DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Татьяна Адаменко «Не смотри, не говори»

— Да не связывайся ты с этой шалавой, — посоветовала рентгенолог, дожевывая черствый яблочный пирог в нашем кафетерии.

Я смотрела, как она вытирает ярко накрашенный рот салфеткой, и думала, насколько же быстро ей удалось узнать о предложении Ширли Картер.

Точно ведь не от меня. Впрочем, точно так же я никому не рассказывала про свой небольшой финансовый кризис, из-за которого в отпуске смогу разве что на Ниагару посмотреть, но все коллеги в курсе.

— Ты хоть уверена, что она тебе сможет заплатить? Вдруг уже все наследство промотала? Хотя, с другой стороны, крышу новую сделала и уже оплатила. Мне Дэн рассказывал, у него друг в бригаде работал. И вроде бы она не собирается останавливаться. Рассказывали, приезжал фургончик из витражной мастерской, ребята из Торонто…

...И насколько это типично для Черривиля, что тебя спустя почти двадцать лет после отъезда из родного городка все еще называют шалавой, причем одновременно беззлобно и безапелляционно!

И могут назвать точное число абортов, которое ты сделала в местной клинике, причем первый, подчеркивалось с особым смаком, случился еще в пятнадцать лет.

Хотя надо признать, что Ширли Картер, дочь мэра, сделала все, чтобы город о ней помнил и говорил. Например, ухитрилась сбить на родстере (папин подарок, конечно) три фонаря — Фрейд бы точно усмотрел что-то свое. Тогдашний мэр не зря заслужил прозвище Фонарщик — к каждому празднику он маниакально оснащал улицы коваными фонарями «под старину».

В девяностые, когда разразился скандал с участками под застройку и новой автомагистралью, мэра Картера чуть было не посадили, и он в одночасье превратился из лысоватого пузанчика неопределенных лет в дряхлого седого старца. Пересел из красного спорткара в стиле «кризис среднего возраста» на древний велосипед, на котором, должно быть, каталась еще Ширли подростком, отключил в доме кабельное и Интернет и никогда не перезванивал по мобильному.

Впрочем, злые языки говорили, что он просто разыгрывает роль обнищавшего бедолаги, у которого все деньги ушли на адвокатов: пусть, мол, город видит, что мэр Картер ничего не знал о сделках за своей спиной и никакой выгоды от них не получил.

Его супруга, талантливая пианистка, продолжала играть в церкви и участвовать в городской благотворительности, от помощи собачьему приюту до ремонта зала в филармонии. Все пророчили ей нервный срыв и сплетничали про горсти антидепрессантов, но первым сдало сердце: в пятьдесят девять лет она скончалась в хосписе от последствий повторного инфаркта.

Бывший мэр после смерти супруги продержался еще лет семь, но превратился в затворника, который проходил страховой медосмотр на дому.

Их единственная дочь в это время поступила на врача, закончила университет Макгилл и успешно работала врачом-сонологом в столичных больницах, подумывая об открытии собственной клиники. Во всяком случае, так отвечала на расспросы миссис Картер, не путаясь и не меняя показания.

Раз в полгода Картеры действительно брали билеты до Оттавы, навестить дочь, но в Черривиле ее за это время увидели только на похоронах матери.

Зато на похороны отца она не просто приехала на пару дней, чтобы вернуться потом в Оттаву или куда еще, а поселилась в родительском особняке и всерьез занялась ремонтом. Подсчитав суммы, которые ушли на ремонт крыши, замену труб и ванных комнат, установку теплых полов, ремонт проводки и бассейна, Черривиль со смешанным чувством восхищения и неприязни пришел к выводу, что старый лис Картер оставил дочери не меньше полумиллиона.

Для меня было важно то, что Ширли Картер, во-первых, страдала от последствий перелома костей таза, и поездки в больницу ей давались нелегко, во-вторых, готова была щедро заплатить за курс массажа и реабилитационных занятий.

— Я с ней в одном классе училась, она не дура была, но взбалмошная и безответственная, на всех ей было плевать, а на родителей особенно... Не связывайся с ней, Пру, — повторила Марта и взглянула на меня с искренней заботой.

Все-таки очень сложно работать в больнице, которая помнит, как тебя двенадцатилетней привезли хирургам прямо с роллердрома, где ты попыталась выполнить трюк не по возрасту и не по силам. Перелом костей таза, перелом большеберцовой и малоберцовой кости. Сначала не верили, что я вообще смогу встать на правую ногу, потом — что я могу встать, не хромая. Но очень старались. И я старалась.

И мое выздоровление стало поводом для законной гордости всего персонала. Та же Марта, доктор Седлачек то есть, помнит мои рентгены с красиво собранным вместе пазлом осколков и жестким узором штырей и скоб.

Помнит и любит об этом поговорить.

Остальные не выражали своего отношения так явно, но, например, когда я делала обычный доклад, сотрудники всегда хлопали мне слишком пылко и одобрительно, как будто я была малышкой, прочитавшей неожиданно длинный для ее возраста стишок.

А стоило мне посчитать, что я выдумываю и хватит уже считать себя особенной, как я натыкалась на доктора Седлачек — подругу моей мамы, или на хирурга Гудьира, который когда-то собрал мои кости заново. Доктор Седлачек спрашивала, пью ли я витамины, и просила оттянуть веко, чтобы показать слизистую — не бледная ли, не анемичная? А хирург Гудьир напоминал, как важно мне делать упражнения для спины.

Спасибо, я знаю, я училась шесть лет, теперь я сама рассказываю и показываю другим эти упражнения, и не считайте меня неблагодарной, но…

Мне вообще не стоило принимать предложение о работе в Черривиле. Я ведь еще тогда смутно предчувствовала это добродушное и покровительственное отношение; однако преимущества были такими очевидными, а недостатки такими несерьезными, что я подумала и приняла «самое разумное и выгодное» решение.

