Паша с трудом разодрал слипшиеся глаза, но яркий свет тут же заставил зажмуриться. Это было больно. Казалось, что под каждым веком перекатываются раскалённые песчинки.

Он попытался поднять руку к лицу, что отозвалось в теле новой волной боли. Рука не шевельнулась. Паралич? Шея чертовски болела, затылок тянул вниз бетонной плитой. Стянутый в узел желудок выплеснул ядовитый лёд в сжавшиеся внутренности.

Превозмогая сопротивление реальности, Паша всё-таки смог открыть глаза. Щурясь и часто моргая, он осторожно огляделся.

Это была ванная комната, потолок которой пересекал полукруг маленьких, но агрессивных светильников. Стены сверкали васильковой плиткой. Рядом с голубой раковиной мигала красной лампочкой белоснежная стиральная машина. Крепкий мужской парфюм глушили едкие запахи моющих средств. Комната была достаточно просторна, чтобы быть совмещённым санузлом, но неведомый архитектор не решился на подобную метаморфозу. Отсутствие унитаза восполнял крайне неуместный здесь деревянный стул с резными ножками и оливковой обивкой. Вокруг стула валялись обрезки толстой верёвки и широкие рулоны коричневой клейкой ленты. Собственно, Паша был связан именно этими верёвками и именно этим скотчем – опутан с плеч по щиколотки, как огромная нелепая муха, пойманная и спелёнатая в тугую паутину. Связанный и обездвиженный, Паша полулежал в небольшой ванне, наполовину заполненной прохладной водой, из которой торчали его босые ноги, примотанные к смесителю.

За дверью звучала спокойная музыка. Что-то из классики.

– Чё за фигня… – Он навалился плечом на край ванны, но подняться не смог. Гладкие стенки не давали опоры, вода премерзко плескалась прямо в нос.

Положение озадачивало. Паника была на подходе.

Паша тряхнул головой и сморщился от боли. Да, это он помнил - по голове крепко врезали… Или ему дали что-то понюхать? Брызнули в лицо? Нет, ни черта он не помнил…

– Чё за прикол? – Он ещё несколько раз попробовал выбраться из скользкой ловушки: извивался, словно гусеница, и дёргался всем телом, стараясь выпрыгнуть из воды. Безуспешно. Хитрая система узлов лишала подвижности, а задранные кверху ноги усугубляли ситуацию.

– Эй! – Паша крикнул негромко, чтобы не разозлить вероятных пленителей. Кто бы это мог быть? В воображении не умещались ни угловатые контуры лютых братков с бритыми головами, ни тяжёлое дыхание плотоядных сексуальных маньяков. Паша справедливо полагал, что для первых он не представляет финансового интереса, а для вторых… Хм, вторые, если верить телевизору, бывают не очень-то разборчивы…

Он набрал воздуха, чтобы крикнуть погроме, когда дверь неожиданно открылась.

– А, очухался! Отлично, отлично.

В ванную бодро зашёл высокий мужчина в белой футболке и застиранных спортивных штанах, поспешно закрыл за собой дверь и, широко улыбаясь, уселся на стул.

– Отлично, отлично, – повторил он. – Сегодня, похоже, тот самый день.

– Ты кто? – Паша бессистемно перебирал в уме психов из новостей и вспоминал тех, кому мог хоть чем-то навредить.

– Меня зовут Вадим, но… думаю, ты и так это прекрасно знаешь. – Мужчина почесал неровный подбородок и сложил руки на груди. Руки были мощные и волосатые, настоящее украшение какого-нибудь средневекового кузнеца.

– Не знаю тебя… Ты меня, похоже, спутал…

– Конечно, спутал. – Вадим засмеялся и кивнул на верёвки. – Каламбур получился, врубаешься? Хе-хе… Не спутай тебя – выскочишь и убежишь же, да? А мне оно не надо. Не переживай сильно, я не зверь, не садист. Видал – рот тебе не заклеил. Специально не заклеил, кстати. Из гуманных побуждений – одним носом тяжко дышать, сам пробовал. Задыхаюсь. А если волноваться начнёшь – точно воздуха не хватит… А волноваться ты, полагаю, начнёшь.

