DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Дмитрий Лазарев «В объятиях самума»

Мой брат Богдан всегда плевать хотел на то, что о нем скажут люди. С самого детства он верховодил в нашей компании, не только на правах старшего, но и как движущая сила любой задумки. Он выступал зачинщиком всех проказ, организатором всевозможных бесчинств и мальчишеских шалостей. Он шел напролом, лез в драку по поводу и без повода. Если Богдан вбивал что-нибудь в свою голову, его невозможно было переубедить. Он пер вперед, как разогнавшийся локомотив, не слушая чужих доводов, игнорируя любое постороннее мнение. Я не знал человека энергичнее и целеустремленнее.

Мы росли полными противоположностями. Младший — тихий, робкий ребенок, старший — баламут и хулиган. Младший — незаметный книжный червь, маменькин сынок и отличник, старший — обаятельный хам, школьный задира и бузотер. Младший окончил школу с золотой медалью, получил красный диплом и пополнил ряды офисных работников. Старший — бросил универ, отслужил в армии, бежал в Китай и, как водится, сказочно разбогател. Младший встретил умную симпатичную девушку и завел обычную среднестатистическую семью. Старший женился три раза, исключительно на финалистках конкурсов красоты, и трижды оставался с разбитым сердцем. Младший аккуратно выплачивал долги по кредитам и гасил счета. Старший сколотил состояние, потом потерял все, скитался и бомжевал — чтобы год спустя вновь ворочать миллионами.

А потом старший решил построить бункер.

*

Я решил начать этот рассказ со своего брата, потому что обязан ему жизнью. Если бы не он, наша семья несомненно сгорела бы, как и прочие, в бушующей буре охватившего Землю безумия. Горечь и острое чувство несправедливости душат мое сердце. Будущее зыбко и ненадежно. Навязчивые идеи и страшные воспоминания роятся в голове, перемешиваются, наслаиваются одно на другое... Я запишу нашу историю, чтобы помнить. Я запишу нашу историю, даже если во всем мире не найдется человека, который когда-нибудь ее прочитает.

Плачет за стенкой моя жена Марина, бледная и некрасивая после всех пережитых страданий. Иногда мы целыми днями сидим по разным углам, занятые своими делами. Марина вяжет свитер, потом распускает его и вяжет снова. Я пишу. Мы все время пытаемся занять чем-то руки и головы.

Здесь, под землей, очень важно найти себе дело — чтобы не думать о клаустрофобии, когда стены начинают сходиться, и кажется, будто вот-вот раздавят… чтобы забыть про обреченных людей там, на поверхности, и перестать думать о будущем хоть на мгновение.

Клаустрофобии легко добраться до тебя в бункере, где с небольшими неудобствами могла бы разместиться дюжина человек — а сидят только двое, среди огромных запасов консервов и воды.

Радиосвязь еще работает, и иногда мне удается разобрать слова, тонущие в шуме помех. Я думаю, причина пропадающего сигнала в загрязнениях воздуха, вызванных ветрами и эрозией почвы. Когда я в последний раз поднимался к бронированной двери бункера, местность вокруг убежища напоминала пустыню Сахара в разгар песчаной бури.

*

Мой брат занимался торговлей высокоточными заводскими станками и прочим оборудованием. Его связи в Китае, знание языка и особенностей ведения бизнеса позволили его фирме закупать продукцию напрямую по самым выгодным ценам и впоследствии основать собственное производство. Бизнес процветал. Поставки шли в Россию, Европу и Арабские Эмираты. Доходы возросли многократно. Коммерция озолотила Богдана.

Жизнь на технологической передовой вкупе с путешествиями и деловыми поездками значительно расширили кругозор брата, но из своих наблюдений он сделал неожиданные выводы — будущая гегемония набирающей обороты китайской экономики неизбежно должна была привести к третьей мировой войне.

И Богдан решил построить бункер.

Как я уже говорил, если брат принимал решение, переубедить его было невозможно. Человеку с его средствами, энергией и целеустремленностью не стоило большого труда выкупить участок земли в лесу недалеко от Москвы и всего за два с небольшим года оборудовать настоящую подземную крепость, способную пережить ядерную атаку. Богдан оборудовал свое детище всем необходимым на случай долгой зимы. Запасов продовольствия должно было хватить для полностью автономной жизни пяти-шести человек в течение многих лет. Общий зал, три каюты, ванная комната с санузлом замкнутого цикла, очистные сооружения и несколько подсобных помещений позволили бы семье Богдана выжить в случае тотального апокалипсиса.

