Иллюстрация Антона Капралова

«Почтовый ящик для валентинок».

Титул ящика носила коробка, оклеенная лоскутами цветной бумаги. Еще недавно она служила упаковкой для электрочайника, тостера или набора салатниц, а теперь, гляньте-ка, висит на инфостенде, покачивается на золотистых лентах.

Денис ставил на электрочайник. Ставил все: плохое настроение, неприятие Дня влюбленных и утреннюю глухоту телефона Вики. Поднимаясь по лестнице из отдела выпуска, он сердито глянул на коробку: «Почтовый ящик, ха!», – презрительно пнул взглядом конструктора, опускающего в прорезь открытку, прошел по коридору, распахнул дверь в кабинет и бросил на стол рулоны свежераспечатанных чертежей.

«Валентинки, купидоны, сердечки, рюшечки… тьфу!»

Телефон упорно молчал. Не помогала даже мелодия битлов «Love», которую Денис поставил на номер Вики, тайно надеясь, что та перезвонит.

День прошел в неком вакууме, в аквариуме кабинета, из которого слили воду, оставив песок, водоросли и грязный налет на стекле. Денис водил, точно робот, мышкой, расставлял в окошке автокада светильники, распускал по планам паутину силовых трасс; включал плеер, ставил случайный выбор песни, сонно раскладывал «косынку», выходил покурить, считал нагрузки на линиях…

Всё как всегда. На душе было паршиво.

*

За двадцать минут до конца рабочего дня он сглупил.

Это не было порывом, кратковременным помутнением, вспышкой. Выйдя из кабинета, с незажженной сигаретой во рту, прозрачной ухмылкой на лице и большим полиэтиленовым пакетом в кармане кофты, Денис уже держал в голове нехитрый план.

Шесть лестничных пролетов вниз. У цветастой коробки для поздравлений седоусый архитектор спорил с заказчиком. Четыре лестничных пролета вниз. Крыльцо. Зажигалка. Сигарета. Гребаное небо четырнадцатого февраля над козырьком.

Четыре лестничных пролета вверх. В коридоре третьего этажа – ни души. Замешательство. Хлипкий стыд. Пришпиленное к доске объявление, распечатанное на струйном черно-белом принтере: «Валентинки принимают до 15.02». Злость. Шелест пакета. Рвущиеся ленты. Шесть лестничных пролетов вверх. Дверь. Кабинет.

Денис закинул располневший пакет в шкаф, под вешалки, и сел за стол. Руководитель группы даже не поднял голову – дебильно улыбался, выстукивая сообщение в рабочем чате. Два других стола пустовали: Катя на больничном («третий раз за год, криволапая динамщица!»), Оля отпросилась на час раньше («к хахалю в койку не терпелось!»).

Несколько минут Денис тупо пялился в монитор на план цокольного этажа ветеринарной лаборатории и кусочек экспликации. Потом экран стал черным и зазвездил «ночным небом» энергосберегающего режима.

«Я украл ящик для валентинок… на хрена?»

С мотивацией возникла небольшая путаница.

Чтобы испортить День влюбленных другим? Много чести, но отчасти да. Чтобы хоть что-то сделать? Слишком размыто, но допустим. Потому что идиот? Уже ближе, но обидно. Потому что в отношениях с Викой полная жопа? Ага, причина причин, но и ей многовато чести будет, Вике-то.

Ладно. Что сделано, то сделано.

Денис проверил входящие звонки (пусто), закрыл глаза, глубоко вдохнул, открыл в ворде «Землю под ее ногами» Рушди, долго искал, где остановился в прошлый раз, прочел две-три страницы и свернул файл. Беззвучно усмехнулся, с налетом чудинки: вот отчебучил!

Когда руководитель, попрощавшись потным рукопожатием, вышмыгнул за дверь в долгожданные выходные, Денис достал пакет, расплющил коробку с валентинками, чтобы не так выпирала, выключил свет, закрыл дверь и стал спускаться по лестнице.

В коридоре третьего этажа возмущался профорг:

– Это что за диверсия! Наглость какая! Кульман этому гаду вместо компьютера!

– Ты хоть кульман в глаза видел? – спросил пожилой руководитель группы электриков.

– Что-то случилось? – спросил Денис.

Профорг покачал головой:

– Ящик для поздравлений сперли.

– Да ладно… Кому он нужен?

– Диверсанту! – убежденно воскликнул профорг.

*

Открытки и записки заполнили коробку более чем наполовину. Наверняка каждый, кто пожелал опустить свое послание в щель ящика, кто рискнул доверить слова любви в руки профорга, уже сделал это. И теперь все эти признания находились в руках Дениса.

Он высыпал содержимое коробки на пол гостиной. По ламинату разлетелись стилизованные картонные сердечки, открытки, сложенные вчетверо листы бумаги, конверты и даже одна снежинка, вырезанная из прозрачного файлика.

Приступим!

Денис включил в ноутбуке радио, специализирующееся на романтических композициях. Для настроения, то есть чтобы стало еще противнее. Ощущая себя Гринчем, похитившим Рождество, принялся перебирать сокровища. Открывал картонные сердечки, словно собственную рану расковыривал. Зачитывал и комментировал вслух:

– «Голубоглазая волшебница»! Бастинда, блин! Ведьма Гагар. «Как много разных поздравлений кружится в снежном феврале»! Что, от сердца сочинить слабо было? Ой, мадам, ты бы лучше тоже скопипастила…

Ненависть к заграничному празднику сформировалась у Дениса в старших классах. Когда по кабинетам носили похожую коробку, а Денис все вытягивал шею, ждал, дурак, что и ему перепадет подачка, что какая-нибудь красотка из параллельного класса втайне вздыхает о нем. Ведь другим наверняка доставались самые трогательные признания, обещания жарких поцелуев…

По радио Леди Гага миловалась с Брэдли Купером.

В краденых записках не было ничего примечательного. Большинство посланий носило дружеский характер, некоторые (про «голубоглазую волшебницу», например) мужья адресовали законным женам – в проектном бюро работало несколько семейных пар.

Скукотища. Но чего он ожидал? Грязных секретов? Голых фотографий? Для дикпиков существует интернет. Денис старался не вспоминать, как однажды он отправил снимок своего члена преподавательнице, молодой женщине, читавшей лекции по светофизике. Отправил с левого аккаунта, конечно. Не то чтобы она ему нравилась или он был эксгибиционистом. Просто порыв, как с кражей дурацкой коробки. Случались в биографии Дениса порывы, которые он и сам объяснить не мог.

Леди Гагу сменил слащавый ноунейм.

Единственной действительно интересной находкой в куче барахла оказалась миниатюрная книжечка, выпавшая из конверта. «Санаеву Алексею» – Денис узнал этот беглый курсив. Еще до знакомства с Викой он пытался подкатывать к тихоне Кате, миловидной соседке по кабинету. Сыпал комплиментами, среди прочего хвалил «аристократический» почерк. Но Катя коллегу вежливо продинамила, а аристократическим почерком предпочла выводить фамилию зазнайки Санаева. С ним, ведущим архитектором, Денис работал над совместным проектом в прошлом году и намучился крепко. Жаловался Вике на высокомерного идиота.

В Денисе вскипала злость. Летом Катя умудрилась отхреначить себе мизинец электрическим ножом, и Денис, а не сраный Санаев, сбивал с сотрудников деньги, выбирал в цветочной лавке букет. И вот вам благодарность!

Он сидел на полу среди чужих писем, играл желваками и разглядывал книжечку. В сувенирном магазине такая стоила копейки. Претенциозные вензельки окантовывали инструкцию по применению: «1) Выбрать купон. 2) Предъявить купон Дарителю. 3) Насладиться исполнившимся желанием».

Бывшая подружка умела делать сюрпризы хуже, чем Катька управлялась с ножами, но Денис воображал, что чековая книжица – подарок Вики ему.

«Чем ты меня побалуешь сегодня, Викуся?»

Он взглянул на первый чек. Присвистнул. Вика… то есть Катя, естественно, Катя… не ходила кругами.

«Минет», – вывела она авторучкой.

