Какую болезнь мы вспоминаем в первую очередь, когда говорим о состоянии здоровья в прошлые века? Конечно же, Ее Величество Чуму! На ее имидж неплохо поработали писатели — «темные романтики», как тот же Эдгар По. Ну и конечно же, основные очки ей принес бесспорный лидер любого конкурса средневековых косплеев — Чумной Доктор.

Однако, чума — далеко не единственная болезнь, которая выкашивала людей тысячами, а то и миллионами. Спустя столетия ее ужасы приедались, чумные бубоны становились зловещим, но известным симптомом, человек помирал в установленные сроки, а жизнь шла далее своим чередом. А вот эпидемии новых, неизвестных, непонятных — и от этого еще более пугающих — болезней, вводили врачей в состояние шока, а людей — в мистический экстаз. Каждая новая хворь считалась знамением, вестником Апокалипсиса и началом отсчета до конца света.

О двух таких болезнях, сегодня мы вам и расскажем.

Sudor Anglicus

«Это была чума, но, по всей видимости, не разносимая по телу кровью или соками, ибо заболевание не сопровождалось карбункулами, багровыми или синеватыми пятнами и тому подобными проявлениями заражения всего тела; все сводилось к тому, что тлетворные испарения достигали сердца и поражали жизненные центры, а это побуждало природу к усилиям, направленным на то, чтобы вывести эти испарения путем усиленного выделения пота», — так писал в «Истории правления Генриха VII» Фрэнсис Бэкон об английском поте.

Английский пот — латинское название «sudor anglicus», еще называли «потливая горячка» или «потливая лихорадка». Одна из самых таинственных болезней, исчезнувшая так же внезапно, как и появившаяся. «Английской» ее назвали недаром — в основном «пот» свирепствовал на территории Англии. Впервые болезнь проявилась 19 сентября 1485 года: фактически ее принесла на себе армия Генриха Тюдора, который победил в битве при Босворте Ричарда III (того самого шекспировского зловещего горбуна) и занял английский престол под именем Генриха VII. Генрих жил в Бретани, там же собирал армию, так что, скорее всего, «английский» пот на самом деле имеет французское гражданство. Другая версия о происхождении этой болезни — участие бретонских наемников в защите Родоса от войск Османской империи в 1480 году, где они и могли подцепить какой-то мутировавший вирус. Почему он не проявился раньше? Возможно, причиной тому оказался сырой лондонский климат, где болезнь почувствовала себя вольготно. Плюс нельзя скидывать со счетов городскую антисанитарию, сточные воды, грязь из которых то и дело попадала в воду питьевую. Хотя есть сведения, что Томас Стэнли, будущий 1-й граф Дерби, до последнего уклонялся от того, чтобы ввести своих солдат в битву при Босворте — ссылаясь на некую «потливую» болезнь, которой страдали его войска (реальная же причина такой «нерешительности» была банальной — оттягивание времени, чтобы понять, какую сторону стоит занять). В итоге он присоединился к Генриху VII — и армия будущего короля привезла в Лондон невиданную доселе хворь.

Первые симптомы английского пота напоминали жесточайшую простуду: головная боль, головокружение, озноб, боль в мышцах и суставах. Сейчас ее сравнили бы с резким началом гриппа. Будь это зима, ранняя весна или поздняя слякотная осень — так бы и списали на простуду, но август? Тем более что дальнейшее развитие болезни уже не было похоже ни на что знакомое: горячка, жажда, судороги, тахикардия, бред и галлюцинации и, конечно, же — пот. Липкий, желтоватый, с неприятным гнилостным запахом. Такой же запах исходил изо рта больного, от его волос и из-под ногтей. Затем человек чувствовал непреодолимое желание поспать. Сонливость была такой сильной, что больной мог уснуть в любой момент и в любом положении — лежа, сидя, стоя, посреди разговора. Уснуть — и не проснуться. Именно во сне и умирали жертвы английского пота. Вся болезнь — от начала до летального исхода продолжалась не больше 24 часов. Смертность составляла 90 % (правда, некоторые ученые считают, что на самом деле лишь 50 %, остальные 40 % — на совести неумелых врачей). Причем редкие выжившие счастливчики не имели никакой гарантии, что не заболеют в следующую эпидемию английского пота — иммунитета болезнь не давала. Кардинал Томас Уолси переболел английским потом дважды, в каждую из лондонских эпидемий, и, может быть, попал бы под удар и последней — если бы не закончил свои дни раньше, в тюрьме.

