DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Кирилл Малеев, Юрий Лантан «Пятна крови на коже ящерицы»

Троллейбус был почти пустым — в салоне находилось всего четверо пассажиров, не считая его самого. Ящер сидел возле задней двери и бесцельно смотрел на мелькающие за окном огоньки уличного освещения. Он был спокоен: нож, оттягивающий карман плаща, придавал ему уверенности. У него все получится.

Когда троллейбус притормозил у речного вокзала, Ящер поднялся, мимоходом глянув на часы. Было девять вечера. Уехать обратно на городском транспорте он уже вряд ли успеет, но это обстоятельство его мало волновало. В крайнем случае, можно пройтись пешком.

На остановке вместе с ним вышла молодая парочка. Ящер проводил их взглядом до поворота и вздохнул, почувствовав, как неприятные воспоминания из далекого прошлого зашевелились в его голове. Он сжал кулаки и пробормотал проклятие. Сегодня та, что заставила его страдать, получит по заслугам.

Ящер осмотрелся и прислушался. Хотя час был еще не совсем поздний, улица пустовала: в апреле темнеет рано, да и погода не располагала к прогулкам. Он миновал закрытый на ночь киоск с надписью «Цветы» и пошел по дороге, тянущейся параллельно речному вокзалу. Со стороны Волги ощутимо веяло холодком, и он застегнул плащ. Пройдя метров триста, Ящер свернул в сторону коробки, образованной четырьмя одинаковыми девятиэтажными зданиями. Дома в этом районе строились в том числе и для сотрудников Волжского автозавода, так что Ящер не очень удивился, когда узнал, что та, кого он ищет, тоже живет здесь.

Втиснутый между зданиями внутренний дворик с детским городком выглядел безжизненным — лишь крупный черный кот, почти незаметный в темноте, прошмыгнул мимо него и притаился за резным заборчиком, ограждающим цветочную клумбу. Два глаза тревожно блеснули в темноте зелеными фонариками. Ящер улыбнулся.

Открыв дверь нужного подъезда, он быстро взбежал по ступенькам до шестого этажа. Света в подъезде едва хватало, чтобы освещать пролеты между этажами и номера на дверях квартир. Остановившись у двери с номером 190, Ящер перевел дух и нажал на кнопку звонка. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, но не из-за быстрого подъема по лестнице и тем более не от страха. Чувство, охватившее его, было сродни охотничьему азарту призовой гончей, затравившей лису или зайца.

— Сережа, это ты? — послышался женский голос с той стороны двери.

Ящер не ответил.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась. На пороге стояла молодая девушка со светлыми волосами и лазурно-голубыми глазами — точь-в-точь как он помнил. Широкая улыбка медленно сползла с ее лица, когда она увидела, что на лестничной площадке стоит не тот, кого она ждала.

— Здравствуйте, — сказала она, запахнув полы халата. — Вам кого?

— Здравствуй, Ксения. — Ящер поставил ботинок в дверной проем, заблокировав дверь. — Я вернулся.

— Я не Ксения.

Ящер покачал головой. Эта сука больше не обманет его. Не сегодня.

— Я не Ксения, я Раиса! — Девушка испуганно отступила на шаг, позволив ему войти.

Закрыв за собой дверь, Ящер вытащил из кармана нож. Узкое лезвие тускло блеснуло, отражая свет коридорной лампочки. Глаза девушки расширились от ужаса, она открыла рот, собираясь закричать, но Ящер быстро метнулся вперед, пресекая это намерение. Он засмеялся, когда она попыталась укусить его за пальцы — прочные кожаные перчатки на руках не поддались бы даже собаке. Тогда она попыталась ударить его коленом в пах, но удар прошел мимо цели.

— Не трепыхайся, сука! — прошипел он, ударив ее ножом.

Клинок мягко вошел в податливое тело. Ящер ударил еще раз, всадив лезвие в живот на всю длину. Девушка закричала, но Ящер все еще зажимал ей рот, так что вместо крика получилось лишь сдавленное бульканье.

Вид крови, обильно стекающей из двух глубоких ран на животе, возбудил его. Ящер наносил удар за ударом, чувствуя, как с каждым разом его член наливается силой и мощью. Обессилев, он выпустил безжизненное тело — в тот самый миг, когда его собственное содрогнулось в конвульсиях оргазма. Ящер не помнил, когда в последний раз испытывал нечто подобное.

Труп девушки лежал на боку, остекленевшие глаза уставились в одну точку. Стараясь не испачкаться, он положил ее на спину и аккуратно срезал всю одежду. Вид залитого кровью обнаженного тела вновь заставил его возбудиться, но Ящер взял себя в руки. Он перевернул труп на спину и пристально посмотрел в лицо жертвы. По мере того как возбуждение оставляло его, он все больше понимал, что ошибся. Черты лица имели отдаленное сходство с Ксенией, но общая картина отличалась от той, что прочно засела в его памяти.

Эта была не Ксения. Он ошибся. Снова.

*

Тома достала из сумочки зеркальце, чтобы подвести помадой губы. Рабочий день закончился, но спешить было некуда: в восемь вечера она договорилась встретиться с Зиной. К этому времени можно было завершить перевод еще одного документа.

В круглом зеркале отразились лазурно-голубые глаза и пшеничные локоны, закрывавшие лоб. Тома нанесла помаду на пухлые губы и, захлопнув зеркальце, вздрогнула от испуга, когда увидела в дверях кабинета высокую фигуру Энцо Кавариччи — главы команды итальянских инженеров из «Фиата». Вместе со своими коллегами он помогал советским конструкторам проектировать Волжский автозавод и разрабатывать первый массовый автомобиль.