Не могу утверждать, что его опасения были полностью необоснованы — чтобы вы понимали, мир в наши дни вовсе не был тихим и дружелюбным местом. Напряженность между государствами порой выливалась в небольшие пограничные конфликты, мировые лидеры с удовольствием бряцали ядерным оружием на переговорах, но всерьез в возможность его применения никто не верил. Суммарная мощность вооружений достигла такого уровня, что использование ядерных ракет в глобальной войне выглядело настоящим безумием.

Старые знакомые крутили пальцем у виска, наблюдая за манипуляциями эксцентричного миллионера. Марина, моя молодая жена, вовсе считала брата чокнутым параноиком. Я и сам временами хватался за голову, представляя стоимость возведения бесполезных сооружений — каждая вбитая свая, вполне возможно, приближала брата ко второму банкротству, которое могло стать фатальным. В те дни я работал в одном из представительств его фирмы, и могу засвидетельствовать, что слухи о бункере ползли среди сотрудников, вызывая всеобщее беспокойство. Я пытался урезонить Богдана, но, ожидаемо, потерпел полное фиаско. Богдану было плевать. Он хотел бункер, и он добился своего, как и всегда.

История рассудила, что мы все ошибались, но каждый по-своему. Я ошибался насчет бункера. Марина напрасно считала брата параноиком. Богдан так и не дождался начала третьей мировой, и ядерные ракеты остались в своих шахтах. Но кое в чем он оказался прав.

Все началось именно в Китае.

*

Возвышение Китайской народной республики в тридцатых годах двадцать первого века совпало с обострением вопроса о перенаселении. Давно родился восьмимиллиардный ребенок, количество жителей экономического гегемона стремилась к двум с девятью нулями, и китайские ученые активно занимались поисками решения проблемы.

Выход виделся в разведении насекомых. Эта простая, неприхотливая и богатая белком пища многие годы считалась основным источником мяса для будущих поколений, и селекционеры решили подстегнуть производство. В отлично оснащенных китайских лабораториях был выведен новый вид саранчи — вдвое крупнее и гораздо плодовитее самых крупных известных прежде сородичей.

Об открытии объявили с помпой, как о настоящем прорыве. Небольшая ферма при умеренном потреблении ресурсов могла прокормить тысячи голодающих. Потрясающая плодовитость насекомого нивелировалась употреблением мяса в пищу, а отходы производства шли на корм последующим поколениям. Китайская пищевая промышленность готовилась навсегда решить проблему голода.

Все началось в конце июня две тысячи тридцать четвертого года.

То время выдалось тяжелым для нас с женой. Марина мечтала о ребенке, но у нее не получалось забеременеть. Конец лета прошел в обследованиях, расстройствах и нервотрепке. Я как мог старался подбодрить жену, но выходило из рук вон плохо. Богдан же увязал в бракоразводном процессе с очередной топ-моделью, норовящей отхватить солидную часть его имущества.

Тем временем по новостям кратко сообщили о нашествии саранчи в южной китайской провинции Сычуань — выпуск остался без внимания по эту сторону государственной границы. Занятые собственными проблемами, мы с братом упустили сообщения о гибели большой части урожая риса и последующем голоде в Хайнане, Цзянси и нескольких других провинциях. Продовольственные запасы КНР кое-как решили проблему — в том числе с помощью запущенной в производство новой саранчевой промышленности, — и событиям в Сычуане не придали особого значения, разве что ютуб пополнился обсуждениями жутковатых видео с тучами саранчи, атакующей зеленые плантации.

Мне кажется, одной из причин случившегося с человечеством несчастья стала наша разобщенность и извечное соперничество. Когда нашествие саранчи в Сычуане сошло на нет, китайские ученые взялись самостоятельно устранить последствия, но их усилий оказалось недостаточно. Как выяснилось позже, промедление оказалось фатальным. Быть может, объединенными силами ученых всего мира катастрофу удалось бы предотвратить, но время было упущено.

Мои сведения о тех событиях остаются достаточно обрывочными — кое-что по крупицам собрано в интернете, некоторые новости приходили от китайских партнеров Богдана.

Пока в воздухе не запахло большой бедой, Россия и другие страны бездействовали. А потом вспыхнули одновременно север Китая, Бирма, Лаос и Вьетнам.

Невиданные тучи саранчи, названной в честь первого региона появления Anacridium Sichuanis, накрыли плодородные земли близлежащих к Китаю государств. В кратчайшие сроки огромные территории зеленых насаждений были полностью уничтожены. Новые особи оказались совершенно неразборчивы в пище — рой пожирал как траву, так и лиственные, хвойные деревья, пальмы и даже лишайники. Рой оставлял после себя пустыню.

