Если повернуть пропуск под углом, то под светом уличного фонаря можно увидеть вертикальную золотую прожилку. Она ставит правильное ударение на букву «а» в имени Лев Шепота. Имя не просто нанесено краской, но выдавлено в толстом пластике так, что можно прочитать даже не глядя, на ощупь. Прожилок в пропуске много, и все разного цвета. Если рассматривать дольше, то можно заметить, что пятнистая пирамида с обратной стороны пропуска состоит из сложных геометрических узоров, которые переливаются микроскопическими блестками.

Если долго вглядываться, можно много чего углядеть не только в роскошном фирменном пропуске, но даже в потрескавшейся обивке автомобильного сиденья. Особенно если не можешь уснуть.

Лев не страдал бессонницей. Но неизбежная необходимость рано или поздно пойти на работу напрочь отбивала всякий сон. Казалось, стоит ему расслабиться и прикрыть глаза, как тут же переключится невидимый тумблер. Пустая темная парковка превратится в ярко освещенное стойбище личных авто работников бизнес-центра. А телефон Льва обернется змеей, гремящей десятком пропущенных вызовов от Альберта Адамовича.

Поэтому время для сна неумолимо заканчивалось, а Лев, как зачарованный, рассматривал пропуск, который ему выдали три недели назад. Подобные приступы оцепенения были для него не в новинку. Вопреки своему имени, он был скорее из тех людей, что замрут или притворятся мертвыми, чем кинутся в бой или бегство. Ученые утверждают, что в животном мире такая тактика не менее эффективна, чем любая другая. Но в мире людей она принесла Льву лишь звание тормоза, которое следовало за ним в каждый новый коллектив: от школы в институт, из института на первую практику, а с практики на нынешнее место работы у ИП Грюнталь.

Блеснув в свете фонаря, пропуск упал на пол под педаль газа. Только так Лев заметил, что его пальцы совсем одеревенели от холода. Несмотря на раннее потепление, в конце марта вернулись холода, и снова приходилось прогревать машину, расходуя бензин и запас прочности старой колымаги. Лев нехотя повернул ключ в замке зажигания и скривился, как от сильной зубной боли. При каждом старте машина издавала подозрительный свист и стуки.

На ремонт у Льва не было ни денег, ни душевных сил.

Отправляясь в свое долгое паломничество от дома до офиса, Лев каждое мгновение ожидал, что древний «Ланос» наконец испустит дух, оставив своего хозяина замерзать посреди пустынных дорог Подмосковья. Почему-то эта мысль вызывала у Льва странное чувство комфорта. Но сколько бы он ни ждал трагедии, а колымага продолжала тащить его на работу, как на Голгофу.

Движок завелся. Вскоре из вентиляционных створок заструились слабые потоки почти теплого воздуха. Лев наклонился, чтобы подобрать пропуск, а когда поднимался — зацепил переключатель дальнего света. Парковка, почти неразличимая за пределами редких конусов света фонарных столбов, внезапно проявилась.

Обычно смотреть на ней было не на что: Лев, во избежание пробок, приезжал на работу так рано, что почти никогда не видел ни единой живой души. Однако на этот раз перед фарами возникли очертания еще одного автомобиля, чей непомерный прямоугольный корпус деловито накрывала брезентом чья-то фигура, закутанная в теплую одежду по самые глаза. Но когда свет фар на мгновение пригвоздил незнакомца к месту, он почти немедленно бросил кусок брезента и, заслоняя лицо локтем, бросился прочь. Из-за этого одна передняя фара машины осталась неприкрытой и теперь недовольно взирала на Льва, слово глаз разъяренного зверя.

— Странно, — сказал Шепота вслух. — Вроде сам на ней приехал.

Лев был уверен, что этой машины не было, когда он приехал на парковку. Сколько же он просидел вот так, пялясь… да ни на что конкретно. В надежде, что произойдет что-то такое, что освободит его от ежедневной рабочей повинности. Особенно так рано утром, когда большинство людей еще спят. Сколько…

Телефонный будильник заверещал, прогоняя все мысли.

Лев забился в салоне, словно в клетке. Он достал ключи из замка зажигания, засунул их в рабочую папку; потом опомнился и вывалил обратно вместе с несколькими документами; тут же уронил и тщетно пытался выловить из-под педалей. По пути снова обронил пропуск — теперь между сиденьем и защелкой ремня безопасности — и долго оттуда выуживал, обдирая пальцы о холодное железо. Несколько раз включил и выключил лампочку на потолке и, наконец, выскочил из «Ланоса», бойко припустив в сторону здания. Через несколько секунд он прибежал обратно, чтобы выключить фары.

В утренней мгле офисное здание бизнес-центра выглядело монолитной стеной или даже вставшей вертикально взлетной полосой, подсвеченной сигнальными огнями. Роль огней играли межэтажные окна лестничных маршей — единственный источник освещения, уже работавший в здании. Казалось, что центр только собрался на ночевку. На самом деле свет в окнах офисов почти никогда не горел — настолько мало внутреннего пространства было занято людьми. По слухам, самой заселенной частью была башня, водруженная сверху офисной коробки, — элитная часть. Нижние же этажи предназначались для арендаторов вроде ИП Грюнталь.

Когда Лев добежал до здания, холод уже ломил затылок: шапка осталась в салоне. Ничто не мешало Льву припарковаться ближе, но он не хотел, чтобы кто-то видел его многочасовые посиделки в машине.