— Синьорина, вы прекрасны без всякой косметики! — воскликнул на итальянском Кавариччи.

Подвижные глаза, морщинистая кожа и крючковатый нос делали его похожим на старого стервятника, и Тома каждый раз невольно ежилась, когда Кавариччи скользил маслянистым взглядом по ее округлым формам. За тот год, что она проработала переводчицей, приставленной к итальянской делегации, ей так и не удалось привыкнуть к напористым комплиментам со стороны темпераментных инженеров из Турина. Советские мужчины, работавшие на автозаводе, казались куда более сдержанными.

— Grazie, — ответила Тома, рассматривая Кавариччи, одетого в безупречно белую сорочку и дорогой костюм с пижонским галстуком в красно-синюю полоску.

— Почему вы еще на работе? — удивился Кавариччи, артистично всплеснув руками. — Переговоров сегодня больше не будет.

— Нужно перевести материалы к завтрашней планерке. — Тома кивнула на стопку сопроводительной документации из «Фиата».

Кавариччи притворно вздохнул и покачал головой. Последние месяцы советские и итальянские специалисты работали не покладая рук. Первая партия ВАЗ-2101 готовилась к выпуску девятнадцатого апреля: руководство торопилось приурочить это событие к столетнему юбилею Ленина. Из Турина вызвали десант инженеров «Фиата», готовых помочь советским специалистам выпустить в срок экспериментальную партию автомобилей с использованием итальянских узлов. И чем больше иностранцев приезжало на завод, тем толще становились папки с документацией, которую они привозили с собой. Бумаги требовали перевода, поэтому для Томы и ее коллег всегда находилась работа.

— Кто же вас так загрузил? — удивился Кавариччи.

Тома собиралась ответить, как вдруг в дверях рядом с Кавариччи появился худощавый невзрачный мужчина лет пятидесяти. Это был инженер Дарио Коцци, который прибыл в Тольятти два месяца назад с новой группой специалистов. За это время Тома виделась с ним всего пару раз: Коцци обращался к ней, когда требовалось срочно перевести документы.

— Это был я, — тихо сказал он, глядя на Кавариччи.

— Ах, Дарио, разве можно так обращаться с прекрасной синьориной?! — рассмеялся Кавариччи. — В любом случае, нам пора. У меня в номере припасена бутылочка «Кьянти», и мне не терпится ее отведать!

Он панибратски обнял Коцци за плечо, а другой рукой помахал Томе.

— Ciao! — попрощался Кавариччи, удаляясь вместе с коллегой по коридору. Коцци лишь коротко кивнул.

— До завтра. — Тома скромно улыбнулась, провожая итальянцев взглядом.

Когда возбужденный голос Кавариччи стих в конце коридора, Тома посмотрела на часы, висевшие на стене кабинета: до встречи с Зиной оставалось чуть больше часа.

*

Тома приехала в Тольятти по комсомольской путевке после окончания факультета иностранных языков Куйбышевского пединститута. Она была одной из немногих, кто выбрал для изучения романскую группу языков (большинство однокурсников предпочло немецкий и английский), и оказалась права: в небольшом волжском городке, который недавно переименовали в честь руководителя итальянской компартии, начиналась стройка автомобильного завода совместно со специалистами из «Фиата». Тут же возникла потребность в переводчиках с итальянского, и Тома, получив диплом, отправилась в Тольятти.

Ее поселили в общежитии, комнату она делила с соседкой. Смешливую блондинку с такими же, как у Томы, голубыми глазами звали Зиной, она работала сметчицей на заводе. Девушки тут же нашли общий язык: яркие, веселые и незамужние, они любили обсуждать достоинства и недостатки молодых инженеров, работавших на автозаводе. Весной и летом Тома и Зина гуляли в парке, где по выходным устраивались танцы.

Был апрель, и танцплощадку еще не открыли, но девушки не хотели просиживать весенние дни в общежитии и договорились этим вечером встретиться в парке, а потом пойти в кино на «Белое солнце пустыни». Зина, окончившая работу раньше, должна была ждать подругу в условленном месте с билетами на руках.

Тома шла по аллее, обсаженной островерхими соснами, цокая каблучками по влажному асфальту. Недавно прошел дождь, и в лужах отражались закатное солнце и темнеющее небо с вереницей тяжелых облаков. Дувший навстречу прохладный ветерок заставил ее спрятать ладони в карманы пальто и прибавить шагу. До постамента с гипсовым бюстом Ленина, возле которого они договорились встретиться, оставалось совсем чуть-чуть.

На площадке перед памятником никого не было. Далеко впереди в разреженных сумерках мелькали темные фигурки, но ни одна из них не походила на ее подругу. Тома остановилась возле пустующей скамейки и взглянула на часы. Стрелки показывали без трех минут восемь.

«Как бы не опоздать», — подумала Тома, обойдя вокруг памятник. Мысленно прокрутив в памяти все более-менее важные дела, которые могли бы заставить Зину задержаться, она не смогла вспомнить ничего неотложного. Внезапно передумать или уйти куда-то, не предупредив ее, Зина не могла — значит, что-то случилось.

Тома снова бросила взгляд на часы. Две минуты девятого. Время поджимало: если они не хотят опоздать на сеанс, то Зина должна появиться в ближайшие пять минут.

