DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Дмитрий Колейчик «Обернись!»

Прыг-скок, покрутись,

Как волчонок, завертись!

Душу свою выверни,

Нам ее доверь!

Обернись, обернись,

Покажи — какой ты зверь?

Детская считалочка


Камилла взглянула на часы — 17:50. Вечер пятницы, зимнее солнцестояние и самая долгая ночь в году. Она уже давно накрыла город, проникнув во все необустроенные, необжитые его углы и щели. Похожий в разгар рабочего дня на кипучий муравейник, просторный офис окончательно погрузился в тишину и полумрак полчаса назад. Камилла осталась под предлогом необходимости доделать годовой отчет и за это время успела переодеться из скучного делового костюма в соблазнительное вечернее платье и навести соответствующий макияж.

Снаружи, за широкими окнами, разыгралась метель, и завывания ветра, казалось, не могли заглушить даже тройные финские стеклопакеты. Или настырный разгулявшийся ветер пел свои заупокойные — по уходящему году — псалмы в вентиляционных шахтах современного делового центра, вторгаясь тем самым на запретную для себя территорию цивилизации, рациональности и порядка. Но Камилла не содрогалась от тягучих литаний распустившейся стихии, не ежилась от одной только мысли о жгучем холоде, который та предвещала, — для этого Камилла была слишком собранна и сосредоточена на предстоящем вечере. Она планировала провести его с Денисом, сначала — в одном из тех ресторанов, в которых принято заказывать столики за несколько месяцев, а потом… неважно, главное — вместе с ним, с Денисом.

Девушка еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркальце, добавила последние неуловимые штрихи к безупречному макияжу, сложила косметику в сумочку и выключила лампу над столом своего кубикла. Теперь только жидкий желтоватый свет из коридора едва-едва освещал офис. Годовой отчет подождет.


Звонко и часто перестукивались тонкие каблуки высоких сапожек. На бегу Камилла кивнула охраннику — он, завидев ее, всегда по-идиотски улыбался, становясь похожим на довольного слюнявого бульдога, которого чешут за ухом. На проходной вручила офисные ключи пожилой консьержке, бабе Любе. К ней тепло относились все, кто работал в бизнес-центре, и часто делали ей маленькие подарки, приносили угощение. А она славилась тем, что всех помнила по именам. Выражением лица, и особенно глазами, она напоминала добродушного енота, хотя порой могла (не со зла, конечно) сказать что-нибудь неуместное. Вот и в этот раз:

— Ой, Камилла-чертовка! Какая ты вся сегодня! Такая лучистая, красивая! Небось к жениху торопишься? Правильно, Ка-милочка, пора уже, пора…

Камиллу консьержка частенько называла «Ка-милочкой», подчеркивая при этом «милочку» и, очевидно, считая свою находку остроумной. Но «чертовка» — это было что-то новенькое. На мгновение Камилла даже слегка оторопела и замедлилась, не зная, как реагировать. Но решила не перечить пожилой женщине с устаревшими представлениями о личных границах. И в тон ей ответила, вновь ускоряя шаг:

— Ах, если бы к жениху… Ваши бы слова, баб-Люб, да богу в уши!

— Ты, главное, верь! Услышит тебя рог!

Камилла, уже успевшая дойти до выхода, замерла у распахнувшихся автоматических дверей.

— Рог? — Волна ледяного ветра, хлынувшая с улицы, сбила дыхание и растрепала светлые волосы, заодно слизав произнесенное слово.

— Рог? — удивленно оглянувшись, громче переспросила девушка. Консьержка аж привстала со своего места и, навалившись животом на стойку, весело улыбалась. Ее ласковые глаза, казалось, светились озорством.

«Какие у нее неприятные, кривые зубы! — впервые заметив эту особенность обожаемой всеми бабы Любы, подумала Камилла. — Хотя нет, показалось, — решила она, присмотревшись. — Зубы как зубы… Старушечьи».

— Бог! — прокричала консьержка громко, словно для глухой. — Услышит тебя бог, говорю! Поможет!

«Показалось…»

***

Камилла достала смартфон из сумочки и посмотрела, который час — 18:15. Времени оставалось мало, но в таком деле спешить нельзя. В этом бутике белье стоит, как хорошее пальто где-нибудь в местах попроще. Камилла вспомнила, как еще на первом курсе института выбирала себе пальто и сапоги на вещевом палаточном рынке под открытым небом. В феврале, когда продавцы снижают цены и охотнее торгуются, чтобы распродать остатки залежавшегося сезонного товара. Переодеваться приходилось на морозе, на пронизывающем до костей ветру; переобуваться — стоя на тонкой картонке поверх сбитого в плотный наст снега, бр-р-р! Камилла после этого заболела, но была рада покупкам. Торговец — какой-то кавказец — сделал хорошую скидку за красивые ее глазки. Деньги Камилла тогда копила полгода, их хватило впритык.

Наконец она остановила свой выбор на черном, подчеркнуто сексуальном шелковом комплекте нижнего белья с короткой накидкой из невесомой прозрачной ткани. В безвольную руку манекена, облаченного в этот комплект, был вложен стек — игрушка для эротических прелюдий. «Почему бы и нет?»

— Скажите, а стек тоже входит в комплект? — спросила Камилла у молоденькой брюнетки, продавца-консультанта (макияж неброский, скромный, но качественный, лицо строгое, как у настороженного хорька, — отметила Камилла).

— Нет, не входит, но он продается. Если возьмете комплект, на стек оформим вам хорошую скидку. Будете брать?

