Я метался между двух чувств. Первое несло радость от того, что мое ремесло наконец-то подарило мне сына. Второе заставляло кричать от омерзения, когда я смотрел на резкие черты дубового лица и конусообразный отросток посередине. Добрые глаза были мне противны, казалось, в них таится опасность для всех нас. Опасность, которую само творение еще не понимало.

Эффект «Долины жути» был открыт японским исследователем Мори Масахиро в 1970-х годах. Современное название явление приобрело благодаря писательнице Ясии Рейхардт, которая перевела его как «Зловещая долина». Эффект заключается в том, что, когда мы смотрим на что-то внешне максимально похожее на человека, но им не являющееся, мы замечаем в этом «чем-то» отклонения от «нормы», из-за чего начинаем испытывать страх, дискомфорт, панику.

Масахиро показывал группе людей различных роботов. Сначала шли обычные сложные механизмы, которые и ассоциируются со словом «робот». Люди отмечали, что чем больше устройства похожи на них, тем приятнее они глазу. Когда же машины стали максимально копировать человека, их образы стали вызывать неприязнь из-за мелких несоответствий реальной моторике, мимике и т. д. Этот спад на графике симпатии и был назван «Долиной жути».

Кривая Мори

Исследователи эффекта видят причину в наших инстинктах, полученных от обезьян (их тоже изучали, им тоже страшно). Мелкие отклонения от нормы — сигналы о том, что человек может быть больной или асоциальной особью, представляющей опасность. Однако не каждый робот или картинка способны вызвать дискомфорт. Чтобы это случилось, нам надо поверить, что статичная фигура перед нами — человек. Но как только фигура станет двигаться или говорить, мы увидим, что голос ее, улыбка и жесты неестественны — а с тем придет и разочарование в схожести с нами.

Ученые по-прежнему расходятся во мнениях, что является главным триггером для эффекта. Например, Минсу Канг в статье «Амбивалентная сила робота» предположил, что люди подсознательно чувствуют угрозу от неизвестного объекта, поэтому в мозге «возникает ошибка» при виде «чужого». Человек как бы не понимает, как идентифицировать стоящее пред ним существо: человек то или машина?

Катрин Миссельхорн выдвинула гипотезу о том, что люди не могут сопереживать неживым существам. Для эмпатии им нужно распознать эмоции, соотнести их со своими. Если человеческий набор конкретных маркеров нормального поведения или отклонений от него нам еще известен, то при контакте с тем же андроидом мы понимаем, что действия машины не коррелируют с поведением человека.

Анжела Тинвелл говорит о том, что проблема заключается в неспособности самой машины проявлять эмпатию по отношению к человеку. Например, когда мы шутим, нам важно, чтобы собеседник выказал хоть какую-то реакция. Если же реакции нет, мы чувствуем некую неловкость, сопряженную со страхом, начинает казаться, будто перед нами психопат, способный на любое насилие, ведь эмоции ему чужды.

Сегодня робототехники прибегают к двум стратегиям при работе с машинами и эффектом «Зловещей долины». Первая практика — избегание. Группа специалистов создает роботов, специально непохожих на людей. Во-первых, для них это имеет материальную выгоду, потому что специализированная техника проверена годами и точно выполнит свои функции, в отличие от инновационной разработки. Во-вторых, робототехники не хотят распугивать клиентов: они дают то, к чему заказчики привыкли и в качестве чего убедились. Любые новшества затрагивают лишь функциональный аспект.

Робот Пиппер

Вторая практика — преодоление. Как правило, ее применяют те, кто непосредственно работает с инновациями и намеренно стремится приблизить машину к человеку. Яркий пример такой практики — актоид Geminoid DK, разработанный профессором Осаки Хироши Исигура, и робот Bina 48, которая способна поддерживать разговор на различные темы.

Руководитель Лаборатории интеллектуальных робототехнических систем Евгений Магид считает, что эффект «Зловещей долины» — явление временное и исчерпается тогда, когда антропоморфные роботы станут частью нашей повседневной жизни. По мнению Евгения, должно пройти еще около 20–30 лет для того, чтобы появились первые машины, которые нельзя будет отличить от живого человека. Также Магид опасается, что религиозные и нравственные нормы мирового сообщества замедлят этот процесс или прервут его на долгое время.

«Жуткое» Фрейда и анализ «Песочного человека» Э. Т. А. Гофмана

Еще до Масахиро литераторы и психологи обратили внимание на то, что куклы и другие антропоморфные образы способны вызвать страх. Так, в 1906 году вышло эссе Э. Йенча «О психологии сверхъестественного», где он анализирует работу Э. Т. А. Гофмана «Песочный человек». Основное внимание автора сконцентрировано на человекоподобной кукле Олимпии.

