Крылов любил поезда. Его успокаивали мерный стук колёс, переменчивый пейзаж за окном. Он сидел у окна и наблюдал за тем, как огромный красный шар солнца медленно катится вниз над выжженной степью. Было что-то эпически-красивое в этом закате — море колышущихся от ветра трав, темнеющее небо. Поезд увозил Крылова всё дальше от привычной жизни. Командировки у него случались редко, и оттого они казались чем-то новым, вносили разнообразие в рутинную жизнь. Особенно в командировках полюбилась дорога, можно было часами смотреть в окно да попивать чай.

В этот раз не удалось.

Сосед, что сидел напротив, молчал, изредка посматривая на Крылова, и было заметно, что хочет заговорить, познакомиться, да всё решиться никак не может. Но Крылов навстречу не шёл, болтовня в поезде с незнакомыми людьми всегда его утомляла, поэтому, когда он зашёл в купе, лишь приветственно кивнул сидевшему там человеку. По натуре интроверт, Крылов общался с людьми в основном на работе, по служебной необходимости. А смерть жены, самого близкого человека, только усилила в нём такое свойство. Человек кивнул в ответ, на этом общение с ним поначалу закончилось.

Сосед по купе выглядел странно. Вроде бы ещё не старый, но с измождённым лицом и седой. С какими-то птичьими чертами лица, в очках с толстыми стёклами, он походил на доктора или учёного, не шибко заботящегося о своём внешнем виде — в неопрятном свитере и с недельной щетиной на лице. Сосед пытался читать газету, хотя в основном крутил её в руках или раздражённо листал. Иногда он беспокойно оглядывал купе или таращился в окно, будто надеялся увидеть что-то или, наоборот, опасался.

Наконец Крылову это надоело, он сначала и не думал, что сам заговорит, но обстановка в купе стала настолько нервной, что хотелось её разрядить.

— Далеко едете? — спросил он.

— Я? — Тот сразу поник, бросил газету на столик. — Далеко. Надеюсь, успею.

— У вас пересадка? — спросил Крылов. Он сразу пожалел, что начал разговор. Одно дело — мандраж беспокойного соседа по купе, другое — этот безумный взгляд, направленный именно на Крылова. Эти странные слова. Внимание. Крылов всегда не любил его, а теперь он по своей опрометчивости сам стал объектом внимания. Сосед по купе смотрел на него пристально, а его глаза, казавшиеся такими большими под толстыми стёклами очков, только усиливали неприятный эффект.

— У вас пересадка? Боитесь не успеть? — ещё раз спросил Крылов.

— Не успеть, — повторил сосед и криво усмехнулся, а затем привстал и протянул Крылову руку. — Меня Юра зовут. До конечной еду.

Крылов неуверенно пожал руку, надеясь, что сосед не заметил, что ему неприятно само рукопожатие.

— Не любите, когда вас касаются. Понимаю, — неожиданно выдал Юрий. — Прикосновения они такие, сегодня рукой, завтра — скальпелем. Как представлю, дрожь берёт… не хочу даже вспоминать… но стоит закрыть глаза — всё снова и снова. Хм. Извините, что я так. Просто выговориться хочется, а здесь больше нет никого. Люди, знаете ли, существа странные. Иногда вот залезут в свой панцирь и даже руку жать никому не хотят. А если приспичит, то готовы орать, звать. Лишь бы поговорил кто с ними.

Крылов опешил от такой исповеди. Убрал руку и тихо произнёс:

— Эдуард я, тоже в Новосибирск еду, на семинар по статистике.

— О, статистика! — Юрий издал гаденький смешок. — Пренеприятная наука, уж извините. Твердолобая.

— Ну, каждому своё. — Крылов отвернулся к окну и начал считать столбы, надеясь, что достаточно внятно показал своё нежелание продолжать беседу.

Где-то на сороковом столбе сосед продолжил.

— А знаете ли, Эдуард, какой шанс статистика выделяет на чудо?

Крылов понимал, что его втягивают в какую-то нехорошую беседу, хотел было резко ответить, чтобы назойливый Юрий отстал, но где-то в подсознании зажёгся колючий огонёк. Что-то неприятный сосед по купе знал, что-то хотел рассказать. Крылов не был уверен, что это «что-то» понравится ему, однако любопытство взяло своё.

— Смотря, что понимать под термином «чудо», — ответил он.

— Я всегда считал, что чудо бывает добрым и злым. Вот скажите, злое чудо случается чаще или реже, чем доброе?

— Как-то не довелось проводить таких исследований.

— А это и нетрудно. — Юрий, возможно, сам не осознавая своих действий, стукнул кулаком по столику, от чего стакан подпрыгнул, и чай пролился, оставив на столике коричневую лужицу.

— Извините. — Юрий достал из кармана брюк мятый платок и как ни в чём не бывало вытер стол. — Так вот, я много думал об этом. И знаете, такие добрые чудеса, как, например, внезапные исцеления, случаются гораздо реже, чем чудеса злые. Такие, как кирпич ни с того ни с сего отвалившийся от стены и упавший на голову случайному бедолаге, или самым странным образом отказавшие тормоза у нового автобуса.

Крылов вздохнул.

— Вы путаете чудеса с чисто техническими сбоями, их-то статистика как раз может учесть. Нерадивый строитель, что сделал некачественный раствор, или механик, не заливший в автобус тормозную жидкость. Вещи нехорошие, но обычные.

— А если строитель и механик всё сделали правильно? Если кирпич до этого держался на стене пару тысяч лет и пережил пять войн?

— Здесь нужна экспертиза.

— Ладно. — Юрий потёр виски и сморщился, будто страдал от головной боли. — А как насчёт абсолютно здорового ребёнка, у которого в желудке нашли опухоль величиной с яблоко? Ребёнка, у которого даже в роду раком никто не болел? Как?

— Юрий, вы извините, но я не медик, я не могу знать причин. Откуда взялась опухоль? Да понятия не имею, хотя вы знаете, что сейчас творится с экологией.