Оглядевшись по сторонам, Тома направилась к противоположному входу в парк — Зина наверняка пошла бы с той стороны. Нужно было свернуть на узкую неасфальтированную тропинку, петлявшую между соснами и тополями, и пройти по ней до улицы Лизы Чайкиной. Тома шла быстро: глухое, безлюдное место действовало ей на нервы, а внутри росло странное предчувствие чего-то нехорошего. Предчувствие, плавно перераставшее в уверенность.

— Зина! — крикнула она в пустоту, чувствуя себя полной дурой. — З-и-ина!

За деревьями мелькнула чья-то фигура. Тома остановилась, чувствуя, как сердце бешено забилось о грудную клетку. Фигура, склонившаяся над чем-то лежащим на земле, явно была мужской. Громкий крик заставил его дернуться и обернуться, но Тома не разглядела лица из-за тени от шляпы, надвинутой до самой переносицы. В руке, затянутой в перчатку, мужчина сжимал нож, лезвие которого было заляпано красным.

В оцепенении Тома несколько секунд смотрела на человека с ножом; потом опомнилась и закричала. Где-то вдалеке откликнулись взволнованные голоса, и мужчина бросился бежать, петляя между деревьев. Задыхаясь от отчаяния, Тома метнулась к зарослям кустарника, за которыми угадывалось лежащее тело. Увиденное заставило ее упасть на колени и тихо заскулить от боли.

Ее подруга лежала на буром островке нерастаявшего снега, пропитанного кровью. Пальто было расстегнуло, а вязаная кофточка задрана почти до плеч. На бледном животе зияли глубокие ножевые раны, кровь из которых уже почти не текла. Остекленевшие глаза Зины смотрели в небо, а на лице застыло выражение ужаса, смешанного с удивлением, — словно она так и не смогла до конца поверить, что может умереть, едва начав самостоятельную жизнь.

Тома склонилась над телом Зины и взяла ее руку в свои. Где-то за спиной снова послышались голоса — уже ближе. Кто-то тормошил ее за плечи, кто-то звал на помощь, кто-то громко требовал вызвать милицию. Ей что-то говорили, задавали вопросы, но ее внимание было поглощено Зиной. Подругой, которой у нее больше не было. Внезапно пошел снег; мелкие белые пушинки неслышно ложились на остывающее тело, сжимавшее в кулаке два билета на «Белое солнце пустыни».

*

В милиции ее допрашивали два часа, но помочь следствию она не смогла. Лицо убийцы Тома не разглядела, а остальные приметы — высокий рост, плащ, шляпа и черные перчатки — были слишком общими, чтобы делать какие-то выводы о личности преступника. Больше всего она боялась, что этого подонка так и не смогут найти, или найдут слишком поздно, и он успеет забрать еще чью-то жизнь. Отчего-то девушка была уверена, что роковая встреча Зины с убийцей не была случайностью.

— Надеюсь, вы понимаете, что вам не стоит распространяться о случившемся? — спросил у нее следователь уголовного розыска — сутулый мужчина с лицом, напоминавшим помятую простыню, и жидкими волосами на бугристом черепе.

Он курил папиросу, и от вонючего дыма, заполнившего тесный кабинет с грязными окнами, у Томы разболелась голова. Она сидела на колченогом стуле у широкого стола, за которым устроился следователь. Милиционер буравил Тому серыми, как дым, глазами, изредка обмениваясь взглядами с подчиненными. Один из них — тучный мужик с пунцовым от напряжения и духоты лицом — стучал пальцами по печатной машинке, фиксируя на бумаге каждое слово Томы. Второй — моложе возрастом, подтянутый, смуглый — прислонился к стене. Он внимательно рассматривал Тому, будто в мельчайших деталях запоминая ее лицо, приметы внешности и одежду. Она поежилась под липким взглядом его темных, как деготь, глаз и покрепче сжала ледяными руками платок, которым то и дело вытирала подступавшие слезы.

— В интересах следствия вы должны соблюдать конфиденциальность, — продолжал тем временем следователь. Он встал из-за стола, подошел к толстяку и, вытянув из печатной машинки лист со стенограммой допроса, протянул его Томе. — Распишитесь.

— Вы найдете убийцу Зины? — дрожащим голосом спросила она, царапая чернильной ручкой по желтой бумаге. — Найдете, да?

— Безусловно. — Следователь мазнул по девушке равнодушным взглядом и, забрав у нее распечатку допроса, отвернулся к окну. — Вы свободны.

*

После похорон дни потекли холодной и мутной рекой. Тома ходила на работу, но делала это автоматически: вечером она едва ли могла вспомнить, какие документы переводила и на каких собраниях присутствовала. На нее бросали сочувственные взгляды, и даже шумный Энцо Кавариччи, заметив понурый вид Томы, старался ее не тревожить. На заводе были в курсе, что сметчица Зина погибла, но не знали подробностей. В обеденный перерыв коллеги звали Тому в столовую, чтобы «поговорить по душам», но она избегала общения — не столько из-за подписки о неразглашении, сколько из нежелания тревожить воспоминания о мертвой подруге. Тома допоздна засиживалась на работе, переводя нескончаемые потоки проектной документации, чтобы хоть как-то отвлечься от нехороших размышлений.

В тот вечер она снова задержалась. Закончив с переводом, она собрала в стопку исписанные листы бумаги, чтобы завтра с утра отдать их в машбюро. Часы, висевшие на стене, показывали 20:00. Тревожно сжалось сердце: в это же время убийца зарезал Зину.