Паша мотнул головой, скидывая пелену. Чёртов мужик его почти заболтал.

– Ты чё несёшь, дядя? – Паника таки прошла стороной, мимоходом придав Паше бесполезной смелости. – Ты меня зачем сюда уложил? Связал нахрена?

– Только не ори. Кричать не надо. Во-первых, я тебе за это сделаю больно, а во-вторых… Подумай сам – мы же в обычной квартире многоэтажного столичного человейника. И сверху, и снизу – полно народу, но всем плевать на какие-то крики. Кричать не надо, понял?

– Понял… – Паша вяло пошевелился. – Слышь, гуманист… Вода холодная, зубы уже стучат… Можешь погорячее подлить?

– Легко. – Мужчина крутанул вентиль, и Паша ощутил на бёдрах живительное тепло. – Тебе, конечно же, интересно, почему ты в воде?

Паша сглотнул. Он представил возможные плюсы подводного расчленения… Нет, ему не было интересно.

– Итак, предыстория… Сейчас тебе всё станет предельно ясно. – Вадим хлопнул себя ладонями по ляжками и откинулся на спинку стула. В волосатых руках зачем-то появились здоровенные ножницы. – Всё очень просто, но слушай внимательно, быстрее въедешь. Когда я был маленьким, то очень любил смотреть диафильмы. Ты смотрел в детстве диафильмы? Плёнки такие прозрачные, с картинками. Детская забава – вставляешь плёнку в проектор, включаешь волшебный луч и делаешь на стенке кино. Как комиксы. Один кадр посмотрел, покрутил колёсико, смотришь следующий. У меня много диафильмов было. Штук сто, не меньше. Хранил эти сокровища в круглой прозрачной коробке из-под магнитной ленты – у матери забрал, она её специально из НИИ принесла, чтобы нитки складывать. Каких только историй в моей коробке не было! И про Шерлока Холмса, и про Алладина, сказки всякие народные, рассказы, приключения. Всё обожал, видел каждый фильм тысячу раз, веришь? Но была среди плёнок особенная история – рассказ о Ходже Насреддине, восточная сказка про бродягу-мудреца. Интересная, и… страшная до ужаса. Даже сейчас мурашки по коже, прикинь. Сама-то история простая как рубль, но был там один персонаж…

Вадим крутил в руках ножницы, его взгляд устремился куда-то далеко, сквозь васильковую плитку.

– Был там персонаж… Как же я его боялся… Жуткий тип. Никто меня так сильно не пугал – ни огромные птицы из приключений Синдбада, ни динозавры из «Затерянного мира».

– Чё за тип-то?

– Главный злодей Бухары – ростовщик Джафар. Выгонял должников из дома, людей по миру нищими пускал – страшный человек! Ходжа Насреддин спас его, когда Джафар тонул в бассейне на городской площади. Ходжа думал, что делает доброе дело, но круто обломался: спас ростовщика – самого ненавистного человека в городе. Спасибо ему, понятно, жители не сказали. Ходжа свою ошибку чуть позже исправил, но это совсем не главное. Главное – Джафар. Он был ужасен во всём. Жуткий халат, жуткие пальцы… Сам горбатый, рот без зубов, нос крючком… С жутким бельмом на глазу. Я тогда ещё не знал, что такое бельмо, но спросить у взрослых боялся. Ещё бы! Оно же… бельмо! Мне казалось, что стоит произнести это вслух, как бельмо тут же появится и у меня. На обоих глазах сразу! Даже сейчас не по себе, честно.

Вадим тяжело вздохнул, словно сбрасывая с себя часть тяжёлых воспоминаний.

