DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Антон Минасов «Ложные варианты»

 

Вечером без двадцати одиннадцать кончают с собой все пассажиры токийской станции Шин-игота. Инцидент выпадает на пятницу, 24 октября 1997 года, и Дану о нем извещает радио бордового Nissan Bluebird. Из Одавары она едет по шоссе на юг вдоль железнодорожной линии, линия носит имя города. Уже давно стемнело, бьет дождь, и дальний свет вылавливает размытые скоростью и водяными взвесями пятна металла в теснящемся справа автомобильном заторе. Несколько лет до переезда родителей Дана жила в Македонии, она этническая сербка и легко устроилась в Японии барменом. Дана часто ухмыляется тому, что тут пьют мало саке, японцы постоянно пьют водку, ухмыляется она. Радиоведущий привычным восточным тенором предлагает представителю PSB объясниться, спрашивает, не очередная ли это атака Аум Синрике. Телефонный гость заверяет, его министерство рассматривает все возможные версии.

А может, психопатическая реакция на угрозу урагана?

Едва ли. Шторм идет с юго-востока Тихого океана, под предполагаемый удар попадут Тотеяма, Симода и окрестности Одавары, но не Токио.

По поводу урагана: проводится ли эвакуация жителей?

Безусловно, однако, это уже не моя юрисдикция.

Какие подробности известны о происшествии?

В метро?

На станции Шин-игота.

Японец из PSB рассказывает, пассажиры, ждущие электричку, сознательно пошли на рельсы, без сговоров и видимых причин, словно стадо овец. Они все смотрели в камеру наблюдения, рассказывает он. Брели на рельсы и смотрели, падали, вставали и смотрели, неотрывно. Как под властью акумы, прямо жуть берет, делится японец из PSB.

Порывы усилившегося ветра, по звуку – удары, заглушают гуляющий в салоне радиоэфир, теперь вместо спиц проливня вихрь бросает воду на лобовое стекло неправильными сферами, разбивает о поверхность. Затор на полосе по ту сторону ограждения еще плотный, в панике люди едут из Атами и прибрежных поселений глубже на северо-запад. Дана знает, следует тщательней фокусироваться на темной мокрой дороге, могут попасться летящие по встречной, но с самого выезда из Одавары она не видела ни одного. Дана прибавляет громкость: чересчур – Дана убавляет громкость: в самый раз.

Самоубийц на станции было не больше сорока, считая четырех охранников и осия.

Поздний час, комментирует ведущий.

Мы уже установили личности трех пассажиров, и они никак не связаны между собой, даже работали в разных зданиях. Интереснее ситуация с машинистом, заходится японец из PSB. Может быть, он давил пассажиров специально, но вероятнее – не контролировал себя и движение состава. Когда люди пошли на рельсы, машинисту дали сигнал, сообщили по связи, почти минута прошла до момента трагедии. Машиниста вывели из кабины в апатичном состоянии.

Почему поезд не остановили дистанционно?

Я слышал, была неисправность в системе, подробности выясняются.

Лица самоубийц на записи, представляет Дана, неясные, размолотые аналоговым сигналом пуще, чем колесами поезда спустя минуту, лица, которые смотрят с экрана, лица из серых частиц.

А что остальные рабочие станции?

Не почувствовали ничего особенного. Правда, никто из них не находился непосредственно на месте происшествия, когда все началось.

Как и машинист, уточняет ведущий.

Как и машинист, повторяет гость.

 

*****

 

Оглаживаемый тенью от узоров воды на стекле при миновании каждого фонаря на переднем пассажирском лежит переплет Казу Като «Несознательность символов». Левой рукой Дана перекладывает том на заднее сиденье. Повторяющиеся по радио новости компонуют информацию о массовом суициде и переходят к обсуждению урагана. Первую книгу Като «Дух и Зов: слепая генетика» Дане подарил дядя, единокровный брат матери, кавасакец Фусазу Аро. Он часто гостил у них до распада Югославии, дедушка Даны привил сыну привычку навещать восточноевропейскую родню. Фусазу помог им с переездом два года назад. А теперь он томится в пансионе ДаЮка, отрицает паралич правой ноги, часто подолгу смотрит на дверь: страдает от болезни Пика.