Тома тряхнула головой, отгоняя прочь мучительные воспоминания, и торопливой походкой вышла из кабинета.

Она возвращалась домой по тихой улице, которая вела от троллейбусной остановки к общежитию. Вечер был сырым и стылым — казалось, в течение дня апрельское солнце едва справлялось с тем, чтобы согреть город, измученный долгой зимой. Район, где жила Тома, в это время суток пустовал: работяги, отпахавшие первую смену, отдыхали дома после тяжелого дня и сытного ужина, а работники второй смены уже были на заводе.

Когда за спиной раздались шаги, Тома насторожилась. Прибавив темп, она свернула на тропинку, которая сквозь заросли сирени пролегла к общежитию, и украдкой оглянулась: быстрой походкой ее нагонял высокий мужчина в темно-серых брюках и короткой куртке.

Тома не успела рассмотреть его лица. Ее охватила паническая дрожь, горло свело судорогой: а что, если убийца точно так же преследовал Зину в парке? Шумно вздохнув, Тома бросилась к дверям общежития, до которых оставалось несколько метров. Когда она взбежала на крыльцо и потянулась к дверной ручке, на ее плечо опустилась тяжелая ладонь. Тома взвизгнула и зачем-то закрыла лицо руками, готовая к тому, что преследователь нанесет ей удар в голову. Вместо этого он сказал:

— Не бойтесь. Я из милиции.

Он убрал руку с плеча Томы, и она, дрожа от страха, повернулась. Перед ней стоял смуглый молодой мужчина с глазами цвета дегтя — тот самый, что внимательно разглядывал ее во время допроса в кабинете следователя.

— Нам нужно поговорить, — произнес он.

*

— Старший лейтенант Алексей Савчук, оперуполномоченный уголовного розыска, — представился мужчина, когда она провела его в комнатку, которую делила с погибшей Зиной.

Тома зажгла свет. Милиционер, осмотрев скромное убранство (две кровати, стол у окна, цветы на подоконнике, полки с книгами и фотографиями советских актеров), остановил взгляд на девушке, замершей у порога.

— О чем вы хотели поговорить? — упавшим голосом спросила Тома.

— Я думаю, что вам угрожает опасность, — без предисловий заявил он.

Единственный стул был занят раскрытым чемоданом, в котором она хранила вещи, и Савчук, не дожидаясь приглашения, уселся на кровать. Она поежилась, но осталась стоять на месте, не зная, как реагировать на такую бесцеремонность.

— Ваша подруга — уже не первая жертва маньяка, — спокойным тоном продолжал Савчук, вытащив из кармана пачку «Столичных».

— Маньяка? — переспросила Тома, наблюдая, как милиционер зажигает спичку и раскуривает сигарету. Дым повис в воздухе, наполнив помещение резким запахом табака.

— Так называют серийных убийц. Людей, убивающих ради удовольствия.

Тома опустила голову и, шумно выдохнув, села на вторую койку. Кровать принадлежала Зине, и Тома содрогнулась, когда осознала, что больше никогда не увидит подругу мирно сопящей в уютной постели. Слова, сказанные милиционером, не укладывались в голове: она что-то слышала о жестоких серийных убийцах, орудовавших на Западе, но разве могли такие люди жить в Советском Союзе?

— Зачем вы рассказываете мне об этом? — Тома внимательно посмотрела на Савчука, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо и не дрожал. Не получилось: милиционер, заметив ее страх и замешательство, улыбнулся уголком губ.

— Тома, я же сказал, что вам грозит опасность. — Сделав затяжку, он стряхнул пепел в пачку «Столичных» и продолжил: — За последний месяц было убито несколько девушек. Зина стала четвертой жертвой.

Ошеломленная этой новостью, Тома уставилась на милиционера.

— Но… Почему тогда не оповестили жителей города?

— Почему? — Савчук невесело усмехнулся. — Много можно назвать таких «почему». Например, потому, что в этом году страна празднует столетний юбилей Ильича, и плохие новости никому не нужны: ни Москве, ни, тем более, нашему милицейскому начальству, которое статистику портить не желает и ни о каких маньяках слышать не хочет.

Савчук встал с кровати и открыл окно. Сырой весенний воздух ворвался в комнату, растворяя сигаретный дым. Тома поежилась: не столько от холода, сколько от слов молодого милиционера.

— Все четыре девушки имели примерно один типаж, — продолжал Савчук, глядя в окно. — Рост выше среднего, светлые волосы, возраст двадцать — двадцать пять. Все четыре были убиты в одно и то же время. Две девушки, включая вашу подругу, работали на ВАЗе; еще две — в школе и магазине, расположенных возле завода. Казалось бы, все яснее ясного, но не для моего начальства. Когда я впервые заговорил о маньяке, мне предложили заткнуться. Стал настаивать ¬— пригрозили увольнением из органов. Нет в Советском Союзе маньяков, понимаете? Нет! Они бывают только в загнивающих капстранах, а не в государстве победившего социализма.

Милиционер выудил из пачки очередную сигарету, задумчиво покрутил в пальцах, но прикуривать не стал.

— Что вы хотите от меня?

Савчук удовлетворенно кивнул, словно ожидал именно этого вопроса.

— Маньяк, по моим прикидкам, живет или работает в районе, прилегающем к заводу. Возможно, даже на самом заводе.

Слова старшего лейтенанта заставили ее вздрогнуть. На заводе работало много людей, но Тома не предполагала, что кто-то из них мог совершить убийство.