Краем уха я однажды услышала, что Марта говорит обо мне «девочка такая умничка, всего добилась», и вместо того, чтобы польстить, это «всего» меня как-то придавило.

— А как вы съездили на курсы? — спросила я посреди монолога и ловко переключила ее внимание с беспутной Ширли Картер на последние новинки диагностической аппаратуры.

***

Дом мэра Картера удачно располагался на холме, в приятной близости как от соснового леса и небольшого озера, так и от города, который отлично просматривался с подъездной дороги.

Когда я подъехала к воротам на пыхтящем «фольксвагене», камера на столбе повернула ко мне свой глаз, и ворота мгновенно распахнулись.

Мисс Картер ждала меня на крыльце, опираясь на трость.

— Добрый день! — солнечно улыбнулась она.

На ней было просторное и уютное домашнее платье, которое не требует почти никаких усилий при надевании — самое то для женщины, которая даже стоит пока с трудом, — но эта простота не скрывала качество светло-серого льна и неуловимую элегантность линий кроя.

Тяжелые светло-каштановые волосы она собрала в узел и закрепила двумя серебристыми шпильками. Веки чуть припухли, будто со сна, и густые ресницы подчеркивали удлиненный разрез красивых серых глаз.

То, что ей не тридцать, а лет на десять больше, выдавала только рыхлая болезненная кожа, которая, казалось, слишком туго обтягивает лицо. Я перевела взгляд на ее руки и увидела, что кольцо с бирюзой впилось в палец — значит, отек мне не померещился.

— Пойдемте! — предложила она со все той же легкой радостной улыбкой. — Начнем с тренажерного зала?

Она пошла впереди, и я отстала, оценивая, насколько она избегает наступать на правую ногу.

И вдруг почувствовала острую боль в собственной ноге. Я на мгновение даже запнулась, потеряв равновесие, потому что мозг настаивал — мне надо схватиться за перила и, подтянувшись к ним поближе, начать восхождение с левой, здоровой ноги… Черт возьми, почему память тела сохраняется так хорошо, так свежо и, черт-черт-черт, так остро?

К счастью, боль прошла так же быстро, как и нахлынула, оставив только странную тяжесть, будто к правой ноге приковали ядро.

В тренажерном зале, помимо допотопной беговой дорожки и велотренажера, появилась новая шведская стенка. В массажном кабинете я просто потеряла дар речи от вида роскошного стола. Электрический, целых четыре секции вместо привычных трех, удобная педаль управления электроприводом — такая точно не заест и не выскочит, — гибкие подлокотники, съемный подголовник… Даже пульт управления, который скромно лежал на столике рядом, отличался особым функциональным изяществом.

— Вам будет удобно с ним работать? — поинтересовалась хозяйка без всякого кокетства.

— Отличный стол, просто идеальный! — Я не стала скрывать своего восторга.

— А еще я купила аромадиффузор, — кивнула мисс Картер на нишу, в которой блестела деревянными боками округлая штуковина с вытянутым вверх горлышком. Сначала я приняла ее за вазу.

— На всякий случай, — добавила она. — Не знаю, как вы относитесь к ароматерапии. Я заметила, что у вас в кабинете ничего подобного нет, но… — Она пожала плечами и выжидающе посмотрела на меня.

— Люди разные, запахи всем нравятся разные, так что, если нет отдельного кабинета ароматерапии, в массажном кабинете лучше от нее воздержаться, — объяснила я. — Кроме того, всегда надо опасаться аллергической реакции. Впрочем, если вы уверены, что у вас нет аллергии на определенные запахи…

— Нет, нет, я не аллергик. И обожаю апельсиновый аромат. Впрочем, на ваше усмотрение, верно?

Я молча кивнула. Сама я считаю, что средство, которое не может навредить, вряд ли способно помочь, но комфорт пациента — превыше всего. Ароматерапия не творит чудеса, зато наш мозг — запросто.

К массажному кабинету примыкала небольшая уютная комната в бежево-зеленых тонах с кушеткой, креслом и шкафом для рабочей одежды. Меня немного смутило отсутствие столика, где я могла бы перекусить прихваченным из дома ланчем, но этот вопрос можно было обсудить в конце экскурсии.

Бассейн во внутреннем дворике недавно отремонтировали, оснастили удобными поручнями и приподняли часть дна. Здесь можно было замахнуться и на водную гимнастику, и на водный массаж.

— Ну, кажется, все? — с вопросительной улыбкой обернулась ко мне мисс Картер.

— Я бы хотела взглянуть на ванную комнату. Особенно если у вас есть джакузи, — уточнила я.

— О, лечебные ванны в джакузи? — обрадовалась мисс Картер. — Я как-то даже не подумала, что это не просто роскошь, которую мой папа поставил, не подумав, а еще и, гм, лечебная аппаратура?..

Про отца она упомянула легко и нежно. Мне сразу подумалось, что отношения между ними должны были быть намного лучше, чем считал Черривиль.

После осмотра ванной мисс Картер уговорила меня выпить с ней кофе.

— Кстати, — вспомнила я, — я бы хотела, чтобы вы поставили столик в моей рабочей комнате рядом с массажным кабинетом.

— Конечно, как вам будет удобнее, — охотно согласилась мисс Картер. — Я понимаю, как мне повезло, что вы согласились мной заняться, ведь в следующем году вас, скорее всего, уже здесь не будет. Но если столик нужен вам для обеда, то я вас прошу, располагайтесь на кухне или в гостиной.

— Д-да, хорошо, — немного невпопад ответила я, ошеломленная уверенностью, с которой она сказала «в следующем году вас здесь уже не будет». Что, правда? Кто-то может так думать, пока я думаю только о том, как бы мне привыкнуть и полюбить Черривиль?

— Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что для меня самое главное даже не занятия с вами, а программа самостоятельных тренировок, которую вы мне потом распишете. Мне очень нужен специалист, потому что я, честно говоря, сначала выжимаю себя до последнего, а потом срываюсь, и мне становится еще хуже.

— Конечно, когда мы закончим с вами здесь, я распишу вам программу тренировок на три месяца, а там посмотрим на состояние мышц, сосудов и прочее. Вы ведь сможете приехать в больницу на обследование через три месяца?

— Надеюсь, — поморщилась мисс Картер. — То есть уезжать из Черривиля я больше не собираюсь. Наоборот, хочу заново врасти корнями в родную почву. И в перспективе — бегать по утрам вокруг озера, а потом, сидя на лавочке, бросать хлеб жирным уткам.

Я промолчала, несмотря на ее выжидательный взгляд, но про себя обрадовалась, что она так зримо представляет себе возвращение к здоровой жизни. Чем ярче картинка, тем больше сил отпускает организм на ее воплощение, хотя нет правила без исключений.

***

Мы договорились, что я буду приезжать к десяти утра и уезжать в шесть вечера. Я бы предпочла сдвинуть расписание повыше, но Ширли клялась, что для такой совы, как она, десять утра — поразительная рань.

При программе реабилитации важно, чтобы расписание не становилось слишком четким. Как только все начинает идти по графику: массаж, гимнастика, массаж, сидячая ванна, массаж с лекарственными мазями, — эффект снижается, поэтому важно тасовать процедуры, соблюдая не очередность, а логику назначений.

У нас даже появилась дежурная шутка на этот счет.

— А что дальше? — спрашивала меня Ширли, пытаясь отдышаться после упражнений, и сама себе отвечала: — А дальше будет предсказуемо больно…

— …в непредсказуемых местах, — подхватывала я, и от водной гимнастики мы, слегка отдохнув, переходили к дренажному массажу.

Сегодня, когда я собиралась уходить, то обратила внимание на стопку книг на столике в прихожей. Это была очень красиво проиллюстрированная детская классика: «Алиса в Стране Чудес», «Таинственный сад», «Маленькая принцесса», «Энн из Грингейбла», «Черный красавчик», «Питер Пэн», «Ходячий замок Хоула», «Хоббит, или Туда и Обратно», «Снежная королева», «Винни-Пух и все-все-все»…

Я открыла лежавшую сверху «Снежную королеву» и залюбовалась яркими иллюстрациями в стиле прерафаэлитов.

Услышав шаги, я вздрогнула и быстро закрыла переплет, как будто меня застали за непристойным занятием. Ширли перевела взгляд с меня на книги и, кажется, смутилась.

— Купила их еще в Торонто, — пробормотала она. — Все никак не отдам в библиотеку.

По дороге домой я не могла отделаться от мыслей о книгах и моей необычной пациентке. Честно говоря, мне очень хотелось поговорить с кем-нибудь о Ширли, то есть посплетничать, если называть вещи своими именами.

Обычно я всячески старалась уклониться от обсуждения своих пациентов. Миссис Мейерс дала мне хорошую закалку на этот счет. Когда восьмидесятилетняя дама на массажном столе то и дело пытается поднять голову и обернуться, чтобы посмотреть мне в глаза во время разговора (точнее, монолога, густо унизанного вопросительными знаками), свести общение к техническому минимуму становится легче легкого.

Свои секреты миссис Мейерс раскрывала так же легко и непринужденно, как чужие, но я-то не очень хотела знать, отчего повесилась двоюродная тетка Вандеркелленов и как муж миссис Путс всю жизнь боялся умереть от рака простаты и ездил сдавать кровь на онокомаркеры, а его жена долго думала, что он ей изменяет и тратит деньги на любовницу.

Я могла бы поговорить с мамой, но она уехала навестить сестру моего покойного отца в Калифорнию, как делала это уже лет десять подряд, и собиралась вернуться только в начале сентября.

Фрэнсис, моя лучшая подруга еще со школы, сама звонила несколько раз и выспрашивала, как проходит мой «отпуск», так что и этот вариант исключался. Ни коллегам, ни друзьям по роллердрому и книжному клубу я тоже довериться не могла.

Мысли о книжном клубе опять вернули меня к книгам в прихожей. Непохоже, что они предназначались кому-то в подарок — подарочные издания не дарят вот так, стопкой. Насколько я знала, своих детей у Ширли не было, хотя бывший муж имелся. Родственников в Черривиле у нее не осталось, а подруг она еще не успела завести, занимаясь исключительно ремонтом дома и ремонтом себя.

И она говорила правду, когда предупреждала, что склонна выжимать себя до последнего. При упражнениях на растягивание не признавалась, что ей больно, пока не падала на пол с невольными слезами. Активными упражнениями для тренировки мышц бедра доводила себя до судорог, и даже из расслабляющих дыхательных упражнений ухитрилась сотворить что-то противоположное самой идее расслабления, устраивая себе гипервентиляцию до полуобморока.

Обратной стороной медали оказалась ее полная пассивность во время дренажного массажа. Обычный массаж ассоциируется с удовольствием от разогретого и расслабленного тела, но цель дренажа — не просто размять мышцы, а ускорить лимфо- и кровообращение, убрать отек, стимулировать регенерацию тканей, и все это — через боль.

Но тело Ширли под моими руками оставалось таким мягким, ватным и равнодушным ко всему, что я с ним делала, как будто ее душа во время процедуры просто выходила из тела. И она никогда не пыталась со мной заговорить, не охала, не пыхтела, не хмурилась и не поджимала губы, так что я просто не могла скорректировать свои усилия в большую или меньшую сторону. А когда я, отчаявшись, напрямую спрашивала ее: «Так больно? А вот так?» она отвечала с заметной задержкой: «Нет, все нормально», даже не открывая глаза.