В новостях говорят об эвакуации жителей. Если у вас остались родные на побережье, неспособные выбраться самостоятельно, заберите их, говорят в новостях. Помогите службе спасения, говорят.

Увеличиваются промежутки между фонарями, отрезки темной дороги, обрывы от света до света. Зеркало заднего вида в салоне замотано тряпкой.

Этим вечером мать Даны качала головой, говорила, ее брата бросят там, оставят дядю Фусазу прямо в палате. Дана понимает, вероятно, так и будет, врачи не смогут эвакуировать всех больных, а спасатели работают в городах и поселениях. Не в пансионе, одиноко лежащем перед самым скалистым обрывом. К зданиям ДаЮка ведет одна дорога – съезд с шоссе, широкая и извилистая. Забери его оттуда, говорила мать Даны.

Предварительное заключение экспертов указывает, на станции не обнаружено следов газа, а у нескольких осмотренных тел – признаков отравления. На данный момент версия с террористической атакой не подтверждается, сообщают динамики. Запись трагедии недостаточно четкая, но на ней видно, до самого наезда поезда жертвы смотрят в камеру наблюдения. Лица машиниста с этой точки разглядеть невозможно, но когда сотрудники безопасности выводят его из кабины, становится понятно: работник не в себе – констатирует диктор и уступает эфир новостной заставке.

Доктор Ишима сказал, полгода назад сетовала мать, дядя Фусазу не признает своей болезни. Поэтому с ним так тяжело, он отказывается от лечения, сетовала она. Сначала нужно, чтобы мой брат смирился, ясно понял: он болен. Ишима говорит, этого реально добиться специальным курсом в его пансионе. Вообще-то, это клиника, но там ее так не называют, неприлично. Пансион. Пока можно оплачивать пребывание в ДаЮка из средств дяди, уточнила мать.

Дана едет по пустой полосе полчаса, до съезда к ДаЮка остается примерно столько же. Пожарная машина и две кареты скорой - единственные, кого она обогнала за все время. Дана меняет радиоволну.

Сегодня ночью у нас в гостях писатель, мастер духовных практик, философ и журналист, хорошо вам известный Казу Като, оставайтесь с нами, а пока – последние новости.

Люди из серых оттенков бредут под колеса ее машины. Краткий миг они смотрят на Дану черными точками, сгорбленные и медленные, смиренные мгновения в дальнем свете.

Загадочный и пугающий случай в токийском метро – и на этой волне звучит фраза, щедро раскиданная по радиочастотам. Эксперты не могут дать ясный ответ, почему тридцать восемь человек, по большей части незнакомые друг с другом, не состоящие в какой-либо секте, добровольно покончили с собой. Машинист уверяет, будто ничего не помнит. Кажется, он не верит в случившееся. Еще интереснее – почему поезд не остановили, халатность работников или действительно трагическая неисправность, неисправность в системе или в головах, Япония, сейчас ночь, но ты должна проснуться, иначе будет поздно.

Видение Даны проходит не сразу, записанных на пленку самоубийц под ее колесами становится меньше постепенно, меньше до тех пор, пока они вовсе не перестают появляться на дороге. Дана думает, самоубийцы с пленки, которую она никогда не видела, остаются за границей темноты.

Пока рано рассуждать о принадлежности или непринадлежности жертв к одной секте. Однако, по имеющимся у нас данным, пассажиров ничто не связывало, по радио звучат слова представителя чего-то, что слух Даны упустил.

Был ли одним из самоубийц на дороге Фусазу, был ли он в метро, и если да, зачем, зачем я. Это и зовут абсурдом, спрашивает Дана, кажется, вслух. Я забыла или хотела забыть, спрашивает она.

 

*****

 

Спустя двести метров после указателя Дана съезжает на прилегающий проезд, спустя сто метров после указателя из-за неполадок с аккумулятором она сменяет дальний свет на ближний. Ветер исступленно пытается вырвать фонари, висящие над серединой дороги к пансиону ДаЮка. Круги света рывком уносит с асфальта на придорожные деревья, превращая в ломанные трехмерные фигуры, холодным сиянием они проваливаются в нескончаемую глубь редкого леса. На этом направлении дождь бьет в машину с левой стороны. Круги синего света возвращаются на черный асфальт, чтобы тут же сгинуть вновь. Дорога сильно петляет, в наступающей ежемгновенно темноте кажется, будто она упирается в лес, фары успевают поймать нужный поворот в самый последний момент. Дана не слишком сбрасывает скорость лишь потому, что не раз ездила здесь.