— И вот еще что: у вас тот же типаж, что и у всех убитых девушек — маньяк наверняка обратит на вас внимание. Точнее, уже обратил, ведь он видел вас в парке в момент убийства Зины.

— К чему вы клоните? — спросила она, внутренне холодея в ожидании очевидного ответа.

Савчук подошел к ней и положил ладони на ее плечи. Щеки Томы вспыхнули, она потянулась, чтобы убрать руки милиционера, но почему-то остановилась.

— Томочка, с вашей помощью я хочу поймать этого выродка. Вы поможете мне?

— Н-нет, я… Я не смогу.

— Сможете.

— Я не та, кто вам нужен. Я боюсь. Пустите меня!

Она попыталась вырваться, но Савчук схватил ее за руки.

— Тома, послушай меня. Ты хочешь, чтобы его наказали? Чтобы он больше никого не убил? Хочешь отомстить за Зину?

После каждого вопроса Савчук встряхивал ее, как тряпичную куклу.

— Да! Да! Да!!! — крикнула она, спрятав лицо в ладонях. Он говорил еще что-то, то ли благодарил, то ли пытался утешить, но это уже не имело значения. Перед глазами неожиданно возник образ Зины. Она кивнула и улыбнулась, словно подтверждая правильность выбранного решения.

*

Выпуск пробной партии ВАЗ-2101 приурочили к столетнему юбилею Ленина. Сборочный конвейер еще не работал, но из Италии привезли детали «фиата-124», взятого за основу при проектировании советского автомобиля. Руководство завода торопилось к назначенной дате, и работники подолгу засиживались в кабинетах, решая поставленные задачи. Задержалась на своем месте и Тома. Когда часы пробили восемь, она стала собираться, стараясь не обращать внимания на звон тарелок и возбужденные голоса, доносившиеся из кабинета напротив. Контракт одного из инженеров «Фиата» подходил к концу, и итальянцы собрались, чтобы отметить отъезд коллеги на родину.

— О, вы уже уходите, моя дорогая синьорина?

Энцо Кавариччи появился как всегда внезапно. Старший инженер «Фиата» был слегка подшофе, отчего слова вылетали из его рта быстрее обычного.

— Увы, да. Мне пора.

— Ах, какая жалость! — Досадливо цокнув языком, итальянец переступил порог, но замешкался, словно ожидая, что Тома переменит решение. — А может, останетесь еще немного? Мы угостим вас лазаньей и настоящим тосканским вином. Наш друг Дарио съел что-то не то и не смог присутствовать, так что одно место за столом свободно.

— В другой раз, синьор Кавариччи, — сказала она, смягчив отказ вежливой улыбкой. — Сегодня мне нужна трезвая голова. К тому же меня ждут.

— Жаль, очень жаль, — снова посетовал итальянец. — В таком случае буду надеяться увидеть вас завтра.

— Ciao, signore!

— Энцо. Для вас просто Энцо.

Тома рассеянно улыбнулась итальянцу и, прихватив сумочку, выскочила из кабинета. Двухэтажное здание, служившее полевым штабом итальянских специалистов, находилось на самой окраине гигантской стройки, и девушке предстоял долгий путь домой. Обычно она добиралась до города на автобусах, на которых развозили рабочих, но Савчук решил изменить ее привычный маршрут.

По плану милиционера Тома должна была стать наживкой для маньяка. Сначала она хотела отказаться, но Савчук умел убеждать. Его взгляд, голос и манера держаться обладали каким-то особым магнетизмом, противостоять которому было трудно, и она в конце концов согласилась. В минуты сомнений перед ней вставал образ Зины, истекающей кровью на ее глазах, и Тома заставляла себя внимательно слушать и запоминать инструкции Савчука. Молодой милиционер казался единственным человеком в городе, жаждавшим поймать убийцу. Правда, Тома подозревала, что делал он это не из желания отомстить за погибших девушек, а из стремления к славе и карьерному росту.

Изучив привычные маршруты Томы, Савчук пришел к выводу, что у маньяка не было возможности напасть на нее: она практически всегда находилась среди людей. Утром — в транспорте по пути на завод, днем — на работе в окружении коллег, вечером — снова в транспорте. Улица, которая вела к общежитию, в поздние часы бывала малолюдной, но на ней не было подходящих мест для засады. Проникнуть в общежитие он тоже не мог: вход надежно охранялся комендантом. Поэтому Савчук предложил Томе другой вариант: теперь ей предстояло не ездить на служебном автобусе, а идти пешком через пустырь, пролегавший за периметром стройки, до остановки городского транспорта. На удивленные вопросы коллег Тома ответила просто: весенние деньки стали теплее, и ей хотелось больше времени проводить на свежем воздухе.

— Рано или поздно маньяк заметит, что вы изменили путь домой и теперь долгое время находитесь в одиночестве, — объяснял Савчук. — Он будет следить за вами, запоминать ваши действия — и в какой-то момент, не выдержав, нападет. Но я буду рядом, и с вами ничего не случится. Мы вместе поймаем этого выродка.

Она повторяла про себя слова Савчука, направляясь по тропинке, пролегавшей вдоль опустевших строительных бараков позади недавно возведенного чугунолитейного цеха. Рабочие сдали его пару недель назад, и вагончики, в которых трудяги отдыхали в перерывах, еще не успели перевезти к следующим объектам стройки. Савчук считал, что маньяк нападет именно здесь — на пустыре, у лабиринта дощатых бараков, куда он, словно голодный паук, затащит свою жертву.

