Мари Вальтер «В толиновой дымке Титана»

Осадок ложился, как первый снег,

И глыбы жестоко врезались в твердь;

Неважно бывал ли здесь человек:

Заранее он обнаружил смерть

Под сводами облачной пелены,

Которой вовек не касался взор,

Он видел внушенные страхом сны

На склонах скалистых багровых гор

Так смерть приносила с собой дары:

«Бери, что захочешь. Не повредит».

И смерть пожинала свои плоды,

Как червь пожинает густой детрит

А после внутри зарождался крик.

Бежал человек к неземным морям

Лигейи и Кракена. Как старик,

Потерянный в чуждых и злых краях

Сатурн отражался в провалах глаз.

Земли не покажет глухая высь.

«Зачем, ну скажите, зачем мне шанс?

Едва ли вдохну в прах могильный жизнь.

Едва ли сначала начну отсчет:

Сквозь пальцы мечты мои утекут.

Пусть сущее образ мой отберет.

Я знаю, что здесь нас совсем не ждут»

Согбенной фигурой он брел один;

В толиновой дымке терялся след.

Прекрасный по-старому господин.

Несчастный по-новому Ганимед.

Кассий Курганов «За окном»

Мне жуткий сон теперь приснился,

Что за окном стоит она.

А в щели белый снег набился,

И за окном царит зима.

Она стоит в одной сорочке

И смотрит нежно на меня,

И трупные гнилые точки

Темнеют в коже. Не тая

Своих желаний невозможных

Я из могилы звал тебя…

Кто знал, что так неосторожно

Придёшь ко мне на зов, любя.

Кассий Курганов «Королевский сад»

Укрыли тени королевский сад,

И пчёлы стихли, не танцуют.

Тропинок вязь укрыл закат,

И в ночь ушёл, собой любуясь.

Прострела здесь немой цветок,

Короста рядом зеленеет,

Вороний глаз пустил росток

И лютик едкий всё желтеет.

Соцветья ядом здесь горят,

Глазами ягоды сверкают

И белладонны горький яд

Хранят в себе и поджидают

Когда придёт хозяйка сада,

Сорвёт их ласковой рукой.

Гостям она до смерти рада –

Отправит всех на упокой.

Кассий Курганов «Ладонь»

Из могилы кисть руки тянулась,

Влажный воздух пальцы щекотали,

Копошась в земле, что вдруг сомкнулась,

Весело с травинками играли.

То была ладонь прекрасной дамы,

Бледная, как будто из фарфора.

То дрожала жертвой глупой драмы,

То грозила мне с немым укором.

Вот она скребётся всё сильнее,

Манит ближе, дёргается в муках...

Отчего на сердце холодеет?

И подать ли этой даме руку?

Александр Першин

Жажда знаний людей временами бывает жестока.

От себя не воротишься в светлое детство назад.

Под Харбином гуляет заморское зло одиноко.

Нарядилось оно в белоснежный врачебный халат.

Лишь болезни и страх над краями печали ликуют.

Ни убийц, ни их жертв до конца не отпустит беда.

Смерть — конец всех тревог, а в её неземном поцелуе

Ужас, хворь и позор исчезают навек, без следа.

Не протянет никто тихой помощи добрую руку.

Можешь плакать, кричать сколько хочешь - зови, не зови

Здесь война и чума влюблены безнадёжно друг в друга.

Горе тем, кто стоит на пути этой смертной любви.

Век плюёт, не боясь, на страдальцев ужасные муки.

Воля к власти над миром и мысли мятежный полёт

Незаметно для всех убивают во имя науки.

Кровь — прогресса цена. Боль ведёт человека вперёд.

Жизнь рождённый спасать отнимает её виртуозно —

Меж одним и другим незаметна для глаза стена.

Только время ревёт беспокойно, безмолвно, бесслёзно

Неумело читая во тьме мертвецов имена.

Александр Першин «Умибодзу»

Над морем сумрачная тень

Стоит в печали молчаливо.

Ей волн холодных бег весь день

Ласкает слух неторопливо.

