DARKER

онлайн журнал ужасов и мистики

Владимир Сулимов «Бег с препятствиями»

В Лисичках был всего один стадион, зато какой – с двумя гимнастическими залами, шахматной секций и даже крохотной кофейней. Правда, все это разместившееся под трибунами великолепие бог знает когда закрылось на ремонт, но матчи играются, мероприятия проводятся, а самое главное, пускают побегать желающих. При мысли о беге Мишу Новака, сворачивающего за ограду ко входу под огромной выцветше-белой надписью «Атлант», охватили трепет и воодушевление. Трепетал перед предстоящей нагрузкой сорокапятилетний лентяй, а воодушевлялся юноша, коим Новак себя в подобные минуты ощущал.

Ему нравилось, что этот юноша по-прежнему жив в нем – сутуловатом, отъевшем пузцо адвокате, у которого седых волос на голове больше, чем русых. Спрятался за подслеповатостью и гипертонией, как за изношенным фасадом, но не исчез совсем. И пока не намеревался. Новак подбодрил себя улыбкой и вытер рукой пот со лба: девятый час вечера, а жарко, как в духовке. Ничего, скоро ему предстоит пропотеть по полной.

Он поднялся по ступеням и вошел в предбанник, где в душных пепельных сумерках бубнил заклинания телевизор. К экрану, словно змея, загипнотизированная дудкой факира, приник Ваня-Дембель. Новак надеялся проскочить мимо сторожа незаметно. Приветствия с легкой подмашкой или колкие замечания Дембеля – последнее, что Новаку сейчас нужно. Да и не только сейчас.

Он миновал пост, когда его настиг задорный возглас из-за стекла:

– Слава трудовым резервам!

– Вечер добрый, – замешкавшись, ответствовал Новак сдержанно.

– Сегодня на рекорд? – не унимался Дембель. Новак прозвал так сторожа из-за его любимой солдатской байки: Ваня-де отправился на Вторую чеченскую, да не прошло и недели, как миной оторвало ступню. «Врач отдал мне ее в коробочке», – заканчивал байку Дембель и отчего-то хохотал. От этого смеха у Новака неизменно стягивалась кожа на шее и яйца вжимались в пах.

– М-м… – промямлил Новак. Его острый ум и бойкий язык остались где-то в судебных процессах.

– За себя и за Сашку! – взметнул кулак балагур. Словоохотливому сторожу было за сорок. Этим летом он носил черную футболку с белой Z и камуфляжные штаны – судя по запаху пота, не снимая.

– Обязательно, – обещал Новак и прибавил шаг, оставив сторожа оттачивать остроумие в одиночестве. Минутка легкого унижения закончилась.

Новак пересек холл, увешанный снимками лисичкинских звезд спорта, толкнул застекленную дверь, преодолел очередной подъем по ступеням и вышел к полю. Осмотрелся.

Он неспроста приходил на стадион попозже. К восьми футболисты уже заканчивают тренировку, а соседей по дорожке мало и нет толкучки. Порой в это время компанию ему составляла троица единомышленников. Первый – статный блондин модельной внешности, помешанный на брендовом шмоте. Этот бегал в наушниках и на приветствия Новака не отвечал. Новак прозвал его Мажором. Второй – пухленький паренек под тридцать в растянутой футболке, широких, точно два слипшихся паруса, шортах и стоптанных кедах. Всего за один круг оранжевая футболка паренька становилась густо-серой от пота. Его Новак окрестил Пончиком. Они приветствовали друг друга кивками, а Пончик неизменно присовокуплял: «Счастья, здоровья». Ну, и Козочка. От одного взгляда на ее обтянутую лосинами попу голова шла кругом. А ноги! Козочка бегала картинно, словно снималась в рекламном ролике: спинка прямая, острые грудки вперед, кроссовки сливаются в белую дугу, конский хвост хлещет по лопаткам. Ни капли усталости! Внутренний юноша Новака расплывался в сладкой улыбке при каждой встрече и облизывался вслед стремительно удаляющимся плечикам, и спинке, и крупу, и хвостику современной Артемиды. Вспоминал, что Козочка раза в два его младше и годится в дочки. Вздыхал, сожалеючи. И пыхтел себе следом.

Прищурившись, адвокат огляделся, высматривая, кто же сегодня составит ему компанию. Вот бы Козочка – и чтоб больше никого. Футбольное поле опоясывал зеленый, выше головы, забор из металлической сетки. На запертых воротах красовалась табличка с категоричным «НА ПОЛЕ НЕ ХОДИТЬ». Бегать приходилось между забором и трибунами. Сквозь сетку Новак приметил одинокую фигуру. Мажор? Новак сощурился сильнее. Вечерами он видел паршиво даже с линзами.

Нет, не похож на Мажора. Этот долговязый, весь в белом, только спереди на майке принт, который отсюда кажется красной закорючкой. Парень бежал, забавно размахивая нескладными длинными руками, как человек, который споткнулся и пытается удержать равновесие. Бежал вдоль забора против часовой стрелки.

Все отчего-то бегали против часовой.

Новак повесил спортивную куртку на одно из кресел у лестницы. Поясную сумочку оставить не решился, в ней были вода, телефон и ключи. Если сумку вдруг подрежут, квартиру открыть некому. Бывшая жена – и та в Туле. Передумал Новак снимать и майку – черную, без всяких принтов. Вдруг Козочка все же явится, а он тут трясет наметившимися на боках «поросятками». Эдак он за юношу не сойдет, даже если втянет пузико и напряжет подсдувшиеся грудные мышцы.