Денис, задайся он целью преподнести подобный подарок Вике, начал бы с массажа, с десяти поцелуев, с долбаного завтрака в постель, а фелляцию оставил бы под конец, да как-нибудь завуалированно: «Эротическое желание». Подмывало буркнуть: эх, молодежь! Завистливо так буркнуть.

Он визуализировал Санаева – молодого, но уже брюхастого, маскирующего раннюю лысину, в неизменной водолазке…

Горько вздохнул.

Оказывается, у Катьки и Санаева роман. Каждой твари по паре, а Денис – один-одинешенек, фотку члена некому послать…

Он перевернул страницу и почувствовал, как твердеет в штанах.

«Секс в туалете».

– Вот сука! – не стерпел Денис. Пока он трудился в поте лица, волочился к кулеру, читал нечитабельного Салмана Рушди, раскладывал «косынку» и пасьянс, кто-то в двадцати метрах от него запирался в кабинке, чтобы потрахаться.

Денис представил Катьку, проходящую мимо его столика, раскрасневшуюся от перепихона, и возбудился сильнее. Представил, как завтра кладет перед Катькой талон и подмигивает: «Выйдем-ка».

Пальцы сами впились в уголок страницы, вырвали с корнем. Открылся следующий талон:

«Отрезать и съесть часть моего тела».

По радио заиграло что-то из современного русского рэпа – агрессивное и совершенно непонятное. Под стать эмоциям, врубившимся на полную катушку в голове Дениса.

Он перечитал пожелание еще раз, потом еще.

¬− Серьезно?

Перед глазами особенно четко, против желания, визуализировалась картинка: обнаженная по пояс Катька уселась аппетитной задницей прямо на разделочную доску, на кухонный стол. Рядом с ней Санаев с ножом. Или с тесаком, как в фильмах ужасов. Облизывается, глазки горят, лоб вспотел. Он аккуратно и неторопливо надрезает Катькину левую грудь (второй размер, но есть что помять, будьте уверены) и круговыми движениями удаляет часть с соском.

− Это же надо! Больные люди! Отрезать, сука, и съесть!

Ноздрей коснулся тонкий аромат жарящегося мяса. Перец, розмарин, тимьян, оливковое масло. Денис крутанулся на месте, принюхиваясь. Не может быть! В два прыжка выскочил из комнаты на кухню и вперился взглядом в пустую выключенную плиту. Сковородки были убраны, единственная кастрюля со вчерашним грибным супом стояла в холодильнике. Показалось.

− Показалось, − повторил Денис вслух и вдруг представил, что это он протыкает кончиком ножа мягкую кожу Вики, аккурат под темным соском. Погружает лезвие на два-три сантиметра, а потом… а потом…

Он выпил холодной воды прямо из-под крана, умылся, разгоняя идиотские мысли.

Вика, конечно, со своими тараканами в голове, но до такого даже она вряд ли додумалась бы. А если бы додумалась, как бы он отреагировал?

Денис вернулся в комнату, поднял с пола книжечку. И что ему теперь со всем этим делать? Вряд ли Катьку и Санаева остановит пропажа почтовой коробки. Такие желания имеют свойство просачиваться сквозь любые преграды. А что, если Денис в понедельник увидит, что у кого-то из них перебинтована рука или еще какая-нибудь «часть тела»? Но, с другой стороны – вдруг он вообще больше с ними не столкнется? Вдруг в финале этой книжечки, на последней странице существует такое пожелание, после которого сожранный кусок тела – всего лишь детская забава?

Захотелось посмотреть последний купон, но он сдержался. Давай уж по порядку, раз начал. Что там еще Катька придумала?

«Принеси мне живой сувенир из офиса».

Денис несколько раз перечитал, пытаясь сообразить. И что это значит? В офисе у них стоял аквариум с рыбками. Но речь ведь явно шла не о рыбках…

Зазвонил телефон. На дисплее подмигивало имя абонента: «Катька работа». Денис почувствовал, как по затылку забегали холодные мурашки.

Отвечать или нет? К черту, сбросил. Через секунду пришло сообщение в мессенджер:

«Чем планируешь заняться вечером?» − и сразу несколько смайликов, включая бутылку шампанского.

А Катька молодчина, берет быка за рога. Для любимого Санаева готова на любую дичь.

− Планирую читать разную херню, − проворчал Денис и на сообщение не ответил.

Не то чтобы он испугался, но ему все больше не нравилось происходящее. Ищите живые сувениры в другом месте…

Следующее сообщение от Катьки было уже без смайликов: «Я у твоего подъезда, планирую выпить и повеселиться. Ты как?»

Денис метнулся к окну, осторожно, как в шпионских фильмах, выглянул из-за занавески. Катькиной машины рядом не было, да и самой Катьки не наблюдалось.

Блефует?

Набрал ответное сообщение, чтоб уж наверняка: «Я не дома, сорян, пятница расписана до мелочей».

Посмотрел на лежащую среди открыток, рюшечек и сердечек книжку с купонами. Теперь уж точно нужно дочитать до конца.

И в этот момент тишину квартиры разрушил тихий дребезжащий звук. Словно кто-то вставил в замочную скважину входной двери ключ.

Денис вскочил на ноги, постоял с полминуты, не зная толком, что делать. В квартиру лезут воры? Звонить в полицию? Тряхнув головой, будто одновременно сбрасывая наваждение и отрицая что-то, он прокрался в прихожую. На носочках, лишь бы поменьше шуметь, мало ли. Все ждал с замиранием сердца, что вот скрипнет половица, выдав его, и незваные гости, забыв об осторожности, вломятся внутрь. «Какие, к черту половицы?» – тут же отругал себя. Сам же делал ремонт в прошлом году. Только утеплитель, бетонная стяжка и ламинат.

Ключ с той стороны двери поворачивался медленно-медленно, будто его владелец старался производить меньше шума (что получалось плохо) или страдал запущенной формой артрита. Сам дверной механизм словно противился вторжению. В какой-то момент Денису стало казаться, что замок вот-вот закричит от боли.

В гостиной продолжала играть музыка, только слащавые пубертатные завывания сменились чем-то более жестким. Прислушавшись, Денис узнал песню Mein Teil группы Rammstein, ту самую, посвященную каннибализму, в видеоклипе к которой ангел отсасывал Тиллю Линдеманну. «Нормальный у них там вечер романтики», – подумал про себя Денис и нервно хохотнул.

Ключ все поворачивался, вместе с тем натягивалась невидимая струна в груди Дениса, которая лопнула, когда замок наконец щелкнул, открываясь. Сердце ушло в пятки, в глазах потемнело, ноги стали ватными. Денис точно шлепнулся бы в обморок, если бы не уперся спиной в стену. Вместо этого он сполз по ней, плюхнувшись задницей на пол, ноги разъехались в стороны.

С минуту было тихо. Справившись с замком, незнакомец по ту сторону не подавал признаков жизни, чего-то ждал. Сигнала, реакции хозяина квартиры, сообщника? Тишина стала живой, осязаемой, давящей. Обливаясь холодным потом, Денис зажал себе рот ладонью, чтобы не закричать. Ладонь была скользкой и солоноватой на вкус.

Наконец в дверь заскреблись, зашуршали, как будто слепец шарил рукой по обивке, ища ручку. Нашел, надавил, потянул на себя. Щелкнуло и заскрипело, появилась тонкая щель, в прихожую проник луч тусклого света с лестничной клетки. Денис закрыл глаза. Теперь точно все. Сейчас он услышит шаги, и кто-то встанет над ним. Двухметровый амбал в спортивном костюме и с монтировкой в руке. Вытряхнет душу из тщедушного тела, будет бить и пытать, вызнавая, где деньги и драгоценности. Нет, хуже. Это будет Катька, миловидная тихоня с работы, способная предлагать кому-то минет, секс в туалете, часть своего тела на ужин. Наверняка облаченная в черный до пят кожаный плащ, под которым прячется обтягивающий БДСМ-наряд – ремни и цепи, шипы и крючья. Живой сенобит из «Восставшего из ада», садистка с ангельским лицом из «Кинопробы».

