Здание клиники видало лучшие времена. Впрочем, видало и куда худшие. Выкарабкиваться из кризиса было тяжело — особенно так, чтобы не растерять остатки репутации. Однако каждый старался как мог — и дело медленно, но верно двигалось вперед.

Устало откинувшись на спинку кресла, доктор Кладский помассировал виски. Совсем еще недавно энергичный и жилистый, за последние пару месяцев он заметно потускнел, обрюзг, а лицом, напротив, осунулся. Спасали только привычка делать гимнастику по утрам да жесткий режим сна. Сколько бы его ни склоняли к сверхурочным, в этом отношении невролог был неколебим. Лучше как следует выспаться и сделать всё за пару часов, повторял он, ибо не знающий отдыха растянет ту же работу на целый день. Хотя нынешние объемы задач и так занимали почти всё время… Пациентов было мало, и приходилось осваивать новые специальности, чтобы удержаться на плаву. Правда, количество услуг плоховато сказывалось на их качестве – но пока еще никто вроде бы не жаловался.

От задумчивого созерцания того, как майское солнце сверкает на внезапно выпавшем снеге, доктора оторвал стук в дверь.

— День добрый, Семён Григорьевич, можно? — В кабинет заглянула аккуратно причесанная усатая голова.

– Да, здравствуйте, заходите. — Врач моментально принял сосредоточенную позу.

За те пять шагов, что посетитель шел к стульчику, Кладский успел внимательно рассмотреть его. На вид немного моложе самого доктора, лет тридцати пяти. Чуть сутулится, конечности симметричные, походка ровная, двигательная активность не затруднена. Налицо легкое похмелье, и вряд ли на радостях — наверняка пытался заглушить симптомы своей болезни сам, но в итоге решил обратиться к специалисту. Знаем таких, обычное дело, особенно в последние годы. Одет неброско, но достойно. Загар куда сильнее, чем должен быть — недавно вернулся из южных стран? Вряд ли особенно богат, но немного подоить, пожалуй, можно, если понадобится.

Немного смущало только то, что у визитера не было левой руки, почти до локтя. На уровне ампутации выделялись хаотично расположенные шрамы — кто бы ни резал конечность, опыта ему явно не хватало. Невролог не очень разбирался в таких тонкостях, но почему-то был твердо уверен, что операция прошла меньше месяца тому назад. Да и сам посетитель, очевидно, еще не привык к новым обстоятельствам жизни.

По крайней мере, особого стеснения по этому поводу он не испытывал и сразу же продемонстрировал доктору культю во всей красе.

— Вот, недавно болеть начала, — кротко молвил он, обдав Кладского неумело скрытым перегаром.

— Так это же к хирургу? — Тот слегка вскинул бровь.

— Нет, она здесь болеть начала. — Пациент помахал правой рукой в том месте, где должна была находиться другая.

— Фантомные боли? Хорошо, сейчас посмотрим!

— Конечно, смотрите, пожалуйста! — Тот придвинул культю еще ближе.

— Так, а вы у нас раньше не состояли? — Доктор мельком глянул на экран, но кроме «10:40 Долголеев Е. В.» там ничего не значилось.

— Я вообще тут впервые. Два дня как прилетел. Ну и вот, почти сразу к вам. — Визитер кривовато улыбнулся и поерзал на стуле.

— Принесли историю болезни или еще какие-нибудь документы? Это бы нам очень пригодилось.

— Да, пожалуйста, вот. — Посетитель неловко выудил из-под полы пиджака несколько мятых листков и выложил на стол.

Кладский нацепил на длинный нос очки, взял бумажки, поднес к глазам, слегка встряхнул и принялся задумчиво разглядывать. С каждой строкой лицо его хмурилось всё сильнее. Составлены эти писульки были всего лишь полторы недели тому назад и повествовали о событиях минувших дней, записанных как будто бы с одних только слов самого пациента. Ничего полезного там не нашлось, сколько доктор ни искал.

— Ну хорошо. — Он отложил листки. — И как же вас так угораздило, Егор Валерьевич, простите уж за прямоту?

Посетитель смущенно отвел глаза и вновь поерзал.

— Да так… Получил травму, в ранку попала грязь, заражение, ну и дальше вот… Может, обошлось бы, но там медицина вообще не очень…

— Понятно, хорошо. А кроме этих болей ничего больше не беспокоит? — Глядя на пациента, Кладский по возможности ободряюще улыбнулся.