Ох, да к чему лукавство? Его не спутаешь с юношей и в темноте. Шансы надо оценивать здраво. Критическое мышление – главное для юриста.

Вздохнув с сожалением – но и с принятием, – Новак пару раз присел, шумно ухая. Сделал несколько скручиваний. И побежал. Против часовой, как водится.

Новак бегал трусцой, и не только из-за протрузий. Бег на скорость приносил ему вместо удовольствия одышку и гул в ушах. А когда трюхаешь себе без фанатизма, есть уйма времени обдумать дела насущные – или просто потешить себя мыслями о бодрящем дýше и просмотре последнего сезона «Лучше звоните Солу» перед сном. Спал Новак крепко, за что тоже спасибо пробежкам.

Весной он поставил себе цель: десять кругов нон-стоп к концу лета. Пока выходило так: шесть кругов трусцой подряд, круг пешком, три круга трусцой, круг пешком и – слава богам старым и новым – заключительный круг трусцой, после которого, отмучившись, Новак волочился домой на своих заплетающихся двоих. Но пока до заплетающихся ног далеко! Он в самом начале, кровь поступает в мышцы и наполняет их теплом, воздух свободно врывается в грудь и так же свободно ее покидает. Звонкие и размеренные шлепки кроссовок по асфальту отдаются в стопы и заставляют икры вибрировать. Первая четверть круга далась легко.

На второй четверти дали знать о себе первые признаки износа прежде крепкого тела. Заныло сухожилие правой стопы, кольнуло в колене. Новак невольно принялся пересчитывать в уме недуги. Зимой у него случился спазм пищевода, прямо в ресторане, где он с коллегами отмечал чей-то успех в суде. Непрожеванный кусок стейка вдруг встрял поперек горла, будто в глотку Новаку запихнули кулак, а затем, ко всеобщему ужасу, все поперло обратно – розовые ошметки мяса, и ставшее едким вино, и слюни. Слюней было больше всего. Новак кое-как прокашлялся в туалете и покинул вечеринку, наврав, что ему стало лучше. Не стало. Дома он не сумел проглотить и глотка воды. Спазм отпустил лишь спустя два часа, так же внезапно, как и возник. Атеист Новак, к тому моменту уверенный, что до конца своих дней не сможет есть без вмешательства хирурга, размашисто перекрестился.

У гастроэнтеролога он узнал про себя много нового – и неприятного. Хронический холецистит, панкреатит, неалкогольное ожирение печени (ох уж эти сладкие булочки по вечерам!) и, наконец, причина его бегства из ресторана: грыжа пищевода первой степени.

– Это навсегда, – сурово сказал врач. Он часто моргал, как человек, который постоянно врет, но Новак сразу ему поверил. – Грыжа пищевода – болезнь двадцать первого века. Люди едят на бегу, торопятся и не прожевывают пищу как положено.

– Да, я торопыжничаю, – сознался подавленный Новак. – Мне еда не в удовольствие, если приходится долго ее жевать. Да и времени на это жаль.

– Вам нужно менять привычки в еде, – отрезал моргун. – Жевать медленно и не торопясь. Минимум тридцать жевков, а лучше до максимального измельчения пищи.

– Так и зубы сотрешь, – насупился Новак. – А бегать можно? Я хочу начать бегать на стадионе, как снег сойдет.

– Бегать нужно, – разрешил врач. – Главное, во время бега не перекусывать. Не улыбайтесь – некоторые умудряются.

«Вот так и приходит старость, – философствовал Новак теперь, труся по дорожке. – В виде болезней. Они отгрызают здоровье по кусочку. А потом ты глядишь в зеркало и видишь чужака. Эх, где мои семнадцать лет!»

«Найки» – шлеп да шлеп. В сознании Новака, как всегда, включился таймер обратного отсчета. Половину круга он уже преодолел. До завершения первой фазы тренировки осталось пять с половиной кругов. Или одиннадцать половинок.

Он считал приметы, попадающиеся на пути – точно метки. Вот футбольные ворота, слева, за сеткой забора. Вот рекламные щиты, выстроились у кромки поля, первый гласит: «Спорт – норма жизни». Вот промелькнула под ногами решетка канализации. Вот притулилось к трибуне невесть откуда взявшееся ведро, проржавленное, обернутое цементной коркой. Вот зеленый мусорный бак – сегодня от него несет будь здоров. А это…

Россыпь бордовых пятнышек на асфальте. Еще влажных. Новак замешкался.

«Кровь!» Видать, кто-то споткнулся и расшиб колено. Или лопнул сосудик в носу. Наверное, у того бегуна, который этим вечером составлял Новаку компанию.

Новак бросил взгляд через поле и не заметил парня. Вывернул шею сильнее, и да – вон она, бледная фигура, уже в четверти круга от него. Бегун в белом сокращал разрыв.

«Где мои семнадцать лет», – опять подосадовал Новак. А он-то думал, что сумел справиться с кризисом среднего возраста. Что достиг, как это называют психологи, стадии принятия. Видимо, не до конца.

Зато скоро, сказал Новак себе, я достигну входа на стадион. Это значит минус один круг.

Летний вечер обернул его лицо махровым жарким полотенцем. На майке выступили первые разводы пота. Солнце клонилось к верхним трибунам, и в чашу стадиона понемногу вползала знойная тень, растекалась по полю. Небо пронизывало несмолкаемое «ри-и-и-и» стрижей. Трясогузки порхали прямо перед Новаком – присаживались на забор, срывались с места, неслись вперед, опять присаживались и опять срывались, неутомимые. Будто глашатаи, возвещающие прибытие королевской особы.