Всесильным штормом сражена.

С ней океан играл нечестно.

Не упокоившись, она

Пронзает грустным взглядом бездну.

За веком век в глазах плывёт.

Души несчастней нет на свете.

Чернее ночи дни её.

Приятель ей — солёный ветер.

Храни молчание святое.

Не нарушай её покоя.

Александр Першин

Опять, подобно сумраку, печаль

Пришла ко мне. Мы с ней давно знакомы.

С тех пор, как проклиная неба даль

Сидел я средь руин родного дома.

Хотелось, чтоб закат пришёл скорей.

Мой скорбный дух пылал. Горело лето.

Под Солнцем нет любви, верней моей,

А под Луной нет лживее планеты.

Пригрета на груди моей змея.

В её объятьях нежных сердцу сладко.

Кто может быть ужаснее меня?

Что может быть прекраснее упадка?

Александр Першин

Сердце тихонько забилось.

Ужаса дух отступил.

Вновь мне дарована милость.

Долгим прилив будет сил?

Кратки покоя мгновенья.

Звёзды со мной говорят.

Скоро разбитые тени

Снова захватят меня.

Злая тревога польётся

Быстрой незримой волной.

Скроется яркое солнце

Пред всемогущей зимой.

Хтонь собирается вместе.

Грома раздастся раскат —

Призраки жаждущих мести

В двери мои постучат.

Екатерина Яковлева «Мудрец»

Скажи, мудрец, ты видел слишком много,

Слепцам не отыскать спасенья путь,

Дорога изнурительна, убога,

И нет возможности передохнуть.

Мудрец, ты видел страшные паденья, –

Как жалкие тянулись за толпой,

В канавах принимая пораженье,

Кровь смешивая с пылью и землей.

Мудрец, ты слышал, как ломались кости,

Трещали под шагами тощих ног,

И стоны, как у ветра на погосте,

И Смерти издевательский смешок.

Мудрец, ты знал, что их сердца не бьются,

Белесые глаза пронзили даль,

Толпа отверженных, толпа безумцев,

Скажи, какая в этом есть мораль?

Ты видел, – эти души безобразны,

Как чахлый, изуродованный куст,

Как нищий, полумертвый от проказы,

Как сгнивший дом, что холоден и пуст.

Ты видел лица, лица, лица, лица,

Калейдоскопы изможденных лиц,

И каждый приближается к границе,

К расплывчатому миру из гробниц.

И нет конца кошмарному потоку,

Ватаге заблудившихся слепцов,

Скажи, мудрец, ты знаешь ту дорогу,

Скажи…ты видел много мертвецов…

Екатерина Яковлева «Мертвый дом»

Возвращайся в заброшенный замок,

Сквозь заросший колючками сад,

Мимо статуй, обломков фонтана,

Под осеннею мглой, в листопад.

Поднимись по разбитым ступеням,

Постучись в незакрытую дверь,

Петли стонут от прикосновенья,

Кто ее открывает теперь?

Сделай шаг по сырому паркету,

В затхлый воздух покинутых стен,

Свет запутался в сгнивших портьерах,

Не понять – то ли ночь, то ли день.

Пыль и прах оседают на коже,

Паутина дрожит у лица,

Все затянуто тлеющим прошлым,

Словно саван накрыл мертвеца.

Затеряйся в пустых галереях,

В потайных позабытых ходах,

Где бездомный слоняется ветер,

Где шаги потонули в веках.

Загляни в зазеркальные дали,

Вереницу мелькающих лиц,

Тайны скрыты за черной вуалью,

Между пахнущих тленом страниц.

И прислушайся, есть ли биенье,

Отдаленное эхо часов,

Может сердце пульсирует в стенах,

Слышишь?.. Нет, этот дом уже мертв.

Екатерина Яковлева «Смех мертвеца»

И медленно гаснет свет,

И медленней бьется пульс,

И холод кинжала острей,

И воздух соленый на вкус.

И стелется низко туман,

И стон предвещает беду,

И смутные тени кишат,

И руки прижаты ко рту.