Смартфон — все еще в руках Камиллы — завибрировал, а потом заиграл популярную мелодию. Звонил Денис. Камилла жестом попросила консультанта подождать, и ответила.

— Кама, привет!

— Денис! Извини, я на работе задержалась, ты уже там? Я скоро подъеду! Готовлю для тебя сюрприз, — последнюю фразу Камилла произнесла игриво и хитро улыбнулась при этом, словно собеседник может ее видеть и считать по выражению лица намек.

— Нет, Кама, сильно не спеши… Я чего звоню…

Камилла нахмурилась, предчувствуя дурные новости.


Денис — успешный, как говорят, молодой человек. Топ-менеджер крупной строительной фирмы. Красивый, образованный, эрудированный, разбирается в философии, кинематографе и живописи, предпочитает мастеров барокко и постимпрессионистов. Не пьет, не курит, занимается фехтованием, выбирает активный отдых на горнолыжных курортах (которые Камилла терпеть не может — все эти лыжи, сноуборды). Двадцать восемь лет (столько же и ей, но для нее это уже «старость»!). Вечно занят…

Камилла с Денисом уже год. Первые месяцы было иначе: она почти к нему переехала, жила в его квартире неделями, постепенно перетаскала к нему кучу личных вещей. Потом что-то разладилось, ослабло, охладело. Но Камилла это уловила не сразу. Под разными предлогами, вполне убедительными, Денис стал избегать встреч на своей территории и в конце концов вытеснил ее из своей квартиры. И даже это вполне рационально объяснил: «Мне нужна своя берлога, понимаешь? Чтобы я мог расслабиться, отдохнуть. У меня много работы, мне недосуг думать о том, чтобы носки по полу не валялись… Я не готов съехаться». Ну и все в таком духе. Вместо того, чтобы подбирать носки у себя в шикарной трехкомнатной квартире с витринными окнами в центре города, Денис стал приезжать к Камилле в съемную, хотя и вполне современную, комфортабельную однушку в микрорайоне. Все реже и реже…

Нет, Камилла не была такой уж расчетливой сукой или падкой до сладкой халявной жизни пустышкой. Она действительно любила Дениса, ведь хватало за что и кроме денег. Но деньги — это чертовски приятное и полезное дополнение. Камилла не была невеждой, она тоже любила кино и живопись (хотя ей больше нравились сюрреалисты вроде Магритта или Энде), тоже получила хорошее образование (красный диплом, химфак МГУ). С Денисом ей было интересно, и они могли найти общие темы для разговора… если бы он все еще хотел и уделял ей больше времени.


— Кама, милая, ты меня извини, — говорил Денис вкрадчивым, примирительным, но не терпящим возражений тоном, который хорошо знала Камилла. Таким тоном Денис обычно обламывал ее планы.

— Что-то случилось?

— Да… Ужин придется отменить. Работы невпроворот. Конец года, отчеты… Буду в офисе до ночи сидеть. Сама понимаешь. У вас же там, наверное, тоже аврал?

— Ну-у… у нас…

— Ты только не сердись.

— Но мы же за два месяца столик заказали…

— Кама, ну потом еще закажем или вообще на Бали смоемся на все новогодние. Только ты и я… Я еще и отпуск возьму!

— На Бали в январе дожди. — Камилла произнесла это словно на автомате, а мысли ее были о другом…

— Ну что-нибудь еще придумаем. Но сегодня никак. Я пытался разрулить, но Семенов мне прямо сказал…

— Когда мы с тобой последний раз вместе были? У тебя — то командировки, то еще что. Приезжаешь изредка — только ночевать. Да и то…

— Что «да и то»?

— Да почти что ничего! — выпалила Камилла, но потом решила сбавить обороты. — Раньше все было иначе. Когда мы только познакомились…

— Меня повысили, ты же знаешь, — перебил нетерпеливо Денис. — Работы стало больше. Я устаю. Семенов…

— Так, может, ты и трахать будешь своего Семенова?!

Все-таки ее прорвало. Денис на пару секунд замолчал. А потом резко, словно несколько быстрых пощечин, бросил:

— Может, и буду. Если скажет. Он мой начальник, Кама. Он мне деньги платит. А ты их только тратить умеешь!

— Нужны мне твои деньги! Я замуж хочу, — начала было Камилла, но Денис уже сбросил вызов. — С-сука!

Девушка-консультант все еще стояла рядом и ждала. Камилла о ней совсем забыла.

— Будем делать покупку? Скидку на стек оформлять?

В этом вопросе, особенно про стек, Камилле почуялась ядовитая издевка. Хотелось ответить этой смазливой выскочке: «Да на хрена он мне теперь нужен, дура?!» Но она, сжав зубы, лишь коротко бросила «нет» и пошла на выход.

— Собралась под венец, а хрен тебе, выдра! — донесся до Камиллы злобный шепот смазливой выскочки.

Не веря своим ушам, Камилла обернулась:

— Что вы сейчас сказали?

— Сказала: года конец, обвал цен. Выгодно. Может, оформить вам дисконтную карту? Получите рассылку о наших новых акциях…

Камилла все еще с недоверием к девушке-консультанту (сейчас ее лицо казалось злобным, как у хорька) отрицательно покачала головой.

***

Скучая от нечего делать, а точнее — от полного непонимания, что можно, что нужно сделать, Камилла нажала на пульте кнопку, и на экране телевизора отразились часы — 20:37.