Новак вошел в дугу, знаменующую начало четвертой четверти, и впереди замаячил вход на стадион. А до входа… что это там валяется?

Глаза Новака превратились в щелочки.

Маленькое. Белое. С красным.

Сзади послышался нарастающий хруст – ноги бегуна били в асфальт совсем рядом. Послышалось дыхание ¬– хриплое, как у курильщика. «Хар, хар, хар!»

Нет. Не как у курильщика. Это прям волчий рык.

Несмотря на июльский зной, плечи Новака обдало ознобом.

«Хар, хар, хыр, грр!» – уже над ухом.

Ему почудился даже запах чужого пота. Мускус и аммиак.

Вместо того чтобы посторониться, Новак прибавил ходу. Пронесся мимо маленького, белого с красным, предмета. Им оказалась кроссовка «New Balance». Мажор носил такие. Разве что его кросы были сплошь белыми. Без красного.

Новаку вспомнились недавно увиденные капли крови, рассыпанные по асфальту, как горсть плоских леденцов.

Тени сгустились, словно стадион проглотил невиданных размеров удав.

Не останавливаясь, Новак оглянулся.

Его настигал монстр.

Голый и мучнисто-бледный, похожий на лишившегося шерсти павиана – если только бывают павианы под два метра ростом, бегающие на задних лапах. Башка – сплошная пасть. Раззявленная.

Сердце Новака рвануло к горлу переполненной адреналином ракетой. Он припустил как мог быстро, будто вернулись те пресловутые семнадцать лет из песни. Какое сухожилие? Какое колено? Ноги враз слились в трепещущее пятно, точно их хозяин вознамерился побить мировой рекорд – и на то имелись все шансы. Призом была жизнь. Новаку хватило беглого взгляда на рассекающий узкое рыло монстра багровый жаркий зев с понатыканными в беспорядке желтыми зубищами, чтобы отпали любые в этом сомнения. Челюсть монстра отвисала до дряблой, в бултыхающихся складках, груди, точно разбитый ящик комода. Меж зубов, как меж кривых обломков кораллов, в хлопьях серой гнилостной слюны угрем извивался язык. Мельком увиденное зрелище отпечаталось в сознании Новака шкворчащим ожогом.

Влетая в поворот, знаменующий конец первой четверти второго круга, Новак осмелился бросить взгляд за плечо. Монстр подотстал, но не сдавался. Конечности неестественных пропорций не оставляли надежд на то, что это просто мужик в искусно скроенном латексном костюме, устроивший злой розыгрыш, – Новаку попадались эти ютубовские пранки, где вооружившиеся бензопилами и молотками шутники в костюмах клоунов-убийц подкарауливали в закоулках припозднившихся прохожих. Как вообще это можно было принять за человека, даже издали, даже сослепу?! Суставы ног твари были вывернуты назад. Когти передних лап, кривые, словно у ленивца, и сабельно-острые, вспарывали плавящийся воздух. Впалый живот оргиастически содрогался в голодных спазмах. Ниже живота мотылялся мохнатый и седой клубень гениталий – зрелище столь нестерпимо мерзкое, что изжога хлынула в глотку Новака ядовитым приливом.

Заметил он и еще кое-что, прежде чем обратить взор перед собой. Бурое пятно на рыхлой груди чудовища.

«Не пятно, – ворвался в мозг голос непрошеного подсказчика. – Рисунок!»

Логотип «Adidas». Такой же, как у Мажора на майке.

Только у монстра знак – грубая копия трилистника – был намалеван подсохшим и уже шелушащимся красным.

– Помогите! – попытался крикнуть Новак. Разбухшая глотка выдала лишь жалкое блеяние. Неудавшийся вопль отнял драгоценные силы. Непростительная ошибка.

Когда вторая четверть круга превратилась в половину, Новак почувствовал, что сбавляет темп. Все болячки – стопа, колено, жадно царапающие грудную клетку легкие – вновь напомнили о себе. Адреналин выступал с пóтом из каждой поры. За спиной топот босых, почти человеческих пяток начал нарастать. Нетерпеливое «туд-туд-туд». Новак закусил губу, сжал кулаки, чтобы ускориться, – помогло.

Немного.

В голове беспорядочно сталкивались мысли, будто сходящие с горы камни.

«Дотянуть до выхода. Меньше полкруга. Рывком! Справлюсь!»

И он поднажал еще. Перед глазами зароились назойливые мушки. Каждый глоток воздуха наполнял легкие парнóй тяжестью сырого бетона. Но у него получится. Непременно.

Еще минус четверть круга, и вот она, одинокая кроссовка «New Balance», замаячила впереди, знаменуя выход на финишную прямую. Новак впервые в жизни ощутил, что значит «второе дыхание»: «туд-туд-туд» позади стихало.

Он проскочил кроссовку и вильнул вправо. Скатился по лестнице, не тревожась о ступнях. Спасительная дверь распахивала объятья.

В буквальном смысле: распахнулась перед самым носом.

Новак врезался в мягкое и податливое – чьи-то живот, плечо. Отлетел назад, рухнул на спину. Поясницей треснулся о ступеньку – аккурат где протрузия.

Боль была ошеломительной.

Любитель вечерних пробежек, возникший на пути к спасению, с возмущенным «Эй!» повалился набок. Мелькнул солнечно-желтый смайлик на растянутой футболке. В барахтающемся на площадке недотепе Новак узнал Пончика.