Против полчищ прожорливых насекомых применялись различные инсектициды, сдержавшие их распространение. Но эффект оказывался временным. После небольшого затишья тучи саранчи собирались вновь. Действенные поначалу средства по какой-то причине переставали уничтожать насекомых.

На чрезвычайном собрании ООН была принята резолюция о гуманитарной помощи пострадавшим странам. Контейнеры с продовольствием из России, США, стран Европы и Южной Америки потекли в голодающую Азию. Но слишком быстро стало ясно, что пищи не хватит. Бунты голодающих в Китае переросли в настоящие погромы. В сторону Рроссийской границы стекались колонны с беженцами. Уже в те дни ситуация выглядела крайне скверно, но даже самые отчаянные пессимисты не ожидали истинных масштабов набирающей обороты катастрофы…

*

Наверное, вы заслуживаете лучшего рассказчика, чем я. Какой-нибудь ученый или политик смогли бы описать происходящее намного подробнее и точнее, чем простой клерк безо всякого допуска к секретным данным.

Как только стало ясно, что дело принимает серьезный оборот, информацию о происходящем засекретили. Федеральные каналы тщательно замалчивали новости из-за границы, интернет-ресурсы блокировались один за другим — все это было вполне в духе нашего времени. Лишь благодаря связям Богдана мы получали кое-какие сведения, и теперь я постараюсь восстановить полную картину.

В июне Anacridium Sichuanis впервые появились в китайской провинции Сычуань. До конца августа ареал распространения насекомых накрыл все близлежащие области. Через два месяца зараза поразила соседние страны.

Совсем скоро начался страшный голод. Несмотря на экономическое превосходство Китая, многие провинции оставались аграрными. Запасы продуктов были израсходованы в мгновение ока, в стране вспыхнули бунты. Власти стремительно утрачивали контроль. Началась тотальная миграция населения. Жестоко страдающие от лишений люди сбивались в банды, колонны с гуманитарной помощью подвергались нападениям. Миротворцы несли потери. Ходили слухи о случаях каннибализма.

К концу года войска КНР открыли огонь по беснующейся толпе.

*

Когда саранче есть что жрать — она жрет. Когда жрать нечего — она начинает мигрировать и размножаться.

Представьте себе кузнечика длиной около двадцати пяти сантиметров. Вытянутое туловище напоминает желто-зеленую сегментированную сигару. Мощные задние конечности, непропорционально длинные и тонкие, оснащены рядом острых шпор, а крылья, внешне похожие на стрекозиные, в полете раскрываются веером. Фасетчатые глазищи — будто две черные капли на сплюснутой овальной морде.

Так выглядит сычуаньская саранча. Взлетая, она с силой отталкивается задними голенями, и работающие крылья издают громкий треск. Когда в воздух поднимаются одновременно несколько миллионов особей, порождаемый ими звук напоминает раскаты грома.

Надвигающийся рой похож на песчаную бурю. Словно пустынный самум, поглощающий все на своем пути, несется облако саранчи, покрывая до пятисот километров в сутки. Максимальная скорость особей Anacridium Sichuanis намного превосходит скорость всех представителей семейства. Их прожорливость и плодовитость не знает границ. С земли, охваченной объятиями саранчиного роя, этого бушующего самума, быстро исчезает любая растительность. Рой оставляет за собой слой пыли, состоящей из сброшенного хитина, частичек конечностей мертвых кобылок, саранчиного помета и, разумеется, кладок с яйцами.

Пока исследовательские институты еще функционировали, а мир не погрузился в хаос, ученые выяснили главную особенность Anacridium Sichuanis — выведенный в лабораториях, неустойчивый новый вид саранчи быстро мутировал, приспосабливаясь к окружающим условиям.

*

Долгое время граждане Российской Федерации пребывали в относительном неведении. Контроль интернета и средств массовой информации позволяли правительству надежно перекрывать утечки — лишь немногие посвященные знали о происходящем. Но кое-что все-таки просачивалось, и с наступлением февраля две тысячи тридцать пятого года в обществе начинало назревать беспокойство.

Первые беженцы из Китая были великодушно приняты и размещены в специально организованных центрах в городах Восточной Сибири и Дальнего Востока. Но потом, когда ручеек мигрирующих людей превратился в мощный поток, границу пришлось закрыть. Россия стягивала войска к китайской границе, и скрывать это уже не представлялось возможным. Ситуация вокруг региона быстро накалялась.