Дальше он свернул и пошел вдоль стены, но не влево, в сторону ярко освещенного центрального входа, а вправо, где вдалеке виднелся огонек надписи «ЗАПАСНЫЙ ВЫХОД». Именно оттуда, воровато и незаметно, внутрь попадали работники малого бизнеса. Иного способа для них не существовало, потому что каждый пропуск имел индивидуально настроенный список дверей, которые он мог открыть.

Подойдя к сенсорной панели картридера, Лев на мгновение застыл. Его прострелила мысль, что пропуск всё же остался в машине. Перед глазами четко встал образ, как кроваво-красная пластина бесшумно выскальзывает из охапки рабочих вещей на пружинящее сиденье, а потом и на асфальт.

Но пропуск оказался в кармане, всё такой же тяжелый и теплый на ощупь. Лев назвал бы его конструкцию одновременно дорогой и старомодной. Современные пропуска были не толще визитки: гибкие, обезличенные, легко заменимые. Прямо как сами сотрудники. Но местное «удостоверение» больше напоминало слоеное оргстекло, вес которого выдавал объем умной электроники, которой она была напичкана. У пропуска имелось чувство стиля и индивидуальности, что вступало в конфликт с его утилитарной функцией. Это было единственное, что Шепоте нравилось в работе на новом месте.

Как бы то ни было, но панель приветливо пискнула, размыкая магнитный замок двери пожарного выхода. Запасная лестница, хоть и освещенная яркими лампами, казалась порталом в промозглое и пасмурное утро. Матово-серые стены впитывали в себя свет и представлялись чудовищно плотным туманом, среди которого затерялись узкая лестница и створка скромного служебного лифта. В помещении пахло влажной цементной пылью, оставшейся после ремонта.

Не желая волочиться по лестнице, Лев с надеждой приложил пропуск к еще одному картридеру, уже у входа в лифт, и нажал кнопку вызова. Местный служебный лифт был штукой непредсказуемой, часто выходил из строя или промахивался мимо нужного этажа. В этот раз повезло, и вскоре сверху донеслось громыхание симфонического оркестра. Кабина была оборудована музыкальным проигрывателем, но динамики оказались неисправны.

Музыка на мгновение прервалась, и кто-то внутри отчетливо произнес «ОДИН», после чего створка ушла в сторону. Льва окатило остатками какофонии из статики и чего-то неуловимо знакомого. Но молодой бухгалтер не разбирался в музыке дальше жанрового распознавания.

По пути наверх лифт дважды переключался на новую мешанину из классики и шума, между которыми слишком артикулировано объявлял «ДВАДЦАТЬ-ПЯТЬ» и «PARKING LOT». В итоге загадочная машина последний раз прощально моргнула лампочкой и, объявив третий этаж, выплюнула Льва на нужном ему десятом. В ответ музыкальной трели где-то вдалеке зазвонил телефон.

Шепота всегда оказывался несколько дезориентирован, когда лифт вместо очередной лестницы поднимался прямо в офисное помещение. Похоже, архитекторы здания были редкостными садистами. А вместе с ними и дизайнеры интерьеров.

«Желтый», — невольно подумал Лев, прикрывая глаза.

Слово «желтый» неизменно возникало в голове у каждого посетителя десятого этажа, хотя и не было нигде написано. По своей природе желтыми не были ни неровный панельный потолок из гипсокартона, ни бугристый ковролиновый пол, ни остатки расшатанной офисной мебели. Даже яркий свет гудящих ламп был, по замыслу, белый. Но, отражаясь от обоев, единственного объекта, действительно выкрашенного в желтый цвет, лучи света словно бы преображались. И в итоге все помещение казалось погруженным в желтый туман.

Вдобавок к этой «атмосфере» новый офис ИП был очень старым. В отличие от старого офиса, который был совсем новым. Но непомерно дорогим, со слов Альберта Адамовича.

Проходя мимо покрытых пылью столов, всё еще оснащенных кнопочными телефонами и затертыми клавиатурами, Лев не мог избавиться и от гадливого ощущения, что заболевает. Он прямо чувствовал: под обоями, запятнанными человеческими потожировыми выделениями, гнездится черная плесень, а между ворсинками ковролина блестят ломкие и летучие волокна асбеста. И все это ради небольшой разницы в оплате.

Не могла аренда в элитном бизнес-центре быть столь низкой и не подразумевать какой-то серьезный недостаток. Долгая дорога не в счет. Москвичам к подобному не привыкать. Но выяснять, что именно не так с офисом, Шепота боялся даже больше, чем везти машину на СТО или проходить диспансеризацию. Он предпочитал ожидать возможность наконец сказать: «Я так и знал».

— Эй, царь зверей! Так и знал, что ты раньше меня придешь! — окрикнули его со спины. — И ведь специально выехал раным-рано. Ты, может, где-то в офисе ночуешь?

— Здравствуй, Валера, — пробормотал Лев, осторожно протягивая руку огромному коллеге.

Валерий Акулов, менеджер и продажник ИП Грюнталь, схватил ладонь Льва и сжал до хруста.

— Сегодня уже покрепче. Молодец. У мужика должна быть хватка во! — Акулов напряг кулак так, что натянулись манжеты белоснежной рубашки, а золотые запонки впились в кожу.