– Мультфильмы по телевизору показывали редко, и я каждый вечер смотрел диафильмы. Брал железные канцелярские кнопки – вешал на стену белую простыню; потом доставал проектор, похожий на маленький чёрный танк, и устраивал кинопоказ для родственников или друзей. Крутил плёнки, пока лампа проектора не раскалялась настолько, что он готов был вспыхнуть. Если зрителей не находилось, смотрел один. Только историю про Джафара никогда не смотрел в одиночестве.

Вадим замолчал.

Паша немного подождал, ничего не происходило.

– И? Дальше-то чего?

Вадим часто заморгал и снова принялся крутить ножницы в руках.

– Дальше? Дальше… Любишь салюты?

– Салюты?

– Да, салюты. Праздничные. Громкие, яркие. Во всё небо. Чтобы прям стены дрожали. Любишь?

Паша напряг воображение и попытался отыскать подходящий ответ. Судя по пристальному взгляду собеседника, от правильного ответа зависело сейчас очень многое.

– Салюты… люблю. Красиво.

– Любишь? А я их… – Вадим перешёл на шёпот и навис над ванной. – Я их… ненавижу.

Звонко щёлкнули ножницы. Паша понял, что с ответом промахнулся.

Вадим шумно выдохнул и снова откинулся на спинку. На его щеках полыхнули багровые пятна.

– Мне было лет шесть. – Его голос снова звучал спокойно. – Пошли с отцом на салют. Это был мой первый салют, волновался. Не знаю, как их сейчас делают, но тогда всё было грандиозно и невероятно зловеще. На пустырь приезжали угрюмые армейские грузовики с салютными мортирами, набегала целая толпа народу со всего района, и все ждали наступления темноты. Бабахало – мама, не горюй! Перепонки рвались в клочья, каждый выстрел отдавался в груди как удар встречной электрички. Для шума, говорят, подгоняли зенитки, но я их никогда не видел. Первый салют… Я был потрясён. Каждому залпу тут же вторил шум толпы! Трезвые и не очень – все были в угаре, а я толком ничего и не видел, даже вверх не смотрел. Прижимался к отцу и мечтал, чтобы ад вокруг поскорее закончился. Он внезапно и закончился, все стали расходиться. Пошли и мы. Под ногами попадались оболочки использованных зарядов – большие и маленькие полусферы, от них ещё был такой запах… Мы с отцом шли вдоль дороги, раздавались пьяные песни, смех… И тогда появился он…

– Кто?

– …Отец всю жизнь был водителем. Крутил баранку, так он говорил. Сначала в деревне, потом в городе. С самого детства за рулём. Такие водители знают о машинах кое-что особенное, знают все их секреты… После салюта мы шли по обочине, и отец сразу его увидел – автомобиль, который ехал нам навстречу. Автомобиль с одной включённой фарой. Не помню, с правой или с левой. Отец внимательно посмотрел на него, проводил взглядом и процедил сквозь зубы: «Одноглазый Джафар…» Мы пошли дальше, но для меня мир остановился. Одноглазый Джафар, Одноглазый Джафар – крутилось в голове. Кто? Почему? Одноглазый – это потому что одна фара? Джафар? Как из моего диафильма? Отец, конечно, видел сказку про жуткого ростовщика, я показывал ему всю свою коллекцию. Но что именно значили его слова? Одноглазый Джафар… Знаешь, я тогда не уловил интонацию, не понял, что хотел сказать отец. Злобно это было произнесено или презрительно? Не стал уточнять, отец не любил всякие расспросы. Так или иначе, тогда я встретил Джафара в первый раз.

Вадим посмотрел на ножницы, будто видел впервые, и положил в раковину.