— Нет, только это. Так чувствуется, знаете, как будто рука всё еще на месте, только двигать ею не могу. Но ощущаю не так четко, как правую.

— Да, это вполне типичный случай. Лечится хорошо, но может занять какое-то время. И я вас на всякий случай к хирургу тоже запишу…

Долголеев покорно кивнул. Он всё еще вздыхал и мялся, но смущали его как будто бы лишь обстоятельства той травмы, а не результат.

— Ну а сейчас, Егор Валерьевич, давайте проведем осмотр!

В кабинете было много разного оборудования — большей частью устаревшего, но еще рабочего. Доктор проверил рефлексы визитера, провел электроэнцефалографию, просветил ультразвуком, опробовал еще десяток процедур. Зримых патологий, однако, не нашлось. Конечно, часть симптомов могла быть скрыта вчерашним возлиянием, но цепкий взор Кладского обычно различал важные детали. Да и деньги за прием уже были уплачены – не выгонять же пациента ни с чем! Пусть хотя бы будет уверен, что от него не отмахнулись.

— Ну что там?

— Пока еще рано делать выводы. — Доктор снова мягко улыбнулся. — Нужно сделать еще ряд анализов, рентген, томографию… Я вам запишу.

— А можно ли что-нибудь уже сейчас, какие-то таблетки?.. — Посетитель осторожно помассировал культю. — Болит ведь.

— Конечно, сейчас выпишу, купите в аптеке через дорогу. — Невролог объяснил маршрут. — Но за сутки до обследования ничего не принимайте!

— Да, я постараюсь…

— Есть тоже ничего нельзя, хотя бы часа за четыре. Пить можно, но ничего крепче воды. Даже чай и кофе, это важно.

Обреченно кивнув, посетитель взял рецепт и распечатку направлений.

– Что ж, Егор Валерьевич, увидимся через неделю! Берегите себя.

– И вы, Семён Григорьевич, в смысле, ну, счастливого дня!

Неловко откланявшись, Долголеев удалился. Кладский несколько секунд смотрел ему вслед, после чего вернулся к собственным бумажкам.

***

Однако новая их встреча состоялась уже на третий день. Ввалившись в кабинет, пациент добрых четыре минуты сетовал, что предписанные средства вообще не помогают. Вещал он громко, красочно, сбиваясь и повторяясь, чуть ли не с надрывом в голосе, отчаянно жестикулируя, так что к концу выступления у доктора разболелась голова. Прервав тираду властным жестом, Кладский начал задавать наводящие вопросы.

Так дело пошло легче. Долголеев в последние дни чувствовал себя хуже. Фантомная ладонь ныла всё сильнее и изобретательнее, так что пациент уже забыл, как выглядит крепкий здоровый сон. Но, несмотря на здоровенные мешки под глазами и землистый цвет лица, держался он неплохо, был гладко выбрит, тщательно причесан, прилично одет. И культя его выглядела уж точно не хуже, чем в предыдущий раз.

Визитер поведал также, что вчера получил заказанный протез, но с ним стало еще неприятнее. Отрезанная рука отвергала все намерения ее заменить, выдавая такую гамму ощущений, что после двух попыток Долголеев твердо отказался от третьей. На этом моменте он опять едва не сорвался, однако доктор вновь его остановил. Немного успокоившись, пациент заметил, что сегодня его предплечье принялось выдавать немного иные сигналы. Через почти привычную уже боль иногда начинали проступать некие покалывания, словно в отлежанной конечности.

Заинтересованный невролог внимательнейшим образом перечитал все документы, что принес пациент. Затем обследовал его лично еще раз, сравнивая результаты. Но, как и раньше, Егор Валерьевич выглядел абсолютно здоровым, не считая уже известных ожидаемых симптомов.

Чтобы прояснить ситуацию, врач предложил провести небольшой эксперимент. Уточнив, нет ли у пациента аллергий, он ввел ему несколько доз анестетика по всей длине левой руки, от плеча практически до самой линии ампутации. К самим шрамам решил не притрагиваться без нужды – очень уж неаккуратно они смотрелись, вдруг что-то расползется?

Когда заморозка подействовала, Кладский поинтересовался, исчезла ли боль. Долголеев с удивлением отметил, что осталась, хотя немного притупилась. Остальную конечность он чувствовал как просто некую инертную тяжесть, прицепленную сбоку, но предплечье и ладонь всё еще давали о себе знать. Невролог провел еще пару опытов и удостоверился, что дело не в руке. Это в голове у пациента что-то замыкало.

