DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Василий Рузаков. ПОСЛЕДНИЕ КИНОЗРИТЕЛИ

Сегодня - 40 дней со дня смерти Василия Рузакова, который много лет был редактором и постоянным автором нашего журнала. В память о Василии публикуем миниатюру его авторства...

ПОСЛЕДНИЕ КИНОЗРИТЕЛИ

Наверное, я слишком долго живу. Я помню время, когда сходить в кино было целым событием: премьеру ждали неделями, на неё шли с замиранием сердца. А иногда и рисковали ехать в чужой район, рискуя получить по морде, — если только там можно было увидеть какой-то фильм. Я достаточно стар, чтобы посмотреть «Восставшего из ада» в кинотеатре, а потом хвастаться этим перед молодыми, видевшими его на кассете, — а потом дожить до молодых, для которых название этого фильма — пустые слова. «Мы порвём твою душу в клочья!» — Конечно! «Мы столько всего можем показать тебе»…

И они могли. Видеокассеты были огромным чудом, которое вам, нынешним, трудно осознать. Тебе не нужно было больше ждать, когда, подогревая падающие сборы, на экран повторно выпустят «Смертельную битву» — ты мог иметь её дома. Это казалось счастьем — огромным, даже слишком большим.

Потом пришли DVD или Blu-ray, потом и они ушли. Появился Интернет, и найти большинство фильмов стало не сложнее, чем разогреть в микроволновке пиццу. Этим счастьем мы уже не захлебнулись — привыкли, наверное.

Но что-то незаметное ушло. Мы разучились спускаться в тёмное чрево кинотеатра и дышать там — слитно, как большой, красивый зверь, забившийся в любимую нору. Мы разучились вдруг, не сговариваясь, выдыхать в один голос с экраном: «Я никогда не пью… вина». Что-то ушло… Способность пересматривать до рези в глазах осталась, а умение обсуждать взахлёб ушло. Каждый зритель как-то незаметно стал одиноким. В своей любви к экрану, равнодушии или вежливом интересе.

Мой клуб стал моим как-то тихо, незаметно даже для меня. Сначала сюда приходили другие люди: молодые, с горящими глазами, они читали Достоевского и Сартра, чем заставляли меня морщиться. Они смотрели Гринуэя и Годара, чем заставляли меня улыбаться. Постепенно среди них появлялись такие, как я — лысые, пузатые, с усталыми и добрыми глазами… Постепенно здесь начинали смотреть и другое кино: «Контракт рисовальщика» сменил «Караваджо»; а потом — по наклонной, в то, что могли бы хранить в L’Enfer парижской синематеки: «Бурю» сменили «Тромео и Джульетта», а там дело дошло и до «Голливудских шлюх с бензопилами» или «Девочки-вампирши против Девочки-Франкенштейна». Мы любили кино — за его дикость и свободу, за невероятные повороты и ракурсы — даже если, порой, невероятной была только глупость такого фильма. Как ни странно, когда пропали любители Линча и Кафки, нас оставили в покое — позволяя и дальше крутить свои фильмы.

Только зрителей становилось всё меньше, а сил — ещё меньше, чем зрителей. И сегодня, придя в аппаратную, я знал, что буду показывать свои последние фильмы. Их стоило выбрать с толком.

И я выбрал. Наверное, даже лучше, чем сам понимал. Пока на экране шёл первый фильм, а я смотрел его через маленькое окошко проекционной, я был рад, что сижу в темноте, а не там — среди немногих пришедших. За эти годы мы смотрели с ними о зомби и пришельцах, оборотнях и вампирах, мы видели, как Бела Лугоши в последний раз нюхает возле дома цветы (а в голове в это время бились строки, которые он никогда не слышал: «Undead, undead, undead, Bela Lugosi’s dead»). Но сегодня я выбрал другой фильм, в нём не было чудовищ, так уж вышло. Только на титрах я не вынес, понадеялся на старенький проектор, способный отключиться сам. Я шёл по коридору, к своим друзьям, чьи вкусы за эти годы я узнал лучше, чем имена, а вслед мне вонзилось кинжалом: «По земле броди где хочешь, хочешь — к звёздам улетай, лишь прошу: ни на минуту ты меня не покидай»…

Когда я вошёл в зал, неожиданно свет зажёгся — и я увидел их лица, так, как раньше на них не смотрел. Но почему-то мне это всё не показалось странным. Словно я откуда-то знал, почему эти старики приходят сюда…

Вот один из них — косматый, вечно нечёсаный, в пушистом сероватом свитере. Только теперь я понял, что шерсть всё это время была его собственной. А его сосед, бледный, с красными — но это же не от слёз, да? — глазами, застенчиво прячет клыки — слишком длинные, если задуматься. Я смотрел на них и замечал то, чего не хотел видеть рядом: они приходили ко мне, чтобы увидеть себя на экране — зомби, оборотни, вампиры. Их становилось всё меньше, всё сложнее было найти приют…

— Мы всё понимаем, — сказал красноглазый сквозь свои клыки. — Это прощание, да? Но ничего — мы видели это много раз и может быть, однажды увидим снова — как появится то место, где нас ждут. Но ты достойно попрощался с нами, старик. Только… Ты же знаешь, что сеанс должен быть двойным. Что ещё ты нам приготовил?

Я посмотрел на них — о, не таких, как я, ещё более сумасшедших и больных, и сказал:

— Есть только один подходящий фильм. И я, и все остальные, увидев его в первый раз, ругались матом от возмущения. Но те, кому хватило мужества вернуться, со временем понимали, что любят его всё сильней и сильней. Угадаешь, что это?

Вампир ухмыльнулся и кивнул:

— Попытаемся…

А потом все они, хором, сказали то единственное, что могло прозвучать.

It's astounding, time is fleeting, madness growing.

Разве может быть прощание лучше? Я посмотрел наверх и засмеялся.

Комментариев: 0 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)