Непонятно, что там могло становиться крепче, если коллега каждый день едва не отрывал Льву руку, так что она потом весь день болела. Шепота терпеть не мог Акулова: его снисходительно-менторский тон, постоянные подбадривания, от которых становилось только гаже, и панибратское поведение. Словно тот был не продажником, а личным тренером Льва. В нарочитой приветливости всё время виделась затаенная издевка или попытка самоутвердиться на рахитичном бухгалтере.

— Ну, высший хищник, догоняй давай, — сказал Акулов, уже направляясь в сторону очередного прохода. Дорога от лифта до офиса была удивительно долгая и запутанная: мимо однообразных помещений, служивших когда-то колл-центрами, мимо одинаковых межкомнатных стенок без дверей, мимо редких закрытых кубов, выделенных для руководителей фирм арендаторов. Удивительно было именно то, что занимаемое ИП Грюнталь помещение находилось так далеко от входа, хотя абсолютно все рабочие площади визуально никем не были заняты. И ладно работники, привыкшие к длительным заплывам через желтое море. Но редкие закупщики, поставщики и логисты каждый раз жаловались на то, как сложно найти чертов офис.

— Валера! — окликнул Лев, стараясь поравняться с бодро шагающим коллегой. — А почему бы не занять место поближе? Люди жалуются. Все равно никого нет.

— Как это никого? Ты разве не видишь? Вон там ИП Тарасов — ретейлер духов из Франции, разливаемых в Румынии. — Тот указал на большой деревянный стол, покрытый таким толстым слоем пыли, что казался выкрашенным в серый цвет.

— А сейчас мы проходим мимо ООО «РусартисЛТД». Постарайся не отвлекать их операторов, они ждут теплых звонков от заказчиков.

Помещение «РусартисЛТД» ничем не отличалось от всех предыдущих пустынных комнат и коридоров. Даже вывески не имело. Не говоря уже о каких-то мифических операторах.

— Но тут же ничего нет, — сказал Лев, сам удивившись возмущению в своем голосе.

— Лев Батькович, а вы точно бухгалтер?

— Дмитриевич, — поправил Лев автоматически.

— Ну да. В общем, мертвые души, раздутые бюджеты, невидимые… цифры? Не, не слышал? А мне кажется, вы с Адамовичем в прошлом месяце допоздна оставались в старом офисе, чтобы решить некую математическую… кхм… проблему. Небольшую неточность. А потом мы раз — и…

— И переехали! — воскликнул Шепота, так что даже вызвал небольшое эхо.

— Тихо ты! — зашипел Акулов, картинно зажимая бухгалтеру рот — Люди Тарасова услышат. Они, я слышал, ребята ушлые!

Затем он громко рассмеялся и снова пустился в путь. Предстояло пройти еще семь помещений, прежде чем на горизонте покажутся облюбованные ими рабочие места. Шепота поплелся следом. К тяжелым мыслям о здоровье прибавилась тревога об ответственности. Вполне возможно, что уголовной.

В паре помещений позади на одном из пыльных столов зазвонил телефон.

Помещение ИП Грюнталь ничем принципиально не отличалось от всех остальных на десятом этаже. Те же грязно-желтые стены с проемами без дверей; те же столы, «позаимствованные» сотрудниками у какого-то отжившего свое колл-центра; тот же запятнанный кофейными каплями серый ковролин. Но вот агрессивная атмосфера пустоты и стагнации здесь отступала, словно в сердце этажа образовался пузырь нормальной, живой деятельности.

Пыль со столов стерли, обнажив старые каракули. На ближайшую перегородку повесили календарь и мотивационный плакат с котиками. Лишние телефоны, клавиатуры и карандашницы свалили на соседние столы или в проходах в стороне от рабочего пространства. На замену им пришли наслоения разноцветных стикеров, записные книжки и потертые ноутбуки. Последние Альберт Адамович каждое утро выдавал из сейфа секретарше, чтобы она разложила их по рабочим местам.

Когда запыхавшийся Лев и невозмутимый Акулов добрались до своего рабочего пузыря, они обнаружили, что секретарша Лариса Величко уже находилась за своим столом. Тот стоял ближе всего к кабинету начальника. Лариса, скрытая большим монитором, невозмутимо подравнивала ногти — обязательный и непрерывно отрабатываемый навык всех успешных работников ассистирующей сферы. Она сидела разувшись, так что голые ступни ее монументально длинных ног торчали из-под задней стенки стола, поблескивая огненно-красным лаком. Перед секретаршей стояло полное обжигающего кофе керамическое ведро небесно-голубого цвета, которое она собственноручно вылепила на какой-то «крафтовой» экскурсии.

— Доброе утро, Левушка! Доброе утро, Акуленок! — сказала секретарша, все так же концентрируясь на своей «работе».

— Доброе утро, Лариса, — пробормотал Лев, не отрывая взгляд от ступней девушки, которыми она помахала вместо занятых рук.

Проходивший мимо Акулов понимающе подмигнул бухгалтеру, после чего наклонился подобрать конфетный фантик из-под Ларисиного стола. На обратном пути он пощекотал девушке пятку.

— Лера, перестань, — засмеялась Лариса, даже не пытаясь спрятать ноги.

— Шеф у себя, Лисенок?

— Да, но он на совещании, — ответила девушка, выделяя голосом «совещание». Это означало, что Альберт Адамович «досыпает» и его нет ни для кого, кроме заранее оговоренного списка лиц.