Еще она никогда не рассказывала про аварию, которая раздробила ей кости и разорвала мышцы. Соединительная ткань сшила мышечные волокна грубо и криво, как полуслепой портной. Стежки шрамов говорили о том, что Ширли очень повезло не умереть от кровотечения в брюшную полость.

Было нетрудно догадаться, что она неслучайно развесила по всему дому копии картин Фриды Кало.

Фриде тоже пришлось восстанавливаться после аварии, как Ширли, и Фрида сумела извлечь из аварии не только зло, но и благо, и даже их травмы были чем-то похожи, но простиралось ли это сходство еще дальше?.. Фрида потеряла возможность иметь детей. Может быть, во время той аварии Ширли потеряла ребенка?

Даже не знаю, что заставляло меня снова и снова возвращаться к этой мысли, но мои догадки стали разновидностью самогипноза. Теперь мне всюду мерещились признаки ребенка в доме. Например, телевизор на кухне и в гостиной постоянно был включен на канале «Дисней», и довольно громко, так что к моему приходу Ширли раздраженно прикручивала звук до минимума.

А однажды на массажном столе я нашла старые детали «лего», которые аккуратистка Ширли резко смахнула на пол. Потом я хотела их подобрать, рассмотреть, но Ширли уже все убрала.

Перед тем как приехать к Ширли, я заглянула в кондитерскую миссис Белл за сахарным пирогом с кленовым сиропом. Ширли так неподдельно обрадовалась моему угощению, что я мысленно выбранила себя. Давно надо было сообразить, что если ей тяжело выбираться в больницу, то в город она поедет только в случае крайней нужды. И предпочтет ограничить себя в приятных мелочах, но не обременять меня поручениями.

Чем бы мне еще ее порадовать?..

За утренней чашкой кофе Ширли выглядела непривычно рассеянной.

— Как ты себя чувствуешь? — начала я обычный расспрос. — Ночью судорог не было?

— Нет-нет, все порядке, — отмахнулась Ширли, не сводя взгляда с лежащего на столешнице телефона.

Наконец тот зазвонил, и Ширли, лихорадочно утерев рот от сахарной пудры, приняла вызов по скайпу.

Я торопливо, в несколько глотков допила свой кофе и отправилась в массажный кабинет, чтобы не мешать разговору. Но успела увидеть собеседника Ширли: холеный мужчина восточной наружности, лет за пятьдесят, и очень красивый.

Мне было очень любопытно, именно поэтому я так сильно торопилась. Но, насколько я успела понять, речь шла о возвращении Ширли на работу. Она раздраженно отвечала, что «это вам не удаленный фриланс» и «я понятия не имею, когда смогу вернуться!».

В массажном кабинете уже работал аромадиффузор: Ширли выбрала какой-то новый запах. Похожий ароматизатор в моей электронной сигарете назывался «зеленый чай с жасмином», но этот сладковатый душок с первой затяжки напомнил мне запах воспаленной раны.

Мне пришлось довольно долго ждать пациентку.

— Прости, никак не ожидала, что разговор так надолго затянется… — Ширли зашла, рассеянно потирая лоб. — Ох…

— Что такое? — тревожно встала я. — Голова кружится? Ложись быстрее!

— Нет, не голова, просто…

На столе она лежала так беспокойно и напряженно, что я спросила:

— Может, включить телевизор? Отвлечешься?

— Нет, опять эти чертовы мультики, не хочу, — глухо ответила она с закрытыми глазами.

— Ну зачем обязательно мультики, — удивилась я, но осеклась, приказав себе не быть навязчивой.

И тут я почувствовала очень странную тяжесть в правой ноге. Я замерла. Руки продолжали делать свою работу, пока мозг лихорадочно вспоминал, было ли со мной такое в восстановительный период, тринадцать лет назад.

Да, было — и ощущение ползущих по коже мурашек, и внезапное онемение, и такое же резкое возвращение чувствительности, и как будто кожи касаются тонкие горячие пальцы…

Да, было, но почему вернулось? Я посмотрела на затылок Ширли. Неужели дело только в том, что наши травмы немного похожи и мозг вспомнил прошлые ощущения?

Очень осторожно я перенесла вес с правой ноги на левую и попыталась пошевелить правой. Ногу будто приковала к полу реальная, физическая тяжесть, но не успела я испугаться по-настоящему, как чувство тяжести перебралось на бедро, а затем исчезло.

— Пру, — вдруг заговорила Ширли, — ты не против, если сегодня мы, ох, чуть сократим нашу программу? И завтра начнем позже, к двенадцати?

— Ты себя плохо чувствуешь?

— Честно говоря, чувствую, приближается мой любимый приступ мигрени, — внезапно сообщила Ширли. — Звуки, запахи, странные ощущения, какие-то стеклянные червячки на краю поля зрения, в общем, весь набор. Мне надо срочно полежать в темной комнате.

— В твоей карте нет ничего про мигрень, — удивилась я.

— Ну, я на нее никогда не жаловалась. Я знаю, что мне надо полежать в темной комнате, и все пройдет. Мне этого достаточно.

— А как давно это у тебя началось?

— Не после аварии. Раньше. Намного раньше. Я тогда… — она прерывисто вздохнула, — мне тогда пришлось сделать серьезный выбор, я думала, переживала, ну вот все и началось. Но я держалась. А эта проклятая авария будто мне дырку в голове пробила, и все туда опять хлынуло.

— Как насчет точечного массажа головы? — торопливо предложила я, ощущая, что мышцы Ширли напряглись до каменного состояния.

— Нет, не помогает, — печально покачала она головой, приподнявшись на локте. — Только хуже становится. Так что закончим на сегодня, ладно?

— Да, конечно. И давай я завтра принесу тебе другой аромат, лавандовый, например?