Пока в северном полушарии свирепствовали зимние морозы, саранча продвигалась на юг и запад — рой накрыл государства юго-восточной Азии, Индию, Пакистан и Афганистан. Таким образом, самые густонаселенные районы Земли оказались под ударом, и Anacridium Sichuanis была признана всемирным стихийным бедствием. Объединенные силы разных стран бились над решением проблемы. Каждую неделю появлялись новые яды или иные средства против нашествия прожорливых тварей.

Химикаты почти не брали летающую заразу. Миллионы особей погибали, но их место занимали новые, на которых яды уже не действовали.

В конце концов для борьбы с насекомыми был применен напалм. Авиация выжигала пустыни без перерыва несколько дней. Стена огня ненадолго задержала наступление роя. В марте в очаге бедствия оказалась вся Центральная Азия. По оценкам ученых, суммарное число саранчи в рое к этому времени превысило триллион особей.

Гуманитарные поставки спешно сокращались. Экономика схлопывалась, все границы были закрыты. Голод буйствовал на опустошенной земле. Оставшиеся без пищи люди принялись поедать саранчу, но вскоре выяснилось, что новые поколения, мутировавшие из желто-зеленых в темно-коричневых, сделались ядовитыми. Отведавшие саранчиного мяса погибали в страшных мучениях.

Счет смертей шел на миллионы. Война за еду охватила Азию. Беженцы рекой текли на север.

В России, надежно укрытой от мигрирующих полчищ насекомых снежными шапками, объявили военное положение и всеобщую мобилизацию. Войска были приведены в полную боевую готовность.

*

Прежде чем все полетело ко всем чертям, мой брат позвонил мне и велел немедленно выдвигаться в Волоколамск, возле которого был построен бункер.

Марина изо всех сил уговаривала отправиться с нами ее престарелых родителей, но они решили остаться в Москве, понадеявшись на мудрость правительства. Наши же с Богданом отец и мать давно отдали богу душу. Медлить больше было нельзя.

В стране начались перебои с продовольствием. Полупустые прилавки огромных супермаркетов вызывали щемящее чувство страха. Предчувствующие беду россияне понемногу начинали закупаться провиантом, что привело к еще большему дефициту. Тут и там вспыхивали потасовки. Фуры сопровождались вооруженной охраной. Сотрудники полиции, призванные предотвращать стычки, чаще пользовались служебным положением в личных целях, вызывая еще больший протест общества. Группы активистов собирались на митинги, призывая впустить в страну беженцев с юга. Радикалы настаивали на увеличении военного контингента.

В Сибири один из министров был пойман на воровстве вагонов с зерном. Местное население ответило демонстрациями, переросшими в погромы. В апреле чрезвычайным указом правительства были введены продуктовые карточки.

Тучи стремительно сгущались.

Стыдно сказать, что такой обычный, ничем не примечательный человек, как я, был огражден от большей части ужасов этого непростого времени благодаря прозорливости, деятельности и уму своего старшего брата. В то время, когда многие куда более достойные люди страдали от голода, у нас было практически все необходимое. Правда, деньги стремительно обесценивались, но еще до того, как все пошло прахом, мы с женой отправились к богдановскому бункеру.

Успели как раз вовремя — через несколько дней после нашего прибытия в Волоколамск был введен новый чрезвычайный указ о запрете передвижения внутри страны без специального разрешения. На въездах в города появились блокпосты, все автомобили внимательно досматривали.

Мы ждали в Волоколамске, а Богдан застрял где-то в Москве, куда он отправился в попытке найти последнюю из жен, к которой еще питал нежные чувства. Я знал, что он выкрутится и приедет — как будто какие-то военные могли остановить моего брата! — но Марина была страшно рассержена.

Моя жена была существом кротким, нежным и ранимым. Наши неудачи с рождением ребенка не сломили ее, но накопленные подспудно негативные эмоции требовали выхода. Убежденная пацифистка и космополит, Марина всей душой сочувствовала бедствующим азиатам. Она ходила на митинги, размахивая самодельным флагом «МЫ — ЛЮДИ!» под окнами городской администрации, подписывала петиции с призывом пустить всех желающих в мирную Россию. Богдан смеялся над ее наивностью, она разражалась жаркими тирадами, обвиняя его в черствости и эгоизме. Богдана было ничем не пронять, и ее энергия в основном растрачивалась на меня, придерживающегося умеренных взглядов. Если сказать проще, мне было жаль китайцев с индусами, но разразившийся кризис пугал меня до чертиков. Прошибал до холодного пота.

Мы с Богданом не были в военном запасе — я не служил по медицинским показаниям, он вовремя откупился, но большинство наших друзей получили от государства бесплатный бушлат с сапогами и отправились в Сибирь, защищать интересы Родины.