Казу, добро пожаловать в нашу студию, и сразу вопрос, Казу, мы готовили программу не совсем об этом, но вы, наверное, понимаете, не обсуждать буквально невозможно. Что же именно приключилось на станции Шин-игота, скажите, Казу.

Дана слушает, как Казу Като сокрушается: он обычный человек, ему неведомо знать каждую тайну бытия. Но, говорит Казу. Я думаю, есть потенциальное объяснение той невыразимой трагедии, которая произошла сегодня в токийском метро. Для начала хотелось бы, чтобы слушатели перестали верить шарлатанам и так называемым магам, в метрополитене не водятся демоны, и случившееся – не мистический промысел. Шин-игота – это место трагедии, не паранормального ужаса.

Радиоэфир часто перебивается шипением помех.

Конечно, я не знаю истинных причин, напоминает Казу. Но если верить экспертам, стоит признать тот факт, что случившееся на станции – не следствие террористической атаки, а значит, не газ заставил бедных людей лишить себя жизни, не чье-то давление или приказ, едва ли такое мог сотворить и гипноз. И разумеется это не фантастическое суицидальное совпадение. Я не вижу иных вариантов объяснения такого страшного явления, кроме его закономерной природности, его естественности. Да-да, вы не ослышались: смерти на станции Шин-игота абсолютно естественны. Я заранее прошу прощения у людей, чьи чувства задеваю, у родных и близких погибших, у тех, кого случившееся просто шокировало, однако продолжаю настаивать на его естественности. Я писал о подобном в одной из своих работ, «Природа как разумный объект», и сегодняшняя трагедия является прискорбной иллюстрацией моих слов. Всем нам известно, что в мире порой случаются ужасные, необъяснимые вещи. Казалось бы, какой силой, кроме чистого зла, можно оправдать трагедии, подобные сегодняшней? И, тем не менее, эта сила – природа. Я убежден, что такие жуткие привлекающие всеобщее внимание катастрофы спровоцированы четким природным механизмом.

И совершены они, вы не поверите, ради нас с вами. Я поясню: это параллельность катастроф, мотив отвлечения, в своей книге я назвал его ясураги, покой. Любое страшное событие включает в себя более страшное, о котором никто не знает. Много, очень много людей, погибших в тишине, в безвестности; про них никому не рассказали, они сгинули, когда все отвернулись. В своей книге я показал это на целом ряде примеров: террористические акты, природные катаклизмы – впоследствии, когда само время мешает нам испытать настоящий ужас, выяснялось, что они закрывали собой еще более страшные трагедии. О них вы не слышали в новостях, никто не звал спасателей к несчастным, кричащим в пустоту, взирающим в темноту. Звучит так, будто это беспричинная природная жестокость, но я называю такой механизм естественным и даже благим. Естественно – отвлекать разумный животный вид от катастрофы, которая разрушит его самосознание. Надежно – делать такое посредством катастрофы, которая напугает, заставит грустить, но не уничтожит наш дух, наш разум. Суицид на Шин-игота, несомненно, одна из страшнейших вещей, о которых мне доводилось читать в сводках. Но. Но, тем не менее, я держу себя в руках, не схожу с ума из-за этого. А где-то там, прямо сейчас, в невообразимых мучениях, по сравнению с которыми трагедия в Токио выглядит рядовым несчастным случаем, гибнут, страшно гибнут те, чьих имен мы еще долго не узнаем. Не правительство скрывает это, не террористы в розовых кимоно. Но природа, берегущая нас, как умеет. Она суровая и заботливая. Она толкнула тех людей на рельсы, чтобы наш разум не толкнул себя в пропасть.