Английский пот, как и чума, не разбирал — богатые ли, бедные ли. Болезнь прокатилась по всем сословиям, прихватив со собой только за первый месяц — сентябрь-октябрь 1485 года — несколько тысяч человек. Такое количество было обусловлено тем, что на коронацию стянулись люди со всего королевства: кто-то хотел выразить свою лояльность новому королю, кто-то желал «засветиться», кто-то хотел путем интриг быстро приблизиться к трону, а всякий сброд просто искал возможности поживиться. Нищие мерли буквально сотнями, никто, разумеется, не вызывал к ним врачей — лишь могильщики стаскивали трупы на городское кладбище в общую могилу. Но так же болели и умирали лудильщики, кожевенники, портные, лавочники, слуги… Два лорд-мэра Лондона, шесть олдерменов и три шерифа погибли вместе со своими домочадцами. Это вызвало панику. Народ счел болезнь дурной приметой для Генриха VII — мол, его правление, которое началось со смертей (тысячи погибших на поле боя не в счет, такова их работа), не принесет Англии ничего хорошего. Некоторые кликуши прямо говорили о грядущем конце света, и Генрих Тюдор — пророк его…

Однако болезнь закончилась так же резко и внезапно, как и началась, унеся за 6 недель 15 000 человек.

В марте 1502 года заболели сразу два члена королевской семьи — Артур, принц Уэльский, и его жена, Екатерина Арагонская. К сожалению, королевские лекари не оставили подробного описания течения болезни, кроме бессвязных воплей об «отравленном воздухе», так что сложно сказать, была ли это именно потница — а может быть, любой из других инфекционных недугов неясной этиологии. Артур не выжил, и его смерть открыла дорогу к трону одиозному Генриху VIII, Екатерина выздоровела, и вскоре стала женой Генриха.

В июне 1508 года в Англии вновь вспыхивает болезнь — и теперь сомнений нет: снова пришел «пот». В этот раз Лондон страдает чуть меньше: английский пот перебирается в другие города. К октябрю о нем уже ничего не слышно.

В 1517 году болезнь облюбовывает себе Оксфорд и Кембридж, уничтожив более половины населения в каждом. Кроме того, она делает попытки проникнуть на континент — через английский на тот момент Кале, но успехом этот демарш, к счастью, не увенчался.

Четвертая эпидемия английского пота — в мае 1529 года. Болезнь снова выкашивает Лондон, вынуждая Генриха VIII распустить двор и бежать в провинцию. В течение нескольких месяцев король колесит по стране, меняя резиденции при малейших признаках недомогания окружающих. К 30 июня в Лондоне заболело около 40 000 человек, умерло же 2000. Среди жертв — сэр Уильям Комптон; сэр Уильям Кэри, первый супруг Мэри Болейн, сестры королевы Анны Болейн (сама Анна заболела, но выжила, хотя, учитывая ее дальнейшую судьбу, лучше бы померла); Элизабет Уайкис, жена Томаса Кромвеля, графа Эссекса, главного идеолога Английской Реформации…