Долголеев пока не успел пройти всех требуемых обследований и процедур, но доктор выписал ему еще пару направлений и новый вариант таблеток. Хотя ситуация оказалась сложнее, чем предполагал врач, она уже начинала проясняться. Глядя на несчастное выражение лица больного, которое тот кое-как старался скрыть, невролог решил не затягивать его страдания. Тому и так придется изрядно раскошелиться.

***

Следующая неделя выдалась весьма загруженной, так что Кладский уже почти забыл о Долголееве, который всё это время послушно ходил по назначенным специалистам. Больной выполнял и их предписания: сел на диету, начал регулярно устраивать пробежки, старался снизить уровень стресса… Но рука продолжала беспокоить, игнорируя все попытки унять ее или договориться.

Хотя некоторые изменения всё-таки произошли. Пациент не просто начал ощущать ее столь же отчетливо, как правую. В последнее время он даже смог немного ею шевелить. Это тоже причиняло немалый дискомфорт, однако фантомная конечность как будто бы наливалась силой наравне с существующей. Долголеев чувствовал напряжение отдельных мышц и был почти уверен, что те постепенно разрастались.

Такого, насколько знал невролог, не должно было происходить, о чем он и обмолвился, задумавшись.

— Со мной всё будет хорошо? – настороженно взглянул на него визитер.

— Ну, главное ведь, чтобы вам это не мешало, Егор Валерьевич, ведь так?

— Да, наверное…

— Вот, а такими темпами, глядите, через месяцок-другой уже будете чувствовать нормальную здоровую руку, без покалываний и болей…

— Я всё-таки волнуюсь, Семён Григорьевич, а вдруг не буду? Да и целый месяц — это как-то многовато, она меня за неделю почти довела.

Кладский припомнил всё, что знал о данном случае и хоть немножечко похожих, в поисках зацепки.

— Кстати, а та операция… Вы можете рассказать о ней подробней? Возможно, это будет нам полезно.

Долголеев, поерзав на кушетке и нахмурив лоб, покрутил в пальцах тонкий кончик уса.

— Не помню. Я был не в лучшей форме, ну, вы понимаете. К хирургу меня доставили почти без сознания. И потом тоже ничего не объясняли.

— Ну хотя бы что-то вы же видели, слышали, ощущали?

— Да, немного было, кажется. — Пациент поднял на доктора взгляд. – Наркоз был не очень хороший. Я ничего не ощущал, но видел и слышал.

— Продолжайте, пожалуйста, — подбодрил его невролог.

— А может, это был просто сон, не знаю… Там было еще что-то, ммм, не могу вспомнить. Такое, чего обычно не бывает.

Но сколько бы Кладский ни тянул клещами информацию, абсолютно никакой конкретики к этому определению пациент добавить не сумел.

— Ну хорошо, давайте тогда попробуем, к примеру, гипноз. — Врач не желал просто так сдаваться.

— Это безопасно? — Визитер навострил уши. — Вы не собираетесь выведывать… всякое личное?

— Ох, да боже упаси вас, Егор Валерьевич, тут приличное заведение! — Доктор замахал руками и улыбнулся. — Только по поводу той операции.

— Что ж, ладно, — вздохнул пациент.

— Вот и хорошо, не бойтесь, это пойдёт вам на пользу. Просто расслабьтесь, примите удобную позу, закройте глаза и слушайте мои слова…

Монотонный голос Кладского быстро убаюкал посетителя, тот оказался уж очень восприимчив. Первую минуту Долголеев еще дергался, но вскоре полностью застыл, как будто задремал. Его дыхание выровнялось, пульс успокоился, и только глазные яблоки вяло шевелились под веками. Он выглядел так безмятежно, словно и правда впервые за неделю смог нормально отдохнуть. Врач же, напротив, сосредоточился.

— А сейчас вы плавно возвращаетесь на месяц с небольшим назад, в тот день и час, когда вас доставили к тому хирургу…

Пациент что-то пробурчал и шевельнул пальцами здоровой руки. На просьбу описать обстановку он выдал несколько бессвязных фраз, из которых невозможно было понять даже, в какой стране происходит дело. Впрочем, это было не столь критично. К самому факту и процессу ампутации визитер относился на удивление спокойно. Он методично описывал, как эскулап рассекает кожу и мышцы, послойно заворачивает наружу, пилит кость, сшивает всё обратно, проявляя чудеса непрофессионализма… И как только Долголеев не схлопотал новое заражение?..