Зачем Акулов вообще задает этот вопрос, Лев не понимал. Ларису в офис привозил именно начальник, а значит, в такое раннее время он мог быть только у себя. Скорее всего, это была часть ритуала, форма вежливого флирта. А вот почему это так раздражает Льва, он знал, но признавать не хотел.

Видимо, потому, что привозил девушку Альберт Адамович, но увозил почти всегда Акулов. И в этой странной динамике отношений Шепоте места не было, несмотря на все его робкие цветы-конфетки по любому незначительному поводу. Дары Лариса принимала охотно, но молчаливых намеков не понимала. И дальше ласкового «Левушки» их отношения не прогрессировали. А доносить информацию «словами через рот», как порой выражался сам Грюнталь, Лев не очень умел. Он в глаза-то девушке смотреть не мог, не то что внятно разговаривать.

Поэтому, в очередной раз не решившись на зрительный контакт с будущей матерью своих детей, бухгалтер занял отведенное ему судьбой место в углу и приступил к работе. При этом в горле его чесалась не то необоснованная, а оттого более горькая обида на Ларису, не то намечающаяся ангина. Оттого чувствовал себя Лев больным и еще более негодным, чем описано в его военном билете.

Он предпочел зарыться с головой в цифры — холодные, понятные и строгие, как глаза матери. В их мире Лев пробирался не менее ловко, чем прародитель его имени в высоких травах саванны. Он легко окучивал скромные финансовые стада ИП Грюнталь, быстро выискивая и ликвидируя отбившихся от общей массы. Самые спорные моменты, требовавшие согласования, он откладывал до момента «пробуждения» начальства с совещания.

А просыпаться Грюнталь не спешил.

Альберт Адамович, как положено руководителю, облюбовал полноценный кабинет из тех, что были сгруппированы в центре десятого этажа и окружены великим лабиринтом полуоткрытых арендных помещений. Понять логику расположения входов и выходов между рабочими площадями было невозможно, даже применив план пожарной эвакуации. Полноценный доступ к естественному свету имели лишь условно «элитные» кабинеты, единообразно размещенные по периметру всего этажа. Остальные довольствовались светом ламп.

Внутреннее пространство было хаотично поделено на мозаику из прямоугольных площадей, разделенных перегородками: некоторые из них были лишь декоративными, тогда как другие являлись несущими конструкциями. Теоретически ориентироваться на этаже должно было быть легко. На плане отчетливо видно, что и по внешнему контуру, и вокруг внутреннего кластера кабинетов имелось по одному узкому, но предсказуемому коридору. Следуя ему, можно было легко попасть почти в любое помещение и выйти к любому лифту.

Теоретически.

На практике во многих помещениях сквозные проходы оказались замурованы, а столь понятный коридор в случайных местах могла перегораживать свалка из мебели, которую никто не удосужился разобрать. В результате десятый этаж офисного здания представлял собой либо ночной кошмар пожарного инспектора, либо мечту. В зависимости от его взглядов на коррупционную ситуацию в стране.

Время тянулось. Лариса что-то читала, периодически отвлекая всех заразительным хихиканьем. Акулов то и дело шнырял вокруг нее, а в перерывах диктовал «голосовухи» дизайнеру, предпочитавшему трудиться удаленно. Работа дизайнера в основном заключалась в замене в чужих рекламных роликах информации на контакты ИП Грюнталь. Адрес нынешнего офиса там никогда не значился. Возможно, поэтому дизайнер работал за переводы на анонимный счет, путался в собственных именах и брал сумму гораздо ниже рыночной.

Парадоксально, что ИП Грюнталь вовсю трудился, когда как Альберт Адамович Грюнталь спал сладким сном.

Его сон решился потревожить вспотевший круглый человечек, который выкатился совершенно неожиданно из заброшенного коридора. Круглым его делали почти лысая голова, низкий рост и преждевременная тучность. Одет незнакомец был в серый пиджак, весьма запятнанный желтоватой пылью, а в руках он комкал теплую меховую шапку не по сезону.

— Доброе утро! — отозвалась Лариса из-за монитора.

Человечек дико воззрился сперва на секретаршу, затем на зверски скалящегося Акулова и остановил взгляд на траурном лице Шепоты. Видимо, углядев во Льве родственную душу, он выпалил, глядя ему в глаза:

— Бардак!

Голос его при этом был полон какой-то бараньей истерики.

Лев только пожал плечами и сделал вид, что жутко заинтересован экраном ноутбука. Он не хотел иметь никаких сношений с блеющим мужчиной, который явно намеревался на что-то жаловаться. Кружить голову таким клиентам — работа Валеры.

И Акулов немедленно подскочил к новоприбывшему, мягко взяв его за локоть.

— Валерий Филимонович, зам по связям ИП Грюнталь. Чем могу? — выпалил он почти над самым ухом.

Незнакомец было дернулся, но руку не вырвал. Явно вымышленная должность нужного впечатления на него не произвела.

— Ну знаете. Ну знаете! — ярился он, словно после страшного розыгрыша хотел сменить испуг на гнев. Но запал его уже иссяк.

— Да-да, я вас слушаю, — подбадривал Валера, при этом всё больше заслоняя гостю обзор своей культуристской комплекцией.