— Э-э, ладно. А чем тебе апельсиновый не нравится? — неподдельно удивилась Ширли.

Я вздохнула поглубже… и обнаружила, что в воздухе стоит не тот гнилостный душок, а легкий запах апельсина, причем оставшийся еще с прошлого сеанса. И лампочка на аромадиффузоре даже не горит!

Да что со мной такое?!

— А у тебя бывают при мигрени обонятельные галлюцинации? — вдруг спросила я.

— А что? — довольно враждебно ответила Ширли. — Бывает всякое. Чем больше я на это жалуюсь и ною, тем ярче приступ.

— Ясно.

***

Возвращаясь от дома Картеров второй раз за вечер, я ощущала себя тупой, обманутой и использованной. Приступ мигрени?! Да как бы не так! Скорее приступ желания надраться в стельку и отключиться!

Боже, и если бы я не вернулась за забытым телефоном, я бы ничего этого не увидела! Я бы вышла на вечернюю пробежку, полная сочувствия к Ширли, и обязательно позвонила бы ей завтра ровно в двенадцать! А она бы проблеяла в трубку, что, мол, приступ продолжается, и я бы волновалась, давала советы!..

... Что я забыла телефон, я обнаружила только на середине пути, когда собралась звонить Грегу из роллердрома, договориться насчет внеплановой тренировки. Оказалось, что телефона нигде нет — и тут я ясно представила, как он лежит на столике в прихожей. Я знала код от ворот дома Ширли, так что за двадцать минут могла вернуться, забрать телефон и снова поехать домой.

И я увидела, как она стоит в холле, шатаясь, с трудом фокусируя на мне взгляд… И я сначала даже подумала, что ей плохо, надо вызвать скорую! А потом заметила полупустую бутыль коньяка у нее в руке. И она ухитрилась напиться меньше чем за час до такого свинского состояния!

— Чшто ты здесь делаш? — пробормотала она. — Разве ты не вишдшь?

— Я вернулась за телефоном.

— А разве ты их не вишдишь? Ты ведь должна, если запах… Сколько их, один… два… три… пять… пятьсот! — истерически расхохоталась она. — Да какая разница, после первого-то раза? Ты их не видишь? Девочка… Раз, два, три, пять…

Я пятилась к выходу, а она шла на меня, размахивая бутылкой и напевая, напевая…

В голове тут же всплыли слова на мотив детской считалки.

«Девочки-девочки, мертвые девочки, раз, два, три, четыре, пять! Вас уже не сосчитать, да и мне на вас плевать! Раз, два, три, не смотри, не говори!»

Смешно! Нет, правда смешно: я опять забыла у нее свой телефон!

***

Телефон сегодня вернулся ко мне посылкой вместе с запиской. Я перечитала ее несколько раз, не зная, как поступить. Вначале хотела просто скомкать и выбросить, не читая, потом не удержалась.

«Я знаю, что объясняться и извиняться бесполезно, но хочу сказать, что не обманывала, когда говорила про приступ мигрени. Только моя мигрень не лечится темной комнатой. Мне нужно надраться до беспамятства, и тогда боль-как-будто-мне-вскрыли-череп-и-мешают-ложкой наутро превращается в обычное похмелье. Это я могу терпеть, с этим я могу справиться.

Я просто не могла сказать: «Доктор, вы знаете, у меня мигрень, и я должна напиться, чтобы все прошло». Я знаю, что это звучит как обычные оправдания алкоголика. Если я пью всего раз в два месяца, но до беспамятства, я алкоголик? А если я не получаю при этом никакого удовольствия? Если к таблеткам, которые мне прописывали, привыкнуть проще, чем к алкоголю? Что самое забавное, в день аварии я была трезва. Я давно боялась водить машину, боялась, что приступ окажется сильнее обычного, и я выпущу руль или не успею среагировать вовремя, а все решила не моя ошибка — ошибка водителя. Мне очень жаль, что я в очередной раз своими руками разрушила то, что начинало складываться так удачно. Во время наших занятий я чувствовала, что через боль приходит исцеление не только телесное, но и душевное. Мне нравилось, насколько все просто и честно: ты работаешь, тебе больно, и это хорошо. Зато нечестно заставлять другого выслушивать это тягостное нытье, пусть даже не бумаге. На самом деле, это уже третья записка. Начинаю с «Мне очень жаль», а потом рука идет сама собой выводить слезливые каракули. Но ладно, не буду уже ничего исправлять, вряд ли обо мне можно быть еще более дурного мнения.

Мне очень жаль.

Ширли»

Перечитав записку раз в третий или четвертый, я наконец-то заметила самое важное: она ни словом не упоминала про свой странный пьяный бред.

И если «мертвые девочки» значат то, что я думаю, и детские книги в прихожей, купленные незадолго перед аварией, и картины Фриды Кало, то все же дело не в мигрени. Мигрень — только симптом, и, наверное, достойно уважения, что она не использовала этот повод надавить на жалость.

Нет, Ширли Картер — алкоголичка, и мне нужно с ней поговорить. Мне нужно убедить ее лечиться.

***

Мы с Ширли закончили сеанс в горячей ванне, и я думала, что она мирно отдыхает, когда она вдруг спустилась меня проводить.

— Никак не соберусь с силами, чтобы доехать до библиотеки, — кивнула она в сторону стопки на столике.

— Давай я завезу им сегодня, они работают до девяти.

— Да, я помню, — улыбнулась Ширли.

В холл вошел сотрудник витражной мастерской, с которым Ширли собиралась обсудить круглое окно в библиотеке. Я сгребла книги и направилась к выходу… но тут дверь прихожей снова открылась, и вошел молодой накачанный блондин в светло-синем блейзере и джинсах, при виде которого Ширли судорожно вцепилась в перила.

Я замерла на полпути, понимая, что происходит что-то неладное.