Отец Даны не прожил после переезда в Японию и года – скончался из-за проблем с сердцем. Это стало тяжелым ударом для ее матери, а когда заболел еще и Фусазу, та совсем опустила руки. Дана всегда боялась, что у матери от всех потрясений разовьются серьезные проблемы с психикой, как у ее единокровного брата. Дана боится этого гораздо больше, чем проблем матери с сердцем.

Если бы я видел толк в молитве, я бы помолился за тех, у кого сегодня токийское метро украло наше внимание, нашу заботу. Нашу помощь. Подумайте, возможно, вы, именно вы одна из тех несчастных жертв, которых мы позабыли. Возможно я. Что может быть страшнее суицида на Шин-игота. Казу многозначительно замолкает, и ведущий объявляет рубрику звонков от слушателей. Судя по всему, он надеялся, что в числе прочих будет обсуждаться тема надвигающегося урагана, но все звонки касаются только недавних слов Казу.

Что может быть страшнее, повторяет Дана, когда ее автомобиль вслед за дорогой выскальзывает из леса на скалистое побережье. Голоса дозвонившихся сменяются размеренностью стационарных шумов.

 

*****

 

ДаЮка включает в себя три бетонных здания – один вертикальный прямоугольник, корпус для пациентов, и два горизонтальных, гараж и спортивный комплекс, – а за ними простирается нерадужный фон черного низкого неба и неспокойной черной воды, разделенных тонкой мутной полосой. Над океаном сверкают молнии. Дана бежит не больше двадцати метров до дверей корпуса, промокает насквозь. Двери не заперты, рядом с турникетом нет охраны. Свет в холле непривычно тусклый, и сначала Дане кажется, будто здесь никого не осталось.

Это акума, говорит ей немолодой женский голос. Японка в домашнем халате смотрит на вошедшую в холл Дану, и та вздрагивает. Японка стоит за кабинкой охраны, у приоткрытой двери, она поворачивается к небольшому телевизору SONY напротив пустующего кресла. На экране одни помехи, но японка говорит, она видела новости про Шин-игота. Демоны, повторяет она. А вы не местная, говорит.

Дана с сомнением спрашивает, где врачи и персонал. Бросили, отвечает ей японка в халате, бросили меня. Кого-то взяли, к кому-то приехали, меня бросили, но в метро демоны, говорит она Дане в спину, Дана помнит, палата Фусазу на третьем этаже.

Лифт не работает, и Дана поднимается пешком, дождевая вода падает с ее мокрой одежды на ступени. В лестничные окна бьет сильный ветер, тут еще меньше света, и Дана продвигается почти на ощупь. В пансионе непривычно тихо, если не считать погодный коллапс за стенами и шипение телевизора, доносящееся снизу. Проем за проемом, и двойные двери с полоской ведут в коридор третьего этажа, где к этим звукам добавляются еле слышные стоны брошенных больных. Это выше, думает Дана. В коридоре третьего тоже почти нет света, чуть впереди мигает и потрескивает одинокая больничная лампа. Осторожно идя, Дана натыкается на тележку с пробирками, звон пугает ее, будто им можно разбудить нечто опасное.

Дана слышит легкий стук. Это не может быть выше, думает Дана. Что может быть страшнее суицида, думает она. На миг кажется, сбоку, очень близко, в темноте у стены стоит самоубийца из записи камеры, вырванный в реальность, но остающийся собранным конструктором из кубиков серых оттенков. Он безмолвен, и Дана понимает, это лишь чья-то оставленная капельница.

Дана проходит островок холодного света, палата дяди должна быть за поворотом коридора. Стук все отчетливей, и перед тем, как Дана, повернув, подходит к нужной двери, она признается себе, стук оттуда.

Дверь поддается, в лицо Дане дует легким сквозняком. Она заглядывает в палату и с криком делает резкий шаг назад. На лице Даны появляются слезы, ее губы дрожат. Как и везде, в палате темно, шторы распахнуты, и перед мрачным оконным проемом легко раскачивается худое тело в больничном халате, пяткой задевая шкафчик у стены. Дана знает, это не ее дядя, она видит силуэт – повешена девушка. Это пугает сильнее, пугает или манит, я так хотела забыть, шепчет Дана и входит в палату, закрывает за собой. Она не замечает мужчину, сидящего в углу и подтянувшего к голове колени. Дана медленно приближается, смотрит на повешенную, трогает ее холодную ладонь. Дана подумывает снять тело с петли, но не может разглядеть узел в сумерках. С трудом подтягивает мертвую девушку ближе к окну, та повесилась на проводе, слабый уличный свет падает на бледное лицо с посиневшими губами и трупными пятнами. Дана снова вскрикивает и неосторожно отпускает повешенную, тело врезается в шкаф ногами, разбивает стекло.