«Я буду рядом», — шепотом повторяла Тома слова Савчука. Она не знала, где прятался милиционер — он не хотел ей говорить, опасаясь, что девушка будет непроизвольно искать его взглядом, — но надеялась, что он сдержит свое обещание.

Ящер облизал пересохшие губы: на тропинке позади вагончиков появилась знакомая фигурка в коротком плаще. Он наблюдал за ней, спрятавшись за горой строительного мусора в одном из проходов среди бараков.

Светлые волосы молодой девушки мягкими волнами опускались на плечи. Аппетитные, сочные груди колыхались при каждом шаге, и даже ткань плаща, подпоясанного на тонкой талии, не могла скрыть их полностью. Крутые бедра выделывали восьмерки, гипнотизируя и приковывая к себе взгляд. И хотя с этого расстояния Ящер не мог в деталях рассмотреть лицо, он знал, что у нее лазурно-голубые глаза — такие же, как у Ксении.

Она и была Ксенией.

На этот раз он не ошибся. Сегодня проклятая потаскуха, испортившая ему жизнь, получит по заслугам.

Ящер натянул кожаные перчатки на бледные, покрытые шелушащейся кожей руки, и выбрался из укрытия. Он несколько дней следил за жертвой и заметил, как она смотрит на пустые строительные вагончики, словно ожидая нападения с той стороны. Заметил он и человека, прятавшегося среди вагончиков и наблюдавшего за девушкой из укрытия. Похоже, он собирался каким-то образом помешать ему расправиться с этой сукой, но у Ящера были другие планы.

*

Когда лабиринт из бараков осталась позади, Тома облегченно вздохнула: на нее снова никто не напал. Может быть, Савчук ошибся? Вдруг его начальство право: нет никакого маньяка, и череда смертей девушек — всего лишь трагическое совпадение? «Убийства при попытке ограбления» — так гласила официальная версия угрозыска, и теперь Тома была готова в это поверить.

Она решила, что обсудит этот вопрос при встрече с Савчуком. А пока ей предстояло проскочить небольшой участок вдоль дощатого забора, ограждавшего цех алюминиевого литья, который до сих пор не сдали в эксплуатацию. Алюминиевые детали для первой партии машин привезли из Италии, и недостроенный цех, в котором пока не было надобности, в это время дня пустовал.

С громким треском перед носом Томы вылетела доска, и рука в черной перчатке, высунувшись из-за забора, схватила ее за волосы. Тома даже не успела вскрикнуть: резким рывком маньяк притянул ее к забору. Она закричала, но вопль утонул в пропахшей чем-то резким тряпке, прижатой к лицу.

*

Савчук очнулся на земле, среди окурков и остатков строительного мусора. В голове шумело, с виска на подбородок стекала струйка крови. Картинка в глазах плыла и двоилась. Прислонившись к стене строительного вагончика, он осторожно коснулся пальцами разбитой головы, но тут же с шипением отдернул руку. О характере повреждений можно было только догадываться, но, по крайней мере, он жив и может двигаться.

Поднявшись на ноги, он лихорадочно хлопнул себя по карманам куртки. Пистолет и служебное удостоверение были на месте. Значит, нападавший не стал его обыскивать. Момент нападения Савчук прозевал; ему лишь удалось увидеть краем глаза длинную тень от обрезка трубы, а дальше он ничего не помнил. Удар по голове отозвался ослепительной вспышкой, за доли секунды поглотившей реальность. Кажется, потом ему досталось еще несколько ударов по ребрам, о чем недвусмысленно намекала тупая боль в груди, но сейчас это его мало заботило. Гораздо большее значение имело то, как долго он оставался в отключке. И еще: почему нападавший не убил его? Должно быть, убийца торопился разделаться с Томой и решил не тратить время на ее защитника.

Савчук осторожно пошел вперед, держась трясущимися руками за стены вагончика. Мысли в голове смешались в кучу, сознание грозило отключиться в любой момент. Его вела вперед только злость.

Добравшись до цехов металлургического производства, он покрутил головой. Томы нигде не было. Вся территория словно вымерла. За несколько дней Савчук худо-бедно изучил эту часть завода, но найти здесь одного человека было не проще, чем иголку в стоге сена.

Обогнув цех, он обнаружил дыру в деревянном заборе, ограждавшем недостроенный цех алюминиевого литья. В груди шевельнулось нехорошее чувство. Приблизившись, он обнаружил сумочку, лежащую с той стороны забора. Сумочка была заляпана грязью, но Савчук сразу узнал ее. Чертыхнувшись, он выхватил пистолет и протиснулся в пролом, мысленно надеясь на то, что он не окажется на месте, когда будет уже слишком поздно.

*

— Здравствуй, Ксения!

Казалось, этот голос звучал повсюду. Мягкий, вкрадчивый, странно выговаривающий слова, он вливался в ее уши, подавляя волю и желание сопротивляться. Голос, казавшийся ей смутно знакомым, словно она где-то слышала его раньше.

Тома подтянула колени к животу и закашлялась. В голове звенело, виски и затылок словно сдавило тисками.

— Кто… Кто вы? — спросила она, поднимаясь.

Темнота ответила едким хохотом:

— Как? Ты меня не помнишь? Странно… А я помню. Я все помню, Ксения.

— Я не Ксения!

— Нет! Не ври! — прошипел голос. — Теперь ты меня не обманешь, тварь!