— Я Старовойтов, по поводу водонагревателей в поселок. У меня на девять. На ДЕВЯТЬ назначено! Пока искал. Вы видели, сколько времени? Это же черт-те что! — Он достал из своей шапки карту-пропуск посетителя и мятый листок, на котором можно было едва разобрать мыльную распечатку плана этажа.

— Вы заблудились, — констатировал Акулов мягко. — Лариса, скажи Альберту Адамовичу, что Старовойтов пришел. И подвинь немного ближайшую встречу. Мы сейчас все уладим. Хотите кофе?

Лариса скрылась с целью незаметно разбудить начальство, пока продажник околдовывал посетителя. Тот оказался потенциальным закупщиком водонагревателей для коттеджного поселка. Можно подумать, что клиент это жирный, какого нельзя упускать. Но самостоятельно такие по продавцам не шляются. А значит, какой-то очередной перекуп. И все равно Лев почувствовал некое удовлетворение, что их ИП может упустить клиента, потому что продешевили с офисом. Он покосился на часы — без пяти минут полдень. Получается, Старовойтов кружил по этажу три часа!

«Кретин. Топографический», — с жалостью подумал бухгалтер. Конечно, бизнес-центр тот еще лабиринт, но нужно обладать какой-то особой ущербностью восприятия, чтобы не суметь найти дорогу ТАК долго.

В процессе ожидания, пока Альберт Адамович «освободится», закупщик успел отойти от волнения, отряхнуться и обжечься кофе. Заходя в кабинет начальника, он уже обладал надменным взглядом хозяина положения, которым он, ввиду низкого роста, одаривал преимущественно обувь сотрудников.

У Грюнталя Старовойтов пробыл от силы полчаса. Вышел он с видом уверенного в выгодной покупке идиота. Если Акулов отлично умел обрабатывать людей, то Альберт Адамович в этом деле достиг наивысшего мастерства.

Закупщик пружинящей походкой направился прочь, но моментально сдулся, видимо, вспомнив, каким образом изначально оказался в офисе ИП.

— Вы не против, если я посижу на дорожку? — спросил он, уже беря стул и почему-то пододвигая его к рабочему месту бухгалтера.

— Да хоть целый день, — ответил Акулов, на секунду отрываясь от телефонного разговора.

— Нет, целый день мне не нужно… А вам самим удобно так далеко ходить?

Лев какое-то время вслушивался в тишину, а потом осознал, что клиент обращается к нему.

— Привыкли, — ответил он, не желая поощрять дальнейшего развития разговора.

— А почему вы ближе к лифту не переедете? — не унимался Старовойтов. Вот и вернулся Льву его же вопрос, но ответить на него честно он не мог. Даже если считал, что отпугнуть клиента будет морально правильным решением: под видом «суперкрутых» нагревателей ему впарили низкосортный ширпотреб.

— Все места заняты, — почти не соврал Шепота. И, предвосхищая следующий вопрос, добавил: — Аренду недавно открыли, и не все успели заехать. Ремонт.

— Ну конечно, такой элитный бизнес-центр. Тут площади нарасхват, — охотно заглотил обман Старовойтов и замолчал. Он выжидающе смотрел на Льва, будто тот не закончил.

И Шепота честно хотел притвориться слишком занятым для разговоров. Но во взгляде гостя была такая растерянность, словно он и сам понимал, что надоедает, но не мог ничего с собой поделать. Клиенту было что-то НУЖНО именно от бухгалтера. Но сам он попросить не решался.

«Другие не поймут, — подумал Лев. — Новый офис их совсем не беспокоит».

— Вас, наверное, нужно проводить? Показать дорогу на будущее.

— Ну что вы… Но если настаиваете… — обрадовался клиент, немедленно вставая.

Лев не настаивал, но, подумав о том, как его поступок оценит Лариса, тут же понял, что вполне себе настаивает.

— Пойдемте-пойдемте, — произнес он и едва ли не впервые в жизни занял место в авангарде.

— А почему мы идем в этом направлении? Это же, наоборот, дальше от лифта. — Старовойтов достал распечатку плана этажа и уверенно показал их расположение.

«Не такой уж и кретин. Интересно, как он тогда потерялся?»

— Дело в том, что это кратчайший маршрут. Видите, вот здесь? Мы сейчас повернем дважды направо и из двух проходов выберем левый. Через него дорога абсолютно прямая, через проходы видно последний тупичок, а обойдя его, мы попадем к лифту.

— Но почему не пройти просто по коридору, в котором кабинет вашего руководителя? Тогда дорога будет еще проще.

— Была бы, но коридор сейчас заблокирован. Ремонт, помните? А даже если бы не был, из него нет кратчайшего выхода, нужно обходить дальше, заходить вот сюда… А раз отделка везде одинаковая, там вы, скорее всего, и потеряетесь.

— Я и потерялся. Но сам не понимаю как, — признался Старовойтов неожиданно выразительно, словно играл на сцене. Его блеющий голос прозвучал почти трагично. — Я когда-то с дачными поселками работал, и уж какая там мешанина из улиц и домов… И то не терялся. Старею?

На это Лев предпочел неопределенно хмыкнуть. Теперь, когда Лариса была вне поля зрения, он спешил избавиться от докучливого клиента и вернуться к работе. И не сразу понял, что мужчина больше за ним не идет.

— Вот, я мимо вот этой штуки проходил!