Телевизор она не смотрела, включила просто фоном, чтобы не было так одиноко и грустно. По ТВ-З в который уж раз за последний месяц крутили «Невесту», российский ужастик, в рекламную кампанию которого внесла свою скромную лепту и Камилла. Хотя она получила диплом с отличием химика-технолога, но по воле судьбы работала в рекламном агентстве в отделе маркетинга в социальных сетях.

На стеклянном журнальном столике стояли на две трети опустошенная бутылка вина, бокал (эти бокалы она прихватила по ошибке, а может, и нет, из Денисовой квартиры, когда забирала кое-какие свои вещи), а рядом лежал включенный планшет. На нем Камилла уже успела дважды пересмотреть все свои совместные с Денисом фото, где оба они были счастливые, улыбающиеся, любящие друг друга — идеальная пара, вне всяких сомнений, сказал бы каждый.

— Камилла-чертовка, возьми себя в руки, чтоб в платьице белом замуж пойти! — пропела-продекламировала Камилла неожиданно для себя самой внезапно пришедшую на ум строчку — то ли придуманную, то ли где-то когда-то услышанную и сейчас додуманную, перепетую на свой лад.

Камилла решительно взяла смартфон и набрала номер.

— Настюша? Привет! Ты где сейчас, не занята? Поговорить очень надо!

***

На оплывших, как перегретая виниловая пластинка, часах стрелки стали галочкой — 22:11.

«Забавно, что они здесь еще и время показывают, — подумала Камилла. — Ставлю галочку “за” в графу… За что? За то, что все получится! Или за то, что я дура, лишившаяся уже всякой разумной надежды?»

Оплывших часов здесь развесили много, взгляд постоянно на них натыкался. И все они исправно шли, показывая точное время. Что действительно казалось немного парадоксальным, учитывая название заведения — «Без временья». Оно было оформлено в сюрреалистическом стиле Дали. Камилла находила его самым вычурным и вульгарным из всех художников-сюрреалистов, но в это кафе ее когда-то привел Денис, после того как она вскользь упомянула о своих художественных вкусах. Впрочем, когда выяснилось, что Дали ее не очень впечатляет, Денис расстроился, словно сам все здесь оформил, а Камилла не оценила его стараний. Больше они здесь не появлялись. Почему она сегодня вспомнила про это кафе и предложила Насте здесь встретиться, Камилла не смогла бы объяснить. Она даже не была уверена, что это она вспомнила, а не Настя. Они встретились около часа назад. Время утекло незаметно. И внимание Камиллы тоже — чем дальше, тем чаще — утекало куда-то в сторону.

— …деньги тут не главное, — говорила вполголоса Настя, склонившись через столик, как заговорщица. Ее огненно-рыжие волосы свесились и наполовину скрыли лицо. Но Камилла была уверена, что вид она имеет сейчас самый серьезный — заговорщический. Она попыталась представить себе выражение лица подруги и улыбнулась, когда перед ее мысленным взором предстало что-то лисье с горящим взором, как в японском аниме.

— Расплатишься, не переживай, — продолжала Настя. — Авдотья Ермиловна возьмет столько, сколько дать сможешь. Не больше. Но и не меньше.

Камилла с трудом, словно преодолевая завесу чего-то тягучего, как здешние часы и здешнее время, пыталась вернуться к разговору, сосредоточиться. Большая часть сказанного Настей до этого от нее ускользнула.

— Так что эта Авдотья — гадалка?

— Да ведьма самая настоящая! Только говорит, что гадалка. Но нагадает тебе что захочешь, а что нагадает — точно сбудется!

— И мужа она тебе нагадала? — с сомнением спросила Камилла. — А может, совпадение?

— Да какое там совпадение! На Сергея столько баб вешалось, а он с ними, как с шавками: захотел — погладил, захотел — прогнал… А теперь сам как собака. Слова мне поперек не скажет. Даже скучно иногда! Хочешь, вот, позвоню ему, чтоб приехал за мной, а как приедет, я ему: извини, милый, я еще немножко с подругой посижу... Вот увидишь, будет ждать в машине как миленький, сколько скажу!

— Ну не знаю… Это совсем уж… жесть какая-то.

— Думаешь? — ухмыльнулась Настя и развязно откинулась на спинку стула. А потом перевела взгляд в сторону и замахала рукой:

— Официант, кам цу мир!

Камилла отвлеклась на подошедшего к их столику официанта. Затем отвлеклась на входную дверь — та открылась, и в бар вошла девушка. А следом — Денис. Красивый, с довольной улыбкой, высматривающий хищным взглядом победителя свободный столик (наверняка не сомневался, что найдет, несмотря на поздний вечер пятницы, — самоуверенный сукин сын!). Камилла резко отвернулась, продолжая боковым зрением следить за Денисом. А тот, заметил ее и, не прекращая уверенно улыбаться, спешно, но без суеты, без пугливой торопливости развернул свою подружку, что-то прошептал ей на ухо, и вместе они покинули кафе. Камилла была уверена, что Денис остался уверен, что она его не заметила.

Настя тем временем заказывала официанту:

— …и еще нам вина…

— Нет, не вина, — решительно перебила Камилла. — Мне текилы.

Настя посмотрела на нее с одобрительной улыбкой — «Молодец, подруга!» — и подтвердила:

— Да, неси нам текилу. Семь стопок. И шампанского! Моя подружка замуж скоро выходит!

Оторопев от такого заявления, Камилла только и смогла спросить невпопад:

— А кому седьмая?

— Бабушке Ермиловне! — то ли шутя, то ли всерьез ответила Настя. На секунду Камилле показалось, что лицо подруги действительно приобрело зооморфные черты, а глаза сверкнули огнем.