— Как ты сюда попал? — резко спросила она.

— Заехал вслед за грузовичком, — ответил парень глубоким приятным голосом. — Повезло.

— Ну, на этом твое везение заканчивается. Уходи.

— Что, и все? Ты правда считаешь, что нам не о чем поговорить?

— Да, — отрезала Ширли, но парень не спешил с ней соглашаться. Он обошел тощенького паренька-дизайнера и встал на нижнюю ступеньку лестницы, положив руку на перила почти рядом с ладонью Ширли. Она по-прежнему стояла на две ступеньки выше, но он был настолько широк в плечах и мощно сложен, что над его плечом виднелась только самая ее макушка.

— А я думаю, что если собираешься развестись, надо хотя бы написать мужу. Сообщение в фейсбуке, что ли. А не пропадать неизвестно куда из больницы, чтобы меня твой адвокат навестил.

Ширли промолчала. Я старалась поймать ее взгляд, лихорадочно соображая, стоит ли вызывать полицию. Так это и есть тот самый бывший муж? Насколько он ее младше, интересно?

— Ширли, давай поговорим, — сказал он очень мягко и накрыл своей ладонью ее. — Ты ведь знаешь, что я не виноват в той аварии. Все, чего я хотел — это быть рядом, помочь тебе выздороветь…

— Я неплохо справляюсь и без тебя, — отрезала она, поднимаясь еще на ступеньку выше.

— Я очень рад, правда.

— Тогда уезжай.

— Только поговорив с тобой.

— Кевин, хватит, — жестко скомандовала она. — Ты мне слишком дорого обошелся и больше ничего не получишь. Уезжай, или Пруденс вызовет полицию. У нее и так палец на кнопке.

— Пруденс? Вас и правда так зовут? Ну ладно, я буду благоразумен… Или нет, Ширли. Ты ведь помнишь, что бывает, когда ты меня прогоняешь? Как ты справляешься с ними без меня? Нам лучше быть вместе, Ширли…

— Это не только тебе решать, Кев. Уходи.

— Все-все, ухожу. — Он шутовски поднял руки и, пятясь, как будто Ширли наставила на него пистолет, прошел мимо меня и дизайнера.

— Прошу прощения за этот балаган, — устало сказала она, услышав, как зарычал во дворе мотор автомобиля. — Это мой муж, который скоро станет бывшим. Трудности развода.

— Может быть, мне остаться? — рискнула я предложить.

— Нет, точно нет. Я вижу, ты испугалась за меня? Не стоит. Он любит пустить пыль в глаза, но на самом деле ни на что серьезное не способен. Пожалуйста, Пру, уезжай, не то библиотека закроется, — бледно улыбнулась она.

***

После библиотеки я решила не ехать сразу домой, а завернуть в симпатичное кафе «Осьминог» на главной улице. Если я в таком настроении сразу вернусь домой, то засну только под утра.

Я устроилась возле эркерного окна, механически прихлебывая кофе и жуя черничный пирог. Насколько муж Ширли опасен? Не могла ли она недооценить угрозу с его стороны? Когда он стоял так на лестнице, от всей его фигуры веяло сдерживаемой агрессией… И что она имела в виду, когда сказала «ты мне слишком дорого обошелся»? Может, он был за рулем во время той аварии — или просто был у нее на содержании, а больница вынудила ее пересмотреть взгляды на необходимые траты? И зачем вообще такой красавице, как Ширли, нужен жиголо? И не слишком ли я предвзята: он на пятнадцать лет младше нее, значит, он жиголо, и точка? Наверное, все дело в его ярко-синем «БМВ», который я увидела на дороге. Пошлая, броская, какая-то сутенерская тачка…

Забавно, что в мою гудящую голову ни разу не закралась одна-единственная мысль: не слишком ли много времени я уделяю чужим проблемам? Но ведь здоровье Ширли и так было моей проблемой как наемного специалиста. А когда она убедила меня, что собирается пойти на встречи Анонимных Алкоголиков, мне стало очень важно довести дело до конца.

И тут кто-то нагло плюхнулся напротив.

— Разрешите? — улыбнулся мне Кевин, муж Ширли, он же предмет моих размышлений. — Я узнал вашу машину, а потом увидел вас в окне. Может, хоть вы со мной поговорите?

— Я с вами тем более не поговорю, — отрезала я, собираясь встать, и тут он просто положил свою лапищу мне на плечо, слегка нажал, и у меня подкосились ноги.

Я рухнула обратно на диванчик, судорожно соображая, что делать. Звать на помощь, или пока рано? Оглянувшись по сторонам, я увидела, что в кафе сидят несколько пожилых дам и две школьницы, но зато за стойкой сегодня Марвин. Он скалолаз-любитель, и бицепсы у него ничуть не хуже бицепсов моего «собеседника». С такой поддержкой можно сначала попробовать отделаться от Кевина, не поднимая скандала.

— Уходите, Кевин, — сказала я как можно спокойнее. — Ширли моя пациентка, и я не имею права говорить о ее состоянии.

— Даже с ее законным мужем? — выдохнул он, и я почувствовала мощную примесь виски в его дыхании.

— Да.

— Но это нечестно! — возмутился он так громко, что школьницы повернули к нему головы. — Нечестно, что мне никто ничего не объясняет, и это после того, что я для нее сделал! Вот вы бы могли, доктор, не обращать внимания на… ну, в общем, то, на что я внимания не обращал? Могли бы поддерживать ее, успокаивать…

«И пить вместе», — невольно подумала я.

— Я ее на руках носил! И сейчас готов носить! Я ее люблю! Любовь нельзя выкинуть! Нет, я ей объясню, что я ей еще пригожусь… — Он встал, пошатываясь.

— Погодите, ну куда вы сейчас пойдете? — торопливо заговорила я. — Вам нельзя за руль! Где вы остановились на ночь?