Дверь захлопнулась.

– Бежим, – просипел Новак.

Пончик неуклюже поднимался, ворча. Новак последовал было его примеру, но боль, пронзившая поясницу, оказалась столь одуряющей и яркой, что вышибла из головы мысли о чудовищном преследователе. Будто Новака разорвало пополам.

– Бе… – попытался повторить он.

Кислая мина на лице Пончика сменилась недоумением и тотчас – гримасой безысходного ужаса.

Воскового цвета туша пронеслась над поверженным Новаком, ороговелая пятка с растопыренными пальцами, желтыми заскорузлыми ногтями, чиркнула его по щеке. Мелькнули перед лицом воспаленно-лиловые причиндалы чудовища, разбухшие и трепещущие. Смрадом канализации ударило в ноздри. Тварь спикировала на Пончика и прижала его к бетону.

Пончик хрипло заревел, распахивая рот так широко, словно хотел вывернуться наизнанку. Монстр запрокинул башку и резко опустил вниз – будто ударил кувалдой. Рот Пончика накрыл акулий поцелуй, но наполненный мýкой вой не смолкал, устремляясь теперь в недра чудовищной пасти, превратившись в дребезжащее сопрано. Монстр отнял голову от добычи. Из его пасти свисали сочные, свекольного цвета лоскуты. Рот Пончика исчез вместе с нижней челюстью и частью шеи. Из воронки, в которую превратилась нижняя половина его лица, хлынула кровь – тоже неестественно-свекольного цвета. Новака обдало брызгами с запахом меди. Монстр, горгульей воссевший над жертвой, обратил свое рыло к нему, и Новак увидел, что у него нет глаз. Колодцы глазниц заполняли гроздья пунцовых воспаленных волдырей, залитых гноем.

Монстр запрокинул башку и проглотил, не жуя. По горлу скатился бильярдным шаром и сгинул за выпирающими ключицами изрядный ком.

Новак пополз прочь на спине, отталкиваясь от ступеней локтями. Пончик теперь утробно ревел, вращая осовелыми глазами, полными слез и мольбы. Не давая ему передышки, монстр отхватил бедняге плечо – легко, словно крылышко перепелки. Новак едва не лишился чувств, лицезрея суетливую, первобытную алчность стремительных движений хищника. Очередной комок протиснулся по горлу в ненасытную утробу.

Новак умудрился перекатиться на четвереньки. Ниже пояса разливалась немота. Он выполз на дорожку, как покалеченный жук. Вопли, доносящиеся со ступенек, захлебнулись, раскололись на серию частых хрипов, заглушаемых сочным, с хрустом, чавканьем. Внутренности сдавила ледяная пятерня, и Новак мучительно рыгнул. Кое-как подобрав ноги – не парализован, слава богам старым и новым! – он встал в полный рост. Спотыкаясь, подволакивая правую, затрусил по дорожке. Из носа вырывались брызги, изо рта – слюни. Бег после передышки всегда давался ему тяжело. Сейчас же к ногам точно приковали пудовые гири.

Хрип пожираемого заживо оборвался. А это значит – монстр может возобновить преследование.

Новак обернулся. Ноги заплелись, стремясь скрутиться в узел. Он потерял равновесие и чуть не упал.

Монстр выскочил на трек, как ванька-встанька. Кусок пропитанной кровью штанины свисал из его пасти. Со слюнявым свистом монстр всосал обрывок ткани, будто макаронину. Обильная пища пошла ему не впрок – брюхо чудища осталось впалым, как у борзой. Зато рисунок на груди обновился.

Неряшливый лейбл «Adidas» размазало в кровавый блин с загогулинами глазок и лунатической улыбкой. Смайлик. Как у Пончика на футболке.

Презрев все свои боли, Новак рванул вперед, подгоняемый ужасающим «туд-туд-туд», неустанно вбивающимся в асфальт.

Монстр не отставал.

«Не уйти».

В онемелые ноги возвращался зуд, но адреналин иссяк, а пресловутой второе – или уже третье? – дыхание не открывалось. Тело просто не могло превзойти собственные пределы. Пылали легкие. В правом боку точно засел бутылочный осколок. Новак опять оглянулся, как неразумная жена Лота. Ох, зря – в глазах помутилось, и он едва не лишился чувств. Бледная фигура резала угловатым телом сумерки в десятке метров позади. Перед ней прошмыгнула трясогузка. Монстр с молниеносностью жабы клюнул рылом воздух, и пташка исчезла за кривым частоколом зубов – ни писка, лишь одинокое перышко вспорхнуло и в вихре устремилось в небо.

«Оно замешкалось, когда глотало».

И что проку? Нет у Новака ни птичек в кармане, ни даже бутерброда – врач ведь запретил жевать на бегу. Он едва не захихикал, как свихнувшийся колдун над котлом. Этот образ развеселил Новака еще пуще. Он бы заржал в голос, сохранись у него лишние силы. Но их не завезли, а имеющиеся понадобятся, чтобы добежать до выхода с поля.

Не просто добежать – оторваться от твари и выиграть достаточно времени. Он неизбежно потеряет скорость на ступеньках. Нельзя, чтобы монстр этим воспользовался.

Новак вложил остаток сил в задубелые ноги. Половина третьего круга минула, необходимо преодолеть столько же. Топот гротескного преследователя начал стихать, отдаляясь… но недостаточно быстро.