Зачем же, Дана, мужской голос за спиной, и Дана, обернувшись, спрашивает, это ты, дядя.

Господин Фусазу давно умер, Дана, и оставил вам квартиру в Японии. Я доктор Ишима, помните.

Моя мать общалась с вами, не я.

У меня лечилась ваша дочь. И, кажется, к сожалению вылечилась. Мужчина поднимается с пола и предлагает Дане сесть на койку. Сам садится на соседнюю, за спиной Даны раскачивается труп, задевая с шуршащим звуком хищные осколки, оставшиеся в дверце шкафа.

У меня нет дочери, тут лечится дядя Фусазу, неуверенно говорит Дана, она боится повернуться, но в ее память отчетливо врезался образ повешенной. Ведь мой дядя не погиб в метро, спрашивает она, нахмурившись.

Нет, он умер не так, но сегодня в метро действительно случилось нечто ужасное.

Мы давно переехали, дядя не мог.

Теперь вы понимаете, обрывает доктор. Это анозогнозия, она повсеместна. Вы отрицаете реальность, Дана.

Но у меня нет дочери.

А кто висит за вашей спиной, Дана. Доктор говорит, Дана назвала свою дочь так же, доктор говорит, Фусазу ее брат, а не дядя, доктор говорит, Дана, дочь Даны, висит у нее за спиной. Вы Дана Костаки, вдова, мать и вы куда старше, чем думаете, говорит доктор.

Дана молчит, не спорит, иначе ей придется признать, что в повешенной узнала себя. Дана не знает, что абсурдней. Что может быть страшнее.

Посмотритесь в зеркало, говорит доктор Ишима, черт бы побрал этот пансион, тут же не сыщешь зеркал.

Понимаете, говорит он, несмотря на весь курс нашего лечения, вы продолжаете отрицать действительность. Через какое-то время ваша анозогнозия вновь прогрессирует, курс терапии не вылечивает, а ослабляет ее на время. Мы много общались с вами, Дана, вы обратились с психическими проблемами своей дочери в нашу клинику полгода назад, тогда мы и решили поместить ее в ДаЮка. Когда ее болезнь прогрессировала, когда стало понятно, что Дана, ваша дочь, обречена, вы заместили ее образ образом своего погибшего брата Фусазу. А дочь сделали здоровой, убедив себя в том, что вы – это она. Поразительно, но вы провернули все меньше, чем за месяц. Ну где же хоть одно зеркало.

Понимаете, продолжает он, проблема не только в вас. Это пандемия, люди отрицают болезнь, таких случаев все больше, масса. Масса. Есть что-то очевидное, на что все закрывают глаза. Это болезнь отрицания.

Доктор, нельзя болеть только отрицанием болезни. Иначе это будет здоровье, доктор.

Я знаю, Дана, знаю… но я не могу вспомнить, я не могу вспомнить, что это за болезнь. Я был близок к пониманию, поэтому со мной так и поступили. Знаете, я думаю, правительство вслепую контролирует это заболевание. И я знаю, я знаю, что случилось на станции. Я не помню болезни, но помню, что участвовал в разработке вакцины. Может, я и сам болен. Да, определенно, это бы все объяснило. Объяснило, почему я забыл. Они думали, я забыл, и потому так поступили со мной, но я помню, помню о вакцине. Они допустили ее утечку, на этой неделе, какая оплошность, представляете, утечка Анкартен-7 в районе новой станции. И вакцина подействовала, представляете, люди вспомнили. И как только они вспомнили, они убили себя. Понимаете, насколько страшна болезнь и почему власти хотят все скрыть, Ишима говорит громким высоким голосом, у него мешки под глазами, Дана думает, он давно не спал. Она отмечает, что стало светлее. Серебряные лунные лучи пробиваются в палату, громадная тень повесившейся девушки ложится на пол, дверь. Дана знает, тень касается и ее спины.