— Да ты лиса настоящая! — сказала Камилла и залпом допила вино из бокала.

***

«В Москве сейчас 15:00. Короткий новостной выпуск…» — сообщило радио. Камилла наклонилась к приборной панели и переключила канал, на секунду выпустив глухую лесную дорогу из вида. А когда вновь посмотрела на нее, то еле успела нажать педаль тормоза. Посреди дороги стоял волк. Казалось, он совсем не боялся и смотрел на человека в машине внимательно, словно изучая. Камилла перевела дух.

— Твою мать! Вот же сказочные дебри-то! — в сердцах выругалась она и нажала на клаксон. Волк не ушел, продолжал стоять как вкопанный и пристально смотреть на нее. По спине пробежал холодок.

Камилла понимала, что в машине она в безопасности, но оттого, что дикое животное не испугалось ни машины, ни громкого гудка, стало не по себе. Да и место, где она совершила вынужденную остановку, странное. Действительно — сказочное. Только когда эта сказочность проникает в реальный мир, становится уже не восхитительно, как в сказках, а… да, именно не по себе — самое точное определение!

По обе стороны от дороги, как пара воздетых к небу рук, торчали два обожженных древесных ствола с культями толстых сучьев. Волк стоял ровно между ними, словно страж врат.

— Если эта Авдотья даже и дурит, то не зря свой хлеб кушает, — пробормотала Камилла, слегка успокоившись. — Антураж что надо, постаралась на славу!

Она еще раз нажала на клаксон, не отпуская, пока у самой голова не заболела от противного протяжного гудка. Волк не шелохнулся. Только чуть наклонил голову и посмотрел на девушку как-то жалобно.

— Деревья обкорнать и сжечь, — продолжила разговаривать сама с собой Камилла, чтобы развеять мелкое, но назойливое чувство жути, — это достойно, но это ладно, я понимаю. Но как она так волка выдрессировала? Или, может, это все-таки собака какая-нибудь?

Камилла осмотрелась через боковые окна, пытаясь разглядеть, что-нибудь за деревьями по краям дороги.

— Что, серый, рядом где-то твоя хозяйка, да? Стоит за каким-нибудь деревом, смеется сейчас над глупой девкой? Ну ты кивни хоть, что ли! — Камилла со злостью ударила по клаксону. Раздался короткий гудок, волк нехотя потрусил в направлении одного из обгоревших стволов. Сошел с дороги и дальше по узкой, едва заметной прогалине скрылся в лесу.

— Отработал свою сегодняшнюю сахарную косточку, ладно, — пробормотала Камилла, трогаясь с места. — Посмотрим теперь, кто быстрее — я на машине или бабушка Ермиловна на метле — до домика на курьих ножках доберется...


К Ермиловне Камилла попала уже затемно. Дом оказался вполне приличным — старый, но еще крепкий, большой — в два этажа, с мансардой и широким крыльцом, окруженный таким же старым и слегка покосившимся частоколом. Ворот на входном проеме не было. Машина в него не вписалась бы, поэтому Камилле пришлось пройти по заснеженной узенькой тропинке метров тридцать до крыльца — несколько раз она чуть не упала, поскользнувшись, — да еще волоча большую неудобную сумку. По двору в темноте шныряли какие-то мелкие звери — то ли ласки, то ли лисы…

— Волка видела? Там, у дерева? — с порога спросила Ермиловна, крепенькая моложавая старушка лет шестидесяти.

Камилла немало удивилась такому вопросу. Даже больше, чем тому, что не успела она постучать в дверь, как Ермиловна ей открыла.

— Да…

— Хорош?

— Хорош, — пробормотала Камилла в смятении, не понимая, что все это значит.

— Запомни то место, — сказала старушка, развернулась и, тяжело ступая, побрела в дом. — Да ты проходи, не стесняйся…

— Тут много волков, — говорила Ермиловна, словно они с Камиллой хорошо знакомы и продолжают давно начатую беседу, — куниц, ласок, лис… Всюду перевелись уже почти, а тут водятся. Охотнички приезжали раньше, да не задалась у них охота. То друг друга сослепу постреляют, то в овраг кто свалится, кости себе переломает. А кто и вовсе сам волчьей сытью стал. Теперь нету охотничков.

Камилле показалось, что последнюю фразу Ермиловна произнесла со злорадным удовлетворением.

Внутри дома было мрачно — темно и, насколько смогла разглядеть Камилла, не убрано. Всюду какой-то бардак, но из чего он состоит, разобрать она не могла. Бардак присутствовал в доме как нечто целостное, не делимое на составные части. Пахло сырыми грибами, мхом и… вскопанной землей.

Наконец Ермиловна привела Камиллу то ли в подсобную комнату, то ли в кухню. Посреди стоял массивный стол, вокруг него стулья, вдоль стены тянулся еще один стол — узкий и длинный, на нем — электроплитка, чайник, всякая утварь. В углу сидела ласка.

— Нету больше охотников ездить сюда, — отчетливо произнесла Ермиловна и повернулась к Камилле. — Ну, зачем пожаловала? Погадать на судьбу или нагадать?

— В смысле? А какая разница?

— Хочешь знать, что сбудется, или — чтоб сбылось, чего хочешь, а чего хочешь, уже сама знаешь? Вижу — знаешь! Только еще сказать не смеешь. Садись! — Ермиловна показала на стул, с виду довольно шаткий, а сама направилась к узкому столику у стены. Камилла не без опасения и некоторой брезгливости присела, сумку поставила рядом. Откуда-то из недр дома, кажется, сверху, донеслись звуки возни и чье-то хихиканье.