«Чем черт не шутит». Новак нащупал «молнию» на трепыхающейся сумке, расстегнул и вытянул бутылочку с водой. Не оборачиваясь, зашвырнул за плечо. Раздался хруст пластика, когда на бутылочке сомкнулись зубы, шумное давящееся сглатывание, а затем… «туд-туд-туд» стало еле различимым.

Новак еще прибавил темп – невероятно, на что способен человек, когда жизнь на кону. Шел на рекорд, как шутил Дембель. Новак даже ухитрился застегнуть сумку – терять остальное содержимое в его планы не входило.

Три четверти круга.

И-и… Полный круг!

Новак стремглав сбежал по лестнице к выходу. На площадке смердело бойней. Кроссовки прошлепали по кровавой, не успевшей остыть луже, расплескивая алое. От самого бедняги Пончика не осталось даже шнурков. Новак налетел на дверь и рванул.

Заперта!

За дверью маячил, прижавшись к стеклу, Дембель, словно призрак, не желающий знать покоя. Расплющившийся о стекло нос походил на шляпку поганки, изъеденную черными оспинами крупных грязных пор, ноздри забиты кустистой волосней. Дембель лыбился. Его покосившиеся зубы являли собой ночной кошмар стоматолога.

– Открой! – взвизгнул Новак. Вопль разбился вдребезги – сипатое, беспомощное блекотание.

Ухмылка Дембеля расползлась и превратилась в щербатый оскал.

– Загонял тебя сынишка! – донеслось из-за двери. Голос Дембеля звучал глухо, будто из прикопанного гроба. – Вот так охота!

И сторож смачно лизнул стекло сизым языком, оставив слизнячий след.

Новак взмыл по ступеням обратно на дорожку. Врезался в ограждение, мячом отскочил от сетки. Инстинктивно пригнулся, и над головой свистнула когтистая пятерня – монстр был тут как тут, воняющий кислым стариковским пóтом, но нимало не утомившийся.

Новак ринулся наутек. Колени превратились в двух оголенных, разбухших, пульсирующих моллюсков, на которых плеснули кислотой. Этот пожар расползался по ногам – вниз, к щиколоткам, и вверх, к бедрам, а от бедер и дальше, к животу. Спину обдавало яростными порывами ветра: лапы монстра загребали воздух в сантиметрах от лопаток. Зловонное дыхание – смрад тухлой рыбы и скисшей древесной коры – опаляло плечи.

На поле включились разбрызгиватели. Шерстяные сумерки наполнились ароматами сырой пыли и остывающего под моросью асфальта – вкусными запахами, которые Новак всегда любил и которые сейчас вызывали у него отчаяние. Стрижи все так же играли в прятки в сахарной вате розовых облаков. Сказочный вечер неторопливо перетекал в изумрудную июльскую ночь. Новак бы разрыдался, не обратись все жидкости его тела в пот. Даже слюни иссякли, а сопли засохли на губе едкой пленкой.

Оставалось смеяться. Сойти с ума и нарезать круги, дико гогоча. «Беги, Форест, беги», пока «сынишка» – и какого лешего та тварюга «сынишка»? – не настигнет. А это произойдет, и скоро. Новак вряд ли продержится еще круг. Он просто остановится, как игрушечный робот, у которого кончился завод.

«Нет! Думай. Думай!»

Кроме входа для спортсменов, на стадион вели трое ворот – северные, через которые запускали болельщиков, когда проводились матчи, западные и южные, для техники. Северные и западные – с глухими створками, обшитыми листами железа. Южные – решетчатые. Брусья решеток толстенные и перекрещены между собой. По ним можно перелезть на другую сторону. На свободу – туда, где посадки и заброшенная пейнтбольная площадка, на которой иногда собираются пьяньчужки. Оттуда – домой.

Не годится. Гаргантюа будет быстрее. Стащит с воротины за задницу – и привет семье. Которой, впрочем, нет.

«Думай еще!»

Монстр без глаз. Значит ли это, что он слеп? Стоит ли проверять, замерев и задержав дыхание? А вдруг монстр улавливает запах, или тепло, или биение сердца, как чертов Сорвиголова из сериала? Нет, проверять Новак не станет, грамотный юрист тем и отличается от неграмотного, что способен прогнозировать риски. Новак считал себя грамотным юристом. Дюжины выигранных дел – лучшее тому подтверждение. Он скорее выломает кресло с трибуны, как вошедший в раж футбольный фанат, и отдубасит им монстра – и то больше шансов на успех.

Новак представил эту картину, и ему снова захотелось хохотать.

«ДУМАЙ!»

Два туалета, мужской и женский. Проходы в них – с двух сторон от восточной трибуны. Забаррикадироваться там и вызвать копов, или МЧС, или охотников за привидениями? Но если туалеты закрыты? Если монстр достаточно силен, чтобы вышибить дверь? Новак окажется в тупике, а «сынишка»…

«Сынишка» поужинает.

«Телефон».

Вариант!

Он уронил руку на бедро, где болталась сумочка. Справился с «молнией» и запустил пальцы внутрь. Нашарил мобильник. Потянул.

И уронил.

Его пальцы тряслись слишком сильно, а все происходило слишком быстро – настолько, что он даже не ужаснулся случившемуся.

Мобильник брякнулся на асфальт и миг спустя разлетелся с треском под деревянной стопой чудища. Одним «Хуавеем» на планете Земля стало меньше.

– Помогите! – вновь попытался воззвать Новак, но сейчас он не перекричал бы и столетнюю старуху. Легкие превратились в дрянные пакеты, что под весом покупок расползаются, едва покупатель выходит из «Пятерочки», – такие же бесполезные.