Когда Марина узнала, что Богдан готовится спрятать в бункере лишь самых близких людей, в круг которых входили мы двое, он сам и, возможно, его последняя жена, она была поражена до глубины души. Во-первых, в бункере хватало места на шестерых — а если потесниться, можно было и дюжину разместить! Думать о четверых? Большего эгоизма и представить было нельзя...

Во-вторых, она считала, что все было совсем не так плохо. Оставалось немного переждать, и кризис как-нибудь завершится. В конце концов, из-за чего весь сыр-бор? Нашествие саранчи? Смешно! Неужели человечество, прогрессивное человечество с его ядерным оружием и ракетами, с его лазерами и роботами, с его базами на Луне и будущими марсианскими колониями, с его интеллектуальной мощью спасует перед какими-то жалкими насекомыми?!

В общем, Марина не осознавала всей сложности сложившейся ситуации. Да что там, мы все не осознавали ее до конца.

Пока бедствие происходило где-то там, еще теплилась слабая надежда, что все образуется. Должен признать, в глубине души я оставался таким же наивным жалким глупцом, как и моя бедная жена.

Дом Богдана в Волоколамске, расположенный на самом краю города, представлял собой настоящую крепость. Первый этаж с заложенными кирпичом окнами был доверху забит консервами и водой, а в стену возле двери был вмурован внушительный сейф с кодовым замком — старший брат первым делом сообщил мне его шифр. В сейфе хранился охотничий дробовик.

Нехватка продуктов уже ощущалась в городе, и Богдан велел нам не выходить из дома, сидеть, питаясь его запасами.

Так прошло несколько дней. Пару раз Марина порывалась сходить в город, чтобы узнать, что происходит, но я останавливал ее. Мы пытались читать новости в интернете, но всюду натыкались на заблокированные ресурсы.

Окна второго этажа, к которым я периодически подходил, надеясь застать приближение брата, выходили на соседние дома. Иногда я видел соседей. Потом они куда-то пропали, и мы остались на улице в одиночестве.

Думать об этом не хотелось.

Через неделю после прибытия в Волоколамск, среди ночи, нас разбудили выстрелы.

Стреляли где-то далеко, наверное, в нескольких кварталах ближе к центру. Марина прижалась ко мне, ее большие черные глаза испуганно блестели. На улице кто-то душераздирающе закричал, и стало очень тихо.

Мы сидели в кровати, взявшись за руки, и смотрели в темноту за окном. Потом я спустился на первый этаж и вытащил из сейфа дробовик. Странно, но тяжесть оружия не вселила уверенности. Напротив, я чувствовал себя совершенно разбитым и беззащитным.

Был конец апреля.

*

Богдан вернулся только в мае.

К этому времени вопрос с продовольствием в городе, по-видимому, обострился до предела. Теперь стреляли и днем. Далекие крики доносились до нашей крепости ежедневно. Я не расставался с дробовиком, и однажды мне пришлось пустить его в ход. Какие-то люди мародерствовали в домах соседей — очевидно, брошеных, — а потом направились и к нам. Высунув дуло в окно, я выстрелил в воздух и закричал, чтобы они убирались прочь. К счастью, это подействовало.

В центральных районах города творилось что-то очень плохое.

Мой брат подъехал к дому среди ночи на мощном военном внедорожнике. Он был один. По сжатым в нитку губам Богдана я понял, что задавать вопросы бесполезно. Лишь много дней спустя он признался, что попал в плотную переделку на выезде из Москвы и потерял бывшую жену в толпе.

В то время беспорядки уже захватили значительную часть России. Карточная система не помогла, еды не хватало. Голодающие люди вышли на улицы, правительство ответило силовыми акциями. В столкновениях появились первые жертвы.

Двенадцатого мая мы спустились в бункер.

Я до конца не верил, что это конец всему. Фильмы и книги приучили нас верить в хэппи-энды — когда все было плохо настолько, что казалось, будто выхода нет, всегда появлялся герой, который всех спасал. Обезвреживал взрывное устройство на последних секундах. Вводил противоядие. Находил формулу лекарства. Я надеялся, что человечество приспособится, переживет эти чудовищные потери, и все станет как прежде, а нашествие сычуаньской саранчи со временем превратится в легенду, вроде истории о великом потопе.

В конце концов, долгое время обе Америки и Австралия не были затронуты бедствием. Большие пахотные земли США и Бразилии можно было приспособить под увеличенное производство различных культур, чтобы как-нибудь сладить со всеобщим голодом…

Скоро мои надежды были разрушены.

Радио, негромко работающее в общем зале, периодически ловило разрозненные сообщения от радиолюбителей со всего мира. Так мы узнавали последние новости.