— А кто это у вас там, наверху? — спросила Камилла.

— А это внуки мои, правнуки… Думаешь, я одна живу на свете? У меня много родни, — назидательным тоном изрекла Ермиловна, наливая из чайника в глиняную кружку что-то бурое.

— Меня Камилла зовут, — на всякий случай представилась Камилла, хотя, наверно, не удивилась бы, если бы Ермиловна и так это знала. — А моего парня — Денис. Вот его фотография.

Камилла достала из кармана фото Дениса, и положила на стол.

— Хочу узнать, женится он на мне или нет.

— Одежду принесла? С его плеча и со своего? Надо, чтоб полные комплекты были. И обувка ваша.

— Принесла. Меня Настя предупредила. — Камилла достала из большой дорожной сумки пакеты с одеждой. — Только зачем вам ее столько? Обычно какую-то мелкую личную вещь просят…

— А ты-то все знаешь, чего просят? — язвительно усмехнулась Ермиловна и поставила перед Камиллой кружку, из которой шел ароматный пар. На фотографию Дениса даже не взглянула. Пакеты с одеждой бросила в темный угол.

— Выпей-ка пока кофе. Устала-то небось с дороги, девочка моя?

— Какая я вам «девочка»? — не выдержала Камилла. Ее порядком уже измотала эта странная ситуация, и она не знала, как к ней относиться — то ли перед ней цирк устраивают, то ли эта Ермиловна и впрямь ведьма.

— Ну, не девочка… Баба! Так лучше? А хочешь, и старуху покажу?

В руках у Ермиловны откуда-то появилось зеркальце, словно она заранее подготовилась. Не успела Камилла опомниться, как зеркальце оказалось у нее перед глазами — всего на мгновенье. Но она успела мельком разглядеть отражение — отталкивающее, невероятно старое, сморщенное лицо, отдаленно похожее на ее.

С верхнего этажа вновь послышались возня и хихиканье. Перепугавшись, Камилла быстро выпила обжигающий кофе большими нервными глотками.

— Так-то! — Ермиловна села за стол напротив нее, взяла пустую чашку и стала внимательно изучать гущу. — Не все с тобой ладно, девочка…

— Вы что, на кофейной гуще гадаете?

— А ты чего хотела? Чтоб я свечи зажгла да животину какую выпотрошила?

Все поплыло перед Камиллой. Ермиловна начала троиться у нее в глазах. Первая пошла к узкому столику у стены и стала там хлопотать над электроплиткой. Вторая обошла центральный стол и выпала из поля зрения, уйдя куда-то Камилле за спину. Третья осталась сидеть на прежнем месте и разглядывать гущу. В углу шипела-рычала оскалившаяся ласка.

Если бы Камилла могла в этот момент адекватно рассуждать, она бы отметила, что впала в эмоциональный ступор, а разум ее свернулся в трубочку, как лист бумаги. И через эту трубочку она, словно на автопилоте, видела только одну цель, не замечая, точнее — не реагируя ни на что остальное.

— Так что там? Будет Денис моим?

— Это можно! Так-то оно наверняка будет, — ответила Ермиловна, сидящая за столом. Она прищурила один глаз так, что казалось, будто на его месте — давно зарубцевавшийся шрам. Другим глазом старушка всматривалась в кружку, будто в подзорную трубу.

— Это по сердцу надобно гадать, — сказала Ермиловна, хлопотавшая над электроплиткой. Затем подошла к сидящей за столом Ермиловне, положила перед ней длинный широкий нож и добавила:

— Чтобы наверняка уж было!

Ермиловна, выпавшая из поля зрения Камиллы, подошла к ней сзади, приобняла по-родственному и стала в самое ухо бормотать:

— Как есть, так есть. Душу живую загубить придется. Не жалко?

Ермиловна, принесшая нож, теперь принесла ласку.

— Смотри, какая — красивая, ласковая, родная… — Она нежно поглаживала присмиревшего зверька. Затем уселась за стол, слившись с Ермиловной, которая там уже сидела.

— Черта нельзя наебать, и Черта нельзя удивить. Того, кого нельзя наебать и удивить, бояться не стоит, с ним не нужно торговаться, и можно расслабиться — нет путей, кроме единственного, и все уже решено, — прошептала Ермиловна, обнимающая Камиллу, и поцеловала ее в макушку. Затем и она вернулась за стол.

— Все в сборе — три матери, три дочери, три ведьмы! — торжественно произнесла ставшая снова единой Ермиловна. В руке у нее был нож, другой рукой она придерживала ласку.

— Так уж тебе Денис нужен, точно решила?

— Точно, — глухо произнесла Камилла.

Одним движением Ермиловна вспорола ласке живот, та истошно завизжала. Затем она ловко раскрыла внутренности животного, раздвинув ребра. Камилла увидела еще бьющееся сердце, на лицо ей брызнула теплая кровь. Это было чересчур, ужас происходящего пробился через защитную завесу ступора и затопил ее сознание.


— Давай, девочка, приходи в себя!

В нос Камилле ударил острый запах чего-то гнилого. Открыв глаза, она обнаружила, что все еще сидит за столом в доме жуткой старухи. Она помнила все произошедшее, но вокруг не было ни следа кровавого жертвоприношения. А ведь весь стол — она это помнила отчетливо — залило кровью животного!

— Ничего этого не было? — спросила Камилла растерянно, надеясь, что так и есть.

— Чего не было?

— Гадания этого? Куницы растерзанной?