Возникшая из темноты рука в черной перчатке ударила ее по лицу. Вскрикнув скорее от страха, чем от боли, Тома попыталась закрыть голову руками, но незнакомец схватил ее за плечи и рывком притянул к себе.

— Не кричи — это бесполезно. Твой дружок тебя не услышит. Никто тебя здесь не услышит.

Маньяк оттолкнул ее, и она упала на бетонный пол. Коротко взвизгнув, Тома начала отползать назад, пока не уперлась в стену. Дальше отступать было некуда.

В темноте тускло блеснуло лезвие ножа. Тома попыталась подняться, используя стену как упор, но дрожащие ноги подвели ее. Не удержавшись, она упала, больно ушибив бедро. Маньяк бросился к ней, выставив нож перед собой. Узкое лезвие прорезало ткань плаща, чиркнуло по ребрам и заскребло по стене. Закричав, Тома изо всех сил толкнула нападавшего, заставив его отступить на шаг.

— Сука!

Тома попыталась отползти в сторону, но маньяк преградил ей дорогу. Темный силуэт в плаще снова навис над ней; лезвие ножа промелькнуло возле ее лица, на полсантиметра разминувшись со щекой.

— Я буду резать тебя медленно. Чтобы ты почувствовала все, что чувствовал я все эти годы.

Ей хотелось сказать, что это ошибка, что она не имеет отношения к той, кого он ищет, но поняла, что это бесполезно. Объяснять что-то не имело смысла. Только не ему.

Маньяк схватил ее за волосы и замахнулся ножом, примериваясь для удара. Тома сникла, принимая неизбежное. Савчук, если он жив, не придет, чтобы спасти ее. Он просто не сможет отыскать ее в этом лабиринте пустых цехов. Она закрыла глаза, ожидая, когда холодная сталь вонзится в ее тело, как вдруг холодную темноту разорвал крик:

— Тома! Тома, где ты?

Маньяк замешкался; пальцы, державшие ее за волосы, разжалась. Доли секунды хватило, чтобы к ней вернулась решимость и желание жить. Поднырнув под руку с ножом, она метнулась в темноту, ориентируясь на зовущий ее голос.

— Я здесь!

— Стой! Куда, тварь?! — крикнул маньяк.

Тома бежала на подгибающихся ногах, лавируя между черными громадинами литейных печей. Редкие красные лампочки дежурного освещения почти не разгоняли темноту, но немного помогали ориентироваться. Она не оборачивалась, чтобы не потерять темп, но знала, что маньяк бежит следом, отставая на два-три шага.

В конце коридора, протянувшегося вдоль огромных механизмов, маячила полоска бледно-розового света: закатное солнце просачивалось сквозь тонкую щель между массивных распашных дверей цеха. Когда до дверей оставалось несколько метров, резкий толчок в спину сбил ее с ног. Тома грохнулась на бетон, больно ударившись коленками и разодрав ладони в кровь о шершавую поверхность пола. Маньяк грубо поднял ее и приставил к шее холодное лезвие ножа.

*

Савчук выскочил из прохода между печей, когда высокий человек в черном плаще поднял Тому. Милиционер взметнул табельный «Макаров», но маньяк, прижимая к шее девушки нож, тихо прошипел:

— Брось пистолет, не то вскрою ей горло.

Он выговаривал слова с легким нажимом, словно они давались ему с трудом. Тень от широкополой шляпы падала на лицо маньяка. Он крепко прижимал к себе Тому, держа ее за талию, и Савчук видел, как часто вздымалась ее грудь, под которой справа зияла длинная прореха в плаще, окрашенная кровью.

— Бросай!

Савчук, не спуская взгляда с маньяка, осторожно положил пистолет на пол.

— Теперь оттолкни его в сторону.

Савчук пнул пистолет ногой, и тот отлетел в проход между печей, исчезнув в тени.

— Отпусти девушку, и мы спокойно поговорим, — охрипшим голосом попросил Савчук.

Маньяк осклабился: косая улыбка прочертила его лицо, наполовину скрытое тенью от шляпы. Не сводя с Савчука глаз, он резким движением полоснул ножом по шее Томы.

— Нет! — Савчук бросился вперед, ослепленный яростью.

Маньяк отшвырнул залитую кровью девушку и в следующий миг повалился сам, когда Савчук сбил его с ног. Нож отлетел в сторону; Савчук впечатывал удар за ударом в голову противника, ощущая, как кулаки скользят по его жирной, словно намазанной кремом коже. Маньяк дернулся, и очередной удар прошел мимо, скользнув по щеке. Противник Савчука перехватил инициативу, ударив его головой в подбородок. Застонав, милиционер попытался удержать вертикальное положение, но маньяк тут же врезал ему кулаком в челюсть. В глазах сверкнули искры, и Савчук отлетел назад, ударившись о бетон. На голову как будто накинули черный мешок, отрезавший от мира все органы чувств.

Савчук очнулся, когда руки маньяка клещами сомкнулись на его шее. Захрипев, Савчук вцепился в его запястья, но убийца не ослаблял хватку. Ночные лампочки подкрашивали темноту цеха в алые тона; в их неярком свете Савчук видел склонившееся над ним искаженное яростью лицо, покрытое коростой шелушащейся кожи.

Внезапно из-за спины маньяка взметнулась и быстро опустилась рука, сжимавшая нож. Затем еще раз. И еще. Клинок с чавканьем впивался в плоть, разбрызгивая во все стороны кровавые капли. Неожиданно для себя Савчук понял, что теперь может дышать полной грудью: пальцы маньяка, сжимавшие его горло, ослабли и соскользнули с шеи. Убийца, хрипя, повалился на бок. Кровь, хлеставшая из раны на груди, окрасила серый бетонный пол.