Но нет, не было ни шагов, ни фигур, ни боли. Не было вообще ничего, только приоткрытая дверь, тишина и сам Денис, испугавшийся неизвестно чего. Он посидел у стены еще немного, собираясь с духом и мыслями, затем встал на четвереньки, чувствуя всю глупость ситуации и собственного вида, пополз к двери. Осторожно толкнул ее головой и выглянул наружу. Лицо обдал прохладный воздух лестничной клетки, свет единственной лампочки показался слишком ярким после полутьмы прихожей. Денис на секунду зажмурился и часто заморгал, привыкая к нему.

Снаружи не было никого, так нагло и бесцеремонно нарушившего покой хозяина квартиры, заодно перепугав его до полусмерти. Не было даже признака того, что секунду назад здесь находился хоть кто-то живой. Денис уже был готов принять и смириться с тем, что ему все это привиделось, если бы в самом центре лестничной площадки не стоял подарок от таинственного гостя.

Фанерный ящик размерами примерно метр на метр, похожий на те, в каких раньше отправляли посылки, без надписей, знаков, штампов и каких-то других отметок. В адресате сомневаться не приходилось, Денис почему-то знал, что посылка предназначалась ему. «Везет мне сегодня», – отрешенно подумал он.

«Вика», – мелькнуло в голове. Точно! Подруга решила сделать сюрприз. Заплатила курьеру и дала ему ключ, сказав открыть дверь и сразу смыться. Осталось узнать, что внутри. Неплохо бы, если сама Вика в блестящих стрингах и с кисточками на сосках. Сейчас он откроет крышку, а она выскочит оттуда, как стриптизерша из торта. Лучший День святого Валентина, за такое он простил бы ей все. Даже свой трусливый позор в прихожей пару минут назад.

Но не открывать же посылку на лестничной клетке. Надев резиновые сланцы, Денис вышел из квартиры. Постоял возле ящика, глядя на него и почему-то боясь прикоснуться, будто брезгуя. Осторожно постучал по крышке – ничего. Покачал из стороны в сторону – не слишком тяжело, он без труда затянет ящик в квартиру. Значит, не Вика. Немного разочарованно вздохнув, Денис наклонил ящик на себя и, пятясь задом, втянул его в прихожую.

Как только закрылась входная дверь, посылка ожила. Внутри что-то зашевелилось и стукнуло о фанерную стенку. Денис вскрикнул и подпрыгнул от неожиданности.

– Вот дура, – шептал он, толкая ящик в гостиную, – дура…

Почему-то виновный в появлении странного подарка виделся ему исключительно в женском роде. Изнутри что-то замолотило сильнее, угрожая развалить ящик на части. «Кто-то», – мысленно поправил себя Денис.

– Тш-ш, – забыв обо всем, приговаривал он, – сейчас… сейчас… потерпи…

Тело покрыла горячая испарина, язык возбужденно облизывал пересохшие губы, ткань трусов распирала невесть откуда взявшаяся эрекция.

– Подожди…

Но тот, кто был в ящике, ждать не собирался. Внутри будто что-то взорвалось. Выбитая крышка отлетела к потолку. Ящик завалился набок, Денис неуклюже растянулся на полу, среди рассыпанных валентинок. Он пытался встать, тихо ругался и отплевывался, как пьяница в снегу. Картонные сердечки лезли в рот и глаза, Денис стряхивал их, успевая читать мельтешащие надписи, которых раньше там не было. «Самому любимому копрофилу», «Богине гэнг-бэнга», «С вечной любовью тому, кто украл мое сердце и заразил СПИДом».

Денис сел на полу и уставился в черный зев опрокинутого ящика. Кто бы в нем ни прятался, он был слишком велик для него. Оставалось только гадать, как он поместился внутри. Наружу показалась длинная тощая рука, скребнула по ламинату ногтями.

Пискнул и завибрировал телефон на полу. Денис скосил глаза, увидев еще одно сообщение от Катьки на вспыхнувшем экране.

«Ну как тебе?» – и сразу несколько стикеров, изображающих трех пухлых румяных купидонов с крылышками.

«Как мне? – Денис снова перевел глаза на ящик с торчащей из него конечностью. – Как… мне?.. Как… мне?»

Мыслительный процесс не шел дальше этого вопроса, звучавшего в голове в такт движениям неведомого существа из ящика: скреб – как… скреб – мне?..

«Мне… страшно», – наконец победил ступор Денис и осознал свои ощущения. Определенно, ему было страшно. Гораздо страшнее, чем пять минут назад, когда он обливался холодным потом от звука отпираемой кем-то двери.

В состоянии парализующего страха Денис наблюдал, как через фанерный край перетекла вторая рука – плавно, словно состояла не из костей, суставов и мышц, а из подвижного фарша, заправленного в кишку из серой влажной кожи. Длинные, кривые, с уродливыми когтями пальцы забарабанили по ламинату, оставляя мокрые отпечатки.

Когда из ящика показалась третья рука, Денис обмочился, но не сдвинулся с места, даже вряд ли заметил. Он продолжал смотреть на то, что выбиралось из ящика. Антропоморфное тело рывками поднялось и выпрямилось, заставив Дениса содрогнуться от новой порции ужаса и отвращения.

Оно не могло быть живым, но все же жило: то каменея, то волнообразно перетекая, двигалось безногое туловище с четырьмя руками, лысой головой и гипертрофированными мужскими и женскими половыми органами. Они располагались на теле нелогично, но максимально заметно. Упругие ягодицы, словно образец удачной работы пластического хирурга, подпрыгивали, как два баскетбольных мяча, между двумя условно «нижними» руками. Существо кокетливо разводило их в стороны, как бабочка – крылья, и демонстрировало тугой блестящий анус, под которым болталась здоровенная мошонка, покрытая короткой шелковистой шерсткой, как киви-переростки. Огромный член больше напоминал кожаный Мьёльнир, чем орган размножения. И он стоял. Это чудовищное орудие было вздернуто к потолку не простой эрекцией – оно оголодало до смерти. «Верхней» парой рук существо поглаживало живот, где на месте пупка вспухала багровая вульва. Она разворачивалась, как персидский ковер, и истекала густой ворванью. Кожа синевато-белого цвета вздымалась на груди существа двумя молочным железами идеальной формы, дразнящие розовые соски торчали вверх, как наконечники копий.

Невообразимое уродство и соблазнительные подробности были перемешаны в этом теле, которое находилось в постоянном вертлявом движении, неуловимо перемещаясь в пространстве, но, тем не менее, оставаясь на месте.

К Денису обратилось лицо – сладострастная маска, разом похожая и на Вику, и на Катьку, и на все его подростковые эротические фантазии вместе взятые. Полуприкрытые миндалевидные глаза были словно оттянуты к вискам и безумно блестели, а толстогубый рот похотливо изгибался, выпуская алый язык, который то мелькал быстрой стрелкой, то сворачивался трубочкой и влажно щелкал.

Зрелище было наимерзейшее, ужасное, но вызывало и вожделение; от этого становилось еще страшнее. Денис чувствовал теперь еще и жгучий стыд, а следом – злость.

– Кто ты? – выкрикнул он. – Что?!

Существо опустилось на четвереньки, отчего вздыбленный член и конусы огромных грудей уперлись в пол, открыло развратную пасть и издало звук скрипучий и низкий, как скрежет ржавых цепей:

– Ва…лен…тин…ка…

– Что? – опешил Денис.

– Тво…я… Ва…лен…тин…ка… – проскрежетало чудовище и показало пенно-белые зубы, острые, как иглы.

Затем начался танец. Посреди ярко освещенной комнаты, наполненной обычным житейским хламом, невероятно медленно двигался ставший явью сон озабоченного подростка, измученного похотью. Четырехрукое тело кружилось в самых неожиданных пируэтах, свивалось и выкручивалось, как веретено.

Влажная синеватая кожа как будто порозовела, а набухшие гениталии обоих полов приобрели сливово-фиолетовый цвет от прилившей крови. Алая щель вагины сочно чавкала под дрожащими лепестками. На вздыбившийся член смотреть было страшно, но хотелось смотреть вечно. Ненасытная жажда сочилась из него жирным желе, как какой-то колдовской наркотик. Извиваясь в танце, существо раздвинуло ягодичные сферы и растянуло в стороны анус, втирая смазку в морщинистый кратер.