— Еще не знаю, а что? Пригласишь к себе, солнышко? Хочешь поиграть в строгую докторшу и непослушного пациента? — пьяно ухмыльнулся он. — Я бы с радостью, но я женат… пока еще.

Он грустно опустил голову и тут же вскинул.

— Нет, я поеду к ней! Ей надо помочь!

— Чем помочь? Тем, что вы ее разбудите и до смерти напугаете?

— Хе! Я — и напугаю? Да ей и без того есть чего бояться! Я хочу помочь! И я ей помогу, и тогда она поймет…

Кевин вышел на улицу, почти не шатаясь. Где-то за углом взревел мотор, но его это машина или нет, я не успела увидеть.

Мне надо предупредить Ширли, что он может приехать к ней… Но ведь она его не впустит, не должна, а ворота уже закрыты. В самом худшем случае проспится в тачке у ворот. Ну, или разбудит ее гудками, и тогда она с полным правом вызовет полицию.

Но меня грызло и не отпускало дурное предчувствие. Что вообще этот красавчик имел в виду, намекая на свою «помощь» и страхи Ширли? Неужели он как-то использовал ее эмоциональную травму с абортами, вначале растравляя ее, а затем успокаивая? Может быть, именно он и приучил Ширли к выпивке? Благодаря ему моей пациентке мерещатся мертвые девочки?

Я решительно полезла за телефоном, и как только моя пациентка ответила, поняла, что худшие предчувствия сбылись: Ширли снова была пьяна.

— Аа, доктор Пруденс, это ты… Что слушилось?

— Ширли, я только что разговаривала с Кевином. Он пьян и неадекватен.

— И что?

— Он может приехать к тебе.

— И что?

— Ширли, ворота закрыты?

— Кажется, да. Ты права, надо открыть.

— Что? Ширли, нет! Ты с ума сошла!

— Давно уже! — хихикнула она и бросила трубку.

Вот черт. И что мне делать? Звонить в полицию? И что я им скажу: муж Ширли хочет с ней поговорить? И в чем проблема-то? А, они собираются развестись, а он пьян и агрессивен? Так он ломится к ней в дом или нет?

Да нет, она сама открыла ворота… На этом мой мысленный диалог с полицией закончился, и я поняла, что надо самой поехать и проверить, открыты у нее ворота или закрыты. И закрыть, если у нее все же хватило глупости… Боже мой, я надеюсь, что нет!

***

Ворота были открыты, возле крыльца стоял синий «БМВ».

Тяжело вздохнув, я отстегнула ремень и вышла из машины, крепко сжимая в руке телефон. План такой: если что-то неладно, я вызываю полицию и одновременно убегаю со всех ног. Бегаю я быстро, ни один человек в состоянии алкогольного опьянения меня не догонит. Если же они вдруг мирно беседуют на кухне, я просто извиняюсь и ухожу.

…Как только я зашла в дом, на меня обрушился запах, который я в последнее время старалась игнорировать. Теперь холл просто заливало сладковатой гнильцой, так мог бы смердеть разлагающийся труп зверька в закрытом гараже…

В ушах зашумело, пульс отдавался в голове топотом сотни ног… И телевизор в гостиной работал на полную громкость, какая-то слащаво-томная мелодия.

Я добрела до лестницы и вцепилась в перила. Рука не хотела от них отлипать, как будто сверху ее накрыли другой, горячей и липкой ладонью… и неимоверно тяжелой…

Но сверху доносился плавный мужской голос, и его спокойные, убаюкивающие интонации встревожили меня сильнее, чем откровенная пьяная истерика. Таким голосом говорят, когда уже все рассказано и все доказано.

Я поплелась наверх, с трудом отрывая левую руку от перил и правую ногу от ступенек.

В спальне было темно, горел только крошечный ночник за витражным стеклом, бросая разноцветные блики на стены, пол, кровать, на которой скорчились две фигуры…

Сильный мужчина держал в объятиях хрупкую женщину, держал так нежно и бережно, что я замерла на пороге, не в состоянии понять: дышит Ширли или нет?

Запах накатывал все новыми и новыми волнами.

И тут Кевин поднял голову и прошептал:

— Тише… она заснула, и они почти успокоились… — и обвел взглядом спальню.

И на моих глазах из темных углов выступили смутные багровые силуэты. Девочки, мертвые девочки, верно они… но как разглядеть пол в этих скорченных эмбрионах, спрессованных в плотную массу? Они даже дышали все вместе… нет, не дышали, у них ведь еще не раскрылись легкие… шорох мертвых листьев превратился в тихое «не смотри, не говори»… «не смотри, не говори»…

Нет, их было не три, не пять. Я почти ждала печальных призраков нерожденных детей Ширли, но… Ни одна женщина не сможет родить столько детей за свою жизнь, даже если начнет в пятнадцать… Десяток женщин столько не родят… Сотня? Пятьсот нерожденных девочек? И та, что висела, цепляясь за мои ноги, заковыляла к сёстрам.

Я видела, как Кевин провожает ее взглядом. Он тоже видел…

Я тихо отступила на шаг, еще на шаг… Ширли заворочалась в руках у Кевина, и эта масса как будто вздрогнула и приблизилась к кровати.

Я медленно развернулась к выходу, зная, что как только за мной закроется дверь спальни, буду бежать, как сумасшедшая.

Но перед дверью тоже стояли они.

Я резко выдохнула сквозь стиснутые зубы.

— Не бойся, — вдруг шепотом сказал Кевин. — Иди.

Сделав один неуверенный шаг к двери, я остановилась.

— Они не пускают!

— Ну так иди по ним, — все тем же расслабленным, колыбельным тоном посоветовал он.

— Что?! Как?!