– Он появлялся не так уж и часто. Но появлялся. Тогда, когда я его не ждал. Выныривал ночью у палатки, куда я забегал после вечерней школы за хлебом. Ехал за моим автобусом, срывая моё ночное свидание. Вылетал на встречку, когда я путешествовал по крымскому горному серпантину… Не так уж и часто, но появлялся. Он следил за мной, был рядом... Надо было действовать, но я не находил ответа. Одноглазый Джафар… Я перечитал все книги о Ходже Насреддине, пересмотрел фильмы об одноглазых пиратах, изучил мифы о циклопах и сказки про всякую нечисть, перелопатил биографию Кутузова и мемуары снайперов… Джафар зачем-то выбрал меня, но просто так в руки, кончено, не попадётся. Должен быть ключ, простой ответ, но всё было тщетно. Тщетно, пока не появилось понимание. Я должен был дойти до этого понимания, додуматься! И додумался, и дошёл. Теперь тебе ясно?

– Нет, – честно признался Паша

Вадим помолчал. Улыбка исчезла с его лица, он смотрел Паше прямо в глаза.

– Нет, мне не ясно. Ты меня зачем похитил? Как?

– Как похитил? Очень просто. Дело техники, так сказать, никакого волшебства. Любого можно похитить. А вот зачем… Да брось, ты же и так догадался.

– Нет. Стал бы я спрашивать?..

Вадим снова наклонился к пашиному лицу.

– Одноглазый Джафар – это ты, – прошептал он.

Внезапно зазвонил телефон.

Вадим вытащил из кармана мобильник, сбросил вызов и несколько раз сосредоточенно ткнул пальцем в экран.

– Так, – пробормотал он. – Надо перезвонить. Это быстро, у тебя ещё есть время.

Упоминание времени вернуло Пашу на землю. Оторвавшись от странных историй про диафильмы и салюты, он снова увидел себя беспомощным и связанным. Ванна, яркий свет, мутный тип — ничего хорошего в перспективе не прорисовывалось, а последний пассаж про Джафара так и вообще выбил почву из-под ног. Паша хотел было уточнить про время, которое, если верить Вадиму, ещё есть, но тот оторвал от рулона кусок скотча и заклеил Паше рот от уха до уха.

– Так надо, – пояснил Вадим. – Я сейчас отойду, и у тебя появится соблазн покричать. Это бесполезно, напоминаю. Не надо.

Он поднялся, открыл дверь и вышел, впустив в помещение невесомую трель – музыка поблизости всё ещё играла. Паша пошевелил челюстью, чтобы как-то избавиться от ленты, но это не принесло результата. Он выругался про себя и почти пустил слезу отчаяния, как дверь широко распахнулась. На пороге стояла длинноногая женщина в лёгком домашнем халате.

– Ага, – сказала она, оглядев ванну и Пашу. – Опять.

Паша часто заморгал и что-то промычал в ответ.

– Да-да, знаю, – кивнула женщина и уселась на стул, как ранее сделал Вадим. – Знаю, но даже не проси. Отклеивать не буду.

Паша снова замычал и активно зашевелил пальцами на ногах, цепляясь за трубы смесителя.

– Развязывать тоже не буду. Ничего хорошего из этого не получится, поверь. Думаешь, ты тут первый мычишь и дёргаешься? О-о… Далеко не первый. И, наверное, не последний.

Женщина достала из кармана халата сигарету, сунула в зубы, но не закурила.

– Он тебе уже рассказывал? Мультики на стенах, сказка про одноглазого? Всегда с этого начинает. Всем рассказывает. Всем, кого в эту ванну уложит. Да, ты не первый, ага. Каждый раз одно и то же. А про отца и машину с одной фарой рассказал? Про пиратов и Кутузова?

Паша напрягся. Слова женщины ему определённо не нравились. Он кивнул.

– Плохо дело, – женщина перекинула сигарету в угол рта. – Знаем мы этот сценарий. Потом он скажет, что ты – Одноглазый Джафар…

Паша громко замычал.