— Ласки, девочка. Это ласка была… Ты что, ее испугалась?

— Вы же ее разрезали!

— Ну разрезала, что уж тут такого? Ты ж сама хотела, чтоб Дениска стал твой. А на сердце — оно самое верное гадание.

— Так вы ж меня ее кровью заляпали… Она так вопила, у нее еще сердце билось, когда вы ее резали. Кошмар! — Камилла осмотрела себя, но следов крови не нашла.

— Да ты что, девочка? Совсем у тебя разум помутился. Та ласка дохлая была. Вчера еще околела.

— А зачем вы тут дохлую ласку держали?

— А для того, кто приедет, и держала. Много вас таких. Каждый день приезжают. Сезон же…

— И много у вас дохлых ласок?

— Ай, какая ты умная! Да языкастая! Много, не много, а для тебя нашлась, вот и радуйся. Удачно приехала. Аккурат на Святки…

— А что Святки?

— На Святки даже черти пляшут. Вся нечисть по земле гуляет. Ворота все отверсты между царствами, скачи душа туда-сюда, как прелесть ляжет: скок на небко, прыг под землю… И что ни нагадаешь, все сбывается, если умеючи. Говорю ж, повезло тебе, девка, недолго в девках тебе ходить осталось. Вовремя приехала. Как судьба тебя привела: прыг-скок — да к бабушке Ермиловне на порог…

— Святки разве не с Рождества начинаются?

— Может, и с Рождества. Да кто знает нынче, когда то Рождество было? Кому оно завтра, а кому через две недели! А и те и те будут на Новый год скоромное кушать. Ты ж сама третьего дня как разговелась на славу? С Настюхой своей, — хитро подмигнула Ермиловна. — А врата навьи по солнцу отверзаются. Как солнце о смерть споткнется, постоит, обернется да новый круг начнет, так и Святки… Испокон так было. Я всегда на Святки гадала много. И Настюхе, подруге твоей. Спасибо ей передай за стопку, что мне поставила. Вспомнила бабушку Ермиловну, проявила уважение…

— А как вы… — «узнали», хотела спросить Камилла. Но Ермиловна отмахнулась и перебила:

— Ворона на хвосте принесла. Я же ведьма самая настоящая!

Сейчас Ермиловна растеряла свой грозный вид и стала похожа не на ведьму, а на обычную бабку-гадалку, ярмарочную шарлатанку. Даже говорить она стала как-то иначе, по-скоморошьи, будто ряженая. И Камилла подумала, что лучше бы действительно это все было цирком. Пусть ее лучше обманут, пусть это будет розыгрыш (Настюха — чертовка!), чем если все окажется… Чем? Правдой? Реальностью?

Ермиловна стояла над ней, руки в боки, и усмехалась.

— Да что ты побледнела вся?! Опять в обморок бухнуться собралась? Не знала, что ли, к кому ехала? — Качая досадливо головой, старуха направилась к плитке, на которой стоял чайник. — Нервные какие пошли нынче девки. Как только душа в теле держится…

Ермиловна налила из чайника в кружку и принесла ее Камилле.

— На вот, кофе еще попей…

— Да что вы, бабушка! Я что, кофе сюда пить пришла? Вы мне про Дениса скажите, будет он мой?

— Эка ты скорая! Кофейку еще попьем, и я все тебе скажу-расскажу…

Вторую кружку Ермиловна налила для себя и села за стол напротив Камиллы. Точь-в-точь как сидела, когда резала ласку. От такого дежавю Камиллу аж передернуло.

— Да не хочу я вашего кофе! Попила уже разок, спасибо! До сих пор в себя не могу прийти.

— Да с чего ты взяла, что и раньше в себе была, Ка-милочка? Не к себе шла, не к себе и пришла. Пей, говорю! Тогда все будет. Дитя Денису родишь, станешь ему родной. Смотри, чтобы роды на сентябрь пришлись. У тебя еще пара недель в запасе, чтобы все сделать. А как надо — сама знаешь, не девка уже, сама сказала… Пей из кружки, надо так!

Камилла отпила, поперхнулась и закашлялась. Она ошалело заглянула в кружку и закричала:

— Это что — земля? Ты мне что, ведьма, из земли кофе сварила?!

— Ну а что ты думала? Ты же будущая мать. И земля — мать. Вот вы и подружились — мать с матерью. А я бабушкой твоему ребеночку стану. Согласна? И можешь звать меня на «ты». Только ласково, с уважением. Если случится что, позови: «Бабушка Ермиловна, помоги!» И я помогу, и ребеночку твоему тоже.

С этими словами ведьма залпом все выпила из своей кружки.

***

«Который сейчас час? Долго я тут? Сколько? Сколько?!» — думала Камилла, семеня по скользкой тропинке к своей машине.

Вокруг ведьминого дома собралось много ласок и куниц, Камилла не видела их в темноте, но была уверена, что они здесь. А возможно, тут есть и волки. Звери внимательно за ней наблюдали, Камилла чуяла их взгляды кожей, словно мороз. На частоколе сидели тени ворон.

Ермиловна провожала Камиллу до ворот-без-ворот — шла за ней (снова неприятное дежавю!) и давала последние напутствия:

— И запомни хорошо то место, где волка видела, где еще два дерева поганых из земли торчат. Как родишь по осени, мужу дите не показывай, туда с ним езжай. Следуй вдоль прогалины, куда волк побежал. Слева, увидишь, полянка будет светлая. Там ребеночка Денису и покажешь. А то порча ляжет, коли ребенка раньше откроешь миру на обозрение. А там — место особое, там око чаровное… Впрочем, тебе того знать необязательно. Главное, запомни: туда вези дитя и Дениса своего. А как дитя ему покажешь, так надо, чтоб он его поцеловал да имя назвал, то имя сокровенным станет… А дальше сама разберешься.