Лев оглянулся, но в помещении, откуда он только что пришел, клиента не было. Голос доносился справа, где за идентичным предыдущему проходом располагался еще один бывший колл-центр. Все те же столы, телефоны, принтеры и желтизна стен. Старовойтов стоял в просвете между столами перед небольшим металлическим мостиком.

Назначение мостика стало очевидным, когда Лев подошел поближе. По полу через всё помещение змеилось самое большое скопление проводов, которое он когда-либо видел. Провода были самого разного вида: плоские двужильные, почти прозрачные, круглые с грязно-белой оплеткой, гудящие от напряжения толстенные черные и почти незаметные золотистые, не толще волоса. Провода сплетались в единый канат, который держали вместе хомутики всех размеров, разноцветные маркирующие ленты, термоусадочные трубки и батареи переходников.

— Сколько живу, не видел, чтобы через провода мосты наводили. Увели бы в потолок или в перегородки, ну, вдоль стен там. Почему по полу-то? Ну кто так делает? — бормотал Старовойтов скорее сам себе, чем спутнику.

— Не отставайте, пожалуйста, а то мы так с вами вместе потеряемся, — сказал Лев, поворачиваясь к проему, через который он вошел. За всё время работы на десятом этаже он ни разу не видел ни мостика, ни таких проводов. Его нервировало, что они со спутником умудрились так легко сбиться с пути. Буквально на ровном месте.

К счастью, стоило ему вернуться на исходную позицию, как стал виден знакомый сквозной проход, благодаря которому удавалось ориентироваться все эти дни. Он твердо направился в сторону тупичка, за которым должен был находиться лифт. Даже не оглядываясь, он слышал, как клиент семенит следом.

— Но это же не тот проход, — снова заблеял Старовойтов, но Лев его не слушал, стараясь не поддаваться удивительно заразительной панике.

— Говорю вам, мы прошли прямо и вышли к мостику, почему вы меня не…

Старовойтов осекся, когда за кабинетной коробкой оказались двери лифта.

— Вот те на…

Лев провел своей картой по панели, и лифт тут же открылся. Старовойтов молча зашел внутрь — вид у него был растерянный и виноватый. Он нажал кнопку первого этажа и посмотрел на Льва. Кажется, он хотел что-то сказать, но бухгалтер его опередил:

— Не забудьте сдать пропуск на пост охраны.

Из динамиков немедленно загрохотал оркестр, заглушая последние слова Старовойтова. Кажется, он начал говорить «Пойдем…», но двери закрылись раньше, чем он закончил фразу.

Оставшись один, Лев даже пожалел о своей холодности к посетителю. Тот явно испытывал схожий дискомфорт от мерзкого офиса, пускай и проявлялся он несколько иначе. Но видя почти детскую потерянность в глазах взрослого человека, Шепота начинал злиться. Злиться, потому что видел он в этих глазах себя — такого же мелкого и застывшего в страхе перед неизвестным.

До рабочего места Лев добирался почти бегом, ругая себя за необоснованную тревогу. Проемы, мебель, освещение — всё выглядело одинаковым, а оттого чуждым. Он никогда раньше не задумывался, почему на всем этаже всегда горит свет. Теперь он не мог думать ни о чем, кроме света. О гудящих лампах, о завязанных узлами проводах, о слепящем свете, который наверняка очень вреден для зрения…

Подходя к последнему повороту, Лев сумел взять себя в руки. Оправил рубашку и убрал волосы, начавшие липнуть к мокрому лбу. Он не мог позволить себе выскочить в офис таким же взъерошенным и напуганным, как Старовойтов. Только не на глазах Ларисы. Почему-то он совсем не помнил их цвет…

Успокоившись, Лев шагнул за поворот.

Офис ИП Грюнталь пропал.

За углом располагалось очередное помещение со столами и голыми стенами — пыльное, желтое, пустое. Идентичное тому, в котором они работали, но всё же другое. Лев сделал несколько неуверенных шагов вперед, внимательно осматриваясь. На секунду подумал, что Валера и Лариса его разыграли, спрятав вещи. Утащили ноутбуки и монитор, сняли плакаты и календари… Но не могли же они вернуть на место многомесячный слой пыли? Или они перетащили столы целиком?

Нет, даже Акулов, любящий поиздеваться над заторможенным коллегой, на такое не способен.

Лев подошел к столу, который по всем признакам был его рабочим местом. Стол такой же, но не тот. Шепота даже не стал стирать пыль со столешницы — зачем трогать чужую вещь?

Вывеска с двери начальника тоже пропала. Лев на пробу подергал за ручку — заперто. Коридор, уходящий в обе стороны, казался тем же самым. Вот же в паре шагов поворот направо, за которым вдалеке виднеется груда мебели, перекрывающая проход почти до самого потолка. Почти такая же, но вместо столов, согнутого мотка проекторного полотна и нескольких принтеров — нагромождение стульев на колесиках и большой несгораемый шкаф с вывернутым нутром.

Лев пытался мыслить рационально. Получалось, что он пришел в точно такое же помещение, но не на северной стороне, а на восточной или даже южной. Только это невозможно. Он же нигде больше не сворачивал, шел по единственному сквозному проходу. На плане этажа просто нет другого такого.

Если только план не врет.