— Уже почти всё. А свет стал ярче и что-то говорит. Не могу понять слова, но он повторяет их снова. Почти смог разобрать.

— Подождите, какой свет? В смысле, от операционной лампы?

— Нет, другой. Сущность из красного света. Раньше она только летала вокруг, а сейчас приблизилась и начала говорить.

Кладский досадливо хмыкнул. Доверять словам пациента следует с оглядкой — в таком состоянии он, конечно, чего бы только не увидал…

— Ну хорошо, продолжайте.

— Она светит ярче и говорит отчетливее. Я понимаю его смысл, но забыл нужное слово. Рука уже зашита, свет летит к ней и втекает внутрь.

— Что вы при этом ощутили?

— Ничего определенного, только легкое тепло. Этот свет вселился в мою левую руку и с тех пор делает то, для чего явился.

— Хотите сказать, в вашу руку вселилась некая потусторонняя сущность? Но это может быть просто галлюцинацией или сном.

— Нет, я совершенно уверен.

— Кроме вас, ее кто-нибудь видел?

— Вряд ли. Я и сам ее увидел только потому, что она так захотела.

Невролог крепко задумался, потирая руки. Раз пациент уверен, что это какая-то одержимость, его можно будет направить к экстрасенсу, есть у Кладского парочка знакомых. И если Долголеев поверит в изгнание бесов, есть шанс, что боль пройдет. Чем черт не шутит! А если даже и не получится — большой вред такое внушение едва ли причинит.

— Ну хорошо, в вашу левую руку вселился призрак или демон…

— Не демон! — Пациент встрепенулся, на его лице отразилась странная гамма эмоций. — Это ангел! Настоящий ангел жизни!

— Вот даже как, ммм? — Глаза доктора расширились сильней, чем он того хотел, а голос дрогнул. — Разве ангелы так себя ведут?

— Он сказал, что я вел праведную жизнь и потому заслуживаю исцеления. Не могу с ним согласиться, но ангелу видней.

Кладский чуть было не спросил, что конкретно такого сотворил пациент, раз считает себя не настолько праведным, но вовремя прикусил язык.

— Значит так, слушайте меня внимательно. Никакой ангел не прилетал. Он был всего лишь проекцией ваших внутренних переживаний. В то время или раньше вы сделали нечто такое, о чем жалеете. Ваше подсознание пыталось с этим смириться, найти логическое оправдание, и когда вы потеряли руку, это создало удобный выход для бессознательных идей. Одна часть вашего мозга восприняла ампутацию как форму наказания, а другая попыталась выдумать утешение. Обе начали конфликтовать между собой, и в результате возникла фантомная боль, вы понимаете? И если их примирить, ваш дискомфорт исчезнет, это несложная процедура. Уже скоро вы полностью поправитесь.

Долголеев не ответил. Впрочем, лицо его просветлело, а в уголках глаз выступили слезы облегчения, словно он узнал то, к чему стремился уже очень давно. Было ли то благоговение пред небесными силами или осознание того, что наконец решена проблема более вещественного толка, доктор определить не смог. Но даже в случае успеха пациенту придется пройти еще немало осмотров — просто чтобы удостовериться.

По итогу сеанса тот и вправду почувствовал себя намного лучше. Он сердечно распрощался с неврологом и, радостный, удалился восвояси.

***

Больше доктор его не видел. Долголеев заходил в клинику еще пару раз, но затем перестал. Другие врачи сообщили, что однорукий человек был чем-то взволнован — смесь предвкушения и тревоги. Но все его анализы были в полном порядке, жалобы на руку прекратились, так что дополнительного лечения не требовалось. Кладский даже не смог придумать достойного предлога, чтобы пригласить его на новый осмотр.

Наконец он решил позвонить бывшему пациенту просто так, справиться о самочувствии.

На осторожные расспросы тот ответил, что боль еще осталась, просто он начал принимать ее как должное. Неизбежные тяготы на жизненном пути. Труд, без которого не выловишь и рыбку. Долголеев на этом моменте тихо рассмеялся, словно довольный остроумной шуткой. Может быть, ему не помешала бы помощь психотерапевта или даже специалиста калибром повыше. Тем не менее от диалога в целом у невролога сложилось ощущение, что с Егором Валерьевичем всё было хорошо. Уж точно не настолько плохо, чтобы принимать дополнительные меры.

Они побеседовали еще немного, и доктор сумел уговорить собеседника хотя бы созваниваться раз в пару дней. Кладскому было интересно, что же будет дальше. Через своих знакомых он тайно опросил соседей Долголеева, но все как один отзывались о том весьма благосклонно.