Не соображу, что такого сказали машинисту, чем пригрозили, но тех людей они решили поскорее убить, тут же, как только поняли, что положительное излечение невозможно. Это очень, очень высокий уровень влияния, Дана. Поэтому нам наплели, будто нет следов отравления. Впрочем, это-то правда – ведь там были лишь следы лечения, смеется Ишима. Ручаюсь, спохватывается он, правительства по всему миру сами давно больны анозогнозией, сами не знают, что отрицают, однако продолжают скрывать и тестируют вакцины на людях, смотрят, как те, вспоминая правду, идут на смерть. Возможно, такое используют в военных делах… да, наверняка в военных целях.

Почему у вас браслет больного, доктор, спрашивает Дана. Вы пациент, доктор, спрашивает она.

А, это, отвечает Ишима, вертя запястьем, это они так поступили со мной. Он изгибает уголки рта и понадежнее застегивает рукав.

Как давно, Дана поднимается.

Я не помню. Сразу после вас. Мы часто говорили здесь, в этой палате.

Вы должны понять мое недоверие к… психически неуравновешенным людям, рассуждающим о заговорах.

Я думал, вы знаете, разводит руками Ишима, да и потом, разве то, что я пациент психиатрического отделения влияет на мои интеллектуальные способности, разве влияет, настойчиво и агрессивно говорит он. Вы правы, это заговор. Не японского, мирового правительства, заговор, кричит Ишима.

Дана не отвечает и быстро выходит из палаты. Она не оборачивается посмотреть на труп, на Ишиму, Дана идет к лестнице.

Есть что-то страшное, Дана, слышит она удаляющийся крик за спиной. Невообразимо страшное, и оно рядом, совсем рядом с вами. Но вы никогда не узнаете, Дана.

Телевизор в кабине охраны снова работает, срочный выпуск новостей сообщает об общественном скандале, вызванном словами известного писателя Казу Като. Казу, в частности, заявил, что трагедия на станции Шин-игота – абсолютно нормальное явление. Он утверждает, будто она сродни легендам о призраках или демонах, которыми пугают детей, будто это только средство уберечь нас от еще большей опасности. Природа обманывает нас, заставляет верить в более благоприятные условия, чем есть на самом деле, а в это время в мире происходит нечто действительно невообразимое, цитирует слова Казу диктор.

Дана замечает старый тапок, оставленный у стеклянных дверей на выходе из пансиона. На площадке перед зданием она находит японку, недавно рассуждавшую о происках демонов. Дождь закончился, и практически не чувствуется ветер, улица вязнет в спокойствии сырой прохладной ночи. Женщина смотрит над собой и улыбается.

Чистое небо, говорит она, наверное, урагана не будет. Или перед ним всегда так тихо, спрашивает.

Комментариев: 4 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 15-08-2023 17:30

    Очень стиль понравился. Поэтично, философски, очень вписывается в то впечатление, которое было от реальной японской литературы.

    Учитываю...
  • 2 z.krylov90 15-08-2022 12:39

    Да уж Один из Самых необычных рассказов прочитанных мной здесь!

    Учитываю...
  • 3 Мельник 04-10-2013 22:18

    Читалось трудновато, но в общем рассказ понравился, интересная идея.

    Учитываю...
  • 4 delfin-mart 22-09-2013 17:55

    Любопытный рассказ. Сперва, когда читала, все время преследовала мысль "у автора русский - второй язык?" )) Некоторые фразы прямо озадачивали:

    "теперь вместо спиц проливня вихрь бросает воду на лобовое стекло неправильными сферами"

    И лексика странная, и синтаксис, и вместо прошедшего повествовательного все в настоящем времени, что-то вроде пересказа фильма...

    Но в итоге все эти странности создают как раз ту художественную форму, которая идеально подходит для выражния необычной - безумной где-то - идеи: что случающиеся катастрофы нужны природе для того, чтобы скрыть еще более страшные трагедии.

    По-моему, это интересно. Понравилось и впечатлило! )

    Учитываю...