— Ладно, согласен. Все такие чудеса в кавычках можно запихать в картотеку статистики, подписать и объяснить, но что делать с чем-то совсем необычным и очень, очень злым?

Сосед по купе поёжился, и глянул в окно, за которым кроваво-красное солнце низко спустилось к горизонту. Он наклонился поближе к Крылову и почти шёпотом произнёс:

— Я-то как раз столкнулся с одним таким и сейчас бегу от него.

— Да вы что?! — Крылов постарался скрыть сарказм в голосе, но Юрий будто разглядел этот сарказм через толстые стёкла своих очков.

— Я вижу, вы думаете, что я безумец. Наверняка вы правы, от того, что я видел, у любого крыша может поехать. Так вот, я доктор. Хирург. Работаю в Вышинске, в областной. Точнее, работал. Вы хотите слушать дальше? А то будто получается, что я к вам навязался со своими россказнями.

Крылов немного подумал, посмотрел в окно, за которым уже изрядно потемнело. Поезд сбросил скорость, перейдя на тепловозную тягу, и еле тащился через бескрайние казахстанские степи. Книга, взятая в дорогу, оказалась неинтересной, а спать ещё не хотелось.

— Ладно, я послушаю вашу историю.

— Если вы не против. — Юрий достал из дорожной сумки маленькую фляжку, отхлебнул, затем протянул Крылову.

Тот помотал головой.

— Спасибо, но воздержусь.

— А зря, коньяк хороший. — Юрий отхлебнул ещё, закрутил фляжку и поставил её на столик.

— На прошлой неделе к нам привезли странную пациентку. Молодая женщина. Тридцать лет. Жаловалась она на сильные боли во внутренностях. Болело в районе желудка, кишечника, поясницы. По её словам — болело очень остро. Она глотала обезболивающее горстями, но помогало оно так себе. Её положили в терапию, ну, и как обычно — анализы, ренгтен, который, кстати, ничего не показывал. Пластина засвечивалась к чёртовой матери.

Поезд тряхнуло, со скрипом заработали тормоза, похоже, приближались к станции или к разъезду, но Крылов поначалу и не заметил этого. Ему действительно стало интересно.

— Так вот, — продолжил Крылов. — Потом ей резко хуже стало. Она лежала передо мной на койке и кричала, молила помочь. Мы с медсестрой пальпировали её и поразились — то здесь, то там у пациентки будто нервный тик, а главное — уплотнения. Твёрдые, абсолютно нетипичные и всё время меняют локации, но большинство в районе живота. Какие-то блуждающие, как будто в ней паразиты завелись, только не бывает таких паразитов. Не двигаются они так быстро.

Кричала она от боли и кричала, пока мы обезболивающего не вкололи двойную дозу. Ей чуть легче стало, заговорила. Хотя как заговорила? Рыдала больше, умоляла нас. Что-то вроде: «Вытащите это из меня, я больше не могу». — Юрий снова откупорил фляжку и сделал большой глоток, его глаза блестели, а руки дрожали. Крылов не понял, то ли алкоголь так на соседа по купе подействовал, то ли он сильно переживал, вспоминая былые злоключения.

Поезд ещё раз тряхнуло, и он остановился, за окном показался перрон, освещённый тусклыми фонарями, порхали, отбрасывая тени, мотыльки.

— Вы курите? — спросил Крылов.

— Нет.

— Ну, тогда я выйду, покурю. Пойдём вместе, свежим воздухом подышите.

— Нет. — Лицо Юрия, казалось, ещё сильнее побледнело под светом фонаря. — Я тут останусь, и вы бы лучше не выходили.

Крылов не стал выяснять причину такого поведения, сосед его утомил, а остановки случались не так уж и часто. Он вышел на перрон из душного вагона, достал из пачки сигарету и с удовольствием закурил. Из головы не шли странный рассказ Юрия и не менее странные слова о том, что выходить нельзя. Крылов оглядел перрон: народу из поезда высыпало прилично, кто-то курил, кто-то покупал у торговцев пиво или еду. Никто не беспокоился и не смотрел затравленно, как Юрий. Какая же опасность может поджидать на перроне? Кто преследует соседа по купе?

Поезд с лязгом затрясся — перецепляли локомотив. Почти одновременно с этим звуком закричал какой-то ребёнок.

— Мама, смотри! Там, под поездом!

У Крылова холодок пробежал по спине. Он вгляделся в группу пассажиров, что стояли ближе к хвосту поезда. Симпатичная женщина в лёгком летнем платье успокаивала ребёнка, говорила что-то о собаке или кошке.

Крылов решил вытряхнуть дурные мысли из головы и пошёл обратно в вагон.

Сосед по купе сидел, уставившись в газету.

— Там кричали — произнёс он.

— Да, мальчик какой-то.

— Мне послышался страх в голосе ребёнка.

Крылов бросил взгляд на открытое окно, и ощутил запах табака.

— Вы всё-таки курите.

— Извините. Не могу выйти, приходится вот так. Может, если расскажу вам до конца, полегче станет. Ведь это же, право, такие глупости — бояться выйти из поезда, вслушиваться в голоса людей, угадывая в них тревогу… боже…

— Рассказывайте дальше. — Крылов сел на своё место и слегка покосился на фляжку. Захотелось выпить. Сильно захотелось. Но он знал — стоит только начать, потом не остановится.

Юрий продолжил рассказ.

— Она уснула. Спала недолго и беспокойно, иногда кричала то ли во сне, то ли в бреду. Я боялся ей давать ещё обезболивающего. Дозу и так лошадиную вкололи. Медсестра ушла, пришёл ночной сменщик, заглянул в нашу палату, я сказал, что всё нормально… но ничего не было нормальным.

