пугающе. Если это шутка, то плохая. Какой-то вирдовый булшит.

— Нет, я не шучу. — Роза приблизился к ним, закрывая черной фигурой свет догорающего заката. — Смотрите.

Он остановился, расставил руки в стороны, его очки сами поползли вверх, точно веки. Нижняя челюсть упала, разрывая рот, из которого полезли многочисленные языки. Почти каждый был похож на огромную присоску, какие бывают у мух. Маша закричала и схватила со стола нож. Ленчик бросился к ней и тоже схватил нож. Ему стало страшно за себя, за Машу, особенно за Машу, которую он сюда привел. Они вжались в стену, бежать им было некуда. Роза стоял совсем рядом, раздирая свой жуткий рот все шире. Он уже не был похож на человека — это было жуткое существо, у которого от Розы оставалась лишь голова, да и та без нижней челюсти. Под ней, словно щупальца, копошились разнообразные языки, одни как присоски, другие как когтистые крюки, третьи с глазами, плававшими словно желтки в маслянисто-кровавой жидкой коже. Он надвинулся на туристов и, не обращая внимания на ножи, принялся рвать на них одежду, кожу, плоть и ломать кости, затягивая языками куски их разодранных тел внутрь своего кишащего языками рта и там пережевывать.

Разум Ленчика растворился в нестерпимой боли, свет померк, звуки и запахи загустели и, слившись в непроглядную черную вату, заполнили собой все. Последняя рана кольнула под сердцем и погасла, когда тело погибло.

* * *

— Да, я, конечно, шутить, — произнес Роза, — неужто вы поверить?

— Фух, — весело выдохнула Маша, — это, наверное, Рамадан на тебя так действовать, мы сегодня вечером видеть таксиста, у него тряслись руки, он сказал, что не ел весь день. Как так можно? На, съешь еще арбуз.

Ленчик снова оказался в нормальном мире, без боли и страха, и все вокруг было прежним. Дрожащей рукой он дотянулся до бутылки с водой, наполнил стакан и выпил. У него началась икота. Он внимательно посмотрел на Розу: тот по-прежнему был в очках, белозубо улыбался. Кожа у него замечательная, волосы отличные. Роза поймал на себе взгляд и обратился к Ленчику.

— Ведь это бред, что я могу отменять прошлое. Разве мочь человек, — он сказал «человек» как-то особенно, с усилием, — жить в другой время, который идет… — он замялся, подбирая нужное английское слово, и не найдя его, продолжил, — не параллель с настоящим? Нет, я такой не мочь. Пошутил. Давайте арбуз.

Ленчик, словно во сне, протянул ему дольку.

— Пожалуй, нам пора, — произнес он, кивая Маше, — у нас еще дела.

— Ах да, — она вскочила, — у нас были еще дела на вечер, спасибо, что нашел время с нами пообщаться. Если хочешь, можешь доесть арбуз, или ты хочешь готовить свою Рамадан-еду?

— Спасибо, — произнес Роза, — было интересно с вами пообщаться, это было… — Он задумчиво облизнулся. — Вы мне очень понравились.

— Ха-ха, — рассмеялась Маша, — ты тоже нам понравился. Было весело, спасибо.

* * *

Через пару минут все произошедшее стало казаться Ленчику сном, как бывает, когда просыпаешься и в первые минуты приснившееся представляется реальнее самой реальности, потом оно мутнеет, тускнеет, распадается на волокна и уносится прочь, в забвение и пустоту, чтобы раствориться в ней без следа и навечно. Это действительно похоже не время, которое «не параллельно», то есть перпендикулярно, события происходят в нем, множество их проносится за какое-то крохотное мгновение, целая жизнь может уместиться в одну единственную крупинку, неизмеримо мелкую корпускулу реального времени, того самого, в котором мы все привыкли жить. Но ты пережил ее, эту крупинку, впитал в себя ее суть, пережил ее по-настоящему, словно она была реальной, и воспоминания о ней, если сразу же не утонут, в памяти остаются надолго. А что такое жизнь, если не последовательность подобных воспоминаний, с которыми ты продолжаешь жить и которые время от времени перебираешь? И разве так важно, настоящие они или выдуманные, случались ли они на самом деле или их принесла с собой та самая, неразличимая в реальности корпускула выдуманного, ненастоящего времени?

* * *

Ханту Райа — имя, которым назвал себя Роза. Ленчик полез в Интернет смотреть, что это такое, и, пока Маша принимала душ, а сам Роза таращился на нее через центральную шахту из окна кухни, вычитал:

«Ханту Райа, дословный перевод «великий призрак» — самый опасный из всех малайских призраков. Обладает большой силой и способен принимать любую форму, может сделать своего хозяина богатым и причинить огромный вред его врагам, в том числе и убить. Кроме этого, способен вселяться в хозяина, чтобы заняться любовью с его женой. Сила призрака ограничена его постоянным жилищем, за пределами которого она быстро слабеет».

* * *

— Я готова, — сказала Маша из ванной.

— Минуту, — ответил Ленчик, поднимаясь от ноутбука, — тоже схожу.

Под душем он пытался настроиться на романтический лад, но в голову лезло совсем другое. Покоя не давало то, что какой-то непонятный малайский призрак, пусть и самый великий из местных, может овладеть супругой своего повелителя. «А кем он решит овладеть, — размышлял Ленчик, — если у него не окажется никакого повелителя? Кого тогда он станет делать богатым и каких таких врагов будет убивать? И вообще, каким образом он способен проворачивать подобные вещи? Прямо чертов джинн из бутылки».