И паника до тошноты,

И запах гниенья густой,

И в криках безмолвных надрыв,

И пальцы скребут под землей.

И нечто все ближе во тьме,

И будто смыкается круг,

И чудится скрежет костей,

И мерных шагов перестук.

И кто-то стоит за спиной,

И мрак не покажет лица,

И в венах прокисшая кровь,

И слышится смех мертвеца.

Дремичев Роман «Колдун»

Раскрыта колдовская книга на столе,

Подрагивает пламя багряных свечей.

Искрится пентаграмма, танцуют тени на стене,

А за окном одна из самых злых ночей.

Прочитаны слова, что были созданы в аду,

И трещина скользит, взрезая воздух.

За ней увидеть можно насыщенную черноту

И раскаленные чужие звезды.

Огромный глаз возник из хаоса миров,

Потоком льется мерзость из его глубин.

А снизу зев раскрылся с сотнею зубов,

Мелькнул язык, что цветом как кармин.

Ужасный крик тогда застрял в груди,

Глаза полезли из орбит от страха.

Ночь пролилась, и от бедняги колдуна

Осталась только кучка праха.

Дремичев Роман «Пустота»

Таинственный свет

Проливается в ночь.

Он душу тревожит

И манит меня.

Я слышу шаги

И чье-то дыханье.

Вокруг плещет мрак

И гудит пустота.

Не чувствую тела,

А мысли как пули.

Стремительно тьма

Уносит в бездну меня.

И снова горит

Вдалеке чье-то имя

Среди мертвых руин,

Где царит пустота.

Последний рассвет

Давно уже умер.

И мрачному небу

Не дождаться меня.

Скольжу словно тень

В черной утробе

Туда, где танцует

Смеясь пустота.

Михаил Русаков «Ускользающий ужас городов»

«Прошу не спрашивай, товарищ,

Почему я пребываю в ужасе от города;

Почему в погожий, солнечный денёк

Я предпочту в глухом лесу усесться на пенёк.

Помнишь, я рассказывал тебе,

Что мне поведала бабуля

О том, какие при Петре

Тут ходили страшные поверья.

Ты не подумай, что на мне

Суеверный страх оставил след

О том, что бабке поведала прабабка,

А той поведала своя.

Но мне теперь не по себе

Гулять по городу в ночи,

Даже при кристально чистом небе,

Когда Луна и звёзды освещают путь в тиши.

Я говорил, что мне поведывала бабка,

Кого боялись староверы и христиане;

Кого посмел тревожить первый император.

Я, клянусь, не собирался верить этой ерунде!

До него благоговейный ужас

Всех верных и неверных

Связывал, как пояс.

Больных, любимых и забытых.

Но объявилась знать -

И люди стали пропадать.

Помнишь, где-то на отшибе

Стоял гнилой домишко.

Будь проклят тот злосчастный день,

Когда в моём мозгу осталась тень,

Ненавистных мне людских порывов,

Из любопытства прогуляться меж домов!

Мы много повидали на войне*…

Но сейчас столько ужаса во мне.

Оно дремало в том домишке,

Чёрт знает, сколько лет…

Императоры, цари, большевики –

Во всём этом нету смысла,

Если способны взять в тиски

Наши мысли и мечты те слова,

Что услыхал в ночи я в этом доме!

Я не из тех, ты знаешь,

Кто, как лист, дрожит при слове.

Меня, прости, ты больше не узнаешь…

Мы пробудили что-то злое революцией.

Я боюсь говорить об этом в слух.

Оно уже идёт за мной в обличье стаи мёртвых мух!

Не волоча былое вереницей,

Уезжай из города, мой друг!

Чёрт! Это был бабулин дом!

Дом, где я играл ещё щенком!..»

В ту же ночь, когда были произнесены эти слова, М. Х. Волхвов бесследно исчез. Его друг и боевой товарищ И. К. Краснов пребывает ныне в больнице для душевнобольных №25 в городе Н. Февраль, 1918 год.

*- имеется в виду Первая Мировая война (1914-1918 гг.)