Во время плавных вращений время от времени выныривало лицо с развратным чмокающим ртом и сверкали гиеньей жадностью раскосые глаза.

Воздух вокруг существа будто загустел и налился жаром. Лицо Дениса обдавало интимными теплыми ароматами, манящими и в то же время – отвратительно-стыдными, срамными. Движения существа стали еще более плавными, текучими, завлекающими, и оно стало медленно приближаться.

Больше всего Денису хотелось сделать две вещи: оказаться сейчас совсем в другом месте и расстегнуть ширинку на джинсах, потому что эрекция была невыносимой. Он уже не мог терпеть расплескивающееся солнце у себя в паху и багровую вихрящуюся бурю в голове. Никаких мыслей. Похоть давно вытеснила даже страх. Инстинкт самосохранения жалко визжал где-то на периферии о том, где окажется член существа, если сам Денис вонзится в истекающую лавой вагину на животе нимфоманской химеры, матрицы всех самых сумасшедших пристрастий. Валентинки…

My Fuckin' Valentine… Денис вспомнил название песни известной японской группы, уже несколько дней крутившейся в голове привязчивым рефреном… Hail psycho bitch rise above yourself… Вот уж точно – существо из ящика могло появиться в нашем мире, лишь соскочив со страницы какой-нибудь манги 18+ поехавшего японца типа Суэхиро Маруо или Дзюндзи Ито…

Денис вскрикнул, когда телефон на полу задрожал и с писком выплюнул на желтый экран новое сообщение.

Скорее на автомате, чем сознательно, он схватил мобильник и попытался прочесть сообщение, не выпуская из поля зрения как по команде замершее на месте существо.

«Готов к следующему сюрпризу? Я поднимаюсь!»

К следующему? Снова прошиб холодный пот, выступив каплями на лбу. Кожа под прилипшей к спине рубашкой и мокрыми джинсами неприятно зудела. Химера не двигалась, словно ожидая приказа. Но стоило Денису дернуться, пошевелить рукой или ногой, она повторяла за ним, утрируя движения в бесстыдной развязной манере. Он отполз в сторону двери, сжимая в руке телефон. Существо последовало за ним, как отражение, и от нелепости происходящего голову Дениса наполнил тошнотворный и липкий страх. Заскулив, он подскочил и на негнущихся ногах понесся к входной двери, думая только о том, как успеть выбраться из квартиры раньше монстра. Носки предательски скользили по ламинату. Он ухватился за ручку двери, резко дернул, чувствуя, как от страха немеют пальцы, и врезался в стоящую на лестничной площадке Вику.

– Ты чего? – удивилась она, и Денису показалось, что он видит в ее зрачках свое отражение – лохматый, с красными пятнами на лице от страха и возбуждения, в одних носках и с расстегнутой ширинкой.

– Какого хера? – Денис бесцеремонно оттолкнул девушку и захлопнул за собой дверь. Собственный голос показался ему отвратительно визгливым. – Ты что, с ними заодно?

– С кем? – Вика непонимающе захлопала накладными ресницами, и Денис вдруг заметил, что она непривычно ярко накрашена, а ее коленки, выглядывающие из-под бежевого пальто, обтянуты чулками в сеточку.

– С этими долбаными извращенцами… – начал он, но Вика одним движением распахнула пальто, как бывалый эксгибиционист, открывая его взгляду прикрытую только ленточками и кружевами грудь.

– Может, пригласишь зайти, а? А то прохладно так стоять вообще-то.

Денис нервно сглотнул, оторвал взгляд от Викиной груди и посмотрел на дверь.

– Это ты прислала?

– Конечно. Или ты от кого-то другого валентинку ждал?

Валентинку. Перед глазами возникло вылезшее из ящика существо, его утрированные половые органы и сладострастные движения в танце. Пах отозвался ноющей тяжестью, от смеси страха и возбуждения снова застучало в висках.

– Идем. – Вика решительно взяла его за руку – пальцы у нее оказались ледяные – и открыла дверь.

– Я решил, что ты меня бросила… – зачем-то сказал Денис.

– С чего бы?

По радио надрывалась Адель, завывая о том, что непременно найдет кого-нибудь похожего на своего бывшего. Какой-то херовый романтический плейлист – мелькнула у Дениса мысль. Вика скинула пальто прямо на пол, оставшись в кружевном белье и сапогах на высоченной шпильке, и решительно направилась в гостиную.

– Стой! – опомнился Денис, но Вика даже не обернулась. Склонившись над неподвижно сидящей на полу химерой, она игриво провела указательным пальцем по огромному члену, а потом посмотрела на замершего в страхе Дениса.

– Не знала, что ты такой ханжа, – сказала она разочарованно. – Серьезно, я на эти игрушки половину зарплаты спустила. Хоть бы вид сделал, что тебе нравится.

Игрушки?

Существо из ящика медленно завалилось на бок, проблеяв искаженным женским голосом четыре первые строчки из My Funny Valentine. Денис моргнул и увидел полутораметровую тушу плюшевого медведя, на которого были бесстыже натянуты гигантский фаллоимитатор, искусственная вагина и анус. Медведь пялился в потолок пустыми блестящими глазами и острыми конусами фальшивых сосков.

Не может быть.

Сложная смесь эмоций – облегчение, стыд и разочарование – приковала его к месту. Из коридора он наблюдал за Викой, похожей в своем наряде на дешевую стриптизершу по вызову, и чувствовал нарастающее раздражение. А еще – желание немедленно сорвать с нее все эти ленты и показать, кто здесь главный. Отомстить за свой унизительный страх, мокрые джинсы и за то, что в паху все еще пекло от воспоминаний о привидевшемся танцующем монстре-гермафородите.

– Ты хоть шампанское купил? – продолжила Вика, присев на корточки над горкой валентинок и перевернутой цветастой коробкой из-под них. – У меня такое чувство, что ты не очень рад меня видеть.

– Ты не отвечала на звонки, – произнес Денис и снова сглотнул. В горле пересохло.

– А это что? – Недовольство в голосе девушки сменилось любопытством. – Это откуда у тебя?

– Не трогай, – дернулся Денис. Отчего-то ему не хотелось, чтобы она читала Катькину книжечку с купонами, но именно ее Вика схватила и, обойдя ряженого медведя, направилась в кухню.

– Ого! – Она пролистнула несколько страничек и обернулась к Денису, нахмурившись. – Объяснишь? По ходу ты не меня сегодня ждал?

Денис с неохотой приблизился и отобрал книжечку.

– Это не мое, – признался он. – Я украл эту коробку с валентинками в офисе.

– На фига? – Она вырвала сувенир у него из рук и снова принялась торопливо листать. Потом брезгливо принюхалась и посмотрела на свои пальцы. – А это что за хрень? Эта штука съедобная! – Брезгливость на Викином лице уступила место азартному любопытству.

Денис взглянул на свои руки, а потом на ее. Серо-коричневая пыль забилась в поры, под ногти и в кожные складки. То, что он принял за декоративное напыление, оказалось размолотым в мельчайшие частицы порошком, источающим тонкий орехово-мускусный аромат. Перед глазами появилось лицо Кати – это был ее запах, так пахло от ее одежды и вещей, к которым она прикасалась. Денис всегда считал, что это духи, но…

– А твои коллеги знают, как развлечься, – протянула Вика, а потом медленно и чувственно по очереди облизала свои пальцы. – М-м-м! – Ее глаза заблестели, зрачки расширились, а на скулах выступил румянец. – Анандамид, точно!

– Что это такое? – не выдержал Денис.

– А ты попробуй – и узнаешь! Да не дрейфь, это не опасно, я тебе как медсестра говорю! – Вика вырвала из книжечки страницу, лизнула пропитанный веществом уголок и протянула Денису. – Почти как марихуана. Сначала заправимся, а потом…– Она тряхнула у него перед глазами листком и перешла на возбужденный шепот: – Потом попробуем переплюнуть эту горячую парочку. Тебе ведь этого хочется, правда?