Капли воды скатывались по его лицу, от тела шел пар, окно вентиляционной шахты запотело. За ним, через шахту глубиной в семь этажей, готовил себе халяльную пищу великий призрак Ханту Райа. «Какой еще призрак? С чего это я взял, почему вдруг стал верить во все эти сказки? Да, этот кошмар выглядел реально, но разве не кажется он сейчас каким-нибудь дурацким наваждением? Маша ничего не помнит. Руки и ноги целы, все нужное на месте. На всякий случай надо быть осторожней эти два дня, — решил для себя Ленчик, — держать ухо востро и поменьше лезть к этому Ханте или как его там».

Он вышел из душа совершенно не в том приподнятом настроении, с которым его надеялась увидеть Маша. Несмотря на все ее усилия, он снова разочаровал ее своей вялостью и отсутствием желания, она отвернулась к окну и с грустью посмотрела на мерцавшие у горизонта башни Петронас.

Утром Маша начала капризничать. Долго валялась в постели, а затем потребовала сходить на рынок за фруктами. Ленчик знал, чего она хочет, но не мог ничего поделать, у него снова разыгрался этот противный ржавый зуд. Кроме того, он слышал, как на кухне, несмотря на позднее для этого время, копошится с тарелками Роза. Возможно, у него случилось какое-то окно в работе или он просто опаздывал, но возился он долго, ходил, таскал какие-то пакеты, дергал телевизор, и так часов до девяти.

Ленчик тоже тянул с уходом, не желая оставлять Машу с ним наедине. А та все валялась на кровати, выстреливая в него то одной своей смуглой ножкой, то другой. В иных обстоятельствах Ленчик не упустил бы случай и непременно воспользовался бы таким ее шаловливым настроением.

— И проследи, чтобы кокос не выливали в пакетики, — уточнила Маша, — мне так не нравится. Мякоть тоже вкусная.

Он выбрался из комнаты только после того, как услышал стук решетки, за которой обувь привычно пряталась от коридорных воришек. Тогда он оделся и вышел. Внимательно осмотрел коридор, прошелся до самого конца мимо других квартир, заглядывая в их запертые обувные клетки, пробежался взглядом по углам, проверил выход к пожарной лестнице. Удостоверившись, что Роза нигде не прячется, Ленчик спустился вниз на лифте, постоял у подъезда, присматриваясь к людям у бассейна и в саду, миновал охрану на проходной у ворот и устремился к торговцам фруктами. Купил всего, как обычно, развесил пакеты по загнутым крючками пальцам и отправился в обратный путь.

На своем этаже остановился у клетки и присмотрелся к замку. Уходя, он постарался запомнить его положение. Оно не изменилось, от сердца отлегло, но за дверью он услышал сопение и вздохи, по которым, словно лодочки по пенистым волнам, проносились страстные и до мурашек знакомые стоны. Ленчик прошел через гостиную, между черным диваном и телевизором, от вентилятора зашелестели пакеты, он сжал их крепче, приблизился к комнате и толкнул дверь. Увиденное выходило за рамки возможного: под Машей на постели лежал… он сам. Его тело, его голова и его лицо, только не из зеркала, а как на фотографии, во всех подробностях и мелочах — цвет кожи, рост, глаза, пальцы, ногти, все в точности — это был он, лично он — Ленчик.

Неожиданное удушье сковало шею, ноги подкосились, и он рухнул на пол. Чернота расползлась перед глазами, и время остановилось.

* * *

— И проследи, чтобы кокос не выливали в пакетики, — уточнила Маша, — мне так не нравится. Мякоть тоже вкусная.

Ленчик поднял перед собой руку, разглядывая пальцы. Подошел к зеркалу, сделал глубокий вдох и выдох. В кармане были деньги, он пересчитал. Он еще не ходил на рынок. Вдалеке звякнула клетка — это ушел Роза.

— Ну, — произнесла Маша, — он ушел. Чего теперь ждешь?

Ленчик вышел из комнаты. Затем вернулся, молча расстегнул ремень, стянул с себя шорты, затем трусы и бросился к ней в постель. Сначала он был сверху, затем сбоку, сзади, а потом она оседлала его, в этот момент открылась дверь, и в комнату вошел человек с пакетами в руках — Ленчик.

— А-а-а, — завизжала Маша, скатываясь на бок и заворачиваясь в одеяло.

— Хочешь, — улыбнулся один Ленчик другому, — я сделаю тебя богатым?

* * *

Рейс UN 551

Где-то над Бенгальским заливом

Несколько дней спустя

В самолете, потягивая скотч, Ленчик рассеянно думал над тем, как можно отличить увиденное во сне от настоящего прошлого. Ни то, ни другое не оставляет никаких вещественных доказательств, а только эмоции. «Впрочем, — решил он, — здесь я не совсем честен с собой, доказательства все-таки есть. Конечно, я жив, здоров, и никаких сросшихся переломов или заштопанных шрамов у меня нет, но как же быть с этим?»

Он осмотрелся: рядом с ним спала Маша, стюардесса то и дело заботливо поправляла плед. Да, доказательства очевидны — он первый раз в жизни летит первым классом. Только один вопроса не дает покоя: насколько все это реально?

Он допил скотч. Маша проснулась. Ее глаза отливали чужим кровавым блеском.

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)