В конце мая саранча заполонила юг Европы и северную Африку.

Соединенные Штаты закрыли воздушное пространство и все морские порты. Вдоль береговых линий барражировали истребители, военные корабли бороздили океаны.

Сообщали, что пилот одного из истребителей видел плотный поток насекомых, пересекающих океан с попутным ветром. Несмотря на попытки перекрыть все пути сообщения, Anacridium Sichuanis объявились в июне в штате Техас.

Американцы ударили напалмом. Тучи саранчи прыснули во все стороны.

К середине лета обе Америки были охвачены пламенем. Предупрежденные азиатскими событиями, американцы вели отчаянную борьбу с вредителями. Саранча мутировала, чтобы выжить. Последние поколения отличались еще большей скоростью полета и совершенно невероятными возможностями воспроизведения.

К августу две тысячи тридцать пятого года связь с континентом оборвалась.

*

Я должен принести извинения за сумбурность записей — хотя ситуация, в которой мы оказались, отчасти оправдывает меня. Постоянное ожидание конца, страх смерти и одиночества, неизбывная горечь отравляют существование и не сильно способствуют ясному ходу мыслей. Перечитывая исписанные листочки, я вижу, что повествование скачет, мысль переключается с пятого на десятое, а большая часть фактов основывается на слухах и домыслах. Все равно. Сил исправлять что-либо у меня уже нет. Что ж, в любом случае я приближаюсь к развязке.

В один из последних дней мая нам почудился звук, доносящийся с поверхности. Мы с Богданом поднялись наверх.

Вход в бункер представлял собой низкое бетонное сооружение с единственной дверью из особой тугоплавкой стали десяти сантиметров толщиной. В верхней части двери располагался круглый бронированный иллюминатор.

По ту сторону двери показался мужчина. Судя по всему, он пытался проникнуть внутрь, используя взрывчатку.

Когда мы появились в иллюминаторе, пришелец начал размахивать руками и что-то кричать. На нем была грязная армейская форма, окровавленная и порванная в нескольких местах. К моему удивлению, Богдан отодвинул мощные засовы и приоткрыл дверь, впуская гостя внутрь.

Мужчину звали Артемом, и Богдан узнал в нем одного из прорабов, участвовавших в строительстве бункера. Мы вместе спустились вниз.

Артем был крайне истощен и едва держался на ногах. Раны на его бедрах и спине, чернеющие в прорехах формы, выглядели ужасно скверно. Тем не менее он жадно набросился на предложенную еду.

Артем поделился с нами новостями с поверхности. Самые скверные опасения сбылись.

Весеннее противостояние на южных границах обернулось бойней. Орды азиатов лезли прямо на пулеметы, задние наступали по трупам убитых. Всюду завязывались кровопролитные бои, федеральные войска отходили все дальше. Моральный дух солдат был подорван. Запасы провизии таяли.

Скоро на Россию обрушился голод. Тут и там истощенные солдаты изменяли присяге и подавались в бега. Организованная оборона превратилась в хаотичное движение вглубь страны, в котором смешались свои и чужие. Последние очаги сопротивления были быстро уничтожены. Отчаявшиеся, теряющие человеческий облик существа занялись свежеванием трупов.

Крупные города захлестнула гражданская война между населением, оставшимся вовсе без пищи, и военными, у которых провизия еще была. Власти, поначалу пытающиеся решить проблему, постепенно самоустранились, оставив все на откуп офицерам. Толпы ополченцев обрушились на хорошо охраняемые военные склады. Началась анархия.

С наступлением тепла на юг страны устремилась саранча.

После первых столкновений с населением Артем вспомнил о бункере. Он дезертировал из московского батальона, угнал грузовик и устремился к Волоколамску. Пришлось прорываться с боем, но в итоге наш гость достиг цели.

*

Вы, наверное, давно обратили внимание на изъян в плане Богдана по выбору обитателей бункера. Мой брат оснастил свое убежище всем необходимым, но не успел подумать о возможных проблемах, с которыми мы могли столкнуться в будущем. Вечно уверенный в своей счастливой звезде, привыкший самостоятельно справляться со всеми трудностями, он не задумывался о том, чтобы пригласить в бункер инженера или врача. Что бы с нами стало, откажи одна из систем автономного функционирования? Мы были практически беззащитны перед любыми болезнями сложнее обычной простуды.

Поскольку бункер был рассчитан на шестерых, Богдан позволил Артему остаться. Вместе с тем гостю становилось все хуже. Вечером брат попытался осмотреть его раны. Черные, глубокие порезы сочились сукровицей вперемешку с гноем и неприятно пахли. Богдан пробовал промыть их физраствором. Раненый страдальчески стонал при каждом прикосновении.