А Катька с Санаевым еще и наркотой балуются, значит. В порыве внезапно нахлынувшей злости Денис вырвал из пальцев Вики купон и, скомкав, запихал себе в рот, чувствуя, как слюна размачивает бумагу, а на небе оседает горьковатый привкус. Что он сейчас съел? «Минет» или «живой сувенир из офиса»?

– С чего начнем? – Вика выгнулась, отставив ногу, и принялась обмахиваться чековой книжкой, как веером. Денис подошел к девушке вплотную, запустил пальцы в ворох страничек, которые она держала в руках, и не глядя выдернул купон.

*

Денис не помнил, кто из них выключил свет на кухне. На экране ноутбука, перемещенного на напольную плитку, теперь плясала заставка плеера, выгибался хребет эквалайзера, сменялись цвета. Мрак окрашивался в желчно-желтый, обмазывался густым синим, погружался в кроваво-красный. «Кто это включил?» Денис тяжело дышал, почти задыхался, а Вика расстегнула на нем рубашку, льнула всем телом и поцелуями затыкала рот, не давая вдохнуть полной грудью. Вместе со стонами Вики в уши лезли грязные гитарные риффы. Денис не понимал, что там играет по радио – какой-то ню-метал или типа того. Мужской голос то шептал, то завывал скрипуче. Денис разобрал только припев: «Ведь ты – моя девочка, и это хорошо. Если ты ужалишь меня, я не буду возражать». Что-то вроде того, если по-русски.

Он так и не увидел, что за купон решил обналичить. Вика выхватила бумажку, положила себе в рот и, едва не урча, стала рассасывать.

Пошлое ее белье отчего-то раздражало. Словно старая жесткая шелуха никак не хотела сползать с сочной мякоти, запертой внутри. Денис грубо хватал Вику за плечи, за бедра, за ягодицы, цеплялся за застежки, резинки и сетку чулок, с наслаждением улавливая треск ткани. Вика восторженно вскрикивала, а Денис все больше злился, потому что белье трещало, но с тела не срывалось.

«Если ты ужалишь меня…» – снова скрежетало радио. Денис подумал об огромном скорпионьем жале. А потом о ноже. Он оторвался от Вики, метнулся к выдвижному ящику, погремел столовыми приборами и наконец выхватил большой нож для мяса. «То, что надо!» В Викиных глазах промелькнул страх, а Денис уже срезал с нее все эти дурацкие кружева и ленты.

Потом она стояла на коленях и старательно отсасывала ему, плотно обнимая член губами, вбирая его полностью, до самого основания, утыкаясь носом в кучерявый лобок Дениса. А тот едва не выл от удовольствия, сильнее стискивая рукоятку ножа. Иногда он проводил трепещущим лезвием по спине или плечам Вики, и она замирала на секунду от испуга, а затем снова бралась за дело.

До боли, до одури хотелось кончить. Кажется, каждая вена на теле Дениса набухла и пульсировала, и весь он превратился в продолжение своего члена, разрывающегося изнутри от напряжения. Но разрядки все не было. Почувствовав слабость в ногах, Денис неловко, в спущенных ниже колен джинсах, отступил к кухонному гарнитуру и прислонился к одной из тумб. Вика послушно, не вставая с колен, последовала за ним. Денис смотрел, как покачивается ее голова, как она слегка отстраняется и снова заглатывает пенис целиком. Кажется, ей это и вправду нравилось. Вот она в очередной раз откатывается назад, и на долю секунды Денису видно лицо… «Что?» Денис даже выпрямился. Показалось, будто ему отсасывала не Вика, а чертова Катька с работы. «Это все из-за света», – подумал он сначала. А потом еще: «Или из-за наркоты».

Голова наливалась горячим свинцом. Экран ноутбука освещал кухню цветастыми сполохами. Теперь Денис следил за лицом Вики, ловил его всякий раз, когда оно выплывало из тени… и оно действительно менялось. То это была его Вика, то Катя, то вдруг… Снизу вверх глянули блестящие раскосые глаза создания из ящика. Полные рыбьи губы так прилипли к члену Дениса, так жадно чавкали, будто пытались его сожрать. Денис задохнулся от ужаса. Наваждение уже сошло, но он знал, что это ненадолго.

И самое мерзкое: теперь Денис ощущал, как его член скользит по рядам острых зубов и их, этих рядов, слишком много. Похоже, зубы покрывали всю глотку, и несчастная эрегированная плоть Дениса ныряла прямо туда, в игольчатую кровожадную воронку.

Когда лицо твари вновь появилось, Денис вспомнил о ноже. Не понимая точно, что собирается делать, поднял его. Показал, что вооружен? Замахнулся для удара? Он не успел сообразить. Рука существа перехватила его запястье. «Какие длинные пальцы!» Хватка оказалась железной. Существо оторвалось от измученного члена Дениса и с широкой жабьей улыбкой потянулось вверх. Другая кисть Дениса тоже очутилась в капкане. Мимо проплыло лицо существа, затем заостренные груди и ребра. Оно выпрямилось на нижних руках и теперь возвышалось над Денисом, словно какое-то уродливо-прекрасное иноземное божество сладострастия и смерти.

Существо приоткрыло рот, наружу высунулся длинный подвижный язык. К слюнявой пористой поверхности прилипла бумажка купона. Тварь позволила прочитать. Впрочем, можно было и так догадаться.

«Отрезать и съесть часть моего тела».

Денис сглотнул слюну. Подумал о ноже, который все еще лежал в ладони, пусть и скованной. Подумал об одной из этих тугих грудей. «Это просто такой приход от наркоты», – уверил себя. Попробовал вспомнить, что там Вика говорила об этом веществе. Кажется, насчет галлюцинаций не прозвучало ни слова, но, как ни крути, это должны были быть они. Наяву ведь такое не могло происходить. Денис разомкнул липкие губы, представив во рту вкус сырого мяса. Мяса улыбающегося божества.

Создание пошевелилось. Денис задрал голову вверх, чтобы увидеть, как оно замахивается его ножом. Он не понял, как это произошло. Правая рука оказалась вдруг свободна и пуста.

Лезвие молнией ринулось вниз. Денис успел только сжаться, сгорбиться. Тварь завопила, заклокотала в вышине, и до него не сразу дошло: она смеется. Нож лег Денису на плечо, проехался до горла, задержался там и – существо продолжало хохотать – скользнул вниз, к груди. Весь покрывшись мурашками, Денис задрожал. Существо смолкло, поглядело на него несколько секунд с довольной влажной улыбкой, а потом попробовало что-то произнести.

– Что? – переспросил Денис, и нож вошел под кожу у правого соска. Должно быть, Денис закричал. Наверняка закричал.

Он бился, выворачивался, сполз на пол, прямо в россыпь открыток. Тварь только сильнее налегала, держа его теперь сразу тремя руками, а четвертой вырезая кусок с груди. Воспаленное влагалище у нее на животе шевелилось, шептало, пускало густой сок. Монструозный пенис колотил воздух. Денис завывал. Боль была очень-очень настоящей. Никаких приходов и галлюцинаций.

– Те… теп… теперь… ты… – Существо выкашливало на него кусочки слов, будто птица, кормящая птенца. – Те…перь ты…. мо…я… Ва…лен…тин…ка.

Денис скосил темнеющий взор вниз. Еще секунда, и он потеряет сознание.

С него окончательно стащили джинсы, содрали рубашку. Словно старую жесткую шелуху – с сочной мякоти, запертой внутри. Он почувствовал, как сильные руки подняли его с пола, встряхнули, перехватывая поудобнее, и куда-то понесли.

Глаза закатились, но даже во тьме беспамятства Денис не мог забыть о том, что успел разглядеть. На правой стороне груди у него теперь алел большой и довольно ровный срез в виде сердца.

*

– …я говорю, скучный до зевоты. Так и живем.

Перед глазами мелькал галлюцинаторный калейдоскоп образов. Валентинки в виде задниц, хохочущие рожи с высунутыми языками. Денис застонал.

– …руками хотя бы работает? – другой женский голос.

Голова была ватной. Язык царапал небо. Пахло мускусом и потом. Денис открыл глаза и уставился в знакомый потолок. Правая грудь ныла. Он отогнул край рубашки и уставился на белую марлю, перечеркнутую полосками пластыря.