– Уже сказал? Мде… Ну, тогда ты всё знаешь. У Вадима крыша поехал на этом Джафаре. Всё детство боялся, и наконец-то решил от него избавиться. Победить заклятого врага. Такая у человека логика, чего ты на меня таращишься? Вот он и ловит таких, как ты… Байки рассказывает. И делает… не очень хорошие вещи. Поговорит, поговорит с тобой… А потом глаз ножницами вырежет. Для полного сходства.

Женщина перехватила ошарашенный взгляд Паши и посмотрела в раковину.

– А, вот и ножницы! Видишь, всё сходится. Глаз он тебе вырежет, но останется недоволен. Будет психовать, потом за второй глаз возьмётся… Короче, будет тут всю ночь буянить. А мне потом убирать. Весело, да? Обхохочешься.

Она сломала сигарету двумя пальцами, изобразив на лице печаль и сочувствие. Паша остолбенел. Он переводил взгляд с раковины на женщину и уже не пытался произнести что-либо или избавиться от клейкой ленты. Дышать через нос и правда оказалось неудобно, перед глазами поплыли радужные круги.

– Закончил! – бодро возвестил Вадим, врываясь в ванную комнату.

Паша шумно и судорожно дышал.

– Ты что такой напуганный? – Вадим присел на корточки перед ванной. – Пообщался с моей женой?

– Если больше не нужна, я пошла, – женщина встала.

– Лена, ты опять за своё?

Вадим засмеялся и кивнул Паше.

– Это у неё забава такая. Рассказывает всякое, пугает на ровном месте. Развлекается – настоящая актриса. Сказала, поди, что я маньяк и хочу тебе глаза повыковыривать, да? И ты поверил? Ха-ха! Не бойся, нафиг мне эти глупости. Она так шутит. Розыгрыш. Ты же поверил, да?

Лена фыркнула и вышла из ванной. Паша не мигая смотрел на свои голые пятки.

Вадим посмеялся и отклеил ленту.

– На чём мы остановились?

Паша наслаждался драгоценным кислородом и ответил не сразу.

–Ты сказал, что я… – Он не мог поверить, что произносит это. – Что я… Одноглазый Джафар.

– Именно!

– Но… я не он. Я – Паша. Меня так зовут. Не Джафар. Павел Анатольевич…

– Павел Анатольевич Ильин, знаю. У тебя в куртке паспорт и визитки лежат. Павел Анатольевич Ильин, менеджер. Ты где работаешь, менеджер Ильин?

– В банке... Кредитный отдел.

– Так! Ростовщик, значит. А ездишь ты на чём?

– Второй год на шевроле... Летом взял, старенький – больше пятнашки. Авео.

– Ещё не дошло? Что у тебя с фарами, менеджер в банке?

Паша сглотнул. Левая фара накрылась ещё месяц назад, вместе с водительским стеклоподъёмником, а он, дурак, всё откладывал визит в автосервис.

– Дооткладывался, – прошептал он.

– Ещё подсказки нужны? – Вадим наслаждался произведённым эффектом. – Что у нас за день сегодня?

– Салют, – тихо ответил Паша. – А ванна… это типа бассейн?

– Красавчик! Как же чудесно, что ты такой догадливый!

– Где догадливый-то? Не понимаю я, что тут у вас происходит… Не понимаю!

– Вот! О понимании я и говорю! – Вадим присел и заговорил очень быстро, словно с трудом удерживая слова. – Джафар хитрый, но я хитрее! Я так и не разгадал его планы, увы. Не узнал, зачем он преследует меня, но понял кое-что поважнее. Джафар стал сильнее за все эти годы. Он напитался, наполнился моими страхами, моим ужасом от каждого его появления. Он раздулся от силы и пропустил момент, когда я понял, что могу поймать его! Поймать и не только избавиться от старого врага, но и забрать всю его чёрную мощь… Отличный бонус, отличный! Оставалось придумать ловушку, но это было совсем несложно, всего-то – собрать воедино необходимые компоненты. И я был начеку! Как только ты появился… Зачем ты появился? Зачем ты искал меня, Джафар? Точнее, пока ещё не совсем он, но… но очень скоро я вас соединяю. Ты, Павел Анатольевич, – приглашение, входные врата. Джафар не просто так всю мою жизнь ходил где-то поблизости. Он следил, он всегда был рядом. Он вылетал на встречку, когда я путешествовал по горному серпантину; выныривал ночью у палатки, куда я забегал после вечёрки за хлебом…