Я сидел и смотрел, как завороженный. Женщина красивая, волосы шикарные, рыжие. Рассыпались по подушке, грудь молодая вздымается…

И тут Крылов понял, что перед ним больной извращенец. Все эти его описания, упоминания скальпеля, фантазии. Явный признак нездорового мозга. Он хотел было открыть рот и сказать Юрию, чтоб тот заткнулся, что хватит с него всяких бредней, но Юрий, видать, снова прочитал всё по его выражению лица, криво усмехнулся и произнёс.

— Успокойтесь, Эдуард. Дослушайте меня. Красивая женщина, и её что-то мучало. Понимаете? Разве мог я оставаться равнодушным? Разве мог я безразлично наблюдать за этими страданиями? Я задрал её ночнушку и долго смотрел на живот. Сначала ничего не происходило, а потом кожа вздыбилась в одном месте, в другом. Я глазам своим не верил. Положил ей на живот ладонь, ощутил тепло. Странное чувство — возбуждение и страх. Я был… знаете, не в себе. Под кожей что-то дёрнулось, потом ещё. То, что было там, будто почувствовало мою руку. Твёрдое. Чуждое. Такого не должно быть в человеческом теле. И тут она проснулась, широко открыла глаза и закричала. Кричала долго и надрывно. «Уберите… уберите … не могу больше». И дальше в таком роде.

Я сначала подумал, что она испугалась меня, требует, чтобы я убрал руку. Мне стало стыдно за возбуждение, которое я ощутил, когда прикасался к ней. Но нет, её беспокоил не я, а то, что внутри. Кожа на животе заходила буграми, изо рта у пациентки побежала тонюсенькая струйка крови. Я понял, что надо действовать. Если я просто оставлю её на кровати, она умрёт, возможно, судя по тому, что внутренние органы повреждены, она всё равно умрёт. Но я не мог оставить её умирать.

Позвал дежурного. Повезло, что дежурил Тимофеев. Сам — бывший хирург, уволенный за халатность, он мог легко мне ассистировать. Мы её переложили на каталку, она кричала и извивалась. Больные на этаже попросыпались, в коридор некоторые вышли. Тимофеев не знал, что делать, то ли больных успокаивать, то ли мне помогать. А ему велел оставить их, мол, потом разберёшься. Не видишь, она умирает?!

Понимал тогда, что мы не готовили её к операции, не получили никаких результатов, и я вроде и права не имею, но с другой стороны, тут налицо показания травматологии, что-то в ней есть чужеродное, будто распирает её изнутри. Когда мы катили пациентку к лифту, из палаты выскочила старуха. Лет девяносто на вид, патлы седые свисают, глаза горят и на нас с Тимофеевым пальцем тычет.

— Вот так тут и лечат! — кричит, — ещё одну до смерти довели!

Мне ещё хуже стало. Хотел наорать на старуху матом, но стиснул зубы.

В операционной мы быстро всё развернули. Тимофеев молчал, хоть и понимал, что если мы облажаемся, и меня выгонят, и его. Он-то даже в операционную заходить права не имел. Но не перечил, не отказывался. Я его зауважал даже. Даром, что он пьяница…

Юрий взял фляжку и сделал сразу несколько глотков. Шумно выдохнул.

— Я и сам раньше алкоголиком был, но сейчас держусь, контролирую.

Крылов никак не стал комментировать это. Он очень сомневался, что сосед по купе что-либо контролирует.

— Пациентка уснула под наркозом, пульс у неё был высокий, но стабильный. Я взял скальпель, чуть надрезал брюшину, и там сразу что-то дёрнулось, будто спряталось, живот у пациентки тут же немного обмяк в этом месте. Зато вздыбился в районе кишечника. Тут я понял, что ей конец. Кровь изо рта пошла куда сильнее, чем в первый раз, я будто даже слышал, как внутри у неё разрываются ткани.

Тимофеев меня окрикнул и показывает на рану. Та расширяется. Сама. Кровь из неё идёт всё сильнее. Я велел, чтобы он кровь остановил, губки, зажимы взял — что угодно. Но Тимофеев застыл, как осталоп, и смотрит. Я тоже это увидел. Металлический блеск в ране. Подумал ещё, неужели её раньше резали, и кто-то оставил внутри инструмент? Но это оказался не инструмент.

Юрий замолчал, потряс фляжку, убедившись, что в ней пусто. Достал дрожащей рукой сигарету из мятой пачки и закурил. Крылов протестовать не стал.

— А что это было? — спросил он.

Юрий уставился на него. Во взгляде читалось безумие. Или это всё-таки коньяк на него так действовал? Крылов поёжился. Хотелось выйти из купе, попросить проводника пересадить его, благо, вагон был полупустой. Но покоя не давал ответ на вопрос. С другой стороны, какая разница, что привиделось безумному хирургу, который убил пациента и теперь бежит от правосудия?

— Это и было злое чудо. Оно показывалось постепенно, похожее на клубок металлической проволоки, бурый от крови. Переплеталось, путалось, но неутомимо лезло наружу вместе с вытекающей кровью. Мы боялись даже приблизиться к пациентке, которая была ещё жива, и билась в предсмертных конвульсиях. Клубок вылез, подобрал в себя проволочные отростки. Понимаете? Ощущение было такое… вот смотришь на что-то и не можешь понять, что это — иррациональное злое чудо, которому не место в нашем мире. Оно соскользнуло по столу на пол, а по пути захватило скальпель и зажим, а затем будто впитало в себя. Упало на пол, лязгнув. Я первый пришёл в себя и попятился к выходу, а Тимофеев так и стоял, открыв рот.

Я замер у двери, услышал хруст, Тимофеев кинулся было бежать, но его что-то задержало, и он, нелепо раскинув руки, упал. И тут я увидел металлические нити, что тянулись к нему, опутывали его, сжимали. Кожа на его лице покрылась красной кровавой сеткой, хруст повторился. Я толком не понял тогда, что делала проволочная тварь — ломала ему кости, резала кожу, пыталась проникнуть в него, как в ту женщину? Он кричал, этот крик навсегда отпечатался в моём мозгу. Но я ничем не мог помочь ему. Трусливо бежал.