– Нет-нет, Денис, не трогай, – подбежала Вика, в руке бокал, в глазах тревога. И не было на ней никаких кружев, обычное синее платье. Сзади на диване сидела Катька, в деловом костюмчике, который, впрочем, делал ее фигуру еще более аппетитной. – Только перевязали.

– Что… – Рот был как сухая губка. – Что случилось?

– Не знаю. Мы пришли, а ты валяешься на полу. Себя порезал.

– Ну зашибись. – Память подсунула кадр кровавого сердечка. Денис покосился на марлю, затем на Катьку и вздрогнул. Потому что заметил мишку Тедди, который расположился рядом с ней. От вида плюшевой морды внутренности Дениса сжались.

– А что Катька здесь делает?

– Милый, ну ты чего? Мы же ее приглашали, посидеть, винишка попить. Неужели не помнишь?

Денис мотнул головой. Встал – пол качнулся, словно палуба в непогоду – и направился на кухню. В аптечном ящичке была припрятана упаковка феназепама, а в морозилке – бутылка водки. Сейчас он успокоит нервы и во всем разберется.

– Ты как?

Показалось или Катька облизнулась? Укол тревоги прошил сердце. Денис подавил желание выбежать без оглядки из собственной квартиры.

– Нормально, – буркнул он. Неловко протиснулся мимо дивана, вывалился в прохладу коридора. Из кухни тянуло ароматом жаркого. Запахи тимьяна, розмарина… В горле встал липкий ком. Как бы не сблевать. Ничего, глоток беленькой – и он в строю.

Пронзительная трель звонка заставила тело покрыться противными мурашками. Ну кого там еще несет? Вспомнился давешний визитер: руки растягивают ягодицы, член в боевой готовности… Мимо промчалась Катька. «Не открывай», – хотел крикнуть Денис, но было уже поздно. Внутрь ввалился Санаев, весь пышущий морозом, очки запотели, худое лицо раскраснелось. Он чмокнул Катьку и протянул Денису руку. Другая сжимала черный пакет, в котором что-то позвякивало.

– Привет. Катя говорит, ты уже без нас повеселился?

– Угу. – Денис выдавил дежурную улыбку и поспешил на кухню.

Он закрыл за собой дверь. Ни коробки, ни рассыпанных валентинок, ни смятой одежды – ничего. Лишь ноутбук, на экране которого переливалась психоделическая заставка. Что же все-таки произошло? Денис прислонился лбом к холодильнику. За дверью щебетали девчонки, басил Санаев. Обычный праздничный вечер.

Ладно, надо расслабиться. Дрожащими руками Денис выдавил пару таблеток из блистера, открутил пробку. Дверь открылась, впуская Вику.

– Ну как ты?

– Бывало и получше.

Он смел таблетки со стола, спрятал в заднем кармане, но даже если Вика и заметила, то никак не отреагировала. Странно.

– Пришел в себя? – Катька шмыгнула следом. Санаев встал в дверях.

– Сейчас приду, – буркнул Денис. Он потянулся было к бутылке, но в ноутбуке что-то захрипело, зашипело, отчего рука дрогнула. Поллитровка упала на пол и лопнула, осколки покатились по плитке, в воздухе запахло спиртом.

– Президент выступает, – обернулась Вика к гостям. Не побежала вытирать разлитое, не прочитала лекцию о вреде пьянства. Ледяной ручеек тревоги превратился в ревущий поток.

– Здравствуйте, родные, – заговорил из динамиков жизнерадостный голос. Аккомпанировал ему олдскульный хард-рок в духе AC/DC. – Приветствую вас, мои пихари и нимфоманки. Ну как вы, мои сладкие?

– Хорошо, папочка! – воскликнули Катька с Викой. Денис уставился на них. Катя расстегнула две верхние пуговицы, будто ей стало жарко.

– Рад слышать, мои замечательные. Ну что, как ваши Луперкалии? Спешу известить, что жертвенный козел уже освежеван, а бедра девственниц красны от ударов.

– Ох, хорошо. – Вика оперлась на раковину и гладила себя по шее и груди. Другая рука юркнула под платье. Санаев расстегнул ремень, облизнул губы.

– Ночь наслаждения уже близко. – Голос в динамиках, казалось, заполнил всю кухню. – Расчехляйте страпоны и помпы, смазывайте игрушки вазелином, готовьте понюшку попперса. Драть вас в зад, чтоб кишки повылазили. Вы готовы?

– Да, – дружно выдохнула троица.

– Ну что ж, зальем этот мир спермой! – прокричал голос, и грянул рок-н-ролл.

Нет уж, хватит. Денис рванулся к выходу, но Вика оттолкнула его с нечеловеческой силой, повалила на стол, рассыпав посуду. Сзади нее Санаев срывал с Катьки одежду. Улыбаясь, та сняла нож с магнитной стойки. Воткнула себе в челюсть и повела вниз. Это уже был явный перебор.

– Что она делает?! – Денис сорвал голос и мог только визжать. – Почему я?

– Почему? – Вика расхохоталась. – Ты еще спрашиваешь! Да потому что ты посмел оскорбить священный праздник, ты, вялый членочервь! Сейчас мы покажем тебе настоящую любовь.

Катька распорола себя до лобка, словно расстегнула костюм. Из раны выпростались десятки пальцев, тонких и длинных. Они обхватили Санаева и потянули к себе.

– Отвалите! – Денис свалился со стола, вылетел в коридор.

Он не успел добраться до выхода – сзади напрыгнули, повалили на пол, обхватили за шею и живот. Тварь-валентинка задышала в ухо.

– Те…перь… ты… моя…

Вика показалась в дверях кухни. Ее челюсть вертикально вытягивалась, наружу вывалился язык с каемкой из клыков по краям, слишком огромный, чтобы помещаться во рту.

– Хочешь, отсосу тебе, красавчик? – прорычала она. Денис лишь хрипел в ответ: руки существа сдавили горло. В спину упирался горячий пенис.

Денис боднул затылком валентинку. Раздался звук, с которым сталкиваются бильярдные шары, тварь завыла и ослабила хватку. Денис вырвался из объятий, но Вика загородила выход.

Ноутбук остался на кухне, но песня, чудовищная пародия на «Несчастный случай», визжала над самым ухом.

Ты заковала меня, чтоб не чинил препон,

Потом достала из шкафа черный мамин страпон…

Чья-то рука ухватилась за косяк двери, ведущей на кухню. На ней было слишком много пальцев: изящные, с наманикюренными ногтями, чередовались с крупными, костистыми. Следом вывалилось тулово: мужской торс, на котором подпрыгивали девичьи груди с розовыми сосками. Шеи у существа не было; две головы, Катьки и Санаева, находились внизу спины, на месте ягодиц.

Песня продолжалась:

Колодки и кандалы, анальные шары.

Сказала: «Больно будет – сразу кричи».

Грудная клетка твари раскрылась, явив пустое нутро. Вика шагнула внутрь этой нечеловеческой многоножки, точно костюм надела. Плоть сомкнулась, как живое тесто, Катины груди расположились рядом с Викиными. Денис перевел взгляд ниже и увидел чудовищный вздыбленный фаллос, нацеленный прямо на него.

Уродец-валентинка хрюкнул и вскочил на существо – плод эротических кошмаров доктора Франкенштейна.

– Давай сыграем в игру, – прорычала тварь. – Если повторишь стоп-слово из песни, мы тебя…

Денис не дождался окончания фразы. Вскочил и побежал вглубь квартиры.

– СТОП-СЛОВО, – надрывался вокалист, – СКАЖИ СТОП-СЛОВО!

Игра началась.