Телефонные разговоры, впрочем, вселяли в невролога подспудные подозрения. Фантомная рука, по ощущениям бывшего пациента, всё так же продолжала восстанавливаться — оживать, становиться сильнее, всё ловчее двигать пальцами и кистью. Никаких физических изменений с ней, конечно, не произошло. Шевелиться вопреки воле хозяина она тоже не собиралась…

Вот только на третий раз Долголеев обмолвился, что пальцев на ней как будто становилось больше. Вчера шесть, а сегодня уже и семь, хотя приноровиться к ним пока не получалось. Заметить обновку было нелегко — требовалось закрыть глаза, сосредоточиться как следует, и тогда в культе порой возникало такое чувство, вернее, становилось достаточно определенным. Один палец торчал перед большим, другой — позади мизинца. Кладский, заинтригованный, на следующий день опросил всех знакомых, хоть как-то разбирающихся в таких темах. Двое биологов сообщили, что да, у древних амфибий были именно такие лапки. И у зародыша человека эти лишние пальцы тоже закладываются, но вскоре исчезают. Вероятно, у однорукого каким-то образом пробудилась генетическая память или нечто подобное. А это уже стоило изучить!

Стройная гипотеза разбилась при следующем созвоне. Долголеев обзавелся еще несколькими фантомными пальцами, вполне рабочими, но росли они вопреки всякой логике. Большинство выпросталось даже не из ладони. И сами они подчас вообще не походили на человеческие.

Следующие дни приносили всё больше удивления обеим сторонам. Из несуществующей руки, как уверял мозг Долголеева, произрастали совсем уж причудливые структуры. Пухлые вздутия с узорами рельефных борозд. Ряды пульсирующих устьиц. Тяжелые, будто каменные, складки по бокам. Заросшие каменной же шерстью жвалы. Мягкие трубчатые пряди с шишечками и заусенцами на концах. Временами из гротескной конечности разливались волны странного тепла, холода, пощипываний и других внезапных ощущений, как будто некие желёзки выбрасывают в кровь активные вещества. Все фантомные органы оставались, само собою, ниже уровня ампутации, но больной уже не мог четко определить, где именно пролегает оная граница. Найти ее удавалось, только взглянув прямо на культю или коснувшись другой рукой.

Врач настоял на новом визите. Хотя самому Долголееву такие мутации становились даже приятными, его однозначно требовалось осмотреть.

***

Он зашел в кабинет медленно, с видимой неохотой. И вызвана она была не только нежеланием медицинского вмешательства. Долголеев как будто с усилием тащил за собой что-то массивное и огромное. От помощи он отказался, так что Кладский больше двух минут созерцал, как пациент подтаскивает здоровой рукой словно бы неровный длинный шланг, складывая его петлями поодаль. В середине этого процесса он машинально захлопнул дверь, но не обратил на это ни малейшего внимания. Его фантомная конечность, которую уже трудно было назвать рукой, свободно проходила сквозь преграду. Наконец, человек закончил свои манипуляции и устало плюхнулся на стульчик, тяжело дыша.

— Что ж вы, Семён Григорьевич, заставляете так напрягаться!.. — Он с укоризной взглянул на невролога.

— Ну простите, Егор Валерьевич, от машины сами отказались, — парировал тот, пристально всматриваясь в раскрасневшееся лицо визитера.

— А как я на машине поехал бы? — Пациент кивнул на безвольно повисшую левую руку. — Она же через пол уйдет и по земле волочиться будет.

— Но по дому же вы как-то ходите и на улицу выбираетесь, хотя бы иногда? Мы же договорились, что прогулки очень важны для здоровья?

Долголеев отдышался и откинулся на спинку стула.

— Так в доме далеко ходить не надо. А гулять я в парк хожу. Намотаю ладонь вокруг пояса, часть на плечи закину, так и бреду помаленьку.

— Почему же тогда сейчас ее вот так тянули?

— Да вот, уронил, когда поднимался, а там уже немного до вас оставалось. — Он принялся вновь нагружать на себя петли странной конечности.

— Погодите, пусть пока так лежит. — Врач нацепил более мощные очки и задумчиво оглядел культю.

Та как будто бы ничуть не изменилась с прошлых визитов. Разве что южный загар уступил место здешнему, майскому. На коже явственно выделялась полоска от короткого рукава — видимо, Долголеев, как и раньше, совершенно не стеснялся выставлять свое предплечье напоказ.