Следом за мобильником из ощерившейся пасти сумочки выскочили ключи. Они угодили аккурат между прутьев зарешеченного стока.

Охереть что творится.

Завершался четвертый круг.

Завершился.

Начался пятый.

Мысли – рубленые, отрывистые – щелкали меж ушей, как костяшки счетов.

«Оно. Мешкает. Когда. Жрет. С бутылкой. Сработало».

И что?

«Выиграть. Время».

А если не выгорит?

«Надо. Пробовать».

Правую ногу пронзила серебряная спица – Новак даже не мог определить источник боли, настолько яростно-ослепительной та оказалась. Спица ввинтилась в бок и, пройдя сквозь плечо, застряла в затылке. Новак заорал – будто ржавые жестянки забренчали на ветру.

Волчье пыхтение обжигало спину. «Гр, гр, гр». Размеренное. Неутомимое. Оно будет преследовать его во сне. Если будут сны. Если Новак спасется.

Он отстегнул пояс и отбросил сумочку за плечо. Услышал, как поперхнулось сиплое рычание. Как спуталось конское «туд-туд-туд».

Выровнялось.

Отдалилось.

Недостаточно.

Он стянул через голову майку. Пропотевшая, майка липла к телу, не желая расставаться с хозяином. На ничтожный миг мир скрылся за скомканной тканью, и Новак содрогнулся в панике. Ткань растянулась, зацепившись за подбородок, а потом со шлепком отпустила. Скомканная майка повторила судьбу сумочки. Утробный звук глотания снова пробил брешь в монотонном «Гр-р-р».

Новака чуть не стошнило.

Половина пятого круга. Он преодолел их. Поистине, сегодня он творил чудеса.

Новак надеялся, что его хватит еще на одно, последнее.

«Больше. Бросать. Нечего».

(ведро, кем-то забытое ведро впереди)

Он подхватил ржавое ведро, крутанулся, словно метатель ядра, и запустил в монстра. Грязная жижа выплеснулась из ведра и обдала грудь и сморщенный, не познавший этим летом загара живот Новака. Зато он увидел, как ведро влетело точнехонько в распахнутую пасть. Челюсти сомкнулись, сминая ржавый металл, точно бумажный колпак. Новак читал, что акулы глотают все подряд, и рыбаки, которые вспарывают хищным рыбинам брюхо, находят черт-те какую дребедень: обрывки сетей, бутылки, утварь, даже детские игрушки, а однажды – инвалидное кресло.

Преследовавшая его тварь в плане рациона ничем не отличалась от акул.

Заметил он и другое: монстр замешкался сильнее. Почти остановился.

Зубы дробили, комкали ведро. Обезьянья морда запрокинулась к зеленому серпу луны, плещущемуся среди насупленных облаков – неужто намечался дождь? Горло вздулось, пропихивая трапезу.

А потом монстр закашлялся.

Его уродливая башка тряслась в конвульсиях, его дряблая грудь билась в спазмах. Непроглоченный ком под растянувшейся кожей метался от ключиц к подбородку и обратно, словно кабина неисправного лифта. Ну в точности как у одного адвоката, торопившегося закинуть в себя стейк.

«Болезнь двадцать первого века! Спазм пищевода!»

Новак и сам невольно замедлился. Боль сотрясала тело, но мимолетный отдых показался настолько коварно-упоительным, что Новаку пришлось бороться с соблазном остановиться и подышать.

– Не ешь на бегу! – мстительно пискнул он и помчался к спасительным южным воротам.

Когда он обернулся в очередной раз, то увидел, что монстр справился со спазмами и возобновил погоню.

Теперь их разделяла четверть круга. Изгибающаяся асфальтовая лента перед Новаком кренилась, будто палуба корабля, который попал в шторм, норовила свернуться спиралью, но он поверил, что спасется. Он дотянет. Он же столько продержался. Да вот же они, южные ворота!

Новак налетел на них и неуклюже пополз вверх, обдирая щеку и животик о шершавые, в шелушащейся краске, прутья. На полпути нога соскользнула, и он завис над бездной, цепляясь одними предательски дрожащими руками. Под собой он услышал топот настигающих ног, рокот дыхания, голодный рык. Новак рванулся, поджав ноги, и лодыжки окатил свирепый вихрь. Что-то твердое – коготь? – чиркнуло по подошве кроссовки. Новак оседлал верх ворот, как матрос из фильма Эйзенштейна, перевалился на другую сторону и заскакал по прутьям вниз – обезьяна с перебитыми лапами, ни дать ни взять.

В отчаянном бешенстве тварь бросилась на ворота. Створки дрогнули, сипло застонал засов. Новак разжал пальцы и спрыгнул. На мгновение перед ним промелькнула скалящаяся за прутьями морда – поганочно-бледная маска, пышущая зноем пасть, язык, плещущийся в пене среди желтых клыков, как змея среди осколков разбитой посуды. Набившиеся в глазницы карминные россыпи волдырей. Из каждого волдыря торчал крошечный извивающийся жгутик.

Затем подошвы кроссовок впечатались в асфальт, ступни подвернулись, и Новак рухнул навзничь. Выставленная рука смягчила падение, но он все равно от души приложился затылком. Перед глазами сгустились свинцовые тучи и разродились пеплом. Тело содрогалось от надрывных ударов сердца, само превращалось в огромное сердце, оголенное, которое колотилось… колотилось…

И вдруг перестало.