*

Бабка Зина прислушивалась к тому, что происходит у соседей, уже пятый час. Паренек был скучный – все три года, что снимал тут квартиру, ни единого потопа, пожара или хотя бы сраного таскания телок за волосы. Бабке Зине это решительно не нравилось. Вот предыдущий сосед – жирный, обрюзгший педрила с сальным хвостиком! Курил мятные сигариллы на площадке, пердолил в зад мелких пацанов – как бы вообще не десятиклассников, так что они выли и всхлипывали тоненько-тоненько, как собачка… «Собачка, – именно так говорила бабка Зина соседям, которые нет-нет да и слыхали эти завывания. – Собачка там у него махонькая. Скучно ей, маленькой, и страшно. Вот и воет. Ну как дитя». Соседи понимающе кивали, вздыхая – и не жаловались. А бабка Зина наблюдала в глазок, как из квартиры соседа враскоряку, прикрывая фингал под глазом, пряча под воротник синюшные отпечатки пальцев на тонкой шейке, выползали, цепляясь за стенку, юные педики. Как-то раз она даже заметила у одного из них на белых шортах кровавое пятно – вот дурак-то, кто на такие свиданки белое носит? Об этом каждая девка знает!

Но когда из квартиры педрилы донесся утробный рык, громкая ругань и удары, словно пара поваров отбивала мясо на жаркое, – бабка Зина поняла: с таким интересным соседом покончено. Через час из его квартиры вышли два мужика – один с битой, другой с монтировкой, а под утро прикатила скорая с мигалками: бабка Зина все-таки решила позвонить, рассудив, что трупак в квартире резко уменьшит ее стоимость, а значит, поселится какое-нибудь унылое отребье. Бабка Зина не любила отребье, будучи женщиной интеллигентной, учительницей в третьем поколении на пенсии. По разговорам соседей она узнала, что незваные гости принесли с собой не одну, а две биты – и вторую с трудом извлекли из педрилы, ушив ему кишки и прикрепив на пузо калоприемник. Вскоре такой интересный сосед уехал, и поселилось унылое это – как его, Денис? Дима? Никита? – ни рыба ни мясо.

Но, кажется, унылое это решило наконец-то реабилитироваться. Потому что уже пятый час через стенку из его квартиры доносились странные звуки, которые бабка Зина никак не могла идентифицировать: то ли стоны, то ли плач, то ли нытье, то ли смех. Казалось, что звук плывет и качается, неуловимо меняясь – так, что бабка не могла его уловить. И это ее одновременно и раздражало – и вгоняло в азарт.

Там явно что-то происходило.

Явно…

Бабка Зина поудобнее переставила стакан, чтобы снова прижаться к нему ухом – и жалея, что не стырила стетоскоп в поликлинике, куда ходила в прошлом месяце. Явно что-то происходит… Явно…

И тут это случилось.

Розовые, в мелкий золотой цветочек обои дрогнули под ее скрюченными артритными пальцами. Точнее – дрогнула стена, потянув за собой обои, как туго натянутую кожу. Бабка Зина моргнула. Стена дрогнула снова – точно моргая, всей собой моргая ей в ответ.

Бабка Зина вдавила пальцы в стену, сама не зная, зачем и чего ожидая – пустоты? осыпавшейся бетонной крошки? гнилой штукатурки?

И стена чавкнула, утробно, с тихим хрипом, вздохнула – и пустила бабку Зину в себя. Словно огромная розовая, в мелкий золотой цветочек, вагина засосала ее.

*

Здесь пахло сексом. Густо, терпко пахло спермой, смазкой, женскими выделениями – а еще примешивалось едва уловимое амбре кала и мочи.

Это была квартира унылого соседа – бабка Зина узнавала планировку, – но при этом и что-то иное. Ей казалось, что стены колышутся, словно пульсируют, сжимаясь и разжимаясь, извиваясь в каком-то похабном танце – в такт такому же похабному мурчанию какого-то хриплого, с женскими нотками в голосе, певца. И так же что-то колыхалось внутри бабки Зины.

Какие-то дела творились там, в дальних комнатах – дела, во время которых ворочаются, хрипят, постанывают и подвывают. А еще нет-нет да и взвизгивают тоненько-тоненько, словно мышь, которой наживую рубят хвост. Или кот, которому отрывают яйца рыбацкой леской.

Внизу ее живота защекотало. Сначала она подумала, что сейчас обмочится, как это бывало не раз – вот так же накатывала тяжесть, а потом внезапно, без предупреждения прорывали хляби, – но поняла, что щекотка была совсем другой. Как когда-то, в юности. Когда на нее взгромождался Колька Рыжий, когда она подставляла зад Мишке Дрыщу, когда в нее вколачивался Виктор Петрович – или когда сразу трое старшеклассников, пряча от нее свои лица – чего боялись-то, что двойку по географии поставит? – дрючили ее на столе в учительской, придя туда по кодовому слову, которое гуляло среди тех, кому было нужно: «Зинчик вечером показывает кинчик». А Зинчик думала: во всяком случае, географию бабского тела они знают на пятерку.

Она просунула руку в трусы – уже подзабытым жестом, подзабытым с тех пор, как она поняла, что сухость не смягчит уже ни вазелин, ни подсолнечное масло. Пальцы пробежались по покрытому волосками лобку – и дрогнули, наткнувшись на то, чего никак не могло там быть. Оно набухало. Оно росло. Оно пульсировало и подрагивало – и бабка Зина, опустив глаза, видела, как оно натягивает подол короткого застиранного халатика – натягивает до тех пор, пока не прорывается наружу, алея толстой, с кулак, головкой.

«Во мне никого такого не бывало, – отстраненно, оценивающе подумала бабка Зина. – Зато теперь такой есть у меня».

Член изогнулся, как плотная, сытая змея – словно посмотрел на бабку Зину. А потом крайняя плоть натянулась – и опала. Будто он подмигнул.

И мысли бабки Зины вдруг потекли спокойно-спокойно – и мирно-мирно. Член говорил ей: там, в дальних комнатах, есть мясо. Много мяса. И мясо тычет мясом в мясо. И фонтаны спермы извергаются в жадно впитывающий ее воздух, и линолеум уже вздыбился от истекающей женской смазки, и рты пересохли от истомы, и от боли лопнули сосуды в глазах.

Руки бабки Зины заходили туда-сюда, в такт масляным, тягучим, жирным мыслям. Да, пошли туда, да, давай тоже станем мясом, да, давай воткнемся в мясо, да, пока оно еще трепещет, пока оно еще живо, пока его еще не порвало другое, ненасытное мясо, да, да, да…

А потом что-то появилось в дверном проеме. Что-то невиданное, невероятное, невозможное.

И бабка Зина подумала, что это хорошо.

*

Последние двенадцать лет Пал Саныч лежал в параличе после двух инсультов. А всего было ему где-то за восемьдесят – точных цифр и сам не знал. За годы лежания дни мешались с днями, сны с явью, воспоминания с реальностью. Порой и понять-то не мог, кто он такой вообще.

В тот день он, как обычно, тупо пялился в экран телевизора, по которому ползли кляксы вперемежку с геометрическими формами – свидетельство того, что жизнь еще продолжалась, что Великий Трындец до сих пор не наступил. Если от зрелища начинало тошнить, он поворачивался на спину, поднимая глаза к потолку. Но в тот момент как раз упирался взглядом в телевизор, поэтому и узрел.

На экране возникло лицо Тайного Советника президента, чертовски секретной фигуры, о существовании которой не знал даже сам президент. А вот Пал Саныч – знал. Сумеречный разум инвалида автоматически прояснился; черты лица Тайного Советника служили визуальным катализатором мозговой активности. Жуткие круглые глаза смотрели прямо на Пал Саныча. Советник заговорил, и при каждом слове поросль тонких щупалец колыхалась вокруг рта.

– Просыпайся, – говорил Советник. – Он уже нажал лиловую кнопку. Твое время настало. Где ближайшее Гнездо, ты знаешь – прямо под тобой. Действуй! А я наброшу мешок на твой дом.

Значит, он уже нажал эту проклятую кнопку, ну-ну!

Пал Саныч дотянулся левой рукой до мобильника на тумбочке. Зацепил его крючьями пальцев и притиснул красную кнопку SOS. Затем ловко преодолел металлические перила, ограждавшие кровать, и грохнулся на пол.

*

Лиза примчалась минут через пятьдесят. Увидев старика на полу, в позе эмбриона, прижавшего к впалой груди ноги-палки с атрофированными мышцами, она тяжело вздохнула. «Как же он, скотина, перевалился через ограждение? Это ведь надо специально исхитриться, случайно так не получится».