— Ну хорошо… А как ваши ощущения и вообще самочувствие?

— Не жалуюсь, Семён Григорьевич, здоров как конь!

— Давайте всё же убедимся.

Кладский проверил рефлексы пациента, осмотрел обе руки, спину, ноги. По идее, гуляя с такой тяжестью на плечах, Долголеев должен был уже неплохо подкачаться, однако никаких подобных изменений доктор не заметил. Да и сам посетитель посетовал, что лишняя нагрузка на него практически никак не повлияла. Ангельская длань, мол, только чувствуется, но с материальным миром почти не взаимодействует.

Пульс и остальные внутренние процессы тоже оказались в порядке, особенно для такого возраста. На вопрос о том, не должна ли вся эта дополнительная плоть нагружать также сердечную мышцу, пациент ответил, что в ней сформировались все нужные органы, несколько своих сердец и какие-то другие системы. В общем, по этой части фантомная конечность была вполне самодостаточной. Мозг посетителя надежно обосновал, почему на его здоровье никак не действует такая внушительная глыба. Для простой неврологии болезнь зашла слишком далеко.

— А знаете что, Егор Валерьевич, я направлю вас к отличному специалисту! Правда, это потребует времени, но затем всё как рукой снимет!

— Не собираюсь я ни к кому ходить, Семён Григорьевич, уж извините! – впервые за всё время пациент повысил голос. — Меня всё устраивает.

— Но вы же понимаете, что такая рука, ну, она совершенно неестественна для человека?

— Пусть так, меня это не беспокоит. И вы же не собираетесь спорить с ангелом жизни?

— Это же уникальный случай…

— Нет, даже не просите! Я прекрасно знаю, что делаю и как живу. Спасибо вам, конечно, за помощь, Семён Григорьевич, но дальше я сам.

Стоило бы, наверное, вызвать санитаров или направить бригаду к нему домой… Однако по новым законам пациента нельзя было принуждать к лечению, пока он не причинил никому вреда. Долголеев же даже сейчас, явно раздраженный, не давал повода для подобных подозрений.

— Пойдете домой с этим грузом на себе? — не сдавался доктор. — Сколько там ваша рука весит, двести килограммов, триста? Надорветесь же!

— Неважно. — Пациент поднялся со стула и направился к двери. — У нее уже есть ножки, дальше сама добежит. Удачного вам дня, прощайте!

Сказав так, человек гордо удалился. Его культя неестественно болталась, будто к ней было приделано нечто совсем уж непонятное, живое.

С тех пор Кладский его не встречал. Удивительный пациент перестал даже отвечать на звонки. А опрос соседей спустя три дня показал, что он вообще оттуда съехал. Куда, никто не представлял. В последнее время Долголеев выглядел умиротворенным, даже счастливым. Говорил, что зря беспокоился, ведь всё с самого начала шло правильным образом. Он исцелился не так, как ожидал… Но так, как было необходимо.

***

В конце недели доктору приснился кошмар.

Он видел ночной город, наполовину уже разрушенный и обесточенный, без единого признака жизни. Даже деревья стояли иссохшими, а от многих остались только пни – черные, кривые, как горелые спички. По небу стремительно и безмолвно бежали рваные клочья облаков. Луна и звезды спрятались, однако откуда-то мерно изливался тусклый синеватый свет. В этом мерцающем сиянии было видно, как вдали неуклюже и грузно ползают некие бесформенные титанические туши. Временами их спины раскрывались, выпрастывая на головокружительную высоту монументальные конструкции из скрученных цепей, ветвистых прутьев и бугров. Оттуда в небеса били световые столбы, каждый шириною с целый район, — а там, наверху, их что-то принимало, поглощая раскрывающимися дырами. У самого же горизонта с одной стороны виднелось нечто решетчатое, поросшее мерно трепещущими ресничками, — край циклопического тела, которое заслоняло собой весь прочий небосвод.

Проснувшись в ужасе, невролог еще добрых полчаса просто лежал. Сердце понемногу успокаивалось. Мозг вновь начал рождать связные мысли. Кладский тихо крякнул, встал, отправился на кухню. Набрал в стакан воды из чайника, чуть пригубил, секунду подождал и влил в себя остальное одним глотком. Пошарив в холодильнике, нашел кусочек колбасы. По привычке сделал пару упражнений. Очень тщательно умылся. Подойдя к окну, стал задумчиво разглядывать знакомый с детства городской пейзаж…

Но сон всё не кончался.