Однако в этот раз английский пот больше не ограничивается Англией — уже через несколько дней после вспышки в Лондоне первые больные появляются в Гамбурге, затем в Швейцарии, Польше, Великом княжестве Литовском, Дании, Норвегии и Швеции, захватывая прежде всего портовые города. В Амстердаме и Антверпене болезнь возникает одновременно — 27 сентября 1529 года, длится всего 4 дня и затрагивает 2 000 человек. Однако умерших и тут на удивление мало. Английский пот дотягивается даже до Новгорода — но за границы города не выходит, так и сгинув в среднерусской полосе. «Казалось, что вся внутренность в жидкость обратилась, осушив все части и истощив все силы страждущих, производила отменную скоропостижность пульса, обмороки, тошноту, сильное биение сердца, тоску, охладелось наружных частей тела, сильные судорожные движения, скорбь падучую и паралич. Сия зараза была смертоносна», — так описывал ее столетия спустя русский врач Иван Иванович Виен.

К октябрю болезнь исчезает.

Последняя эпидемия — в 1551 году. На этот раз болезнь не пересекла границы Англии. Правда, и так неплохо поживилась — унесла жизни двух юных внуков Генриха VIII. Это было неожиданно — как правило, от английского пота умирали мужчины и женщины в самом расцвете сил, но никак не старики и дети.

И все. Английский пот исчез. Лишь две кратковременные вспышки похожей болезни — в 1578–1579 годах в Колчестере и в 1802 году в Роттингене (Германия), — и больше о нем никто никогда не слышал.

 

Что же служило причиной английского пота? Этим задавались еще тогдашние врачи. Во время первой эпидемии кое-кто обратил внимание на то, что в Англии болели только англичане, иностранный гостей пот не трогал. Когда же во время последующих волн болезнь перешла на континент, было выдвинуто предположение, что она выбирает только высоких и светловолосых, «брезгуя» всеми остальными. Это предположение укрепилось, когда выяснилось, что Италия и Франция оказались практически не задеты эпидемиями.

Современные ученые склоняются к тому, что причиной английского пота был хантавирус, разносчиком которого являются грызуны. Он передается именно летом, причем совершенно не обязательно, чтобы крыса кусала человека — достаточно вдохнуть микрочастицы помета или шерсти, выпить зараженную мочой воду или съесть кусок хлеба, по которому пробежалась крыса. Это похоже на правду, так как вместе с армией всегда передвигался обоз с провизией (и крысами-пассажирами). Правда тогда все еще загадкой остается то, что болезнь избирала не только маргиналов и социально деклассированных элементов, но и более чем благополучных англичан — сложно представить, чтобы наследник престола ел с одного стола с крысами.

Другие исследователи обвиняют во всем и так настрадавшуюся от современных срывов покровов спорынью — мол, английский пот это всего лишь особая форма эрготизма. Они особо указывают на то, что эпидемиям предшествовали морозная зима и холодное, дождливое лето — идеальная среда для развития плесени и бактерий.

Третьи придерживаются версии, что английский пот — «всего лишь» разновидность сибирской язвы, а точнее, ее легочная или кишечная формы.

Версии, версии, версии… Каждый год выходит около десятка медицинских статей, посвященных загадке английского пота. Будет ли она когда-то разрешена? Возможно. Хотя и жаль, когда одной загадкой в мире становится меньше.

La Grippe Espagnole

1910-е годы — это, конечно, прежде всего, Первая мировая война, унесшая более 10 миллионов жизней военнослужащих и столько же — мирных жителей. Война, изменившая политическую карту, повлиявшая на культуру и общество, заставившая людей по-иному смотреть на мир и на себя самих.

Однако количество жертв Первой мировой (даже если считать не только убитых, но и пропавших без вести и раненых) блекнет перед теми 50 миллионами, которые унесла испанка. Банальный грипп. Тот самый H1N1, которым нас так пугали несколько лет назад, только не «свиной».