Подписав договор по уходу за одиноким стариком с правом наследования жилплощади, они с мужем и не предполагали, что полудохлый дед окажется таким живучим и на долгие годы растянется муторная канитель.

Приблизившись к упавшему, она мрачно вздохнула. С тех пор как Стасик сел в тюрьму, ей в одиночку приходилось ворочать этот смердящий кусок мяса на кости. Хорошо еще, старик отощал за последние годы и управляться с ним стало немного легче.

Она склонилась над стариком, примериваясь, как бы захватить поудобнее, а тот вдруг вцепился в нее неожиданно сильными руками, повалил на пол, сам оказался сверху, и на ее горле сомкнулся беспощадный капкан челюстей.

Пал Саныч с наслаждением высасывал кровь из женского тела. Вообще-то кровью он не питался, но сейчас она нужна для восстановления. Момент, которого он ждал годами, наступил, и медлить нельзя, так что без жертвы не обойтись. К тому же такую хитрожопую сучку, как эта Лиза, в принципе и не жаль. Конечно, будь на ее месте другая – искренняя, бескорыстная, все равно пришлось бы высосать, тут уж ничего не поделаешь.

Насосавшись, он встал, чувствуя, как распрямляется пружина скрытых возможностей организма. Тело разрасталось и деформировалось. Пал Саныч становился самим собой – помесью краба, человека и рептилии.

Ловко пользуясь клешнями и когтистыми пальцами всех четырех рук, он счистил мясо мертвой Лизы со скелета, затем начал выламывать кости и складывать их в причудливую конструкцию, фрагменты которой скреплял быстро твердеющей слюной, шепча над ней заклинания.

Наконец оружие было готово. Сложная абстракция из человеческих костей. То ли стереометрическая фигура из мира замогильного безумия, то ли орудие пыток для пойманных в ловушку ангелов.

Глянув в окно, Пал Саныч увидел, что мешок, обещанный Советником, уже наброшен. Окружающие дома исчезли, пейзаж превратился в пустыню под черным небом, и змеились в нем ленты огней, наподобие северного сияния, порванного в клочья зубами божеств.

Держа костяное оружие перед собой, Пал Саныч застыл на минуту в медитации. Пол под ним заколебался, запузырился, просел, растягиваясь, и лопнул, пропуская его на этаж ниже.

*

Чтобы зачать и родить Другого, нужно Гнездо. Для него сгодится человеческое жилище, но не всякое: несколько лет надо предварительно обрабатывать помещение специфическим эмоциональным фоном.

Когда Гнездо дозреет, в него посылают Бенефактора, собирают избранных самцов и самок, которых Бенефактор объединяет для зачатия, одновременно устраивая им инициацию.

Особенность Другого в том, что низшие существа, такие как люди, способны зачать и выносить его только полисегментарным способом. Слишком кошмарен и чудовищен Другой, чтобы рассчитывать на одного носителя, поэтому он ищет среди людей не отца с матерью, но отцов с матерями. Он, как паук, растягивает паутину, в которую попадаются самые жирные мухи – сливки человечества. Призрачный и непроявленный, Другой опутывает их нитями мечтаний и вожделений, подталкивая к одной цели – своему воплощению.

Сея себя, как семена, возрастая в разных матерях осколками раздробленного образа, он объединяется, рождаясь, выстраивая из сегментов единое чудовищное нечто, гигантское и грандиозное.

*

Провалившись, Пал Саныч мгновенно оценил обстановку. Чертова квартирка, куда он попал, и точно была Гнездом. Пол, стены, потолок – все колыхалось и пульсировало, как возбужденная плоть, сочилось липким. По воздуху плыли едва различимые нити, кружили, искрясь. Пал Саныч поморщился: паразиты, сопровождавшие Другого, вызывали у него брезгливость.

Шагнув к дверному проему, он увидел смутно знакомую старуху, кажется, Зою или Зину. Жила она не в этой квартире, в соседней. По ее похотливому взгляду Пал Саныч сразу понял, что старую прошмандовку затянуло в Гнездо, как на аркане, когда ее либидо вошло в резонанс с либидо Бенефактора. У нее уже началась персональная деструкция реальности: из-под коротенького халатика торчала огромная, чуть ли не метровой длины, выгнутая кверху коряга мужского полового члена. На головке виднелась белесая сыпь какого-то грибка: похоже, кандида.

Старуха смотрела на Пал Саныча с похабной нежностью. «Приняла меня за Бенефактора, идиотка», – усмехнулся он про себя. Она шагнула ему навстречу, покусывая нижнюю губу, а Пал Саныч нырнул в медитативный транс, активируя оружие.

Старуху мгновенно разорвало на мелкие куски в костяной мясорубке, вихрем набросившейся на нее. Кости мелькали так быстро, что превратились в туман. Наконец устрашающая конструкция из костей, блестящая от крови, прекратила движение и зависла в воздухе на том месте, где только что стояла ее жертва.

Остались лишь две ноги, обрубленные чуть ниже колен – они валялись на залитом кровью линолеуме, будто сапожки из светлой кожи, – да еще отброшенный к стене пенис. Квазиреальные части тел – обычно самые живучие. Этот неловко ползал по полу, будто обрубок червя или змеи. Пал Саныч плюнул в него цитотоксином сквозь каналы в передних клыках, и член, подергавшись в судорогах, замер.

Пал Саныч слышал и чуял, где находятся Бенефактор и его новообращенные адепты, призванные воплотить чудовище. Хорошо бы послать туда оружие, а самому остаться в коридоре, чтобы не видеть все эти мерзости. Но так нельзя: костяное оружие всего лишь отражало сложный силлогизм неопровержимого отрицания в сознании Пал Саныча и не действовало вне сферы его непосредственного восприятия. Его личное присутствие, взгляд, оценка и умозаключение были необходимы. Поэтому он двинулся к цели, а смертоносная конструкция поплыла по воздуху перед ним.

И то уже хорошо, что другие Гнезда, синхронно дозревшие вместе с этим, зачищать не ему: к каждому был прикомандирован свой спящий агент.

Зрелищем мерзостей, как человеческих, так и сверхчеловеческих, Пал Саныч откровенно тяготился. Поэтому вегетативное существование в виде полоумного паралитика было ему по душе. Годами лежать и пялиться в телевизор или потолок, без метаний, без страстей – чего еще желать! Пал Саныч настолько ценил неподвижность сознания, что никогда даже не задавался вопросом: а что, собственно, такое – этот самый Другой, с которым он должен бороться в краткие моменты пробуждений?

*

Потом, когда работа закончилась, а кровь еще стекала по мебели и стенам, и с ней ползли ошметки плоти, Пал Саныч связался с Тайным Советником. В пробужденном состоянии он мог видеть Советника внутри себя, без внешних устройств. Правда, такое зрелище было неприятным, леденящий холод расползался от него по организму.

– Можешь снимать мешок, – произнес Пал Саныч.

– О’кей, – бесстрастно отозвался Советник и прибавил: – Возвращайся к человеческой форме. Я дам тебе адрес, поедешь туда и внедришься. Там новое Гнездо наклевывается.

– Скажи-ка мне кое-что. – Пал Саныча после успешно сделанной работы и кровавого душа всегда тянуло поболтать. – Я все-таки не догоняю, зачем мы не даем Другому овладеть человечеством? Люди – это же хер на блюде. Эти твари заслуживают, чтобы стать игрушками чудовищ. На кой черт мы занимаемся их спасением?

– Тебе не все ли равно? – спросил Советник.

– Обижаешь! – воскликнул Пал Саныч. – Конечно, все равно. Но, пока я возбужден и в настроении, хотелось бы знать, что ты скажешь.

– Такова абсурдная комбинация случайностей, – промолвил Советник. – Верую, ибо абсурдно. Действую, ибо абсурдно. В переплетениях абсурда что-то может на миг показаться спасением или борьбой, но это лишь кривая ухмылка полной бессмыслицы.

Ответ вполне устроил Пал Саныча. Советник умел подбирать наиболее подходящие слова.