В ординаторской я нашёл пиджак Тимофеева, нашарил в кармане его паспорт, забрал себе. Быстро переоделся, а затем выглянул в тёмный коридор, ожидая увидеть там клубок проволоки, катящийся на меня. До выхода из клиники надо было пройти по коридору метров двадцать и ещё несколько по вестибюлю, но для меня этот путь стал целым километром. Я сделал шаг, потом другой. Тихо. Слышал только кровь, звенящую в ушах.

«Этого не было» — успокаивал мысленно я себя. «Не было. Не было. Не было. Мне всё привиделось».

Когда я ускорил шаг, оно появилось. Бесшумно выскочило откуда-то сверху и упало на пол прямо передо мной. Оно больше не походило на аморфный клубок проволоки, скорее на паука — сформировало что-то вроде металлических псевдоподий. Оно стало больше, и я тут же вспомнил, как оно поглотило инструменты. Оно постоянно менялось, пульсировало. Я не мог толком разглядеть его в полутьме коридора. Да и не хотел. Рванул в ближайший кабинет, дверь оказалась незапертой, я захлопнул её, привалился к ней, пытаясь закрыть замок, но защёлки не оказалось. Затем я подпёр дверь стулом, придвинул стол, и только при попытке пододвинуть к двери шкаф, понял всю нелепость своих действий.

Тварь состояла из тонкой проволоки и в тот момент наверняка уже нашла щель, чтобы проникнуть в кабинет. Я забыл, что находился на первом этаже, а потом, кляня себя за глупость, кинулся к окну, распахнул его и выскочил наружу. Вдохнул прохладный воздух и побежал. Где-то в парке, проклиная каждую выкуренную сигарету, чувствуя, как воздух раздирает лёгкие, я остановился. Не мог больше бежать.

До дома добирался половину ночи, петляя и всё время оглядываясь. Иногда мне слышался шелест или металлический скрежет — то ли ветер шалил, то ли та тварь преследовала меня. Я часто срывался на бег, но мое состояние не позволяло бежать долго. Дома взял деньги, вызвал такси и поехал на вокзал. Купил билет на ближайший поезд, подальше от Вышинска.

На несколько минут воцарилось молчание. Юрий тупо уставился в газету, поезд трясло, за окном мелькали огни какого-то посёлка.

Наконец, Крылов задал вопрос.

— А зачем вы взяли паспорт вашего коллеги?

Юрий нервно рассмеялся.

— Вам, Эдуард, надо в милиции работать, а не статистикой дурацкой заниматься. У меня после тех событий, знаете, сколько седых волос прибавилось? До сих пор кровавые картины эти не отпускают. А вы — паспорт. Тьфу!

— Ну ладно вам — в милиции. Так, зачем?

— Переклеил фотографию свою на его паспорт, прежде чем билет покупать, — хрипло ответил Юрий. — В общем, можете сдавать меня по приезде, мне всё равно терять нечего. Какая разница, где подыхать — в камере ли, в поезде или в гостинице. Не жилец я, похоже.

Крылов корил себя за то, что мало общается с людьми, а из-за того и разбирается в них так себе. Вот теперь кто перед ним сидит — жертва неведомых ужасных событий, чудом уцелевшая, или же больной псих, убивший минимум двоих, а теперь скрывающийся от правосудия с чужим паспортом? Понятно, что недолго ему бегать. Но стоит ли Крылову, как порядочному гражданину, просто безразлично отпустить безумца? А если он ещё кого убьёт?

— Это почему вы не жилец? — спросил Крылов.

— А вы вообще меня слушали? — Юрий хотел было ударить кулаком по столику, но сдержался. — Вы разве не поняли, что оно не отстанет, будет преследовать меня?! Именно потому, что я раскрыл его! Неужели это непонятно из моего рассказа?!

Крылов хотел сказать ему, что из рассказа понятно только то, что сосед по купе псих и, возможно, убийца, но вовремя прикусил язык. Как бы не стать очередной жертвой.

— Ладно, поздно уже, — решил закруглить он разговор. — Завтра конечная утром, в восемь.

— Значит, не поверили, — проворчал Юрий. — Хотя понятно. Поверишь в такое.

Он выключил светильник и залез под одеяло.

— Спокойной ночи.

Крылов долго не мог уснуть. Мысли роились в голове, как муравьи в муравейнике, одна другой противней. Но самое главное — страх. Крылов боялся не выдуманного больным попутчиком «злого чуда», а вещи куда более банальной. Боялся, что стоит только уснуть, чокнутый сосед по купе сразу подкрадётся с ножом или, скорее всего, со скальпелем, да полоснёт Крылова по горлу.

Однако усталость взяла своё, и к середине ночи Крылов уснул. Разбудил его то ли хрип, то ли кашель. Звук издавал Юрий, который вовсю ворочался в постели. Да что там ворочался! Дёргался, бил руками по стенке.

Крылов сначала не шевелился, вглядываясь во тьму. Молодой месяц слегка осветил купе, и Крылову удалось разглядеть Юрия, тот сначала пытался прикрыть себе горло рукой, а затем сжал его ладонью, будто сам себя задушить хотел.

— Что с вами? — спросил Крылов.

— Арррргххх, — ответил сосед по купе. И слышалось в этом звуке что-то булькающее, ненормальное.

Крылов похолодел от страха, пока шарил руками в поисках кнопки светильника. Наконец включил его и тут же подскочил с полки, как ужаленный, больно ударившись ногой о столик. Всё внимание привлёк сосед по купе.

Одной рукой Юрий сжимал горло, из которого хлестала кровь, а другой вытягивал изо рта что-то, напоминающее проволоку. На проволоке висели жуткие бурые ошмётки — то ли куски плоти, то ли не до конца переваренная пища.

Крылов попытался встать на ноги, но те вовсе не хотели слушаться сигналов мозга.