Есть версия, что на самом деле испанка зародилась в США, в штате Канзас — во всяком случае в конце 1917 года в нескольких американских военных лагерях около сотни солдат заболели чем-то подобным. Военные врачи установили, что они имеют дело с гриппом с высокой степенью смертности — однако на тот момент у них было куда больше забот с ранеными и пострадавшими от химических атак. Сторонники этой версии указывают на то, что в военных лагерях были свинарники, а из окрестных деревень привозилась для еды живая птица — так что изначально птичий грипп начал мутировать в свиной, но что-то пошло не так…

Некоторые исследователи, наоборот, считают, что источник испанки необходимо искать на востоке — а точнее, среди китайских рабочих, сотня тысяч которых была мобилизована в конце 1917 года. Незадолго до этого, в ноябре, Китай поразила болезнь со схожими симптомами, но значительно меньшей смертностью — так что вполне возможно, что по пути в Европу она успела «слегка подрасти» и мутировать.

Как бы то ни было, но первой о болезни сообщила испанская пресса, в мае-июне 1918 года. К тому времени Европа была уже охвачена начинающейся эпидемией — но военная цензура воюющих стран не допускала никаких сообщений, которые могли бы негативно повлиять на боевой дух. Нейтральную же Испанию эти политико-газетные игры не волновали.

Удивительно, но как и в случае с английским потом, основной удар пришелся на молодых здоровых мужчин. Да, старики, дети, женщины тоже заболевали и умирали, но процентное соотношение было далеко не таким, как при обычных недугах. Возможно, причина в том, что «здоровые» — понятие весьма относительное. Комиссованных с фронта, «белобилетников» по болезни никак нельзя назвать здоровыми. Да и те, кто оставались в тылу, страдали от недоедания, пневмонии, брюшного тифа и элементарно ослабленного иммунитета.

На смертность очень сильно повлияло и то, что врачи первоначально не смогли верно идентифицировать эту болезнь. Слишком уж симптомы были похожи на привычные холеру и брюшной тиф. У заболевшего начиналось кровоизлияние из слизистых носа, кишечника и желудка, шла кровь из ушей, появлялись гематомы на коже, кровохарканье — и в итоге человек умирал от массивного кровоизлияния и отека легких. В других случаях все было похоже на обычный грипп — озноб, высокая температура, боль в мышцах, насморк, головная боль, и только потом следовали отек горла и кровохарканье. В третьих же случаях особых симптомов не было вообще — до поры, до времени.

Некоторые ученые обвиняют и неправильное лечение даже в случае верной постановки диагноза — мол, врачи давали заболевшим слоновьи дозы аспирина (до 30 граммов, в то время как допустимая сейчас доза — 4 грамма!). В итоге это только провоцировало усиленное кровотечение и больной буквально захлебывался собственной кровью. Другие врачи прописывали принимать внутрь спирт, кто-то считал, что лучшее средство — смазывание ноздрей мазью с кокаином... Ну и, конечно, марлевые повязки — в них ходила поголовно вся Европа, но вы же понимаете даже по современным эпидемиям гриппа, что это не панацея?

 

Была ли эпидемия испанки 1918–1919 годов первой в истории? Может быть, и нет. Болезни с похожими симптомами упоминаются в летописях и медицинских трактатах под разными названиями, однако ни одна из них не была настолько разрушительной. Возможно, все дело в техническом прогрессе, на пороге которого мир оказался в начале XX века. Поезда, корабли, дирижабли, синематографы, театры, цирки, торговые центры — испанка распространялась не только от человека к человеку в толпе, в замкнутых пространствах, но и разносилась по всей планете со скоростью, которая была невозможна в предыдущие столетия. Если раньше зараженный человек просто бы помирал на полпути от Парижа к Лондону, то ныне он успевал завернуть в Мадрид, Берлин и Москву, прихватив с собой на тот свет еще добрую пару сотен человек.

Сейчас уже установлено, что испанка, появившись в марте 1918-го в США, в апреле уже проникла во Францию, оттуда — в Италию, Сербию и Англию, прокатилась по Испании (и, наконец-то обрела публичность), в июне проявилась в Индии, а в июле — в Дании, Голландии и Бельгии. И вдруг — прекратилась.