В проеме Ермиловна остановилась, договорив последнюю фразу. Камилла, не оборачиваясь, дошла до машины и села за руль. Завибрировал и коротко прозвенел смартфон на приборной панели. Камилла прочла эсэмэску от Дениса: «Соскучился по тебе!» и три подмигивающих и улыбающихся смайлика. Она быстро набрала ответ: «Сегодня не могу. Устала. Поскучай до завтра».

***

Утром следующего дня Камилла заехала в дорогой бутик, в котором была в прошлую пятницу, и купила приглянувшийся ей тогда комплект черного шелкового белья. Стек она тоже взяла. Она решила: чего бы ей это ни стоило, она заставит Дениса ползать перед ней на коленях. И будет лупить его этим стеком до синяков. А он, сволочь, будет еще ноги ей целовать и молить о прощении! Тем более на ее стороне теперь темные силы. Хотя Камилла уже сомневалась, что вчерашние события в доме ведьмы и сама ведьма ей не привиделись.

Злобной брюнетки-хорька в этот раз не было. На месте консультанта оказалась другая девушка. Камилла немного пожалела об этом — она собиралась отыграться, вывести нахалку из себя, а когда та потеряет самообладание, нажаловаться менеджеру, чтобы стерву уволили.


Вечером Денис был полон страсти и обожания. Нарочитая грубость и холодность Камиллы, кажется, пришлись ему по вкусу. А ей пришлось по вкусу чувствовать себя хозяйкой положения, чувствовать свою власть, залогом которой стали то ли колдовские чары, то ли похоть Дениса. Когда она поняла, что он вот-вот кончит, она прошептала ему на ухо:

— Скажи: о Камилла, я боготворю тебя!

— О дорогая Камилла, я боготворю тебя! — прокричал Денис. — Боготворю тебя! Боготворю тебя!..

Камилла кончила.

***

В конце марта Камилла встретилась с Настей, снова в «Без временьи», и с гордостью показала подруге дорогое, украшенное бриллиантом кольцо на пальце:

— Через месяц свадьба!

— За тебя, невеста! — подняла бокал вина Настя.

— За тебя, подруга! И за бабушку Ермиловну! — подняла в ответ стакан сока Камилла. Затем она словно о чем-то вспомнила:

— Официант, четыре стопки текилы! И бокал шампанского!

— Почему четыре? — удивилась Настя.

— Три тебе и одну — Ермиловне.

— А-а-а… Это правильно!

Раздалось жужжание, а затем громко заиграла популярная мелодия. Камилла достала из сумочки смартфон.

— Денис, — сказала она подруге, взглянув на экран, и ответила на вызов.

— Да, любимый!.. Чуть позже приеду… Сидим с тут подружкой… Слушай, Денис! — Камилла заговорщически подмигнула Насте и продолжила: — А ты не мог бы подъехать, меня забрать?.. Нет, пока расходиться не собираемся… Ну посидишь в машине, подождешь полчасика. Трудно тебе, что ли?.. Ага, и я тебя!

***

Роды пришлись на конец сентября. Денис явился к роддому весь в белом, с цветами — сам как невеста. У Камиллы вид был запущенный, нервный, какой-то болезненный и неуловимо странный. Она напряженно держала сверток с туго запеленатым младенцем.

Денис хотел было его взять на руки, Камилла резко отстранилась:

— Погоди. Потом увидишь.

— Почему потом? Что с ним? — встревожился Денис.

— Ну мало ли… Простудится… Или порча ляжет.

— Какая еще порча? — Денис не мог поверить своим ушам.

— Неважно. Поехали отсюда. Где твоя машина?

— Там, — махнул рукой Денис, списав странности жены на послеродовой синдром, — я недалеко поставил…

Ребенок в свертке заплакал. «Ну хоть живой!» — подумал Денис.

— Пообещай сделать кое-что, о чем попрошу, — сказала Камилла, когда они уже ехали.

— Что сделать?

— Сначала пообещай!

— Да как я буду тебе обещать, если не знаю, что сделать надо?

— Ты что, мне не веришь? Я не попрошу ни о чем, чего ты сделать не сможешь.

— Я верю тебе, но…

— Никаких «но». Если веришь, обещай! Заставлять не стану.

— Ну хорошо, обещаю…

— Надо съездить кое-куда.

— Сейчас? С ребенком? Разве мы не домой едем?

— Да, с ребенком, сейчас.

— И куда ты ехать хочешь?

— В одно место… Не очень далеко. За пару часов доберемся, если пробок не будет. Это за городом.

— Да что за ерунда, Кама? Куда ты собралась? Ты только из роддома вышла, ребенок, может, есть хочет!

— Не хочет. Ты обещал!

— Да куда тебе так ехать приспичило?

— К бабушке надо съездить, — нехотя ответила Камилла, на ходу сочиняя историю. — К моей бабушке… Я ей обещала… Что, как только рожу ребенка, сразу ей привезу показать…

— У тебя есть бабушка? А почему ты раньше не говорила?

— Бабушка Ермиловна, да. Не говорила, потому что мы с ней были в ссоре. Потом все расскажу. — Камилла почувствовала, что нащупала верную линию, и продолжила уже увереннее: — Бабушка старенькая совсем. Ей девяносто лет. Сердце больное, в любой момент может отказать. Умрет скоро. Нужно съездить, Денис!