Один из самых надежных приемов без труда вызвать впечатление жуткого с помощью повествований основывается на том, чтобы оставить читателя в неведении: является ли некоторая фигура человеком или, допустим, автоматом. И именно так, чтобы эта неуверенность не оказалась непосредственно в фокусе его внимания и не побуждала его тем самым немедленно исследовать и выяснять суть дела. Так как из-за этого, как утверждают, легко исчезает особое эмоциональное воздействие. Э. Т. А. Гофман с успехом демонстрировал в своих фантастических повестях данный психологический прием.

В 1919 году З. Фрейд проводит анализ работы Йенча, выпуская статью под названием «Жуткое». Основной идеей работы является мнение, что человеку становится жутко от столкновения не с чем-то неведомым, иным, а, наоборот, — с тем, что ему знакомо. Фрейд говорит, что кукол, восковых фигур, доппельгангеров и призраков роднит одна особенность: человек не может сказать, мертв ли объект перед ним или жив. Возникает когнитивный диссонанс, который заставляет человека реагировать на существо перед ним, как на опасность.

В «Жутком» также заключен комплекс кастрации. Когда перед нами пляшут ноги, как в книге А. Шеффера «Джозеф Монфор», мы испытывает тревогу, потому что, во-первых, это неполное тело, ведущее себя как живое. Во-вторых, оторванная конечность сама по себе атрибут страшной смерти, атрибут боли, человеческих страданий. Когда конечности пляшут сами по себе, мы получаем неправильную картину мира — гротескный кошмар, воплощенный в реальность. То самое — знакомое! — которое к тому же является частью нашего организма, предстает чужеродным, неконтролируемым и непредсказуемым.

Фрейд также отмечает, что жуткими мы можем считать и других людей, если подозреваем их в злых намерениях. Но этого, по мнению психоаналитика, недостаточно, важными составляющими чувства жуткого являются тайные силы, которые должен иметь человек, чтобы навредить нам. В пример Фрейд приводит чувства Гретхен от встречи с Мефистофелем:

Она смекнула, что я почти наверняка гений, а может быть, даже дьявол.

По мнению психоаналитика и киноведа В.А. Мазина, искусство, по сути своей, есть «двойник реальности», а потому феномен жуткого является его неотъемлемой частью.

Искусство своим технэ напоминает нам о том, что мы, люди, есть искусственные существа. Мы — существа, созданные по образу и подобию других и затем погружающиеся в символическую Вселенную. Это погружение-отчуждение, причем отчуждение конститутивное. Иначе говоря, только благодаря отчуждению от самого себя я и возникаю. И в этом отчуждении — [i]жуткое. И произведение искусства нам об этом напоминает. В произведении искусства заключена техника производства призраков, указывающих на своего создателя, человека.[/i]

Жуткое в литературе

Одним из самых известных примеров «Зловещей долины» в литературе можно назвать роман Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей».

На него невозможно было смотреть без содрогания. Никакая мумия, возвращенная к жизни, не могла быть ужаснее этого чудовища. Я видел свое творение неоконченным; оно и тогда было уродливо; но когда его суставы и мускулы пришли в движение, получилось нечто более страшное, чем все вымыслы Данте.

В рассказе И. Тургенева «Живые мощи» также описан эффект «Зловещей долины». Главный герой встречает женщину, которая страдает от болезни надпочечников.

Я приблизился – и остолбенел от удивления. Передо мною лежало живое человеческое существо, но что это было такое? Голова совершенно высохшая, одноцветная, бронзовая — ни дать ни взять икона старинного письма; нос узкий, как лезвие ножа; губ почти не видать — только зубы белеют и глаза, да из-под платка выбиваются на лоб жидкие пряди желтых волос. У подбородка, на складке одеяла, движутся, медленно перебирая пальцами, как палочками, две крошечных руки тоже бронзового цвета. Я вглядываюсь попристальнее: лицо не только не безобразное, даже красивое, — но страшное, необычайное. И тем страшнее кажется мне это лицо, что по нем, по металлическим его щекам, я вижу — силится… силится и не может расплыться улыбка.

Также прием долины можно встретить в произведениях А. Грина «Золотая цепь», братьев Стругацких «Отель "У погибшего альпиниста"», Кира Булычева «Подземелье ведьм», Э. Т. А. Гофмана «Автомат» и др.

Кошмар анимации. Эффект Зловещей долины в кино

В среде любителей хоррора говорить о «Психо» Хичкока или «Голове-Ластике» Линча стало уже неким моветоном. Не будем подробно размусоливать и тему кукол из серии фильмов «Детские игры» или «Мертвая тишина». Поговорим о картинах, которые не должны были опускать зрителя на дно долины.

Первой в списке стала серия фильмов по игре «Final Fantasy», особенно версия 2023 года, где, с одной стороны, сделали неплохую 3D анимацию, а с другой — не проработали мимику, поэтому эмоции персонажей выглядят жутко.