– …Ехал за автобусом, когда ты отправлялся на ночное свидание, – обречённо продолжил Паша.

–Да! Ты замечательный парень, Паша Ильин, менеджер в банке. Все предыдущие были совсем не то… Но теперь дело сладится! Мы с тобой собрали всё необходимое, все компоненты. Совсем скоро, когда раздадутся первые залпы…

В дверь ванной постучали.

– Па-ап… – раздался робкий детский голос и дверь приоткрылась.

В проёме показались две взлохмаченные мальчишеские головы.

– Пап, мама говорит, что после салюта сразу спать. Поэтому до салюта – чистить зубы.

Вадим растерянно посмотрел на мальчиков.

– Мама сказала? Зубы чистить? Зачем?

– Вот и мы ей говорили: зачем? Пап, скажи сам, а?

Вадим тихо выругался и вышел из комнаты, красноречиво хлопнув дверью.

Мальчики переглянулись и подошли к ванной.

– Опять Джафар? – тихо спросил тот, что пониже. Ему было навскидку лет восемь.

– Развязать сможете? – Паша кивнул на раковину. – Там ножницы…

– Серьёзно? – Тот, что повыше, потрогал пальцем воду. – И всё папе испортить? Он из-за тебя даже к бабушке ночевать не поехал.

– К какой ещё бабушке?

– Праздник же, мы должны были к бабушке ехать. С её крыши смотреть салют в сто раз круче. А потом ночевать у неё и есть жареную колбасу.

–Так… Я-то тут при чём? Ехали бы… ночевали.

– Мы почти поехали. Но тут во дворе появился ты. С своей фарой.

– А поподробнее? Я, признаюсь, не всё помню… – Паша насторожился.

– Мы оделись, пожелали маме спокойной ночи и пошли на стоянку.

– Мама с нами не пошла. Бабушка маму терпеть не может, – вставил малой.

– И мама бабушку тоже, – подтвердил старший. – Мы сели в машину, а тут ты. Въезжаешь в арку и перед нами встаёшь. Папа увидел, что у тебя всего одна фара горит, обрадовался и сказал: ура, снова всё сходится. Достал флакон с тряпкой и пошёл к тебе. Так мы к бабушке и не поехали.

Паша простонал. Он помнил этот двор. Чёрт его дёрнул поспешить… Заедь он в него на пару минут позже – не оказался бы в руках этого сумасшедшего.

– Говорите, он и раньше это делал?

– Много раз.

– А что будет потом?

– На всю ночь тут закроется, – сказал младший. – С инструментами.

Старший ткнул его локтем в бок.

Музыка за дверью стихла. Раздался шум и раздражённые голоса. Мальчики переглянулись.

– Может, всё-таки почистим? – неуверенно спросил старший.

Ответа он не услышал. Едва брат открыл рот, как дверь в очередной раз распахнулась, едва не сбив мальчиков с ног. В ванную спиной вперёд ввалился Вадим. Он отступал, нехотя отдавая пространство напиравшей на него супруги. Выглядела она рассержено. Все четверо разместились вокруг стула. Пятеро, если считать и Пашу.

– Быстро в кровать, – коротко бросила Лена мальчишкам. – Закрываетесь, ныряете под одеяло и тут же засыпаете.

– А зубы? – спросил старший.

– Без зубов, – тихо сказала она, прижав Вадима уже к самой раковине.