В одной из ран обнаружилась застрявшая ружейная дробь. Просто чудо, что она не задела никаких важных органов.

Мы дали Артему обезболивающего, и Богдан, вооружившись скальпелем, попытался ее извлечь. Марина, которую пришлось призвать на помощь, едва не теряла сознание от криков оперируемого. В итоге дробинку удалось-таки вытащить, и Богдан перевязал рану. Неудачным движением скальпеля он порезал ладонь и теперь досадливо морщился, разглядывая сочащуюся из кулака кровь.

Наши старания ни к чему не привели. Парацетамол и аспирин, которыми я лечил больного, не оказывали никакого эффекта. Вероятно, в рану проникла какая-нибудь зараза. Через день у Артема начался жар. Несмотря на ухудшающееся состояние, он первым отверг робкое предложение Марины подняться на поверхность и поискать помощи в Волоколамске.

Еще через три дня он умер.

Чтобы похоронить тело, нам пришлось подняться на поверхность.

Военный грузовик, на котором приехал Артем, стоял неподалеку среди деревьев. Наш джип Богдан отогнал на километр в лес еще по прибытии к бункеру.

Вокруг цвела весна. Солнце ласково играло в свежей зеленой листве. В высокой траве блестели капли росы.

Мы с братом копали поочередно. Пока один работал лопатой, второй внимательно озирал окрестности. Марина, поднявшаяся с нами, лежала на траве, глядя в пронзительно голубое небо. Именно она первая обратила внимание на тучу, приближающуюся с юга.

Скоро мы все смотрели туда.

Тяжелый, напоминающий громовые раскаты звук накатывал со стороны Волоколамска, оттуда, где половину неба накрыла темная туча, быстро увеличивающаяся в размерах. Самум двадцать первого века, вездесущий и смертоносный, подступал к нашему порогу.

Мы не успели похоронить покойного. Мы просто застыли, до боли в пальцах сжимая черенки лопат.

Движение саранчиной бури гипнотизировало. Пока мы стояли, завороженные, рой приблизился вплотную, и грохот стал оглушающим. Опомнившись, Богдан втолкнул нас с Мариной в открытую дверь бункера и торопливо задраил засовы. Мы прильнули к иллюминатору.

Через минуту лес снаружи окутала тьма. А потом поляну перед бункером накрыло беспорядочно движущееся живое облако. Мутная серо-коричневая масса проносилась мимо иллюминатора, и в этом бесконечном потоке пропало все вокруг.

Никогда прежде не видел я ничего более величественного и ужасного.

Налетевший рой облепил труп Артема со всех сторон. С ужасающей скоростью тело бывшего прораба истончалось, будто облитое кислотой, и скоро прожорливые твари оставили на земле лишь голый скелет в траченых лохмотьях.

На стекло иллюминатора опустилась саранча. Насекомое решительно отличалось от тех, что показывали по телевизору, пока новость о нашествиях в Китае была лишь заграничной диковинкой. Anacridium Sichuanis, ползающий по иллюминатору, был огромен. Окрас из желто-зеленого стал пепельно-серым, в частую черную крапинку. Размах крыльев поражал воображение. Ряды шипов на задних конечностях отвердели. Челюсти, обзаведшиеся дополнительными хватательными мандибулами, выглядели плотоядно.

Через несколько мгновений тварь улетела, но ее образ еще долго преследовал меня в кошмарах.

Какое-то время мы наблюдали за мельтешением в иллюминаторе, а потом молча вернулись в свои подземные укрытия.

Через две недели Богдана не стало.

*

Все случилось из-за той маленькой неосторожности, досадного пустячка, пореза скальпелем. Видимо, в руку попала какая-то зараза. Спустя несколько дней ладонь Богдана сильно опухла. Поднялась температура.

Мы с Мариной ухаживали за ним, как могли, но все было впустую. Рука покрывалась язвами, начали образовываться гангрены. Болезнь быстро распространялась к предплечью. Через неделю Богдан сам заговорил о том, что мы уже понимали, но боялись произнести вслух.

Руку требовалось отнять.

У нас не было стерильного помещения. Не было нужных инструментов, анестезии, не было даже малейшего представления о том, как правильно провести подобную операцию. Все сведения, которые мы располагали, были почерпнуты из бумажного медицинского справочника, отыскавшегося в небольшой библиотеке.