— Тише ты, идиотка. Не разбуди Ширли, — прошипел он. — Иди, они тебя не укусят. У них даже зубов нет. Они вообще ничего не могут, просто, ну… шуршат рядом. Они безобидные.

— Просто шуршат? — растерянно повторила я.

Стены спальни начали вращаться вокруг меня, и я испугалась, что упаду на кровать к Кевину с его добродушной «да все нормально» улыбкой, к невменяемой Ширли, и буду так лежать в кольце мертвых девочек, нереализованных жизней, которые уже никогда не вырастут, никогда не станут больше, чем на экране УЗИ-монитора… Нет, я не могу здесь оставаться! Не могу, не могу, не могу!

— Я не могу, — вслух повторила я.

— Ну тогда ложись сюда, — пожал Кевин плечами. — Утром они пропадут.

Провести всю ночь на кровати с Ширли и Кевином?! Под этот тихий шелест, в котором никак не получается не слышать слова?

— Боже мой. — Я зажала рот ладонью и сделала шаг. А потом еще один. И еще.

Не знаю, как я не поскользнулась.

А потом дверь спальни закрылась за мной, но бежать я не могла. Только идти, едва переставляя милосердно онемевшие колоды ног, и оставляя за собой лужицы рвоты. Не могла поверить, что иду по твердому, ровному полу, по твердым, ровным ступенькам, без осколков костей, без…

Вышла на улицу и удивленно вдохнула свежий воздух.

Посмотрела на едва освещенное окно и побежала прочь, забыв про машину.

***

Машину, как и телефон, мне вернули — утром я просто нашла ее припаркованной у дома.

Те, кто ждал, что Ширли Картер останется и порадует город новыми скандальными выходками, глубоко разочаровались: она отремонтировала дом, продала его втрое дороже какому-то молодому китайскому миллионеру и уехала вместе с Кевином, не оставив Черривилю даже хорошей сплетни на прощание.

Чтобы не сойти с ума, я попыталась понять, что видела той ночью в спальне Ширли. Мне очень помогало то, что я помнила — Кевин тоже видел и воспринимал «мертвых девочек» как нечто реально существующее.

«Не смотри, не говори, не смотри, не говори…» — монотонно часами бубнила я под нос, и, наконец, какое-то колесико щелкнуло и повернулось, и я связала воедино работу Ширли, мужчину восточной наружности, который звонил ей по скайпу, и государственный законодательный запрет, предписывающий не сообщать пол ребенка до родов.

На самом деле, я ведь давно знала про селективные аборты девочек после УЗИ, просто они ассоциировались у меня в прошлом с Китаем и Кореей, в нынешнем времени с Индией, но не с Канадой же!..

«Не смотри, не говори», — умоляли они. Она, скорее всего, и не говорила, учитывая камеру в кабинете — просто отправляла сообщение на одноразовый мобильный.

Видимо, до аварии ей удавалось сохранять аккуратную дистанцию между собой и тем, что она делала. Не смотреть в перепуганные глаза беременных. Спокойно общаться с мужьями, которые привели их в кабинет. Видеть на мониторе только набор определенных параметров.

Да, Черривилю стоит извиниться перед покойной миссис Картер за скептические ухмылки, с которым он слушал рассказы про медицинскую карьеру ее дочери. Да, Ширли Картер победила всех демонов своей юности, закончила лучший университет страны и успешно работала…

И перед покойным мэром Картером городу, возможно, тоже стоит извиниться. Ширли не тратила его неправедно нажитые и сокрытые от налогов тысячи… Вполне вероятно, что она заработала их сама.

А мне стоит извиниться перед Черривилем, за то, что я так высокомерно пропускала мимо ушей его предупреждения, за то, что, обвиняя других в слепоте, сама слепо жалела бедную, полуспившуюся неудачницу, которая мужественно пытается склеить осколки судьбы воедино. Как же она забавлялась, подкидывая мне все новые основания для неверных выводов! Мне кажется, она рассчитывала, что я окажусь поразговорчивей; целью ее представления была не столько я, сколько сам город. Черривиль должен был жалеть бедную Ширли так, как жалела ее я, готовить дружеское плечо так, как готовила я…

Ну что ж, хоть в чем-то мне удалось обмануть ее ожидания — а Черривиль и вовсе не собирался обманываться.

Как подытожила доктор Седлачек: «Уехала эта шалава, и слава Богу». И даже не спросила, как мне с ней работалось и сколько она мне заплатила. Я была ей глубоко благодарна за проявленную деликатность.

Но — куда уехала? Теперь я чувствую себя такой же беспомощной, как эти девочки, которые и после смерти остались ее жертвами. Почему у них нет клыков, нет когтей, почему они не задушили свою убийцу, просто навалившись на нее всей тяжестью? Почему… почему они позволили мне тогда идти по их скользким резиновым телам?

А Ширли Картер очень вынослива, я-то знаю. Она найдет способ, как избавиться от них или игнорировать. В крайнем случае, будет, как сейчас, пить в защитных целях — и не сопьется. И куда я могу пойти с рассказом о мертвых девочках, кроме церкви, где мне тоже не поверят? Мне, как это ни смешно, остается надеяться, что у Ширли Картер все хорошо и ей не нужно снова искать работу.

Комментариев: 2 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)

  • 1 Аноним 26-11-2023 23:03

    Жуткая тема поднята. Можно долго спорить, имеют ли люди право выбирать между жизнью эмбриона и своей собственной, но убивать ребёнка только потому что он не "нужного" пола - особый вид цинизма.

    Учитываю...
  • 2 Julie 04-06-2020 19:21

    Кажется, это написано по заказу секты противников абортов...

    Это отталкивает. Так что, желающим почитать про передающиеся галлюцинации, вызванные угрызениями совести, лучше перечитать ту часть про «пыльных кроликов» из романа Кинга «Долорес Клейборн»

    Учитываю...