Пацаны рванули прочь.

– Лен, – похоже, Вадим оправдывался. – Чего ты? Какие ещё звонки? Всё закончилось сто лет назад, мы обсуждали уже…

– Ты своим дурам лапшу на уши вешай… – Лена шипела, как агонизирующая кобра, казалось, она готова сорваться на крик. – Обсуждал он, бесстыжий… Они опять будут названивать прямо домой, да? Звонить, когда ты с семьёй?

– Лен… Кто названивает-то? Ты чего? Никто и не звонил. Я вообще… У меня же сегодня Джафар… Сама видишь – вот менеджер… в банке…

– Да хоть в бутылке!!! – Лена взорвалась. – Твои чёртовы бабы снова будут звонить сюда? Снова?! В мой дом? В квартиру, которую, между прочим, я покупала! При моих детях!!! Ух, убила бы…

Она выхватила из раковины ножницы и сунула их под нос обомлевшему от натиска мужу. Лена снова перешла на шёпот.

– Ты понимаешь только такой язык, да? Хорошо. Слушай… У тебя. Есть. Минута. Ты сейчас, практически моментально, испаряешься и дуешь к своей мамочке. И до утра… Нет, даже до следующего вечера… Я тебя ни слышать, ни видеть, ни знать не желаю. Может, и больше! Сидишь там и ждёшь, когда я буду готова с тобой, ловелас хренов, разговаривать. Минута пошла, вон отсюда.

– Лен…

– Пошёл вон, со своим телефоном и со своими бабами!

Пашу обдало волной горячего страха, когда Вадим пронёсся мимо него. Мгновением позже оглушительно хлопнула входная дверь.

– Уф-ф… – Лена выдохнула и опустила ножницы. Её халат чуть распахнулся, приоткрывая высокую грудь. Совсем немного, но достаточно, чтобы продемонстрировать ровный загар. Она села на край ванны и, склонив голову, потрогала воду. – Остыла совсем…

– Настоящая актриса, да? – спросил Паша.

– Угу… – Лена начала осторожно разрезать верёвки и клейкую ленту. – Лучшая защита – это нападение… Надо же было как-то тебя вытаскивать. Неплохо придумала, ты оценил?

– Что за дурдом у вас тут творится? – Паша смог пошевелить плечом, отчего шея снова вонзилась в затылок раскалённым штырём. – Это что за дурацкое представление? Он знает про нас с тобой? Или просто больной?

– Ну, как сказать… больной… Не больше, чем любой из вас, мужиков. Вадим хороший, внимательный. Отличный муж и отец. Но иногда ловит этого своего Джафара. Редко, далеко не под каждый салют.

– И что потом? Вызывает духов? Колдует? Дикость же, Лена. Почему ты мне про это не рассказывала?

– А ты про моего мужа и не спрашивал, – Лена оторвалась от верёвок. – И вообще… Куда ты спешил? Не мог подождать и подъехать чуть позже? Нетерпеливый какой… Минут десять подождал бы – и всё было бы замечательно. Они только утром от его мамаши возвращаются. И мы бы использовали эту ванну совсем в другом формате…

Она мило улыбнулась, но Паша намёк не оценил. Он почувствовал, что путы его больше не сдерживают.

– Знаешь, последние полгода… Это, конечно, лучшее, что было в моей жизни. И, возможно, это лучшее, что в ней будет… – он осёкся, осознав, что звучит фальшивее некуда. – Считаю, нам лучше пока не встречаться.

– Как скажешь. Я и не думала, что эти встречи надолго. Ты чуть расслабился, мы чуть расслабились. Теперь, как и раньше – только работа.

– Работа… Слушай, а что именно он собирался делать? Как вызывать этого… Одноглазого Джафара… Зачем пакеты, инструменты, ножницы?

Лена вздохнула.

– Нетерпеливый, любознательный… Тебе что, мало ножниц на сегодня было?

***