А Юрий всё продолжал тянуть, хрипя, булькая и извиваясь. Крылов не сомневался, что сосед по купе в этот момент чувствует ужасную боль. Проволока складывалась витками на полу, лениво подёргиваясь. В какой-то момент процесс вышел у Юрия из-под контроля, и проволока сама бурно устремилась наружу — изо рта, из горла, из глаз, что выскочили из черепа, будто два кусочка желе. Кровь брызгала, орошая купе и наполняя его металлическим запахом, смешанным с запахом фекалий. Крылов открыл было рот, чтобы закричать, но вместо этого издал лишь бессильное блеяние. А голова соседа по купе окончательно развалилась, выпустив наружу очередные жгуты проволоки, на этот раз изгаженной чем-то вроде кусочков мозга. Когда в щёку Крылову впился острый обломок кости, он наконец-то нашёл в себе силы и закричал.

Он не понял, как оказался на полу. Снова стало темно. И поезд стоял. Тишина царила почти полная, лишь кровь гудела в ушах. Крылов вспомнил, что на полу, совсем рядом извивается жуткая проволока. Он вскочил на ноги, пригляделся, насколько позволял слабый лунный свет. На нижней полке Юрия не оказалось, на верхней тоже. Крылов на всякий случай проверил на своей стороне. Пусто. Проволочной твари в купе тоже не наблюдалось. Он щёлкнул кнопкой светильника, но тот не работал.

Неужели ему всё это приснилось? Если так, сон оказался чертовски правдоподобным. Крылов ощупал своё лицо в поисках следов крови, слизи и чёрт знает чего ещё, чем он оказался заляпан недавно. Но лицо было чистым, да и мерзкий запах не ощущался.

— Значит, приснилось, — пробормотал он еле слышно и помотал головой, будто хотел выкинуть из неё остатки столь натуралистичного и жуткого сновидения. Но куда же исчез сосед по купе?

Повинуясь какому-то странному наитию, Крылов бросил взгляд на столик. При скупом свете, льющемся из окна, он увидел предметы, что находились там: газета, пустой стакан из-под чая, фляжка и помятый билет. Крылов взял билет и поднёс поближе к глазам. «Вышинск гл. — Новосибирск гл». .

Чертовщина какая-то. Крылов никак не мог вспомнить город с названием «Вышинск». Да ещё крупный, раз вокзал указан с припиской «главный». На маршруте поезда «Челябинск — Новосибирск» такого города точно не было. А ведь сосед по купе говорил, что едет именно из Вышинска, где работал хирургом в больнице, но почему-то тогда Крылов не придал его словам значения. Он положил билет обратно и взял со стола газету.

«Вышинский вестник» — красовалось название на первом листе. Дальше шли статьи о буднях неизвестного Крылову, но вроде обычного города: что-то открыли, построили, кого-то арестовали. Бегло просмотрев газету, Крылов положил её рядом с билетом. Он только ещё больше запутался. Сосед по купе по имени Юрий оказался не просто подозрительным типом, возможно, убийцей, а вдобавок подозрительным типом, едущим из несуществующего города.

Но почему поезд стоит, и так долго нет Юрия? Да и электричество пропало. Крылов приоткрыл дверь купе и вышел в коридор. Пусто и темно. Не горело ни одной лампочки. Вагон будто поставили в депо, пока Крылов спал. Если с другой стороны в купе пробивалось хоть немного лунного света, то здесь в окнах царила чернильная тьма. И в этой тьме что-то шевелилось. Крылов подошёл вплотную к окну, прижался к стеклу лбом. Странно. Нет-нет, да и промелькнёт нечто еле видимое и снова пропадёт во тьме кромешной.

Крылов отошёл от окна и сделал несколько шагов по коридору. Дверь одного из купе в центре вагона оказалась открытой. Крылов заглянул в купе и тут же отпрянул — человек скорчился прямо на полу, в луже собственной крови, насколько Крылов смог понять. Он вернулся, стараясь не наступать на кровь, наклонился, разглядывая человека.

— Эй, что с вами? — спросил Крылов.

Человек не ответил, он был мёртв, судя по изрезанному лицу, умер он ужасной смертью. Ему выкололи глаз, разрезали щёки, в кровавые длинные раны исполосовали лоб, шею. Одежда человека была тоже изрезана и сплошь залита кровью. Крылов выскочил из купе. Какое-то время постоял, тяжело дыша. Значит, маньяк не терял времени. Бродил по поезду и убивал людей, пока Крылов спал. Надо сходить с поезда и бежать, бежать подальше отсюда, подумал Крылов. Он бегом бросился по коридору к купе проводника, но то оказалось заперто, как ни дёргал Крылов ручку, как ни стучал, ничего не добился. В этот момент сзади что-то лязгнуло, будто металлом провели по металлу. Крылов обернулся и попытался вглядеться в чернильную тьму — бесполезно. Лишь звуки стали громче, кто-то приближался.

Крылов вспомнил, что оставил в купе портфель с документами, но возвращение туда выглядело сущим безумием. Он ринулся к двери в тамбур, та открылась с мерзким лязгом, Крылов наткнулся на что-то, чуть не упал. На полу лежал проводник. Женщина, лет сорока. Довольно миловидная, Крылов хорошо запомнил её ещё при входе в вагон. Она лежала лицом вниз, но Крылов не сомневался, что стоит её перевернуть, и он увидит такие же ужасные раны, как у того пассажира. Крылов схватился за ручку и подёргал правую дверь, она оказалась запертой, левая тоже. Поборов отвращение, Крылов сел на корточки около проводника и стал рыться в его одежде в поисках ключей. Ощупывая карманы, он наткнулся на что-то липкое. Он не сразу понял, что это кишки или какие-то другие внутренние органы. Сделав ещё несколько попыток, Крылов так и не нашёл ключи. В это время дверь вновь с лязгом открылась

Над Крыловым стоял Юрий, сосед по купе.