Пошатываясь, над маньяком нависла Тома. Одной рукой она сжимала глубокий порез на шее, в другой — держала окровавленный нож.

— Дарио, — просипела она, в шоке разглядывая лицо маньяка. — Это Дарио Коцци, инженер из Турина.

Истекающий кровью итальянец поймал ее взгляд и на последнем выдохе тихо прошептал:

— Ксения… Ящер вернулся…

*

На тумбочке возле койки стояла ваза с нарциссами — подарок от коллег по работе. Рядом с цветами лежала коробка шоколадных конфет. Тома подняла взгляд и увидела Савчука. Погруженная в раздумья, она не сразу заметила, как он вошел в больничную палату.

— Не знаю, можно ли вам шоколад, но с пустыми руками идти не хотел, — с улыбкой сказал Савчук, придвинув стул поближе к койке. Голова милиционера была перемотана бинтом. — Я подумал, вам будет интересно узнать, почему итальянец убивал девушек. Последние дни я только и занимался тем, что копался в архивах и общался с людьми, которые знали его с детства.

Тома легонько кивнула. Малейшие движения головой отзывались болью в ране на шее: нож маньяка рассек трахею и мышцы, но, к счастью, не задел крупные сосуды. С тех пор, как ей зашили порезы на шее и грудной клетке, прошло пять дней. Тома чувствовала себя лучше, но долго разговаривать пока не могла — врачи запрещали.

— Как вы заметили, Дарио Коцци отлично владел русским языком, но отчего-то скрывал этот факт, — начал рассказ Савчук. — Нам удалось выяснить, что он был сыном итальянских коммунистов, бежавших в СССР после того, как в Риме пришли к власти фашисты. Дарио было тринадцать лет, когда он с родителями обосновался в Куйбышеве. Его отец знал русский язык, и Дарио с детства мог на нем общаться, поэтому мальчик пошел учиться в обычную советскую школу. Он познакомился с местными ребятами и, как положено в этом возрасте, влюбился в девочку. Ее звали Ксенией Турбиной.

У Томы сжалось сердце, когда она услышала это имя. Ксения. Именно так называл ее обезумевший Коцци.

— После школы Ксения уехала в Ленинград — поступать в институт. Она погибла в блокаду, но я разыскал в Куйбышеве ее родственников и друзей. После беседы с ними многое стало ясно. — Савчук опустил взгляд, заметив испуг на лице Томы: воспоминания о словах маньяка причиняли ей боль. — Мне рассказали, что Дарио до одури любил Ксению. Он настойчиво ухаживал за девушкой, но, когда дело дошло до близости, она в ужасе отвергла парня, увидев его голым. Дело в том, что Дарио страдал наследственным заболеванием — ихтиозом, при котором кожа покрывается шелушащимися чешуйками. На лице и руках это было не так заметно, а вот остальное тело напоминало шкуру ящерицы. Так его и прозвали в школе с легкой руки Ксении — Ящером. Вы наверняка знаете, что такое подростковая жестокость. С того момента жизнь Дарио превратилась в ад: он и так не пользовался популярностью в школе, но после рассказов Ксении, видевшей его голым, над ним стали смеяться и обзывать уродом. Когда после войны он вернулся в Италию, у него и там не складывались отношения с противоположным полом. Местной полиции удалось выяснить, что он жил холостяком, а те женщины, с которыми он пытался завести романы, говорили о его мужской несостоятельности, если вы понимаете, что я имею в виду.

Савчук сделал паузу, многозначительно взглянув на Тому. Она шумно вздохнула и отвела взгляд в сторону. Возможно, ей стоило почувствовать жалость к одинокому итальянскому юноше, ставшему жертвой недуга, испортившего всю его жизнь, но ее обуревали только злость и обида: Дарио Коцци жестоко убил Зину и еще трех ни в чем не повинных девушек, и никакие факты из его биографии не могли это оправдать.

— Он надевал перчатки, чтобы на телах не оставалось чешуек кожи или следов крема, которым он маскировал свое уродство, — бесстрастным тоном продолжил Савчук, как будто говорил это не одной из жертв, а докладывал прокурору во время совещания. — Таким же кремом он мазал лицо, поэтому оно могло показаться вам похожим на маску.

Тома кивнула. Савчук протянул ей чью-то фотографию.

— А теперь самое интересное, — сказал он. — Взгляните на эту карточку.

С черно-белого снимка обворожительно улыбалась белокурая девушка со светлыми глазами.

— Это Ксения Турбина, — пояснил милиционер. — По словам родственников, у нее были светлые волосы и голубые глаза. Как у вас и у остальных жертв. Образ Ксении отпечатался в памяти Ящера. Наверняка он винил ее во всех своих неудачах с другими женщинами. И когда Ящеру представился шанс вновь попасть в Советский Союз на стройку ВАЗа, он воспользовался им, чтобы найти ее и отомстить.

Тома перевернула фотокарточку обратной стороной и протянула ее Савчуку.

— Дело попытаются замять, — сказал он, помедлив. — Международный скандал не нужен ни нам, ни итальянцам.

— Это уже не важно, — прошептала она в ответ. — Он мертв.

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Сергей 24-10-2018 15:29

    Теперь я знаю зачем именно этому убийце перчатки )

    Учитываю...