Опять? Как английский пот? Внезапное начало — и столь же внезапное окончание?

Ах, если бы! В сентябре испанка вновь заявила о себе, но уже гораздо громче. Вторая волна уже практически не оставляла после себя переболевших, смертность была 90 %. Только за осень 1918 года в США погибло около 500 000 человек, в Индии, на которую не хватало ни врачей, ни желания помогать, к концу года умерло 5 000 000!

В феврале 1919 года, после короткой передышки — третья волна, которая заглянула даже в те уголки земного шара, где до этого испанку не замечали. В итоге лишь одного населенного места на планете эпидемия не коснулась — острова Маражо, что в устье Амазонки в Бразилии. Не нужно считать его какой-то крохой — площадь Маражо равна площади Швейцарии. Почему? Тайна. Возможно, власти просто вовремя перекрыли все границы. А может быть, просто повезло.

Другим странам повезло гораздо меньше. Не спасли закрытия публичных мест, запреты на выход из дома, сведение контактов к минимуму. Ежедневная смертность доходила до 2000 человек, в некоторых городах не осталось ни одного живого врача или священника, приходилось хоронить без отпевания и гробов, в массовых могилах-карьерах. То, что казалось невероятной удачей для похоронных контор и могильщиков, вскоре пожрало и их — выезды на дом к умершим заканчивались заражением, болезнью и смертью.

Конечно, испанка не миновала и Россию. По приблизительным данным, во время второй волны заболело около 1 200 000 человек — но истинные масштабы эпидемии так и неизвестны, ведь многие, не доверяя врачам, предпочитали отлеживаться дома. В некоторых местностях единственными не заболевшими оказывались лесники, которые отсиживались на далеких заимках, ни с кем не контактируя.

Разумеется, все это действовало на психику. Для паники было достаточно неосторожно брошенного слова или странного поведения. И, конечно, необходимость найти виноватого — как без нее? Вот что можно прочесть в донесении начальника уездной Чрезвычайной Комиссии: «15 сентября в деревне Калиновке отряд под командованием тов. Косолапова окружил дом крестьянина Пряжина, который подозревался в том, что с женой и тремя взрослыми сыновьями нарочно ходили по улице, будучи в болезненном состоянии и распространяли “испанку” на всех жителей, стремясь тем самым подорвать в Калиновке рабоче-крестьянскую власть… Арест семьи Пряжина из-за опасения заразиться был затруднителен, посему дом расстреляли из винтовок и сожгли со всеми бывшими там людьми…». «Нарочно ходили по улице, стремясь подорвать рабоче-крестьянскую власть» напоминает «а они через розетки меня газом травят». Но верили даже откровенным сумасшедшим, устраивая настоящую «охоту на ведьм», в буквальном смысле идя с вилами на соседей, которых считали виноватыми в болезни.

От испанки умерли австрийский художник-экспрессионист Эгон Шиле (на своей последней картине «Семья» он изобразил себя, свою беременную жену и нерожденного ребенка. Всех унесла болезнь.); знаменитая российская актриса немого кино Вера Холодная; мать газетного магната Уильяма Херста, Фиби Херст; шведский композитор Харальд Фрюклёф; революционер и большевик Яков Свердлов; французский поэт Гийом Апполинер; русский астроном Михаил Вильнев; французский поэт и драматург, автор «Сирано де Бержерака», Эдмон Ростан... Более 42 миллионов людей только по официальным данным, не считая безымянных индийских париев, лондонских бедняков, московских нищих.

В отличие от английского пота, суть испанки известна — грипп. Предотвратит ли это знание возможные эпидемии в будущем? Может быть. А может быть и нет. Грипп коварен, а люди беспечны. Случись что, треть умрет за компьютерами, вбивая в поисковую строку «что делать если идет кровь из…».

Будьте здоровы!