Из окошка двери, что справа, лился лунный свет, и Крылов смог разглядеть Юрия — его свитер был бурым от крови, лицо перекошено, стёкла очков блестели почти так же, как блестел скальпель в руке, который при лунном свете выглядел зловеще, и Крылов каждой клеткой своего тела ощутил смерть.

— Оно нас не тронет, — тихо произнёс Юрий.

— Кто? — спросил Крылов. Он всё-таки нашёл ключи, нашарил их в липкой крови на полу. Надо было отвлечь маньяка, как-то попытаться заболтать.

— Злое чудо. — Лицо Юрия перекосилось в улыбке. — Знаете ли, я не знаю такого города — Новосибирск. Сначала думал, что в билете ошибка. Но не стал заморачиваться, решил, мало ли чего я там не знаю, чем дальше уеду, тем лучше. А вы откуда едете?

— Из Челябинска. — Крылов мелкими шажками, так и оставаясь на корточках, приближался к двери.

— И такой не знаю. Куда же я попал, Эдуард?

Крылов не ответил. Следующий его жалкий шажок не остался незамеченным.

— Не занимайтесь ерундой. — Юрий протянул Крылову скальпель, а тот инстинктивно закрыл лицо, руками. — Да не бойтесь, берите. У меня ещё есть.

— Зачем он мне?

— Понимаете, пока я лежал в купе, мне пришло видение. Ужасное видение. Я знал, что будет со мной, если я не буду убивать. Злое чудо требует жертв, и если мы будем вести себя как подобает, оно не тронет нас.

Под поездом что-то лязгнуло.

— Слышите? — Юрий улыбнулся. Это оно. Пока вы со мной, оно не тронет. Но вам тоже надо убивать, берите скальпель, не бойтесь.

Крылов взял из рук Юрия скальпель. Он оказался тёплым и липким. Наверное, от крови.

— Вы что, думаете, я один смог остановить поезд и убить столько людей? — Юрий хрипло рассмеялся. — Это сделало оно. Злое чудо. И мы должны показать ему, что заслуживаем доверия.

В руке Юрия уже блестел новый скальпель.

— Пойдём, вставайте! — скомандовал Юрий.

Мысли метались испуганными птицами в голове у Крылова. Юрий — маньяк и садист. Ну, понятно, что крыша у него съехала конкретно. Он может путать названия городов, разговаривать со «злым чудом», с бесами, да хоть с самим дьяволом, в конце концов. Но как объяснить вымышленный город у него в билете? И эту газету? Крылов будто попал в какой-то немыслимый алогичный аттракцион ужасов.

Мысли путались, но времени на раздумья и не было. Они зашли в следующий вагон. Крылов спиной чувствовал взгляд Юрия, слышал его дыхание, представлял, как тот может полоснуть скальпелем Крылова по шее, достаточно руку протянуть.

Вагон выглядел таким же пустым и мёртвым, как и предыдущий. Из открытых дверей некоторых купе всё так же равнодушно светила луна. В коридоре во весь рост вытянулся труп огромного мужика с развороченным животом, из которого тянулись ленты кишок. Вокруг всё было залито кровью, воняло жутко.

— Оно поработало, — тихо произнёс за спиной Юрий.

Крылов кое-как переступил через труп и обернулся к маньяку. Лицо Юрия, освещённое лунным светом, отражённым стёклами очков, выглядело зловещим.

— Мне надо выйти, — заскулил Крылов. — Не могу больше находиться в этом поезде.

— Да бросьте вы, поезд запечатан. Я пробовал. Оно не выпустит нас, пока не сочтёт нужным.

— Откуда вы знаете? — всё так же жалобно спросил Крылов, проклиная себя за слабость.

— Идите уже. — Юрий указал скальпелем вперёд. — Возможно, в голове поезда и найдём выход.

— Логичнее было бы нам идти в хвост…

— Идите, говорю!

Крылов, стиснув зубы, пошёл дальше. Пробираясь по тёмному вагону, он думал о том, сколько раз безумец обошёл поезд за ночь. Но даже с учётом того, что психопаты очень сильны и выносливы, Крылов не мог себе представить, что Юрий в одиночку мог перебить всех пассажиров. Наверняка многие убежали, а многие попрятались в своих купе. Рано или поздно явится милиция. Главное, дожить.

Девушку они встретили в следующем вагоне. В полутьме Крылов толком не разглядел её лица, но судя по распущенным волосам и полурасстёгнутой кофте, девушка недавно спала.

— Что случилось? — растерянно, но без всякого страха спросила она, — почему света нет? Мужчины, вы…

Она завизжала. Наверное, разглядела кровь на одежде и лице у Юрия, а тот подошёл ближе и с силой толкнул её.

— Заткнись, сука! — закричал маньяк, и Крылов впервые услышал настоящую злость в его голосе.

Девушка упала и нелепо попыталась ползти на спине, хватаясь одной рукой за дверной косяк купе. Юрий подошёл к девушке и поставил ей ботинок на грудь.

— Как ты выжила?

Девушка в ответ лишь издала что-то вроде бульканья.

— Подойдите сюда, Эдуард, она ваша.

Крылов подметил, как нелепо с деланым уважением маньяк всё время обращается к нему на «вы», но при этом походя мучает и убивает других людей.

Юрий присел, придавив девушку правой ногой, и наклонился к ней.

— Красивая. У вас есть жена, Эдуард?

Крылов почувствовал, что закипает и сильнее сжал скальпель в руке. Вспомнилась Аня, их любовь до гроба, вспомнилось, как он ухаживал за ней в последние дни. Крылов, может и был нелюдим и порою груб, но за свою жизнь ни разу не поднял руки на женщину. Он уже ненавидел этого ужасного психа из несуществующего города.

А Юрий времени не терял и деловито срывал с жертвы кофту, девушка больше не кричала, зато она неожиданно впилась ублюдку в лицо ногтями.

— Тварь! — заорал Юрий.