— Да не умрет же твоя бабушка прямо сегодня. Успеем еще!

— А если умрет, Денис? А если мы умрем? Поедем домой, попадем в аварию… Машина всмятку, как сплющенная консервная банка. Мясо, кости… Все всмятку. Ни тебя, ни меня, ни ребенка…

— Да что ты такое говоришь, Кама?!

— А что, разве так не бывает? Разве люди умирают только в каких-то особенных обстоятельствах? Люди выбирают дорогу, едут по ней… И не думают, что умрут скоро. Никто не знает заранее, что на выбранной дороге его ждет смерть.

— А что, если смерть ждет нас на дороге к твоей бабушке?

— Не ждет.

— Почему ты так уверена?

— Потому что смерть — у бабушки. Там она ждет.

Раздался громкий плач младенца.

— Не спорь, — отрезала Камилла. — Видишь, разбудил, дурак!

Они подъехали к тому месту, где зимой Камилла встретила волка — у двух мертвых деревьев, похожих на руки. Сейчас деревья были повалены поперек дороги, и «руки» перекрыли путь.

— Что теперь? — В голосе Дениса слышалось раздражение, которое он выказывал крайне редко.

— Теперь выйди и открой мне дверь. Пешком пройдем, тут недалеко.

Камилла привела Дениса на небольшую, идеально круглую лесную полянку. Все это время она не позволяла ему даже прикоснуться к свертку с ребенком. Полянка была усыпана яркими опавшими листьями. Камилла сразу поняла: это — то самое место, о котором говорила Ермиловна. Нашла она его быстро, хотя никогда здесь прежде не была, но шла к нему от машины уверенно, словно по наитию.

В центре полянки Камилла остановилась.

— Ну же! Подойди, — сказала она Денису. — Ты же хотел увидеть ребенка!

— Камилла, ты что? — опешил Денис, взяв сверток на руки и приоткрыв одеяльце. — Тут же земля…

— А ты над ней имя сокровенное прошепчи и поцелуй ее — вот и ребеночек будет. Нам с тобой — сынок или доченька, а бабушке Ермиловне — внучок или внученька, волк или куница! — ответила мужу Камилла и захихикала, как безумная, и закружилась в танце, увлекая желтые опавшие листья в вихрь.

В свертке что-то зашевелилось. Заглянув в него снова, Денис увидел ожившую, трансформирующуюся земляную субстанцию, которая принимала образы то монструозного младенца, то новорожденного щенка волка, то куницы, то антропоморфных существ со звериными и птичьими головами.

Вихрящиеся листья непроницаемо затмили все окружающее пространство. Теперь Денис и Камилла находились словно на дне огромного колодца. Ноги Дениса стали погружаться в землю.

Камилла, все так же кружась в дьявольском танце, кричала:

— Прими его! Дай ему имя! Имя!

Но перепуганный, обомлевший Денис не смог проронить ни слова, только успел издать короткий крик, прежде чем земля поглотила его полностью. И все разом успокоилось. На земле, сомкнувшейся над Денисом, будто его и не было, лежал сверток с тем, что в нем находилось, чем бы оно ни было.

— Не успел! Не успел! Без имени оставил! — горестно возопила безумная Камилла и простерла руки к небу. — Бабушка Ермиловна, помоги! Я родила ублюдка!

Эхо разнесло последнее слово ее мольбы по лесу, расщепив на множество отголосков.

***

В самую долгую ночь года сквозь лютую метель Камилла вела за руку маленькую девочку с зооморфным лицом. Вместо одежды на них болталось ветхое дырявое тряпье, которое не могло защитить от холода. В облике ребенка было что-то от ласки. Кожу покрывали жиденькие волосики, похожие на звериный мех. Мать и дочка шли к дому ведьмы.

Ермиловна встретила гостей на крыльце. Камилла молча передала ей девочку.

— Пойдем, родная, пойдем, милая! — Ермиловна увела ее в глубь дома и снова вышла на крыльцо.

— Хочешь о чем-то спросить?

— Нету моего Дениса, нету! Пропал! — начала жалобно стенать Камилла. — Как же так, Ермиловна? Ты же обещала, что мой будет, а теперь и вовсе нету его — сгинул!

— Да не сгинул твой Денис. Так — погулять ходил… надо было ему. И тебе — тоже, — ответила ведьма с усмешкой. — Вон, смотри, твой Денис идет, сто лет с тобой проживет!

Камилла обернулась и увидела, как в ворота-без-ворот, в пустой проем частокола осторожно входит волк. Она бы поклялась, что именно его встретила в лесу когда-то давно, когда жизнь ее еще была совсем иной. Волк несмело подходил к крыльцу и на ходу превращался в Дениса с волчьими чертами лица.

— Ваша одежда у меня, сейчас принесу, — сказала Ермиловна.

Когда она вернулась, Камилла спросила:

— Бабушка Ермиловна, а кто тогда я?

— Ведьма, — прозвучал ответ, будто со всех сторон.

Побежало время, разгоняясь все стремительней и сжимаясь, пока не споткнулось о смерть, обернулось змейкой и ускользнуло в темную щель выцветших воспоминаний. Возвращение, быт, работа, долгая счастливая жизнь с Денисом — все промелькнуло, как сон или мимолетная фантазия, словно было чем-то невесомым, несущественным (но ведь было?).


Бабушка Камилла вошла в дом.

Комментариев: 1 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Алексей 21-07-2022 19:58

    Неплохо.

    Учитываю...