* * *

Когда Новак открыл глаза, небесные краски остались прежними. Должно быть, он провел в отключке совсем ничего. Все, что могло в нем разбиться, разбилось – включая память. Ее осколки соединялись друг с другом, словно куски стекла в калейдоскопе, только не пестрые, а серые, цвета грязной губки для посуды.

Неожиданно он вспомнил.

Он порывисто поджал ноги и оторвал голову от асфальта, ожидая увидеть длинную лапу, тянущуюся к нему из-за прутьев, крошащую когтями покрытие дорожки.

За воротами никого не было.

Новак таращился на них, гадая, не пригрезилась ли ему давешняя погоня – из-за удара затылком, например. Он почти убедил себя в этом, когда по другую сторону футбольного поля гротескной запятой промелькнула сутулая бледная фигурка. Монстр продолжал свой кросс, смысл которого был ясен ему одному. Новак невольно задался вопросом, кто же он такой и из глубин какой клоаки явился.

Решив, что разумнее об этом поразмыслить позже, Новак завозился, пытаясь сесть. Ему удалось это со второго раза, встать – с третьего. Его затылок превратился в саднящую опухоль, ступни – в наполненные сукровицей подушки. Он неловко шагнул, точно учился ходить заново, взмахнул руками и грохнулся на колени. Как будто мало ему сегодня выпало боли. Упираясь исцарапанными ладонями в асфальт, задышал ртом. Из истерзанного горла вырывался ветер Сахары. Затем хлынула жгучая желчь – изо рта, из ноздрей.

После блева ему полегчало. Новак поднялся на резиновые тумбы, которые заменили ему ноги, и огляделся. Никого, даже собачники разошлись. В окнах девятиэтажек-близнецов за посадками зажигали свет. Ушибленная голова соображала хуже некуда. Еще он натер кожу на заднице – будто промеж булок всыпали селитры, плеснули спиртом и поднесли зажженную спичку. Новак запустил руку в шорты и нащупал за яичками саднящую пульсирующую плоть. Взглянул на пальцы, готовый увидеть кровь, но – ничего. До свадьбы заживет.

– Шестой круг я так и не пробежал, – пробормотал он голосом лунатика и по-совиному, с уханьем, захихикал.

Наверное, следовало позвать на помощь.

Тут его взор упал на пивную бутылку коричневого стекла, торчащую из кустов шиповника, и в голове Новака вспыхнула новая, куда более заманчивая идея.

Кряхтя, он подобрал бутылку. Перехватил за горлышко и треснул о прутья ворот. Стекло разбилось. Новак даже не порезался. Поразительно – с сегодняшним-то везением!

Отставив руку с «розочкой», он заковылял вдоль внешней стороны чаши стадиона. Идти, а не бежать, было истинным наслаждением, пусть боль и оплетала его ржавой шипастой сетью.

А идти предстояло немало.

Небо внезапно разразилось слепым дождиком. Посчитав это добрым знаком, Новак осклабился одной половиной рта.

* * *

Закуток Дембеля пустовал. Телек продолжал затоплять стеклянную будку мертвенным глубоководным светом. На миг Новак запаниковал, вообразив, что Дембель каким-то чудом предвосхитил его планы и приготовил ловушку. Заозирался, крестя пространство разбитой бутылкой. «Розочка» уже не казалась серьезным орудием.

Пусто.

Новак двинул в глубь холла ко входу на стадион – мимо ряда стальных кресел, мимо автомата с водой и снеками, мерцающего в сумраке подобно аквариуму, полному пестрых рыбок. Вскарабкался по ступеням, приник к дверному стеклу и всмотрелся.

С другой стороны Дембель елозил шваброй по кровавому пятну, склонялся над ведром, выжимал тряпку, распрямлялся и продолжал работу. Змеящийся по лестнице шланг выплевывал ему под ноги водяную струйку. Дембель сцапал ведро, вскарабкался по ступеням, прошаркал за проволочную ограду с табличкой «НА ПОЛЕ НЕ ХОДИТЬ» и пропал из виду. Должно быть, выплескивал воду. Из-за левого бортика, отделяющего выход на стадион от трибуны, выскочил монстр, старый добрый знакомый. Новак отпрянул. Не отвлекаясь, монстр пронесся по дорожке и скрылся за правым бортиком, завершая очередной свой бессчетный круг и заходя на новый. Новак осторожно выдохнул.

С грациозностью пингвина он сполз с лестницы, подобрал один из металлических стульев и вернулся к двери. Подпер дверную ручку спинкой. Стул встал как влитой.

Показался Дембель. Беспечно помахивая пустым ведром, заскакал к оставленной швабре. На полпути запнулся, замер. Безмятежность на его лице сменилась изумлением, изумление – гневом. Дембель заметил Новака.

Он отшвырнул ведро, наскочил на дверь и затряс, вцепившись в ручку. Новак отступил на шаг, сжимая крепче бутылочное горлышко. Дембель саданул локтем в стекло. Триплекс устоял. Гневное выражение на физиономии Дембеля обернулось растерянностью, и Новак оскалил зубы в мстительной усмешке. Обрамляющая рот корка засохшей желчи лопнула вместе с нежной кожицей губ, но это не омрачило ликования. Настал его черед злорадствовать.

Дембель притворился, что совладал с растерянностью.

– Открывай! – потребовал он и снова долбанул по стеклу локтем – с прежним результатом. Новак вспомнил сказку про трех поросят. «Без разговоров отопри, а не то я как дуну…» – Открывай, а то хуже будет!