В голове отчетливо возникла картинка, как стены сами собой начинают расползаться в разные стороны, проемы сужаются подобно клоакам живого существа, столы и стулья выезжают из спрятанных ниш, до отказа заполненных старой мебелью…

Образ был таким сильным, что Лев не мог себя остановить. Стыдливо краснея от собственного поведения, он быстрым шагом засеменил обратным путем, завернул за кабинетную коробку, за которой должны быть те самые два прохода: левый сквозной, а правый петляющий…

Проход был лишь один, за которым виднелся лабиринт из столов и перегородок.

«Я потерялся», — подумал Лев, и эта мысль оказалась неожиданно болезненной, пронзившей всё его нутро. В глазах защипало, а нижняя губа затряслась, словно пытаясь выговорить слово «мама».

«Какая еще мама?» — разозлился на себя Лев. В раздражении он смахнул с ближайшего стола древний календарь за 2007 год. Вместо того, чтобы красиво взметнуться к потолку отдельными листами, тот лишь жалко шлепнулся на пол.

«Посмотри, что ты натворил? Полегчало?» — раздался в голове холодный голос. Он был полон уверенности и чувства превосходства над маленьким и медлительным Левой. Голос знакомый, даже родной, вызывающий противоречивые чувства. Он открывал в памяти всё новые и новые двери, и на этот раз комнаты за ними были отнюдь не пусты. В глазах потемнело, всё вокруг поплыло.

Маленький Лева слепо брел по коридорам собственных воспоминаний сквозь мешанину из обид, переживаний и страхов. Справа и слева доносились обвинения и смех. Кто-то показывал на него пальцем, кто-то отвесил звонкий подзатыльник, где-то за спиной звонил телефон. А он всё отчаянно семенил, спотыкаясь, за темной спиной, которая расплывалась в потоке слез.

«Мама! Ма-а-а-ма-а-а!» — кричал он внутри, но наружу выходили лишь рыдания да влажные всхлипы…

Он не сразу понял, что сидит под столом.

Колени прижаты к груди так близко, что от брюк чувствуется запах мокрой ткани, пропитавшейся его слезами. Шея до ломоты вжата в плечи, но макушка всё равно упирается в столешницу, так что шорох волос отдается в уши при каждом движении. Правый рукав рубашки расстегнут и топорщится — кажется, он посеял пуговицу. За это ему достанется. Сидеть ужасно неловко, но вылезать совершенно не хочется. В сравнении с ярким светом потолочных ламп, под столом почти темно.

Лев думает, что он всё еще на десятом этаже из-за бьющей во все щели желтизны, но он никогда не был на других этажах. Так что наверняка не знает. И как очутился под столом — тоже. Признаться, он даже не знает, ЧЕЙ это стол. Своего он под таким ракурсом никогда не видел. Он может быть чей угодно, из сотен, если не тысяч рабочих мест на одном лишь десятом этаже. Так что наверняка известно лишь одно: он заблудился и спрятался под столом. Как в детстве.

Льву невероятно стыдно, но он чувствует себя в безопасности под чужим столом. Да, он потерял достоинство, но хотя бы нашел себе временное укрытие. Тут он может сидеть и ждать, пока кто-нибудь его не найдет.

«А что, если они и правда меня найдут? Что, если это стол Ларисы?» — паническая мысль пронеслась перед глазами огромной черной тенью так резко, что Шепота зажмурился.

Он заерзал на месте, и под задом что-то захрустело. Конфетный фантик? Он не решился проверить, не решился даже открыть глаза.

Рефлекторно вдохнув, Лев ощутил приторную сладость конфет, легкий цветочный аромат духов и прелый запах вспотевших ступней. Запах из его странных и постыдных фантазий.

Бухгалтер почувствовал, что лицо раздувает от багряного стыда, и всё его тело словно бы набухло, так что стало тяжело дышать. Подмышки взмокли от обильного пота.

«Что, если я правда просто заблудился, нашел дорогу вслепую и забрался под стол Ларисы? Что она подумает, когда я вылезу? А если не вылезу, и она сядет за стол… Она коснется меня своими голыми ступнями, и тогда…»

Придвинутый к столу стул заскрипел, уползая прочь. В ярком прямоугольном проеме показались голые женские ноги — изящно-костистые, невероятно длинные, с узкими ступнями и стройными лодыжками. Аккуратно наманикюренные ногти ярко-алого цвета забликовали в свете ламп, когда Лариса в нетерпении застучала пальцами по полу. Лев этого не видел. Его глаза всё еще закрыты. Ему это кажется.

— Левушка! Ле-е-е-ва-а-а! Вылезай, я знаю, что ты там. — Девушка пыталась говорить ласково, но в ее голосе сквозило едва скрываемое отвращение. Лев только сильнее вжался вглубь стола, так что заскрипела задняя стенка. Он зажмурился еще сильнее, так что в глазах вспыхнули звездочки.

Не дождавшись ответа, девушка шире расставила ноги, вставая в позу суровой матери, готовой отчитывать непослушное дитя. Столешница заскрипела, словно Лариса села на нее сверху, — Шепота ощутил, как его голову вдавило еще ниже в плечи. Однако ноги девушки остались стоять точно так же, сияя лаком. Только фаланги зло растопырились, и стала видна тонкая, почти прозрачная перепонка между средним и указательным пальцами.

— Левушка, ну завязывай ты там сидеть. Мне работать надо! — От обиды голос девушки дрожал и двоился, как очень быстрое эхо.

— Да он обдолбался небось. Шептун, ты там закладки ищешь? — Это был Акулов. Он сидел рядом на корточках и прижимал лицо к щели между столешницей и правой стенкой — его хищный нос просовывался внутрь, словно желая клюнуть трусливого бухгалтера.