И нанёс удар девушке скальпелем по лбу, а затем ещё один по лицу. И ещё.

— Тварь! Тварь! Тварь! — кричал он при каждом ударе.

Крылов остолбенел, он не видел в полутьме жутких подробностей расправы, но судя по хрипам девушки, понял, что ей конец.

— Не смей её трогать! — запоздало прокричал Крылов, кинулся к Юрию и воткнул скальпель ему в шею. Юрий замер. Крови какое-то мгновение не было, а затем она лениво потекла из шеи маньяка, огибая лезвие. Юрий замотал головой, будто не понял, что с ним случилось, затем потянулся правой рукой к скальпелю.

— Ну и сволочь же вы, Эдуард, — процедил он.

Крылов, не отрывая взгляда от психа, пятился по вагону. Страх боролся с желанием помочь девушке, но когда Юрий стал подниматься на ноги, Крылов не выдержал, развернулся и побежал.

Ему ещё никогда не было так страшно. Тёмные коридоры вагонов, казалось, хотели проглотить его. Может, это мозг подкидывал странные галлюцинации, но Крылов постоянно слышал то металлический скрежет, то лязганье. При этом поезд оставался неподвижным. Он снова вспомнил рассказ психа о «злом чуде». Оглядывался, пытаясь разглядеть в полутьме что-нибудь странное, необъяснимое. Но то, что он слышал точно — это вопли Юрия и хлопки металлических дверей тамбура. Крылов не знал, что будет, когда он добежит до хвоста поезда. В тамбурах он дёргал за ручки дверей, но все оказывались заперты. Тем самым Крылов замедлил своё бегство, и где-то через пять вагонов Юрий находился совсем рядом от него.

— Хватит уже, Эдуард! Остановитесь! Давайте поговорим! — орал псих.

Юрий ускорил бег и больше не отвлекался на запертые двери.

— Вы ранили меня! Как доктор говорю, я не жилец. Дайте мне исповедаться перед смертью. Ну же, Эдуард!

То ли Юрий издевался, то ли его поведение диктовалось психозом, но бежал он точно не так, как бегают смертельно раненые. Крылов чувствовал, что до конца состава осталось четыре вагона, не больше. Они оказались плацкартными. Вот там-то результаты дел Юрия предстали во всей красе. Крылов пробегал мимо изодранных трупов, лежащих на боковушках, повсюду торчали окровавленные конечности. Кто-то ещё шевелился и даже пытался что-то сказать Крылову, но вопли Юрия заглушали его слова. Крылов поскальзывался в лужах крови и чего-то зловонного, он запинался о трупы, но вскакивал и продолжал упорно бежать. И даже во время этого сумасшедшего бегства он не переставал думать: «Как так? Как этот псих мог убить столько людей?». Эти мысли сменялись другой, рефреном бившейся в мозгу: «Злое чудо… злое чудо… злое чудо».

Наконец-то поезд закончился. Крылов упёрся в последнюю дверь, за которой была всё та же тьма. Юрий больше не бежал, он медленно приближался. Он больше не кричал. Вёл себя тихо, и от этого Крылову становилось ещё страшнее. Он корил себя за то, что не схватил по пути хоть что-нибудь. Какой-нибудь ножик или завалящую вилку. Нет, он оставался безоружным перед психом, вооруженным скальпелем.

Юрий остановился перед Крыловым, тяжело дыша.

— Утомили вы меня, Эдуард… ох. И что, до сих пор верите, что это я один их так? — Юрий сделал неопределённый жест левой рукой, в правой он держал скальпель.

— Чикатило бы от зависти умер, хе-хе. Неужели вы…

— Не подходи ко мне, сука! — закричал Крылов и выставил руки перед собой в жалкой попытке защититься.

— Слышишь? — внезапно перешёл на полушёпот Юрий.

Крылов услышал. Знакомый скрежет и лязганье. Будто металлом по металлу. Он поймал себя на том, что хочет это увидеть, что его глаза уже различают в полутьме его контуры. Вот слева что-то мелькнуло, а вот и справа. А потом навалился страх, и Крылов понял, что боится больше не Юрия, а того, что сжимает сейчас вокруг них убийственное кольцо.

— Нам не выжить здесь, — прошептал Юрий. — Все жертвы напрасны.

Что-то прикоснулось к ноге Крылова, чуть ниже колена. Он с криком отпрыгнул, замахал руками, потерял равновесие и упал.

— Да, оно здесь. Злое чудо. — Юрий приблизился, он глядел на Крылова свысока, но черты его лица растворялись в полутьме. От Юрия пахло кровью и смертью. Но что-то было здесь ещё, совсем рядом, готовое уничтожить Крылова куда более ужасным способом, чем свихнувшийся маньяк. Крылов зажмурился, хотелось верить, что сейчас он откроет глаза, и всё окажется дурным сном.

— Знаете, что я понял, Эдуард?

Крылов не хотел ничего знать. Он замотал головой, пытаясь сбросить с себя весь этот кошмар. Он так делал в детстве, будто забивался в панцирь от внешнего мира. И сейчас, с сединой на висках, Крылов не стал смелее. Он корил себя за это и даже ненавидел.

Юрий как ни в чём не бывало продолжил.

— Оно не тронет вас. Вы, и другие пассажиры, что зашли после Вышинска, для него недоступны. Вы чувствуете его, слышите. Но оно не может убить вас. Такие дела. Но многие из пассажиров сели в поезд в Вышинске и на других станциях, не знакомых вам. А потом каким-то образом поезд попал в мир, где есть город. Позабыл, как его… Новосибирск, да. И ещё какой-то. Я не знаю, как это произошло, но единственное, что я смог сделать — взял на себя миссию. Хотите узнать, какую, Эдуард?