Кадр из анимационного фильма «Final Fantasy»(2023)

Вторая в списке — адаптация 2016 года манги Кентаро Миуры «Берсерк». Кроме ужасных 3D-моделей, мимика персонажей временами превосходит любые скримеры в инди-хоррорах. К сожалению, в статье представлены только фото, в движении это аниме — апогей Зловещей долины, к которому сложно привыкнуть на протяжении всего хронометража.

Кадр из адаптации «Берсерка» (2016)

Стоит вспомнить и милый детский мультик «Полярный экспресс», персонажи которого будут сниться вам по ночам и наводить панические атаки.

Кадр анимационного фильма «Полярный экспресс» (2004)

Неудачное использование эффекта Зловещей долины случается в основном в анимации, в «живом» кино оно, как правило, используется специально, с целью усилить впечатление зрителя от сцены.

Человек, которого нет. Эффект Зловещей долины в играх

Среди игр тоже не все так гладко. Например, качественным примером использования эффекта Зловещей долины мы можем назвать серию игр Silent Hill, вспомнив как Пирамидоголового, так и медсестер с пышными бюстами и изуродованными лицами.

Однако в таких играх, как «Beyond two souls» или «Heavy rain», анимация способствует отключению у игрока какой-либо эмпатии к главным героям и, в лучшем случае, заставляет его нервно посмеяться. Хотя в обеих играх использовалась технология захвата движения с реальных актеров, что должно было минимизировать эффект долины.

Скриншот из игры Beyond Two souls

Скриншот из игры Heavy Rain

И, конечно же, как не упомянуть хоррор-выживалку Alien: Isolation? На одном из этапов игры некогда относительно дружелюбные андроиды модели Рабочий Джо ополчатся против вас. Страх в том, что они, с одной стороны, очень медленны, с другой же — неумолимы. Вот и представьте картину: вы бежите по коридору, где-то по вентиляции за вами следует жуткий ксеноморф, а сзади к вам приближается бледный андроид, что-то бормочущий роботизированным голосом. Жутко, не правда ли?

Скриншот из игры Alien: Isolation

Кто смотрит на тебя? Жуткое в живописи

При рассмотрении темы Зловещей долины нельзя не упомянуть живопись. Одной из самых тревожных картин, воспроизводящих эффект долины, является работа американского художника Билла Стоунхэма The hands resist him. На ней изображен мальчик, который стоит рядом с куклой, а позади них в окно скребется множество детских рук. Глаз мальчика не видно: глазницы будто срослись. В пропорциях ребенка можно углядеть что-то неправильное, словно он и сам кукла.

Картина The hands resist him

Про эту картину ходит множество легенд. Поговаривают, что те, кто долго смотрел на нее, слышали, будто ночью кто-то царапает окна и плачет. Другие же говорили о том, что мальчик с картины приходил к ним во снах. Но скорее всего это очередные интернет-байки.

На картинах итальянского художника Амедео Модильяни изображены, как правило, женщины. За изображениями кроются драмы и трагедии личной жизни творца. Но при первом взгляде на картины они кажутся жуткими, отталкивающими. Выгнутая длинная шея, неправильный овал лица и неестественный наклон головы женщин как бы создают дискомфорт для того, кто смотрит на картину.

К слову, в экранизации «Оно», вышедшей в 2017 году, в доме одного их героев висит картина, на которой изображена жутковатая женщина. В фанатском сообществе Кинга картину назвали «Дама с флейтой». Это собирательный образ полотен Модильяни.

Кадр из к/ф «Оно» (2017)

Режиссер Андрес Мускетти признавался:

Это буквальный перенос на экран моего личного детского страха. В моем доме висела одна из картин Модильяни, которая казалась мне очень жуткой. И меня сводила с ума мысль о том, чтобы встретить такую женщину наяву. Он (Модильяни) в основном рисует «удлиненные» версии людей. В его видении у человека может быть непропорционально длинная шея, искривленное лицо и пустые глаза. Из-за такой деформации ребенок может не увидеть стиль художника, но разглядеть самого настоящего монстра.

Впрочем, «Оно» — не единственный фильм, в котором Мускетти воссоздал жуткие образы Модильяни. Так, например, выглядит монстр-призрак из фильма «Мама» (2013):

Подводя итог, можно сказать, что в робототехнике эффект «Зловещей долины» — явление действительно временное. Но в искусстве оно неисчерпаемо. Во-первых — потому что это такой же легкий способ напугать массового потребителя, как и, например, скримеры. Во-вторых, этот эффект, несмотря на всю простоту, обладает некой таинственностью, которая, опять же, будет манить массового потребителя к фильмам, книгам и живописи. В-третьих, Зловещей долине попросту нет смысла уходить из искусства. Если в робототехнике создание дизайна роботов, исключающего возникновение эффекта долины, считается прогрессом или достижением, то в искусстве разных уровней эффект сохранится как инструмент, который авторы используют для передачи идей, создания атмосферы и игры с формой.