Я закрываю глаза и снова вижу тот день. Вижу ножовку в моей руке, белую как смерть Марину, готовящую бинты к перевязке. Лицо Богдана застыло маской решимости, по лбу и щекам стекает пот. Предплечье туго перетянуто кожаным ремнем. Пораженная рука покоится на столе. Брат принял обезболивающего, но всем ясно, что боль все равно будет адской… Меня колотит. Пора.

Полотно ножовки впивается в плоть, скребет по кости. Первые мгновения Богдан терпит, стискивая зубы, а потом начинает кричать…

Еще до того, как все заканчивается, он отключается и начинает заваливаться на пол. Марина подхватывает его, глядя в сторону, а на стол хлещет кровь. Ее меньше, чем я ожидал, но все равно слишком много. Я отодвигаю отделенную конечность и тянусь к ниткам.

Операция длится целую вечность. Игла скользит в пальцах, окровавленные края кожи рвутся под натиском нити. Наконец культя зашита и забинтована, и мы укладываем Богдана в кровать…

С тех пор оставшаяся жизнь брата была соткана из сплошной боли и мучений. Бинты постоянно наливались кровью, швы нестерпимо горели. Богдан стонал и метался в постели. Мы меняли повязки, но его состояние продолжало ухудшаться. Становилось ясно, что операция прошла безуспешно. Вероятно, я допустил в чем-то роковую ошибку…

На четвертый день после операции брат испустил последний вздох.

Мысль о том, что это я убил его, невыносима.

Окровавленная простыня стала его саваном.

Я отнес брата вверх по ступеням, туда, где бушевал самум. Нас встречали далекие завывания ветра.

Все изменилось. Рой ушел дальше, оставив за собой голую землю и обглоданные остовы древесных стволов. Повсюду, насколько хватало глаз, в небо были устремлены эти сухие желтоватые пики, торчащие из серой пыли. Ветра хозяйствовали на поверхности, гоняя в воздухе мелкие частицы хитиновых панцирей, кусочки фасетчатых крыльев и еще какую-то гадость. Пустыня жарилась в лучах полуденного солнца. Белый, иссушенный скелет Артема до сих пор лежал возле неоконченной могильной ямы.

Я закопал их обоих прямо там, недалеко от входа в бункер, который Богдан построил, чтобы спасти наши жизни.

*

Вот и все, что я хотел рассказать. С тех пор прошло уже больше года. Больше года продолжается наше затворничество.

Рой саранчи еще дважды накрывал бункер, мигрируя с севера на юг и обратно, и с каждым разом облако насекомых становилось все жиже. Я думаю, эти ненасытные твари сожрали каждое растение на нашей несчастной планете и теперь принялись друг за друга. Такими темпами сычуаньская зараза в скором времени полностью себя уничтожит. И это хорошо.

Марина прочла в одной из книг, что восемьдесят пять процентов флоры, существующей на земле, растет под водой! И это дает нам новую надежду.

Да, мир уже никогда не будет прежним, сухопутной фауне и растительности пришел конец — вероятно, на долгие столетия или даже больше. Эрозия почвы и непрекращающиеся ветра надолго превратят плодородные некогда земли в пустыни. Но кислород останется, если эти подводные растения способны на его выделение. Кроме того, в воде по-прежнему обитает множество морских тварей, которые, возможно, только выиграли от произошедшей трагедии.

Не думаю, что мы с Мариной — единственные выжившие на планете. Скорее всего, по миру раскидано множество убежищ, подобных нашему, в которых еще теплится жизнь. Наверное, где-нибудь на морском побережье даже возможны небольшие поселения — там, где есть пресная вода и достаточно промысловой рыбы или съедобных водорослей.

Впервые за долгое время я чувствую душевный подъем. Мы выжили. Мы справимся. Мы — не одни!

Неделю назад Марина крутила ручку радиоприемника, и мы оба услышали теряющийся среди помех сигнал. Кто-то раз за разом выводил азбукой Морзе одно и то же сообщение:

УБЕЖИЩЕ ДЛЯ ВСЕХ. АНДРЕЕВКА. СЕВАСТОПОЛЬ.

Комментариев: 3 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 15-03-2019 22:21

    Ну хоть где-то концовка не полный безысход,а дается надежда на новую жизнь не в одиночестве... Кстати, саранчовый катаклизм наша планета уже как-то переживала,но у человечества еще много способов для истребления себе подобных вплоть до ядерного и прочего оружия.

    Учитываю...
  • 2 Свобода 02-03-2019 22:58

    Рассказ супер! Очень реалистичный и пугающий, в нашем современном мире к этому все и идет...

    Учитываю...
  • 3 Надя 26-02-2019 01:11

    Хороший рассказ. Конец немного "киношный".

    Учитываю...