— Отстань от меня, больной ублюдок! — Крылов закрыл лицо руками и покачивался, сидя на полу. Но, несмотря на эту мнимую завесу, он будто впитывал каждое слово Юрия, заражаясь его безумием. Неизвестные города, другие миры, металлические твари, что могут залезть в людей либо просто нашинковать их, как капусту — всё это уже не казалось безумным и столь бредовым. Но особенно покоя не давали три вещи. Билет. Газета. И огромное количество трупов в поезде.

— Я помогаю ему убивать остальных. Тех, до кого оно дотянуться не может. — Юрий сделал ещё один шаг вперёд, и Крылов представил, как скальпель обрушится на него, причиняя дикую боль. Ему вдруг стало интересно — сколько его надо резать, чтобы он, наконец, умер, если маньяк задастся целью не убивать жертву быстро? Возможно, это и включило какие-то механизмы самосохранения, он вдруг распрямился как пружина, кинулся на Юрия, схватил его за ногу и что есть мочи дёрнул за неё. Юрий упал на пол тамбура, сильно ударившись головой о стенку. Он тут же попытался вскочить, но Крылов не давал ему, продолжая тянуть за ногу. Второй ногой Юрий зарядил Крылову в лицо, да так сильно, что тот чуть не потерял сознание. Рот Крылова наполнился кровью, челюсть пронзила острая боль. Но он улыбался, держа в руке скальпель, который уронил Юрий.

Маньяк понял, что лишился своего оружия, но вместо того, чтобы ещё раз ударить Крылова или вскочить на ноги, начал слепо шарить руками по полу. Крылов вскочил на ноги и обрушил скальпель на Юрия. Крылов наносил всё новые и новые удары — по шее, по виску, по уху. Он резал и тут же отдёргивал руку, чтобы скальпель, как прежде, не завяз в плоти Юрия. Тот не просто кричал, а визжал, тщетно пытаясь закрыться руками и оттолкнуть скальпель. Рука Крылова горела огнём, тоже порезанная, липкая тёплая кровь, казалось, заливала всё вокруг. Юрий почти перестал сопротивляться, он упал на спину, всё ещё пытаясь закрыться руками. Но это только раззадорило Крылова — он бил скальпелем по животу, по груди. Крылов изрезал себе всю руку, челюсть жутко болела. Но он всё бил и бил, а Юрий извивался, хрипел и всё никак не хотел умирать.

Наконец Крылов ударил Юрия по горлу, кровь ливанула струёй. Юрий издал что-то вроде бульканья и шипения, засучил конечностями, а потом обмяк и замер.

Крылов почему-то подумал о том, что соперник ему попался слабый.

— Как же такой мог убить… — начал было Крылов бормотать, но вдруг голова закружилась, что-то вспыхнуло перед глазами, и он завалился на пол тамбура, теряя сознание.

***

— Я никогда не поверю, что вы всё это сделали один. Ну ладно, вдвоём. Уцелевшие говорят об ещё одном психе. Некто Тимофеев. Правда, паспорт оказался поддельным. На старый, советский ещё, фото переклеили. Вы меня слушаете вообще?

Следователь был полным. С густыми усами и оплывшим лицом, в светлом костюме, он не слишком-то и походил на представителя власти.

Крылов сидел напротив следователя за столом, его руки были связаны за спиной. Рядом стояли два милиционера. Крылов до сих пор плохо понимал, что происходит. И сейчас, когда следователь что-то говорил ему, он его почти не слышал. Крылову всё не давали покоя те вопросы, которые остались в поезде, будто в кошмарном сне.

— Вы должны найти газету… билет должны найти, — полушёпотом сказал он.

Следователь разочаровано развёл руками.

— Я ему всё про Фому, а он мне про Ерёму! Товарищ, или как сейчас модно, господин, Крылов! Вы понимаете, в каком положении вы оказались? В поезде убито почти две сотни человек. Как?! Как такое могло вообще произойти?! Меня лично сюда из Москвы выдернули, и я не успокоюсь, пока вы не назовёте имена своих подельников. Чушь, что вас было двое. Жертвы путают всё со страха…

— Газета, — прохрипел Крылов. — Найдите её.

— Вы думаете, что сейчас можно что угодно вытворять, раз смертную казнь отменили? — продолжал разоряться следователь. — Да я лично буду… не знаю, да хрен с ней со смертной казнью. В тюрьме сгниёшь, понял?! Там по всему поезду твои биоматериалы и отпечатки, а ты мне здесь отказуху устроил. Кто такой этот Тимофеев?! Кто ещё орудовал с вами в поезде?! Быстро называй имена!

Дальше всё понеслось, как в дикой карусели. Один следователь сменялся другим. Крылову угрожали, его даже били, а потом давали закурить и ласково уговаривали, но он ничего не мог им сказать. Он толком-то и не понимал их вопросов — каких подельников его просят обозначить, какие назвать мотивы. Единственное более-менее внятное он смог сказать о том, где взял орудие убийства.

Иногда он пытался отвечать на вопросы, невнятно рассказывал о Юрии, а затем вновь пытался перевести тему на газету, билет и на злое чудо. Всё это бесило следователей, они в ярости рвали бумагу, вновь угрожали Крылову, били его, но бесполезно.

Наконец, проведя экспертизу и признав Крылова невменяемым, следствие успокоилось. На Крылова навешали все жертвы, и он отправился в психиатрическую больницу. Ещё много лет пресса муссировала дело «кровавого поезда», но потихоньку даже такие ужасные дела уходят на второй план.

Крылов прожил в психиатрической больнице семь лет. К нему даже пару раз пускали представителей прессы, но он ничего толком не рассказывал. Единственное, о чём он просил, это о том, чтобы нашли билет и газету.

— Я знаю, они там, в поезде остались, — говорил он.

А ещё пару раз он называл название какого-то несуществующего города, и пару раз сказал что-то вроде «злое чудо».

Крылов вскоре стал неинтересен прессе, рассказы уцелевших в той бойне были куда увлекательней его бреда. А самое главное — о том, как он убил столько человек, Крылов рассказывать категорически не хотел.