— Правда? Почему ты раньше не сказал, что он наркоман? А я собиралась попросить его довезти меня до дома. — Лариса уже плакала. По крайней мере, что-то точно потекло по столешнице и закапало с левого края, быстро превращая ковролин под столом из серого в черный.

Льва затрясло. Ему с самого детства не было так… стыдно? Грустно? Обидно? Или страшно? Но почему ему должно быть страшно, он словно бы не понимал. Разве он в опасности?

— Погоди, сейчас Адамович проснется, он его быстро выкурит! — захихикал Акулов. Он не разгибаясь засеменил вокруг стола и просунул в противоположную щель свои мясистые губы. В таком положении он силился сказать что-то обидное, но лишь брызгал слюной и издавал некультурные звуки.

— Альберт уже никогда не проснется. А вот Грюнталя мы сейчас позовем.

Странно опухшая голова Акулова внезапно выскочила с правой стороны проема. Совсем не там, где он только что сидел. Помимо головы и длинной шеи не было видно ничего, даже плеч. Осклабившись острыми зубами, Акулов укусил ногу Ларисы, пустив ярко-алую кровь. В отместку та подняла ступню и с силой вдавила лицо продажника в пол. Тот шумно втянул воздух и страстно облизал ковролин в том месте, где пролилась кровь. Пыльно-красный комок ворса и грязи растянулся по его языку и застрял между зубов.

Лариса закашлялась и тут же засмеялась, не в силах остановиться. Ее смех доносился сразу со всех сторон.

Голова Акулова вывернулась из-под ступни и начала шумно грызть стол зубами.

В отчаянии Лев заплакал.

Стол задрожал и начал подниматься над полом.

Звонок.

Телефонный звонок зазвучал громче смеха обезумевших коллег, громче несправедливых обвинений, громче любых мыслей.

От внезапного грохота Лев открыл заплаканные глаза и с воплем рванулся вперед. Его руки наткнулись на холодное, пальцы защемило что-то острое и мокрое. Не в силах освободиться, Лев продолжал работать ногами, толкая себя вперед с такой силой, что покатился кубарем. Стало свободно, прохладно и очень светло.

Подскочил, тут же ударившись головой о какой-то угол, так что перед глазами замерцало. Пьяно дернулся влево, затем вправо. Телефон продолжал звонить, подгоняя, требуя, чтобы он двигался. Телефон кричал ему: «БЕГИ!»

И Лев побежал.

Отвыкший от света, он едва разобрал очередной проем и затопал к нему. Позади снова зазвенело и тут же с грохотом оборвалось. Кто-то размахнулся и одним ударом раздавил трубку вместе с телефоном и столом. В спину бухгалтера ударило почти осязаемое дыхание с прело-цветочным ароматом пота. Тут же зазвенел еще один телефон, где-то справа, и Лев, повинуясь своему страху, побежал влево. Над его головой со свистом пролетел офисный стул и ударился о желтые обои с такой силой, что они сползли на пол онемевшим языком. Стена под обоями была покрыта узорами черной бархатистой плесени.

Шепота ничего этого не регистрировал, он просто бежал. Бежал от своего стыда, от болезненных воспоминаний и деструктивных мыслей. Впервые он боялся не чего-то, но за что-то. За свою ЖИЗНЬ. Какой бы жалкой она ни казалась раньше, он искренне боялся ее потерять. И всё его естество пело от желания жить.

Ноги сами несли его по железному мосту через провода, руки сами проталкивали сквозь случайные нагромождения мебели, уши слышали лишь звон телефонов, что вспугнутыми птицами вскрикивали со всех сторон, предупреждая об угрозе.

А за спиной Льва катилась его жизнь. Развороченный «Ланос» продолжал реветь, никак не желая сдохнуть. Из его ржавого, выгнивающего нутра, слившись в эротическом экстазе, тянули руки Акулов и опутанная проводами Лариса. Продажник до хруста разевал рот, а с нижней челюсти свисал грязный, запятнанный белыми волокнами и кучерявыми волосами язык. Все новые и новые пары изящных голых ног высовывались из скопления столов, сидений и механических обломков, чтобы отчаянно толкать этот биомеханический гештальт вперед, ценой вывихнутых ступней и переломанных костей. Во все стороны летели пустые мусорные корзины и рваные календари за упущенные годы.

Лев Шепота не оглядывался.

Лев просто бежал.

Он уже не слышал звона, не ощущал грохота, не замечал перемен вокруг. Он уже не помнил всего того, чем была, а скорее — НЕ была его жизнь.

В какой-то момент желтые стены расступились, сменившись широкой стеклянной галереей, прямой линией пролегающей в почти космической черноте. А затем и стеклянные стены исчезли, оставляя только сужающуюся дорожку в пустоте.

И в тот момент, когда нечто, чему не было ни имени, ни образа, почти сомкнуло свои лапы вокруг жалкой фигурки бухгалтера… дорожка исчезла, обрывая череду событий без развития, ставя точку, уже не важно где, лишь бы была. Лев потерял последнюю опору. Всё, что могло случиться, уже не случится. В этом новом мире не было ничего, даже названия. Падая вниз, в абсолютное ничто, Лев Шепота впервые за свою сознательную жизнь закричал.

От счастья…