«Это вряд ли». Новак помотал головой, не переставая улыбаться. Его лицо скоро треснет от улыбки, но плевать. Накатившая эйфория – подлинное блаженство – того стоила. Он давно так не кайфовал.

По другую сторону двери Дембель изобразил ответную улыбку.

– Он меня не тронет, – заверил сторож. – Мы с ним, почитай, плоть от плоти.

– Посмотрим! – бодро откликнулся Новак. Его дыхание оставляло на стекле трепещущие пятна. – После доброй пробежки всегда хочется есть. По себе знаю. А уж пить как хочется!..

Складки, обрамляющие фальшивую лыбу Дембеля, застыли, как на стоп-кадре, углубились, наполнились тенями. Глаза забегали.

– Он меня не тронет, – повторил Дембель.

Без малейшей уверенности.

– Вот мы у него и спросим! – Новак кивком указал на лестницу позади Дембеля.

Горбатая бесцветная фигура выбежала из-за бортика. Дембель оглянулся так резко, что шейный хруст был слышен из-за стекла. Монстр устремился было дальше… и внезапно замешкался.

Застыл.

Бесформенная башка развернулась к повисшему на двери человеку. Пятна пота проступали на майке Дембеля, делая ее еще черней.

Жуткий морлок-переросток переминался с ноги на ногу. Под ноздреватой кожей перекатывались напружиненные мышцы.

Дембель выбросил руку перед собой, сложив пальцы в «козу», точно собрался «зажечь» на рок-концерте.

– Ша! – выпалил он громогласно.

Монстр вздрогнул, вжал голову в плечи. Видок у него был почти виноватый.

А потом он медленно распрямился.

– Ша! – гаркнул Дембель крепче.

Монстр не шелохнулся.

– Давай! – заорал Новак, подначивая. – Кушать подано! Давай, сожри его, как Пончика! Это не папаша тебе, а просто мудак со шваброй!

Дембель повернулся к Новаку. Его перекосило от бешенства. Но в гримасе таилось и кое-что еще. Оно взметнуло Новака на пик торжества.

Испуг.

Которому вот-вот предстоит перерасти в незамутненный ужас.

Надо отдать должное, Дембель держался молодцом. Он двинул на монстра, продолжая стращать «козой». Монстр отступил, перекатывая башку с плеча на плечо, будто в раздумье.

– Ша! – в третий раз крикнул – взвизгнул – Дембель, замахиваясь.

И тогда монстр зачерпнул когтями перед носом обидчика, будто пробуя воздух на вкус. Неуверенно – пока.

Дембель отшатнулся. «Коза» поникла.

Монстр пошел на Дембеля, ускоряя шаг.

Дембель, пятясь, скрылся за правым бортиком. Но прежде Новак заметил, как сторож развернулся, чтобы бежать.

А монстр устремился за ним.

Оба исчезли из виду. Пробудившийся в Новаке азарт заставил его ждать.

Спустя несколько минут монстр опять промчался слева направо мимо лестницы. На его груди предсказуемо красовался свежий рисунок – кровавый жирный зигзаг.

Неудивительно: далеко ли убежишь от вечно голодного, не знающего устали чудища, если у тебя нет ступни?

Теперь можно и поискать подмогу. Новак швырнул «розочку» в мусорную корзину и враскоряку побрел долой.

* * *

Путь до «Атланта» Юля Вороткова преодолела легкой трусцой, подготавливая себя к настоящему забегу, которому не мог воспрепятствовать и разошедшийся дождик. Издали заметила, как в воротах нарисовался тип в одних сползающих шортах и кроссовках, и, спотыкаясь, поплелся вниз по улице. Пьянь или сбрендивший. Юля брезгливо фыркнула. Развелось нынче фриков!

Она завернула в ворота, откуда вышел полуголый, прогарцевала ко входу в стадионный предбанник и очутилась в безлюдном и оттого слегка зловещем холле. В закутке сторожа бурчал зомбоящик. На экране гости ток-шоу с визгами кидались друг на друга, но зритель, которому предназначалось сие мелкодостойное действо, куда-то свинтил. Если сегодня смена того безногого душнилы, то и к лучшему. Вечно он со своими абьюзивными каментами.

Юля вспорхнула к двери на поле. Какой-то шутник подпер дверь стулом. Возможно, тот, голый.

К черту чужие шутки, она зря, что ли, пропустила встречу с девчулями? Не думая долго, Юля оттолкнула стул и прошмыгнула на лестницу. Здесь недавно мыли – все ступени в вонючей воде, шланг течет, ведро валяется. Бардак!

Она поднялась на трек и огляделась. Почти никого, хвала Господу. Лишь чувак в белом шпарит у западной трибуны. Если не станет подкатывать, как иные здесь (взять хоть того картавого чмошника с залысинами и вечными его «здрастями» и «добрыйвечерами» – разве что слюной не захлебывается!), то вечер удался.

Она вставила в уши наушники, запустила плейлист и начала пробежку под озорное мурлыканье Ильи Лагутенко. «Страху нет-нет, страху-ху!» Фига с два чувак в белом ее догонит. Она на голову выше серой массы.

Козочка записала бы эти слова на родовом гербе, будь у нее таковой.

Или хотя бы у себя на майке. Прямо под принтом с Багзом Банни.

Комментариев: 2 RSS

Оставьте комментарий!
  • Анон
  • Юзер

Войдите на сайт, если Вы уже зарегистрированы, или пройдите регистрацию-подписку на "DARKER", чтобы оставлять комментарии без модерации.

Вы можете войти под своим логином или зарегистрироваться на сайте.

(обязательно)